21 страница. - Тот бой - ты и так обнимал меня надежно, а теперь совсем вцепился

- Тот бой… - ты и так обнимал меня надежно, а теперь совсем вцепился. Забудь ты его окончание. Забудь, пожалуйста. – Да, полагаю, девушки скрылись. Но вряд ли надолго.

- Почему?

Поднимаю голову, вглядываюсь тебе в лицо. Ну точно, так и ожидал: нервничаешь и всячески это скрываешь. Я молча прислоняюсь лбом к твоей щеке. Ты вздыхаешь, уже не таясь, голос делается глуше и ниже:

- Потому что Койя рассчитывала, что она и ее Жертва смогут прожить без силы. Не прибегать к ней, не использовать никак, не только в поединках, но и в жизни, и в отношениях. Это, конечно, способ сойти с радаров… но и с ума тоже, Рицка.

- В смысле?

- Ты можешь представить наше общение без силового компонента? – откликаешься ты вопросом на вопрос. Я расширившимися глазами смотрю тебе в лицо – и выдыхаю раньше, чем пойму, что чувствую:

- Нет.

Ты слабо улыбаешься:

- Я тоже. И это ответ.

Не делиться, не пользоваться мыслеречью, не улавливать, когда тебе плохо или, наоборот, хорошо, не ощущать, что у нас все чувства пополам… Может, если никогда не пробовал и не знаешь, как связь ощущается, и можно без всего этого обойтись. А теперь мне не отказаться. Но ведь…

- Я бы и без силы от тебя не ушел, - шепчу вслух, чувствуя, как заливает жаром уши, щеки, все лицо, до самых губ. – Честно.

Твои губы размыкаются – наверное, для ответа – но ты ничего не говоришь. Только порывисто подаешься ко мне и целуешь.

- Спасибо, - жмуришься, словно от яркого света, прислоняешься низко склоненным лбом к моему, - спасибо. Я тоже.

- То есть ты думаешь, их нашли? – с трудом возвращаюсь я к упущенной нити разговора. Ты киваешь, но отзываешься не сразу, сперва восстанавливаешь сбитое дыхание:

- Уверен. Нельзя отказаться от силы полностью, это всё равно что прекратить дышать. А девушки вряд ли сумели скрыться так, чтобы не быть выслеженными по энергополям.

- И их вернули в Гору?

Теперь ты молчишь совсем долго. Так, что ответ делается ясен без слов. Я невидяще смотрю в окно:

- Понял.

Да уж, почему Зеро в Гору вернулись, при таком раскладе и впрямь совершенно ясно. Следовало самому по обмолвкам Йоджи догадаться.

«Соби, а если мы уедем и нас найдут… Нас тоже убьют?»

Или как это называется – ликвидируют? Правда, мы и сейчас вне закона, но если верить информации тех же Нулей – убивать нас всё же запрещено. Пока что.

«Нет».

«Нет – в смысле, не убьют? А почему?..»

«В смысле – не найдут, Рицка. Мы не будем отказываться от силы здесь – и здесь я закрою нас с момента, когда начнем настоящую подготовку к отъезду. А на новом месте сохраним самое важное: мыслеречь и сферу. Их Луны на таком дальнем расстоянии не засекут точно».

«А телепортацию могут засечь?»

«Не уверен, - ты пожимаешь плечами, - в общем курсе упоминаний не было, а от практической степени и теоретического завершающего этапа я отказался».

Вот оно. Значит, «вышка» у Горы всё же имеется. Гладь?..

«Не рассказывай. Вдруг плохо станет?»

«Не думаю, но предпочту тебя послушаться. Только добавлю, что Зеро – я имею в виду, наши с тобой Зеро, - выбрали как раз практическую сферу деятельности. Возможно, им известен ответ на наш вопрос… или будет известен в обозримом будущем. Но я не готов их спросить».

«Я тоже».

- Нам пора выходить, - замечаешь ты вслух, поднимаясь с места. Я встаю следом. Удачно автобус в пробке постоял, как раз поговорили… И хорошо, что бассейн работает круглосуточно.

