11 страница. Мне становится интересно:

Мне становится интересно:

- А почему?

Ты прищуриваешь один глаз:

- Секрет. То есть ты выбираешь поездку со мной… или хочешь взять кого-нибудь из друзей?

Я отпускаю твою руку сам. В смысле, пытаюсь отпустить. От тебя вырвешься, как же.

- Соби, мой вопрос включал кого-то кроме тебя?

Ты честно обдумываешь услышанное и качаешь головой:

- Насколько я понял, нет.

- Ну а зачем тогда дурацкие уточнения?

Ты отводишь глаза и слегка улыбаешься:

- Может быть, я хочу убедиться, что тебе приятна моя компания.

- А по действиям не очевидно, что она мне приятна?!

- Извини, - твои пальцы с нажимом гладят мое запястье. – Я не хотел, я просто…

- Просто провокатор, - заканчиваю я тебе в тон. Ты фыркаешь:

- Неправда. Кстати, Рицка. Чем я обидел тебя при последнем разговоре? Ты свернул беседу так, что я до самого твоего появления не находил себе места.

Значит, ты тоже не забыл. Поэтому ко мне почти выбежал?

Я отвожу взгляд и разглядываю клумбы с высаженными осенними цветами. Ты сжимаешь мою ладонь:

- Рицка, я в самом деле не понимаю. Мне казалось, мы оба шутили, а затем…

Я рывком разворачиваюсь на месте и останавливаю тебя. Скажу, и будь что будет.

- Соби, не смей… не смей закрываться, когда я… мы… Это еще хуже твоего молчания!!

Не знаю, как объяснить, и поступаю проще: активирую Имя. Почувствуй. Мне в первые полгода, когда я к тебе только переехал, так тошно от твоего «делай, что хочешь» становилось, что я угол наволочки до дыр прогрыз.

Ты вздрагиваешь и зажмуриваешься. Что, дошло?

- Я… догадываюсь, почему, - у меня вдруг находятся связные слова. – Можешь никогда подробностей не рассказывать, я пойму. Но я тебе не он. Не он, ясно?!

- Да, - откликаешься ты не громче выдоха. Выпускаешь мою ладонь, на ощупь ведешь вверх по Имени – и шагаешь ко мне. - Да, да.

Я осторожно опускаю руки тебе на бёдра – и придвигаюсь по-настоящему. Не могу больше. И ты… ты, кажется, тоже.

- Соби, - у меня срывается голос, – давай домой.

Твои пальцы стискиваются у меня на плечах, ты с беззвучным стоном притираешься вплотную и выдыхаешь:

- Как скажешь.

5.

В Ханэда я уже ориентируюсь не хуже, чем в школьном спортзале. Даже не верится, что с тех пор, как ты меня привез сюда впервые, два года прошло. Ну, не два года, чуть меньше. Я наш первый полёт на Юки-Мацури помню до сих пор, будто всё было вчера. Только тогда аэропорт был огромным, а ты был старше. В смысле, мне так казалось.

Ты сверяешься с электронным табло, находишь наш номер рейса: «NH-133,Токио, 13:20, HND – Окинава, 16:10, OKA Naha Airport», и киваешь мне:

- Идём.

- Угу, - я проверяю, не забыл ли дополнительные батарейки к фотоаппарату. Не знаю, зачем ты настоял, чтоб я его взял, но у тебя же не выпытать, когда ты настраиваешься сюрприз делать. Ладно, на месте разберёмся.

Батарейки находятся под скаткой, в которую ты превратил мою дутую жилетку. Я обещал, что не замёрзну, но ты не послушал и себе тоже джемпер прихватил на вечер. Спасибо хоть шапку не предложил. Интересно, куда ты меня потащишь? Температура и к нулю-то еще не приблизилась! А на Окинаве даже в наших ветровках будет жарко, там сегодня по прогнозу погоды почти двадцать градусов. Зачем тебе понадобилось утепляться дополнительно?

- Рицка, - ты терпеливо ждёшь, пока я закончу шарить в сумке, - тебе чем-нибудь помочь?

