Элегии, эпиграммы. «скоро ль воспрянете вы? . . »

КАЛЛИН

«Скоро ль воспрянете вы?..»

Скоро ль воспрянете вы? Когда ваше сердце забьется

Бранной отвагой? Ужель, о нерадивые, вам

Даже соседей не стыдно? Вы мыслите, будто под сенью

Мира живете, страна ж грозной объята войной.

....

Требует слава и честь, чтоб каждый за родину бился,

Бился с врагом за детей, за молодую жену.

Смерть ведь придет тогда, когда мойры прийти ей назначат.

Пусть же, поднявши копье, каждый на битву спешит,

Крепким щитом прикрывая свое многомощное сердце

В час, когда волей судьбы дело до боя дойдет.

ТИРТЕЙ

«Сам ведь Кронион, супруг прекрасноувенчанной Геры…»

Сам ведь Кронион, супруг прекрасноувенчанной Геры,

Зевс, Гераклидам вручил город, нам ныне родной.

С ними, оставив вдали Эриней, обдуваемый ветром,

Мы на широкий простор в землю Пелопа пришли.

«Так нам из пышного храма изрек Аполлон-дальновержец…»

Так нам из пышного храма изрек Аполлон-дальновержец,

Златоволосый наш бог, с луком серебряным царь:

«Пусть верховодят в совете цари богочтимые, коим

Спарты всерадостный град на попечение дан,

Вкупе же с ними и старцы людские, а люди народа,

Договор праведный чтя, пусть в одномыслии с ним

Только благое вещают и правое делают дело,

Умыслов злых не тая против отчизны своей, —

И не покинет народа тогда ни победа, ни сила».

Так свою волю явил городу нашему Феб.

Женщина у источника. Деталь афинской гидрии (конец VI в. до н. э.). Лондон, Британский музей.

«Доля прекрасная — пасть в передних рядах ополченья…»

Доля прекрасная — пасть в передних рядах ополченья,

Родину-мать от врагов обороняя в бою;

Край же покинуть родной, тебя вскормивший, и хлеба;

У незнакомых просить — наигорчайший удел.

Горе тому, кто бродить обречен по дорогам чужбины

С милой женою, детьми и престарелым отцом.

Впавший в нужду человек покрыл свое имя позором, —

Кто ему дверь отопрет, кто же приветит его?

Всюду несутся за ним восклицанья хулы и презренья,

Как бы ни был именит, как бы красой ни сиял.

Если скиталец такой нигде не находит приюта,

Не возбуждает ни в ком жалости к доле своей,

Биться отважно должны мы за милую нашу отчизну

И за семейный очаг, смерти в бою не страшась.

Юноши, стойко держитесь, друг с другом тесно

сомкнувшись,

Мысль о бегстве душе будет отныне чужда.

Мужеством сердце свое наполнив, о ранах и смерти,

Подстерегающих вас, не помышляйте в бою.

Не покидайте своих товарищей, старших годами,

Духом отважных, но сил прежних лишенных, —

увы!

Разве не стыд, не позор, чтобы, предан врагам молодежью,

Первым в передних рядах воин лежал пожилой,

Весь обнаженный, и прах подметал седой бородою,

Срам окровавленный свой слабой прикрывши

рукой?

Право же, зрелища нет на свете ужасней, чем это;

И у кого из людей слез не исторгнет оно?

Тем же, чьи юны года, чьи цветут, словно розы, ланиты,

Все в украшенье, все впрок. Ежели юноша жив,

Смотрят мужи на него с восхищеньем, а жены с любовью;

Если он пал — от него мертвого глаз не отвесть.

«Так как потомки вы все необорного в битвах Геракла…»

Так как потомки вы все необорного в битвах Геракла,

Будьте бодры, еще Зевс не отвратился от нас!

Вражеских полчищ огромных не бойтесь, не ведайте страха,

Каждый пусть держит свой щит прямо меж первых

бойцов,

Жизнь ненавистной считая, а мрачных посланниц кончины —

Милыми, как нам милы солнца златые лучи!

Опытны все вы в делах многослезного бога Арея,

Ведомы вам хорошо ужасы тяжкой войны,

Юноши, вы и бегущих видали мужей и гонящих;

Зрелищем тем и другим вдоволь насытились вы!