«А если нашу сферу паранормы во Франции выследят?» - спохватываюсь, когда мы уже выходим. Ты вскользь смотришь на меня, поправляя поднятый воротник:

«Будем решать на месте. В конечном итоге, на территории Франции мы будем находиться легально. Отчего нам должны запретить общаться на уровне, к которому мы привыкли внутри нашей пары?»

«И заставят нас встать на учет в какой-нибудь не Горе, а Равнине», - пророчу я, стараясь сделать интонации насмешливыми, а не беспокойными. Но ты всё равно не покупаешься:

«Не факт, что нами вообще заинтересуются. Не настолько мы важные персоны, Рицка. Меня сейчас куда больше беспокоит бюрократическая, а не силовая сторона переезда».

«Будто силовая часть бюрократию не подразумевает!» - я вздыхаю. Мы идем привычным маршрутом – вправо от остановки, в первый переулок и еще раз направо.

«Не в такой степени».

«Ага. Тогда без телепортации, оставим ее на самые крайние случаи. Только, Соби…» - у меня не получается продолжить, и ты ободряюще кладешь руку мне на плечо:

«Да?»

«Имя тоже оставим, ладно? - прошу я больше активацией кандзи, чем словами. – Просто чтоб друг друга чувствовать… а?»

Твои пальцы сжимаются крепче, и ты отрывисто киваешь.

«Наше Имя для меня важнее собственного, Рицка. Конечно, оставим».

Я выдыхаю. Вроде ты ничего особенного не сказал, я даже не смутился, и проблем впереди не убавилось, наоборот, это обсуждение только новые высветило… А мне стало легче. Настолько легче, что ужасно хочется сделать тебе что-нибудь хорошее.

В голову, как назло, ничего не приходит, и я ляпаю почти наобум:

- Придём домой, я тебе свои… э-э… рисунки покажу. Ну, в смысле, это должно иначе называться, но я слова не знаю.

А за «мазню» ты еще и обидишься, причем на меня – и за меня же. Лучше не пробовать.

Твоя ладонь соскальзывает с моего плеча, спускается к локтю, потом к запястью. Ты ведёшь кончиками пальцев по предплечью, машинально очерчиваешь указательным абрисы иероглифов… Имя отзывается на прикосновение сквозь все слои одежды, ты будто гладишь меня – почти не задевая, едва дотрагиваясь, и всё равно я ощущаю, и не только рукой, вообще – каждым сантиметром кожи.

У меня вырывается вздох:

- Когда я так делаю… а ты на парах сидишь… ты тоже так чувствуешь?

Твои пальцы сразу сжимаются вокруг моего запястья, ты останавливаешься на полушаге и вглядываешься в меня блестящими глазами:

- Нет. Не так.

- Ты же не знаешь, как именно!

Когда тебе вопрос задавал, меня это не смутило. Вечно я чего-то не додумываю!

- Знаю, - откликаешься ты с знакомой мягкостью. Будто успокаиваешь, только неизвестно, кого больше, меня или себя. – Когда ты касаешься моего Имени – это одно чувство. А когда я дотрагиваюсь до него сам с мыслью, что дотянусь до тебя… Смотри.

Ты освобождаешь мою руку и раньше, чем я пойму, что собираешься предпринять, проводишь пальцами по собственному предплечью.

Меня пронизывает такой дрожью, что скрыть не удаётся. Имя вообще ощущается, как касание, но сейчас…

- Соби, - выталкиваю непослушными губами, - ты нарочно всегда так делаешь?

- Как? – ты удивленно поднимаешь бровь.

- Нам сейчас в бассейне… опять раздеваться!

Ты секунду недоуменно на меня смотришь – а потом вдруг смеешься, откидывая голову. Так, что я тоже не могу удержаться.

- Нет, это случайные совпадения, - отказываешься, щурясь на меня сквозь ресницы. – Я не нарочно.

- А не ты говорил, что случайности всегда закономерны? – я не отвожу взгляда от твоей улыбки. – В четвертый раз уже такое!

Ты вдруг подаешься ближе и привлекаешь меня к себе.

- Я говорил, - признаешь факт. – Рицка… Может быть, домой?