- Не-а, - я застёгиваю молнию и шагаю вперед. – Пошли, уже посадку объявили!

- Спать, слушать музыку или читать?

- Спать, - выбираю я, когда мы устраиваемся на своих местах. Ты в очередной раз умудрился устроить так, чтобы мы сидели рядом. Полное впечатление, что ты при покупке билетов как-то силу задействуешь, как минимум гипноз, но через интернет ведь вроде повлиять невозможно? А билеты электронные. Не понимаю.

- Спи, - ты откидываешь подлокотник между нашими креслами и приглашающе протягиваешь руку. Я с некоторым сомнением на неё смотрю:

- Затечёт.

- Вряд ли. Мне нравится с тобой летать. И я привык, что обнимаю тебя.

- Ну если привык… - Я придвигаюсь, устраиваю голову к тебе на плечо и сожмуриваю с самого утра горящие веки. Ты притискиваешь меня, прислоняешься виском к моей макушке и тихонько вздыхаешь.

- М? – спрашиваю я, не открывая глаз.

- Ничего.

- А всё же?

- Просто рад возможности выбраться куда-то с тобой вместе, - твоя ладонь слегка сжимается. – Неделя выдалась не из скучных.

- Дальше еще веселее будет, - хмыкаю я. – У меня экзамен в дзюку, чтоб сразу в йобико попасть, у тебя… - Точно. Надо выяснить, только не вслух.

«Соби, кстати. А ты магистратуру закончить успеешь?»

«Успею. Не забывай, в йобико мы еще должны будем сдать экзамен мастерства. Думаю, примерно в то же время, что ты будешь получать аттестат о девяти классах».

«А потом сразу уезжаем и ищем работу».

«Нет, - у тебя негромкие, но очень серьезные интонации. – Я подтверждаю свое образование в парижской Академии искусств, ты сдаёшь экзамен по языку и вступительные экзамены».

- Куда?! – я даже выпрямляюсь. Уставляюсь тебе в лицо – ты смаргиваешь, но взгляд остается жёстким:

«Мыслеречью, Рицка. Я предполагаю, что в Сорбонну».

Я растерянно моргаю, глядя на тебя. Ты шутишь, что ли?

«А почему сразу на Марс не слетать? Соби, это всё по времени сопрячь невозможно! Мы не уложимся в одно лето!»

«Невозможно? – повторяешь ты, будто пробуя слово на вкус. – Рицка, мы должны успеть. Значит, успеем».

«Я не сдам весной выпускные и осенью вступительные. Да меня просто по документам не примут, сам же говорил, там нужен сперва экзамен по языку и всё такое! А представь, сколько бумаг надо будет оформить и тут, и на месте!»

По-моему, я сейчас запаникую.

Стюардесса просит всех пристегнуться. Мы защёлкиваем пряжки, и ты немедленно обнимаешь меня снова, уже обеими руками.

- М-м?

Я не отвожу взгляда от убегающей назад взлётной полосы:

«Что – «м-м»! Соби, даже с твоим умением время ужимать – не получится!»

«Рицка, - ты зарываешься носом мне в волосы, - пожалуйста, сосредоточься пока на дзюку. К концу этого учебного года я хотел бы оказаться с тобой в одной группе по французскому».

Я тяжело вздыхаю. С тобой только пререкаться.

Самолет выходит с рулёжки, командир корабля объявляет, что машина готова к взлету – и нас почти сразу вплющивает в кресла стремительным ускорением.

«Надо было всё-таки согласиться туда ходить, когда меня Шинономе-сэнсей пихала. Сейчас еще социализацию придется подтверждать», - я откидываюсь назад, на твою руку.

Ты несогласно качаешь головой и готовишься что-то ответить, но в этот момент самолет отрывается от земли. Несколько секунд нас изо всех сил вдавливает в кресла, в салоне гаснут лампы, только светится табло с временем, температурой и пунктом назначения. Потом самолет входит в плотные облака, и Токио пропадает.