Воины те, что дерзают, смыкаясь плотно рядами,

В бой рукопашный вступать между передних бойцов,

В меньшем числе погибают, а сзади стоящих спасают;

Труса презренного честь гибнет мгновенно навек:

Нет никого, кто бы мог до конца рассказать все мученья,

Что достаются в удел трусу, стяжавшему стыд!

Трудно решиться ведь честному воину с тылу ударить

Мужа, бегущего вспять с поля кровавой резни;

Срамом покрыт и стыдом мертвец, во прахе лежащий,

Сзади пронзенный насквозь в спину копья острием

Пусть же, широко шагнув и ногами в землю упершись,

Каждый на месте стоит, крепко губу закусив,

Бедра и голени снизу и грудь свою вместе с плечами

Выпуклым кругам щита, крепкого медью, прикрыв;

Правой рукою пусть он потрясает могучую пику,

Грозный шелома султан над головой всколебав;

Пусть среди подвигов ратных он учится мощному делу

И не стоит со щитом одаль летающих стрел;

Пусть он идет в рукопашную схватку и длинною пикой

Или тяжелым мечом насмерть врага поразит!

Ногу приставив к ноге и щит свой о щит опирая,

Грозный султан — о султан, шлем — о товарища шлем,

Плотно сомкнувшись грудь с грудью, пусть каждый дерете!

с врагами.

Стиснув рукою копье или меча рукоять!

Вы же, гимниты, иль здесь, или там, под щиты припадая

Вдруг осыпайте врагов градом огромных камней

Или мечите в них легкие копья под крепкой защитой

Воинов тех, что идут во всеоружии в бой!

«Я не считаю достойным ни памяти доброй, ни чести…»

Я не считаю достойным ни памяти доброй, ни чести

Мужа за ног быстроту или за силу в борьбе,

Если б он даже был равен киклопам и ростом и силой.

Или фракийский Борей в беге им был превзойден,

Если б он даже лицом был прелестней красавца Тифона,

Или богатством своим Мида с Киниром затмил,

Если б он был величавей Танталова сына Пелопа,

Или Адрастов язык сладкоречивый имел,

Если б он славу любую стяжал, кроме воинской славы, —

Ибо не будет вовек доблестным мужем в войне

Тот, чьи очи не стерпят кровавого зрелища сечи,

Кто не рванется вперед в бой рукопашный с врагом.

Эта лишь доблесть и этот лишь подвиг для юного мужа

Лучше, прекраснее всех смертными чтимых наград.

Общее благо согражданам всем и отчизне любимой

Муж приносит, когда между передних бойцов,

Крепости полный, стоит, забывая о бегстве постыдном,

Жизнь и стойкий свой дух битве вверяя в борьбе,

Бодрость соседа в строю возбуждая отважною речью:

Вот какой муж на войне доблестью славен всегда!

Грозные вражьи фаланги он в бегство тотчас обращает,

Быстро смиряет один бурную сечи волну!

Если он жизни лишится, в передних рядах пораженный,

Город, народ и отца доброю славой покрыв,

Спереди множество ран на груди могучей зияют:

Панцирь и выпуклый щит всюду пробиты копьем, —

Плачут по нем одинаково юные люди и старцы,

Город родной удручен тяжкою скорбью по нем,

Славится всюду могила его средь народа, и дети,

Дети детей и весь род славой покрыты навек.

Добрая слава и имя его никогда не погибнут:

В царстве Аида живя, будет бессмертен тот муж,

Коего сгубит ужасный Арей среди подвигов ратных,

В жарком бою за детей и за родную страну.

Если ж удастся ему избежать усыпляющей смерти

И, врагов победив, ратную славу стяжать,

Старый и юный его уважают, и, радостей жизни

Полную чашу испив, в мрачный Аид он идет.

Славится он среди граждан, старея; никто не дерзает

Чести иль праву его сколько-нибудь повредить.

Юноши, сверстники, старцы повсюду в собраньях народа

Друг перед другом спешат место ему уступить.

Этой-то доблести ратной высоких пределов достигнуть

Всякий душою стремись, не избегая войны!

«Вперед, о сыны отцов…»

Вперед, о сыны отцов, граждан

Мужами прославленной Спарты!

Щит левой рукой выставляйте,

Копьем потрясайте отважно

И жизни своей не щадите:

Ведь то не в обычаях Спарты.

СОЛОН