- Кто-то, кажется, полчаса назад звал меня поплавать! – я изо всех сил стараюсь сохранить возмущенный тон. – И настаивал! Не ты?

Ты прикусываешь кончик выделанного кошачьего уха на моей меховой кепке: кожа отзывается легким скрипом.

- Я, - соглашаешься снова.

- Отдай ухо, - я тщетно пытаюсь спастись от твоих штучек. Конечно, не больно, внутри же еще искусственный мех, да и зубы ты смыкаешь неплотно, но всё равно безобразие!

- Не-а, - откликаешься ты невнятно. Слегка отпускаешь меня, продолжая одной рукой удерживать за талию, освободившейся сперва создаешь сферу, а затем быстро расстегиваешь четыре крупные пуговицы на пальто. Две нижние и так были не в петлях.

- Рицка, - заключаешь, будто делая какой-то вывод, и решительно прячешь меня в расстегнутые драповые полы. Теперь завернуть так, чтоб они смыкались, уже не удается, я всё-таки подрос, но ощущение прежнее. И, наверное, так навсегда и останется…

- Соби, - я не выдерживаю и обнимаю тебя изо всех сил. Ты прикрываешь глаза, быстро и часто дышишь – выдохи задевают мне лицо, но я и без того чувствую, как ты мелко вздрагиваешь. – Соби…

- Я хочу домой, Рицка, - шепчешь ты, не открывая глаз. На щеках проступают яркие неровные пятна, голос рвется, словно тебе не хватает дыхания. Я свожу руки у тебя за спиной, прижимаю ладони тебе между лопаток и к пояснице, и ты добавляешь чуть слышно: - Если ты за, давай отменим занятие по плаванию.

Ты хочешь… нет, важнее, что ты об этом сказал…

Я задеваю губами твою горящую щеку и сбивчиво командую, чувствуя, что еще секунда – и глупо всхлипну, когда не с чего:

- Домой. Скорее.

*

Меня выбрасывает из сна с размаху, с бухающим сердцем и пересохшим от частого дыхания горлом. Чувство тревоги настолько острое, что я в первые несколько секунд не могу сообразить, где нахожусь. Вокруг темно, тихо и холодно. Кончик хвоста упирается в стену справа от меня, щеку задевает угол сбившегося одеяла. Я лежу на спине, под головой вроде бы даже подушка.

Так. Я дома. В постели. А ты где?! Страх накатывает второй волной, я стремительно поворачиваюсь на бок и распахиваю невидящие со сна глаза. Ты тут. Уфф… Ничком лежишь на самом краю кровати, уткнувшись лицом в скрещенные локти, не шевелишься и вроде бы спишь.

Я зябко перевожу лопатками: ясно, почему замерз под зимним одеялом. Обычно ты меня всегда обнимаешь. Даже если мы вдребезги разругались, то порознь не засыпаем и во сне не расцепляемся. Раз ты меня отпустил – значит, что-то не так. Я догадываюсь, что… и как всегда не знаю ни причины, ни сюжета.

Привстаю на локте, придвигаюсь к тебе – и ты глухо, чуть слышно стонешь, не просыпаясь. Я отвожу с твоего лица и спины разбросанные волосы, кладу ладонь между лопатками и тихонько зову:

- Соби… Соби, проснись.

Ты вздрагиваешь, но ты не двигаешься. Я по опыту помню, добудиться тебя из кошмара всегда сложно. И ты потом никак не можешь заснуть снова, в лучшем случае дремлешь до самого будильника.

- Соби, - я облизываю сухие губы. – Соби, ч-шш. Я тут.

Запускаю пятерню в волосы у тебя на затылке, веду кончиками пальцев от темени к шее. Ты трудно вздыхаешь, не расслабляясь, и внезапно просишь низким хриплым голосом:

- Не оставляй меня…

Чужие, неузнаваемые интонации. Не умей я разбирать любые твои реплики, я бы, наверное, вообще не понял, что ты сказал. К кому обращаешься?

Я зажмуриваюсь до рези в глазах, но не убираю руку. С кем бы ты сейчас ни говорил – когда проснешься, вспомнишь, что теперь есть я. Мы. Вспомнишь, правда?