- Если на Окинаве окажется так же пасмурно, моя идея потеряет смысл, - ты беспокойно перегибаешься через меня к иллюминатору, будто надеясь что-то разглядеть сквозь серо-белую пелену.

- Нет, там с утра обещали «ясно», - я смотрю на твой профиль, ты сейчас совсем близко. – Ты меня что, видами любоваться везешь?

- Узнаешь, - ты усаживаешься обратно и добавляешь, немного помедлив: - Рицка, позволь мне сделать, как я хочу. Ты всё увидишь на месте. Не выпытывай пока.

- Да я и не собирался, - от таких ноток в твоем тоне мне делается неуютно. Не надо, Соби. Пожалуйста.

«Ладно, - поспешно возвращаюсь к прежней теме, - насчет дзюку я понял. Буду очень стараться, честно».

«А твоя социализация не вызывает сомнений, - откликаешься ты так же быстро. – Я рассчитываю, что для ее подтверждения хватит нескольких тестовых заданий. В конце концов, ты ведь мог заниматься со мной».

«В смысле, как с репетитором?»

«Да».

Эту мысль определенно стоит обсудить, только не сейчас, а когда я высплюсь. Как она мне самому раньше не пришла?

«Только учти, врать будешь сам!» - предупреждаю на всякий случай.

Ты, не удержавшись, фыркаешь вслух:

«А кто-то недавно критиковал моё официальное выражение лица».

«М-да, - тяну я. – На собственных словах попался…»

Ты притягиваешь меня к себе:

«Не волнуйся. Думаю, много врать не придется».

«Надеюсь. По крайней мере, Шинономе-сэнсей в комиссии не будет».

«Гм, - в твоём голосе появляется явственное удовлетворение. – Ты прав. Мне не доставляет радости общение с твоей учительницей».

Я обнимаю тебя крепче. Да, мне приятно, что ты так сказал. Понимай как угодно.

От тебя тепло, а почти неслышный гул моторов действует убаюкивающе. Я опять закрываю глаза: еле высидел сегодня уроки, если сейчас не отдохнуть, к вечеру вообще на ходу сны видеть начну. Спать надо больше четырех часов, однозначно. Вот только не всегда удаётся.

Самолет идёт над плотными белыми облаками, в иллюминаторы заглядывает солнце, но оно мне уже не мешает.

- Если хочешь, у меня с собой плеер, - сонно предлагаю на всякий случай. – А я отключаюсь, угу?

- Спи, - ты находишь губами краешек моего кошачьего уха.

Я пробую его вытащить. Не получается. Ну и ладно.

- Спи, - повторяешь ты нечётко, - я тоже вздремну.

Я вроде бы даже киваю тебе, принимая к сведению. Но уже не чувствую.

*

Меня будит снижение. Это единственный момент, который мне в полетах не нравится: желудок вечно поднимается куда-то к горлу. Какой бы ни был самолет, меня всякий раз укачивает в последние десять минут так, что потом полчаса в себя прихожу. Я на борту из-за этого не ем и не пью ничего, просто на всякий случай.

Ты откликаешься на моё несчастное мычание сразу, будто ждал:

- Потерпи еще минуты три. Я очень старался, чтобы ты не проснулся.

- Спасибо, - я судорожно зеваю, пытаясь добрать в лёгкие кислорода. – А прибываем по расписанию?

- Да, в шестнадцать десять, - ты осторожно помогаешь мне распрямиться в кресле. – Мы почти на месте. И ты был прав насчет погоды.

- О, точно, - я лишь теперь понимаю, что самолет и правда вот-вот приземлится. Из иллюминаторов уже не видно океана, даже на горизонте, внизу проплывают кварталы Наха, и весь город залит сияющим солнцем. – Красота!

От твоей улыбки меня даже укачивать почти перестаёт.

- И куда теперь? – осведомляюсь я, когда мы выходим из высоких дверей аэропорта. – Кстати, ты мне когда-то обещал поездку по Окинаве на монорельсе!

Ты мельком взглядываешь на меня:

- Я помню. И намерен исполнить это обещание.

Я даже шаг замедляю:

- Что, прямо сегодня?