- Не оставляй, - повторяешь ты на выдохе, - не уходи.

Я отчаянно стискиваю зубы. Если ты Сэймэя по-прежнему видишь во сне – так…

Я забуду, обещаю себе. До утра еще долго, у меня получится. Это только прошлое. Ты сейчас не здесь, ты еще меня не встретил… Черт, почему мне так больно! Это же глупо, мы оба отлично знаем, кто мы, мы два года уже с Именем, ну, почти два…

- Не могу без тебя, - произносишь ты чуть внятнее – и вдруг приподнимаешься на локтях, сразу оказываясь со мной лицом к лицу. И глаза у тебя не сонные.

Я не успеваю отвернуться.

Ты не мигая вглядываешься в меня в темноте. Не знаю, что видишь, только моментально переносишь вес на правую руку, а левой обхватываешь меня и прижимаешь к себе. И утыкаешься лбом мне в плечо.

- Спасибо, что разбудил.

Так. То есть твои слова не к кошмару относились, а к настоящему? Мне сейчас стыдно станет.

- Рицка, - глубоко вздыхаешь ты, аккуратно толкая меня и укладывая навзничь. Ложишься почти сверху, обнимая меня за плечи, опускаешь голову так, чтоб зарываться лицом мне в волосы. – Я извиняю себя только тем, что ты ко мне привык. Ты слышал от меня и худшие вещи.

- Ты о чем? – я пытаюсь извернуться, чтоб удалось тебя обнять. Не сразу, но справляюсь. Опускаю левую руку, чтобы ладонь тебе затылок накрывала, а правую устраиваю у тебя на спине.

- Я стремлюсь не быть для тебя обузой, - ты пытаешься улыбнуться. Лучше не надо. – Не создавать неудобств. Но когда ты вытаскиваешь меня из… из моего прошлого… Рицка, мне кажется, ты меняешь даже его. И я забываю, что клялся себе не навязываться.

Мы долго лежим молча, ты не двигаешься и не пробуешь поменять позу. Хорошо, потому что я не уверен, что у меня руки разожмутся.

- Ты знаешь каждую мою слабость, - продолжаешь ты в конце концов, наверное, уяснив, что я не отвечу. – Я стараюсь изживать их, но они остаются… а ты никогда не пугаешься. Я никогда никому не говорил того, что говорю тебе. Я даже не подозревал, что существуют подобные слова, а теперь не могу остановиться. Твержу себе, что не должен, что принуждаю тебя считаться со мной в ущерб собственным интересам, но…

- Соби, - ты тут же затихаешь, а я не представляю, как возразить. Просто мотаю головой – раз, второй, так, что подушка сминается. Ты дожидаешься, пока я остановлюсь, и продолжаешь:

- Рицка, сказанное на границе сна и реальности не имеет значения. Не учитывай необдуманные просьбы, слышишь? То, что я не могу без тебя обходиться… только моя проблема.

- Угу. Разумеется.

Ты замолкаешь еще раз – должно быть, вслушиваешься, как у меня колотится сердце. А потом пробуешь приподняться, чтоб заглянуть в лицо. Я прижимаю обеими руками твою голову и не даю. Хотел откровенности? Сейчас получишь.

- Ты мой второй, - начинаю без голоса. Недавно сформулировал наконец, кем тебя считаю. Мы же не только Боец и Жертва. – Как меня может не касаться, что с тобой происходит?

Ты стискиваешь меня так, что завтра проступят следы от пальцев. Пускай.

- Я тебе говорю, что никому не отдам, а ты что, до сих пор не веришь? Или боишься, что я мнение поменяю?

- Верю.

- Точно?

Ты молча киваешь, продолжая в меня вжиматься. Я горько хмыкаю:

- Тогда выучи уже, что «твоих» проблем не бывает. Бывают общие! И живо рассказывай, что там тебе снилось!

Ты замираешь от перехода – или от моего тона, не знаю – и медленно произносишь:

- Худшее.

- Конкретнее!

Ты тяжело вздыхаешь:

- Возлюбленный всегда добавлял: «Приказ». А тебе не приходится.

- Ты меня сам учил!..

Приказывать тебе. Пусть я до сих пор ошибаюсь, но ты прав: уточнение, прошу или требую, нам почти не нужно.

- Сам, - соглашаешься ты, поглубже зарываясь лицом между моим плечом и шеей. – Мне снилось, что ты меня гонишь.

Долго ждешь, скажу ли я что-нибудь, и наконец излагаешь подробности:

- Ты… говоришь, что устал жить в страхе, что встретил… кого-то другого и больше не хочешь меня видеть. Велишь уходить, не показываться на глаза и оставить тебя в покое. Рицка? – ты влёгкую преодолеваешь сопротивление моих рук, вскидываешься и начинаешь целовать – в переносицу, в сомкнутые веки, в виски, - Рицка, не надо, пожалуйста. Я… только не плачь.

- Не дождёшься, - горло конвульсивно сжимается, слова сквозь него почти не проходят, - не зареву. И не прогоню! И не встречу никого!! Соби, ты придурок! Я тебя люблю! Люблю, ясно тебе? Слышишь?!

Ты изворачиваешься – и едва я прерываюсь, чтоб вдохнуть, закрываешь мне рот. Рукой.

- Слышу, - сообщаешь очень серьезно. – Ты простишь?

Я кусаю тебя в мякоть ладони и яростно мычу. Но ты только плотнее на меня наваливаешься:

- Простишь?

Вот сейчас вырвусь, проорусь, а там подумаю.

Ты удерживаешь меня, постепенно подминая окончательно, и вдруг освобождаешь мой рот. Я делаю резкий вдох – а ты тут же накрываешь мои губы своими. Чёрт.

Не стану я с тобой целоваться! Не собираюсь!

«Ты мой шестой класс вечно помнить будешь? Я ведь тоже могу – так! И увертки твои припоминать, и вранье на каждом шагу!»

«Рицка», - ты упорно гладишь кончиком языка кромку моих стиснутых зубов, проводишь по деснам, по краям губ… Нет!

«Соби, за что! За что! Я тебе хоть раз – дал повод?!»

Да, я знаю, что ты не виноват. Знаю, что раньше… И что мне, всю жизнь за это «раньше» доставаться будет?

«Рицка, ну же», - почти требуешь ты вдруг. Я всхлипываю, не сладив с дыханием – и челюсти разжимаются сами.

Ты целуешь меня, будто в водоворот затягивая – гаснут мысли, уходит обида, остается звенящая пустота и жар в диафрагме, от которого всё трудней дышать.

«Рицка, - ты приподнимаешься, давая мне свободу действий, - я проснулся от твоей ласки. В тот момент я не мог… промолчать».

Уже хорошо.

Я не отвечая борюсь с пуговицами на твоей пижамной рубашке. Раскрываю ее, прижимаю ладони к гладкой горячей коже. Всё, больше точно не холодно…

- Скажи что-нибудь, - просишь ты, с трудом разрывая поцелуй. Я растерянно перевожу плечами:

- Еще?

Ты киваешь и слегка улыбаешься:

- Если можешь.

Да я всё сказал уже. Ты из меня слов на полгода вперед достал – тебе мало, что ли? Ладно… Я не мигая гляжу на тебя снизу вверх. Ты даже смаргиваешь:

- Рицка?

Я облизываю припухшие губы. Ты кусаешься, когда забываешься, сам не чувствуешь, а потом…

- Сядь.

- Что?

- Сядь, - повторяю я решительно. – Спиной к стене. Она тёплая.

Ты без дальнейших вопросов выпрямляешься – сперва садишься на кровати почти в позе лотоса, потом сдвигаешься вбок и послушно прислоняешься к деревянной обшивке. Я тоже сажусь – и устраиваюсь напротив. Хорошо, что постель у нас жёсткая, ты на сетку положил в прошлом году доски – чтобы спины во сне не затекали. И сидеть сделалось удобно, не проваливаешься.

Ты внимательно наблюдаешь за моим лицом и молчишь. Я решаюсь – и первым стаскиваю ночную футболку. Указываю подбородком на твою расстегнутую рубашку:

- Снимай.