- Именно. Тебя в этом что-нибудь смущает?

Надо же, с первого раза угадать удалось. Я кручу головой:

- Нет. Но, знаешь, радует, что нам обратно на самолет не надо. Иначе ничего бы не успели.

- Ты же разрешил нам телепортацию, - напоминаешь ты, глядя прямо перед собой. И ждешь ответа, словно я перерешить мог… или у нас обратные билеты есть.

Я морщусь:

- Мне твою Гору тоже есть в чем упрекнуть, если выговаривать захотят.

- Она не моя, - возражаешь ты негромко. – Пожалуйста, не называй ее так.

- Так не я же в ней учился!

Ты усмехаешься, знакомо опуская голову:

- Это верно. Я до сих пор счастлив этому обстоятельству.

- Какому? – я беспокойно дёргаю хвостом. Нет, такая реакция мне определенно не нравится. Я вздыхаю – и протягиваю руку, ладонью вверх. Не уверен, что поможет, но…

Твои пальцы сразу накрывают мое запястье, обхватывают так, что не шевельнуться. Я и не пытаюсь.

- Я рад, что ты не стал одним из учащихся Горы и всей сети Лун, - поясняешь раздельно. – Ты остался собой, Рицка. Школа… меняет тех, кто туда приходит.

Такое чувство, что ты вспоминаешь о ком-то конкретном. Не хочу думать, о ком из двоих.

Я исхитряюсь двинуть пальцами:

- Дай тоже возьмусь, мне неудобно!

Ты с коротким вздохом разжимаешь хватку:

- Прости.

- Где в моих словах звучало «отпусти совсем»? – я прямо смотрю тебе в лицо. Ты тут же берешься обратно. И благоразумно не отвечаешь.

На стоянке такси ты оперативно договариваешься со свободным водителем и уже машешь мне забираться в машину, когда я замечаю автомат с минералкой и всякими соками. Во рту до сих пор кислый привкус, с самого выхода из самолета. Я показываю тебе на автомат:

- Только попить возьму чего-нибудь.

Иначе меня в машине сейчас окончательно укачает. Странно, вестибулярный аппарат у меня в порядке, а привычки к самолетам не вырабатывается.

Ты ждешь у открытой задней двери, пока я получу жестяную банку с имбирным чаем, суну ее в сумку и подойду к такси. Провожаешь глазами каждое мое движение, пока я забираюсь внутрь, устраиваешься рядом и киваешь водителю в зеркальце заднего вида:

- Мы готовы.

«Я спросить хотел», - заговариваю я, глядя в окно. Ты на ощупь находишь мою руку и вновь переплетаешь наши пальцы:

«Слушаю».

«А как мы перенесемся с Окинавы на Хонсю? Ну… далеко же!»

Мы подобного раньше не делали.

Ты удивляешься настолько, что даже поворачиваешься ко мне, выгибая бровь:

«Так же, как в пределах Токио. Какая разница, Рицка? Главное – точно представлять конечную цель маршрута. Планета невелика».

В самом деле.

Я не нахожусь, что сказать, а ты добавляешь:

«Но если захочешь, можем заночевать здесь же. Я знаю, где можно остановиться».

«Нет уж. Я дома спать привык».

Ты не мигая смотришь на меня. Так, что у меня щека горит от твоего взгляда.

«Что еще?!»

«Ты будешь ругаться, - заявляешь ты убеждённо, - но я не могу промолчать. Спасибо».

А вот я смогу и промолчу. Когда придумаю, что здесь можно отвечать, тогда и буду рот открывать. Ругаться на тебя вроде бы не с чего, но…

Если бы не ты, я бы нашу квартиру домом не называл. Только я выучил, что ты этого не понимаешь.

Остаток пути до монорельса мы проезжаем без единого слова.

- Наха Кю-ко, - сообщает таксист несколько минут спустя. Ты выслушиваешь его, встрепенувшись, словно глубоко о чем-то задумывался, и рассчитываешься по счетчику.