Ты молча выполняешь веленное, спускаешь ее с плеч и откладываешь в сторону. И застываешь в ожидании. Я глубоко вздыхаю: дыхание всё еще сбивается от не вырвавшегося до конца крика.

- Протяни руки ладонями вверх.

От тебя тепло. И неважно, что в квартире вообще-то довольно прохладно.

Ты понимаешь, ловишь пальцами мои локти и еле заметно расслабляешься, ощущая активацию Имени:

- Спасибо.

- Верь мне, - прошу я настойчиво, глядя тебе прямо в глаза. Я не умею гипнотизировать. Да тут, наверное, гипноз и не помог бы… надо с твоей логикой договариваться. – Соби, пожалуйста. Просто верь мне.

Ты опускаешь ресницы:

- Я верю.

- Наяву, - я киваю. – А ты и во сне верь, слышишь?

- Я так больно тебя обидел? – спрашиваешь ты, хмурясь и будто к чему-то прислушиваясь. М-да, Имя… а впрочем…

- Проехали.

- Я не хотел.

- Я знаю.

Ты открываешь глаза и невесело улыбаешься:

- Тебе не кажется, что наши диалоги повторяются?

- Зато витки у спирали разные!

Ты приподнимаешь брови, то ли удивленно, то ли озадаченно:

- Это верно. Но тебя должны раздражать эти повторы.

Раздражать? Они меня бесят. И… да, мне больно. Ну и что теперь? Разберусь я с твоим «раньше», никуда оно не денется!

- Ты бы правда выбил Имя татуировкой? – спрашиваю, поймав твой взгляд. Давно собирался спросить, но у нас в тот день вроде бы бой случился, и забылось.

Ты слабо вздрагиваешь, но руки не отнимаешь. Иероглифы так и притягиваются друг к другу, как магниты.

- Я хотел.

- А мне почему ни полслова?

- М-м… должно быть, чтобы не показаться тебе совсем сумасшедшим. Я и так выглядел странным.

Я смотрю чуть ниже, на твои ключицы:

- Думаешь, тату стало бы последней каплей?

- Кто знает, Рицка, - откликаешься ты серьезно.

- Я знаю! – я сердито сжимаю ладони, обе. Они как раз тебе в сгибы локтей упираются. Ты гладишь пальцами мои предплечья:

- Проверить я был не готов.

- А выбить – вполне?

- Ну да. Я не имею привычки к открытым вещам, поэтому ты не наткнулся бы на надпись даже случайно.

Я выразительно оглядываю тебя – шею, плечи, торс, спускаюсь взглядом к бедрам:

- Представляю, какой бы меня потом ждал сюрприз!

Да еще английскими буквами. Иероглифы тебе в голову точно не пришли бы.

Ты негромко фыркаешь:

- Мысль, что Рицка меня захочет, я гнал всеми силами.

- Это почему еще?

Ты вдруг рывком подаешься вперед:

- Потому что она лишала меня сна и покоя. Я и так не понимал, что со мной происходит. Старался не думать о тебе слишком часто, но ничего не выходило. А вообразить, что ты увидишь меня без одежды… и захочешь коснуться…

Ты не договариваешь – зато Имя отзывается до самого плеча. Я тяжело сглатываю, глядя тебе в глаза:

- Дальше.

- Я называл себе десяток причин, по которым ты отшатнешься. Приводил разумные объяснения. Но после… - ты опускаешь голову. Я стучу по твоим рукам кончиками пальцев:

- Что?

- Если мне не удавалось успокоиться, я не мог ни есть, ни спать, - у тебя пресекается дыхание. – Потребность увидеть тебя превращалась в наваждение. А если удавалось… не оставалось желания жить. Пропадал всякий смысл вставать по утрам. Я начинал думать, что ты только терпишь меня, что у нашего общения нет будущего. А лишь служить тебе… Рицка, я столько лет считал, что это главное, и вот эта уверенность лопнула, как мыльный пузырь. Мне не хватало роли просто твоего Бойца. И я не знал, что с этим делать.

- А спросить не проще было?

Ты так и не поднял голову, но я ощущаю, что ты усмехаешься:

- Нет.

- Почему?!

- Если я отвечу, ты снова обидишься.