Я зарёкся тебя спрашивать о суммах на наши поездки. В конце концов, когда надо срочно исчезнуть из города, становится не до расходов. Но то, как ты аккуратно оттираешь меня назад, покупая билеты на электричку, откровенно смешит.

- Цены я знаю, - информирую, пока ты убираешь полученные квитки в бумажник. – Соби, тебе не приходило в голову, как твое поведение со стороны выглядит?

- Моё поведение? – ты едва заметно хмуришься. – А что в нём не так?

Я перевожу плечами:

- Я тебе не девочка, за которой ухаживать надо. Кто говорил, что финансы общие, хоть я их и не зарабатываю?

- Определённо не девочка, - отзываешься ты, машинально закрывая-открывая бумажник. – И у нас в самом деле общий бюджет. Рицка, я не улавливаю, чем ты недоволен? Выскажись конкретней.

- Я тоже хочу представлять, сколько мы тратим! – я завожу руки за спину и нервно стискиваю в замок ладони. – Особенно если… В общем, с карты я бы вообще снимать перестал!

Ты неуловимым движением прикладываешь палец к губам. Я киваю, но продолжаю на тебя смотреть. В конце концов ты уступаешь:

- Хорошо, я понял. И, пожалуй, даже согласен.

- Несказанно радует, - бурчу я, послушно давая взять себя за руку и куда-то повести. Должно быть, в направлении платформы.

- Но теперь я подрабатываю учителем рисования, бакалавриат уже позволяет, - рассуждаешь ты, будто не расслышав моей реплики. – Эти деньги мы можем тратить спокойно.

Я только вздыхаю.

На предыдущую электричку мы опоздали на пять минут. Ты беззаботно пожимаешь плечами:

- Подождём чуть-чуть, скоро придет следующая.

- Ладно. Долго ехать?

- Минут десять, до Асахи-баши… - начинаешь ты – и у тебя раздается звонок мобильного.

Не Ритцу, по мелодии слышу, но не могу сообразить, кто. Зато ты явно знаешь заранее: лицо у тебя враз становится отчуждённым и холодным. Вынимаешь мобильный и держишь на ладони, не отщелкивая крышку. Я не выдерживаю:

- Это кто?

- Кио, - ты так разглядываешь телефон, словно прикидываешь, не выкинуть ли его.

- Отвечать будешь?

Ты поднимаешь бровь:

- Придётся. Лучше ответить один раз, чем постоянно сбрасывать вызовы. – И раньше, чем я успеваю задать вопрос, снимаешь трубку. – Алло.

Я смотрю на тебя, приоткрыв рот. Ты же сказал, что он не подходил мириться! И по вечерам он нам не звонил, ни тебе, ни мне… Он что, в университете с тобой по мобильнику пообщаться пытается? А вживую не рискует?

Ты недовольно слушаешь поток слов, отнеся телефон подальше от уха, дожидаешься, пока он иссякнет, и интересуешься:

- Всё?

Я ёжусь от твоего тона. На месте Кио я бы усомнился, что стоит продолжать. Резче ты только Ритцу обрывал, когда он еще пытался тебе набирать.

- Нет! – доносится до меня из динамика. Я хмыкаю: чего и следовало ожидать.

Ты взглядываешь на меня, внезапно прищуриваешься, будто тебя осенила какая-то идея, и прерываешь его:

- Кио, достаточно. Я занят и кладу трубку.

- Тогда я к тебе домой приду! – кажется, он кричит уже в голос. Ты отчётливо усмехаешься, явно рассчитав такую реакцию, и отвечаешь:

- Боюсь, это невозможно. Рицка против твоих визитов. – В трубке настаёт захлебнувшаяся тишина. У тебя на скулах выступают неровные пятна. Не думаю, что делаю – подхожу вплотную, и ты сразу придвигаешься ко мне, задевая плечом. – Он полагает твои выводы обо мне оскорбительными и не желает тебя видеть.

- Мои… выводы? – теперь Кио почти шепчет. Я еле разбираю реплики и прислушиваюсь, не скрываясь. Жаль, что кошачьи уши в этом совсем не помогают. Зачем они нужны, для декорации?

- Со-тян, да я же… Ну какие оскорбления? Ты Рицку слушаешь, что ли? А он тебя против друга настраивает?

- Да, я слушаю Рицку, - откликаешься ты без колебаний. – И он озвучил то, для чего у меня долго не находилось слов. Всего доброго, Кио. Встретимся в университете.

Ты нажимаешь отбой и тяжело дышишь, глядя в пространство. Я стою рядом и физически чувствую, чего тебе этот диалог стоил. Может, зря я всё это? Всё-таки ты с ним столько проектов вместе сделал, и познакомился раньше, чем со мной встретился… Но ты сам меня попросил приказать, тогда, после его ухода…

- Соби, - начинаю нерешительно, не зная, как продолжить, но ты перебиваешь:

- Не надо, Рицка. Мне стало легче. – Вытаскиваешь сигареты, создаёшь сферу и щёлкаешь зажигалкой. Глубоко затягиваешься, удерживая дым, и договариваешь: – Если бы ты ходил в дзюку, тебе преподавали бы этику и заново обучали ничего не значащим вежливым фразам. Кто учил бы меня твоей прямолинейности?

Ты меня что, поэтому в прошлом году поддержал в нежелании там два вечера в неделю корпеть?!

Я обвиваю хвостом твое запястье:

- Ритцу крайне не одобрил результаты моего обучения.

Ты смеешься, определенно не весело, зато искренне – услышь тебя сейчас Ритцу, точно дёрнулся бы.

- Мне бы следовало сказать, что меня это не волнует, но ты всегда предпочитаешь слышать от меня правду.

- Естественно. И?

- А правда в том, что мне наплевать на мнение сэнсея, - ты даже улыбаешься. Глаза на мгновение вспыхивают изнутри так, что я не могу отвести взгляд: хочу и не удаётся. – Как о себе, так и о тебе. И в ситуации с Кио ты был прав.

Я тебя всё-таки совсем не знаю. Нули когда-то спрашивали: почему ты меня выбрал и подчиняешься? Не всегда, конечно, но всё-таки… Так вот – я не знаю!

Может, в Горе недаром меня хуже, чем Сэймэя боятся. Если они хотели, чтоб ты был вот таким, как сейчас – я их понимаю.

- То есть ты не расстраиваешься? – будто со стороны слышу собственный голос. Ты медленно выдыхаешь – и опускаешь ресницы. Словно открытый огонь матовым колпаком накрывают. голос

- Возможно, я огорчен, - признаёшь спустя минуту. – Мне сложно разобраться в своих ощущениях, пока они не улягутся. Но облегчение среди них, безусловно, главное.

Порыв ветра от подходящего поезда раздувает нам полы ветровок, треплет волосы. Мы входим в вагон, и ты продолжаешь, идя за мной к ближайшим свободным местам:

- Я четыре с лишним года сообщал Кио, что я не извращенец. А стоило единожды поступить, как ты, и прямо указать ему на дверь.

Хорошо, что тебе не видно сейчас моего лица.

Если б он сам не ушёл… я бы, кажется, с лестницы его спустил.

Поезд трогается, мы усаживаемся, и ты негромко произносишь, отсутствующе глядя в окно:

- Я понял, Рицка.

Я высчитывал, на какой по счету станции нам сходить. Успел высчитать, что на пятой – и почти испуганно поворачиваюсь к тебе:

- Я ничего не говорил! – Ни вслух, ни…

Ты качаешь головой:

- Зато я отлично ощущаю твой эмоциональный фон. Если тебя это беспокоит, - ты незаметно оглядываешься по сторонам. Во втором вагоне народу больше, а этот полупустой. Никто не обращает на нас внимания, - я могу всё же поучить тебя блокировать мне доступ. Думаю, удастся.

- Нет, - отрезаю я. Смущение пропадает мгновенно. – Я от тебя закрываться не стану! Обсуждали ведь уже!

- Но тебе может быть неприятна такая степень открытости, - настаиваешь ты с внезапным упрямством. И глаза у тебя цепкие.