- А ты попробуй!

Мне сейчас не до обид.

- Я не хотел становиться тебе в тягость, – ты выпрямляешься, отбрасываешь за спину волосы и принимаешь мой горящий взгляд. – Я и теперь очень этого не хочу.

Нет, это не спираль. Это замкнутый круг. И как, спрашивается, из него выйти? Разве что рвать…

- Потому что ты старше. Потому что не дал мне выбора. Потому что навязал мне весь второй слой вроде как по его приказу. И, как там… потому что я не представляю, как могло быть иначе, и поэтому оцениваю необъективно. Еще что?

- Всё. Ты прав.

- Соби, - спрашиваю я, аккуратно подбирая слова. Фраза выходит медленная. – Ты меня кем считаешь?

Ты отзываешься терпеливым вздохом:

- Рицка, послушай…

- Нет, серьезно! Ты за кого меня держишь? За кретина? Или за ребенка? Неужели ты думаешь, что я тебя тогда выбрал… только потому, что ты мне навязался?

- Не совсем так, но…

- А когда я к тебе переехать решил, ты это себе как объяснил?

Ты вдруг улыбаешься – и подтаскиваешь меня ближе:

- А вот это – никак. Ты поставил меня в абсолютный тупик.

- Надо же! – я не сопротивляюсь. Ты распутываешь ноги из позы медитации, ставишь ступни на постель у меня за спиной. А я своими упираюсь в стену за тобой.

Если б ты знал, как я ждал вечер за вечером – придешь или нет. Если б догадывался хоть немного, как я заснуть не мог без твоих смс! Это не ты мне навязываться не хотел, а я тебе… И кончится тем, что я тебе однажды в этом признаюсь, Соби.

- Прости, что прошу не уходить, - произносишь ты тихо и очень четко. – Я просто не справляюсь с собой.

Я аккуратно поддеваю ладонью твой подбородок – ты сам меня этому жесту научил – и говорю тебе прямо в глаза:

- Я не уйду. Обещаю.

- Тебе через пять дней пятнадцать, - ты не отстраняешься, не смаргиваешь, но это определенно не согласие. – Не зарекайся, Рицка. Не связывай себя словом.

- Я не уйду, - повторяю я тем же тоном. Ты упорный? Я тоже.

- Я всегда буду ждать тебя назад. Буду тебе верен. Только не гони меня. Я не стану упрекать тебя, я всё пойму… Просто не прогоняй.

- Я не уйду, - не знаю, как мне удается, но тон остается категорическим. – Соби, мне не пятнадцать. Если верить Кацуко-сан, то семнадцать. Я за себя отвечаю!

- Пожалуйста, - ты зажмуриваешься и болезненно хмуришься, - пожалуйста, Рицка. Не надо. Просто скажи, что не прогонишь и не исчезнешь. Остальное… я выдержу. Если я буду видеть тебя хотя бы изредка…

Вот теперь справиться с собой не получается. Ресницы намокают сами. Я прижимаюсь дрожащими губами к твоему лбу и киваю:

- Ладно. Не прогоню и не исчезну. Честно.

- Спасибо.

Я еще однажды извинений дождусь. Не оттого что поймешь, что меня обидел… а оттого что вообще осознаешь, что сказал. Для меня каждое буднее утро в подвиг превращается, когда мы после завтрака разбегаемся, а ты…

Я медленно глажу тебя по плечам, снизу вверх провожу по груди, прослеживаю штрихи рубцов, которыми исчёркана твоя шея. Прихватываю щепотями мочки с серьгами – а ты вздыхаешь и тянешься мне навстречу.

Жёсткими жадными губами снимаешь с моих век выступившую соль, трогаешь линию бровей:

- Сколько времени?

Крайне важная информация, конечно. Я не открываю глаз:

- Не знаю. А по-твоему?

- Часа три, - твои ладони бродят по моей спине, пересчитывают позвонки, - мы еще успеем выспаться.

- Угу.

Вечером и правда недостаточно оказалось. Мы теперь устаём сильнее, нас на меньше хватает, я за повтор… Ты вроде тоже, только сейчас я тебе инициативу не отдам. То есть отдам, но не сразу.