- Я же не всему миру открыт, а тебе! – объясняю, изо всех сил стараясь выдержать твой терпеливый тон. – А ты мой Боец!

Ты беззвучно выдыхаешь через нос – и вдруг расслабляешься. Интересно, что я такого сказал, что ты успокоился? Вроде просто факт констатировал.

Я смотрю на вид, открывающийся из окна, но не вижу Окинаву. Слушаю твое дыхание и не могу поймать ни одной мысли. Когда ты трогаешь меня за руку, я почти вздрагиваю.

- Выходим, Рицка, - ты встаешь и поправляешь на плече сумку.

Я молча поднимаюсь и отправляюсь по проходу к тамбурным дверям. Мы еще не подъехали, но остановки у этого поезда совсем короткие, надо успеть выскочить.

- Сначала перекусим, - решаешь ты, оглядевшись на перроне и сверившись с распечаткой карты. – Что хочешь, стейк или суши? Я за стейк.

- И я.

Кажется, сейчас опять замолчу и долго рта раскрыть не смогу. Проваливаюсь в молчание, как в воду, тону в нём, настроение нормальное, а слов нет, никаких. Говорить не о чем, обсуждать нечего. Как в воду?..

- Соби.

- М?

- А как ты относишься к дайвингу?

Ты машинально запускаешь руку в распущенные волосы, отводишь с лица чёлку:

- Мне не приходилось им заниматься, но… Ты имеешь в виду окинавский водный мир?

- Да. Я столько снимков видел… Тут красиво.

Ты кивком указываешь мне на вывеску с двумя резными цифрами «88», до нее шагов тридцать осталось, и осторожно осведомляешься:

- Для того чтобы заняться дайвингом, нужно уметь плавать.

- Знаю. – Я сглатываю и заставляю себя идти так же ровно, как ты.

- Но моё предложение научить тебя плавать больше не внушает тебе энтузиазма, - ты хмуришься, отворачиваешься и добавляешь совсем тихо: - Я понимаю, почему.

Я, должно быть, улыбаюсь. По крайней мере, надеюсь, что это улыбка.

- Соби, ты записывай, записывай нас в бассейн. Или давай я сам запишу, скажи, в какой. Время-то идёт!

Ты застываешь на середине движения. Я по инерции прохожу вперёд и оборачиваюсь.

Ты пристально всматриваешься в меня – и произносишь спокойно, только паузы между словами чуть длиннее обычных:

- Запишу. Завтра же.

*

Когда тебе впервые пришло в голову накормить меня стейком, я с трудом осилил половину порции: мяса оказалось непривычно много, к тому же оно было незнакомое. Ты сказал, что это говядина, объяснил принцип прожаривания на решётке, но всё равно тебе пришлось ко мне присоединяться и помогать доесть. Это было… летом после шестого класса, вроде. Я тогда решил, что больше пробовать не захочу, а через пару месяцев сам тебе намекнул, что повторил бы. Ты обрадовался и запомнил.

- Ты знал, что здесь «Steakhouse» есть? – спрашиваю, когда мы устраиваемся за высоким европейским столиком. Ты киваешь, всё ещё без улыбки:

- Да. Ты же из школы, я предполагал, что нужно будет где-то перекусить. Посмотрел, какие кафе есть в окрестностях.

Я беру в руки ламинированный лист с меню, нахожу в нём свой любимый гранатовый сок и изучаю стейки. М-да, кажется, в этой сети маленьких порций просто не предусмотрено.

- В случае чего поможешь?

Ты взглядываешь на меня поверх собственного меню:

- Не переживай. Мы же никуда не торопимся.

- Соби, мы сюда на самолете летели, чтоб поесть?

- Не совсем. Ты выбрал, что будешь?

Я хмурюсь:

- То же, что и ты.

Ты делаешь официанту заказ, не забыв попросить графин с водой и дополнительный стакан: сок я привык разводить. Потом поворачиваешься ко мне:

- Спешить в самом деле некуда. До заката больше часа, а до места, куда я собираюсь тебя отвести, пятнадцать минут спокойным шагом. Я… хочу тебе кое-что показать.

- Я догадался, - бурчу я, уставляясь в окно.

Не нравится мне твоя загадочность. Почему-то возникает предчувствие неприятностей.

Ты разворачиваешь салфетку со своими приборами – к мясу полагаются ножи и вилки, - и раскладываешь их по какому-то порядку сбоку от тарелки.

- А здорово ты меня перехватил после уроков, - замечаю я, наблюдая за твоими манипуляциями. – Прямо будто по минутам рассчитывал, чтобы к рейсу успеть!

- Если бы мы переносились в аэропорт напрямую, можно было бы не спешить, - откликаешься ты, заинтересованно разглядывая зубчики вилки. – Но ты настаивал на такси.

- Мы и так слишком часто переносимся, - у меня невольно сдвигаются брови. – Всё время думаю, что в Горе нас отслеживают.

- Отслеживать могут и мою карточку, и наши мобильные телефоны, - ты поднимаешь взгляд и пристально на меня смотришь. – Рицка, кто пару дней назад говорил, что от постоянной паранойи легко сойти с ума?

- А вот в головы влезть нельзя, - перебиваю я торжествующе. Ты недоуменно хмуришься и ждешь продолжения. – В смысле, мыслеречь не подслушаешь!

- Это верно, - ты киваешь, но как-то неубедительно. Я настораживаюсь:

- Недоговариваешь, да?

Ты чуть недовольно передёргиваешь плечами:

- Нет. Просто в первый момент подумал о гипнозе.

А. Ну да… переключение внимания, наверное, тоже как вмешательство в мысли можно расценивать. Я опираюсь на локти, ставлю подбородок на сплетённые пальцы:

- Так что паранойи в конечной форме у нас не будет. Мыслеречь же точно не отслеживается? Да?

Теперь твой кивок выглядит надежным:

- Точно. А когда я смогу поставить тебе ментальный щит… - ты осекаешься и поспешно отводишь взгляд. Так. Это еще что за новости?

- Что такое ментальный щит?

Ты делаешь неопределенный жест:

- Вариант личного Зеркала. Экран, который не позволяет навестись на Бойца или Жертву и выследить их по профилю силы.

- Что, и сферу поражения под него можно спрятать?

- Не до конца, но можно, - отвечаешь ты удивительно неохотно. Еще интереснее.

- И почему мы им не пользуемся? Ну или ими… если на каждое сознание, то их два, так?

Теперь ты не отзываешься вообще. Я вытягиваю руку через столик и тереблю тебя за запястье:

- Я вообще вопрос задал! Или не можешь рассказывать? – я с некоторым запозданием пугаюсь, а ты незаметно вздыхаешь и сообщаешь:

- Еда.

Официант расставляет перед нами тарелки, высокие стаканы, приносит сок и кувшин с водой и исчезает.

- Приятного аппетита, Рицка, - желаешь ты, берясь за нож. Ты что – надеешься, что я забыл?

- Тебе нельзя говорить? Кивни, и я отстану!

- Нет. Не в этом дело.

- А в чём тогда? – вот теперь я не понимаю по-настоящему. У тебя очень странный взгляд – и еще ты выглядишь пойманным врасплох.

- Ты настаиваешь на ответе? – спрашиваешь неожиданно тихо. Я растерянно смаргиваю. Вообще не собирался, но…

- Не знаю.

Ты даже смеёшься.

- Твоё «не знаю» иногда хуже принуждения, Рицка. Хорошо, если хочешь, я скажу.

Я беру свои приборы и принимаюсь резать говядину. Смотрю только на мясо – можешь не надеяться, что снова голову подниму.

- Ты обиделся?

- Нет, - я отправляю в рот первый кусок и накалываю на вилку брусок спаржи.

- На что?

- Ни на что! Просто не хочу с тобой больше разговаривать! Сперва сам начинаешь, потом передумываешь, а потом я же виноват в том, что мне слушать интересно было! Да еще оказывается, что я тебя говорить принуждаю! Всё, отстань!

- О, - ты в некотором замешательстве наблюдаешь, как я ожесточенно жую. – Извини.