- Соби, - я невольно выгибаюсь под твоими прикосновениями. От того, как мы бёдрами соприкасаемся, делается нечем дышать, - а где бабочки?

Ты даже на секунду перестаёшь меня целовать:

- Они тебе не надоели?

- Может, хватит дурацких вопросов? – я уже не могу толком возмутиться, но ты понимаешь – и глубоко вздыхаешь:

- Хорошо.

Яркий прозрачно-синий махаон зависает сбоку от моей щеки, чуть медлит – и опускается на плечо. Я на ощупь нахожу его ладонью, не сжимая беру в пригоршню – бабочка не вырывается, сидит спокойно и тихо. Я совсем раскрываю пальцы, подношу ее к лицу – и горячо дышу на переливчатые крылья.

Тебя прохватывает ощутимыми мурашками:

- Рицка…

Почему я боюсь поверить, что прав? Я же надеялся, что так и окажется! Пытаясь не дрожать, подношу ладонь еще ближе – и провожу по бархатисто-гладкой спинке носом. Ты вздрагиваешь по-настоящему:

- Ох…

Бабочка замирает, до предела развернув крылья, и не двигается. Я неторопливо повторяю по ней маршрут снизу вверх – самым краешком верхней губы.

- Рицка, - выдыхаешь ты почти беспомощно.

- А?

- Нет, ничего…

Хорошо, что ничего. Судя по твоему тону – действую я верно.

Я киваю, и на согнутый локоть садятся еще сразу три бабочки. Две морфы и махаон, их не глядя по форме крыльев различить легко… Я осторожно вытягиваю вперед свободную руку. Главное, чтоб одновременно получилось. Набираю в грудь воздуха, еще раз как можно медленней его выдыхаю, так, что у бабочки неудержимо вздрагивают усики – а другой ладонью веду по тебе вниз. Хорошо, что пижамные штаны у нас тонкие, ткань почти не чувствуется…

- Рицка, - окликаешь ты то ли со смехом, то ли со стоном, - что ты делаешь! Я же сейчас сознание потеряю…

Я прихватываю спинку бабочки сухими губами – она большая, можно не опасаться, что поврежу:

- Еще чего.

Раз не даёшь поступить, как хочу… я придумал выход.

Ты, кажется, понимаешь: стискиваешь зубы, с дрожью подаешься мне навстречу – и послушно приподнимаешься, когда я молча тяну за резинку на поясе штанов. Совсем их в такой позе не снять, но мне и не надо… Ох, только б голова не отказала, мысли скачут, обрываются.... Нет, я – потом…

Ты обеими руками вцепляешься мне в плечи, запрокидываешь голову, прислоняясь затылком к стене, и неконтролируемо вздрагиваешь. Сейчас. Я нахожу тебя ладонью – и опять затаиваю дыхание. Сверху вниз – губами по махаону – и одновременно – по тебе… Снова… снова…

Меня колотит, будто в лихорадке, но то, как ты заходишься немым стоном, важнее, важнее, важне-е…

- Соби, - зову, не выдерживая, у меня обе руки заняты, и я не могу, не отпущу, ох, черт…

Ты спохватываешься, раскрывая глаза, с хриплым вздохом отнимаешь от моего плеча одну ладонь – и без пояснений опускаешь мне… туда, где мне никак не…

Часто-часто дышу, срываясь на судорожные всхлипы, утыкаюсь лицом во все еще трепещущую бабочку – и всё тело сводит неостановимым спазмом. Я изо всех сил вбиваюсь в твою руку, ничего не слышу, не вижу, да, о да, еще чуть-чуть…

Правую ладонь вдруг заполняет пульсирующее тепло, между пальцами делается скользко… Я физически чувствую, как отдается где-то в середке твой стон – и с неимоверным облегчением сдаюсь долгой судороге.

Пытаюсь упасть назад, но ты не позволяешь: ловишь меня за шею, помогаешь повернуться – ноги дрожат, я их еле-еле передвигаю – и сесть боком, привалившись плечом тебе под мышку. Я роняю голову тебе на грудь, пытаюсь сползти пониже: сил удерживать равновесие нет никаких.