15 страница

- Что именно?

- Воспитывать, - ты оглядываешься и внезапно берешь меня за руку. – Мне приятно.

Я только шумно вздыхаю:

- Соби!.. Живо ложись!

- Слушаюсь, - ты мягко сжимаешь мои пальцы и тянешь меня за собой. Будто я куда-то еще мог бы пойти.

Я дожидаюсь, чтобы ты устроился на кровати, укрываю тебя сползшим с края кровати пледом и одним движением перелезаю через тебя к стене. Усаживаюсь, оценивая, хватит тебе места в длину, если я ноги вытяну, или подушки вынуть придется. Должно хватить.

- Ко мне ляжешь?

Твои глаза сразу становятся живее:

- Конечно.

Приподнимаешься, ждешь, пока я переползу в изголовье, и укладываешься головой ко мне на колени. Я вытаскиваю из-под твоей шеи и плеч волосы, отвожу вверх – ты невольно морщишься, но не возражаешь. Я дотрагиваюсь подушечками пальцев до твоего нахмуренного лба:

- Хорошо хоть домой поехал!

Ты смотришь на меня снизу вверх:

- Спасибо, что настоял. Мне самому этого хотелось, но в принципе можно было остаться на лекциях.

На эту глупость я даже отвечать не стану. Запускаю руки в твои волосы, осторожно добираюсь кончиками пальцев до корней. Знаю, что больно. Терпи.

У тебя густые и очень жёсткие волосы. Со стороны выглядят мягкими, из-за цвета, а на самом деле такие же, как мои. Я прочесываю их пятернями, будто стаскиваю с головы тесную шапку – и почти сразу замечаю, как у тебя в лице что-то меняется. А потом ты понемногу обмякаешь, ложишься свободнее и даже начинаешь тянуться к моим ладоням.

- Рицка, - выдыхаешь спустя минуту, - спасибо.

У меня вздрагивают пальцы: полное впечатление, что у меня тоже виски высвободились из тисков. Чувствую, что тебе легче с каждым моим движением делается… но ты говори.

- Спасибо, - повторяешь ты, будто подслушав, - в твоем присутствии проходит любая боль. Жаль лишь, что тебе тоже приходится ее ощущать.

- Я же твоя Жертва, - напоминаю, стараясь, чтоб голос не дрогнул. – Ты сам говорил, в паре должны друг друга чувствовать.

Ты приоткрываешь глаза и глядишь на меня сквозь ресницы:

- Мне казалось, что это в большей степени относится к Бойцам.

- Почему?

Ты вновь зажмуриваешься и просишь, явно превозмогая себя:

- Можно я не буду объяснять? Это затрагивает некоторые…

- Молчи, - прерываю я сразу. – Всё, не надо.

Ты отвечаешь благодарным вздохом – и поднимаешь руку, чтоб обнять меня за талию. Я слегка отодвигаюсь от стены, жду, пока ты заведешь ладонь мне за спину, и устраиваюсь обратно.

- Плохо, что я на расстоянии так сделать не могу, - озвучиваю минут пять спустя. – Как думаешь, это реально?

Если сработанность пары проверяется, когда они в разных городах находятся – по идее, должно получаться. Иначе как взаимодействовать!

- Скорее всего, реально, - откликаешься ты, не открывая глаз. – Но расход, вероятно, будет куда сильнее, а времени потребуется кратно больше.

- Ничего, - я протряхиваю твои тяжелые пряди, слегка тяну, прочесывая от лба к затылку, - я сперва на мыслеречи чуть не отключался, а теперь часами с тобой трепаться могу!

- Ментальные мышцы тоже прокачиваются, - ты поворачиваешься набок, зарываешься лицом в мой джемпер. Надо было его снять, конечно, но я так торопился, что забыл. – Только, пожалуйста, не пробуй сейчас лечить на расстоянии. Ты же понимаешь, сила может понадобиться нам в любой момент. Ставить эксперименты просто опасно.

- Я не совсем кретин, - сообщаю хмуро. И добавляю, не удержавшись:

«Только это не эксперименты. И я всё равно попробую и научусь».

«Не здесь», - ты вздыхаешь куда-то мне в живот.

«Угу».

Ясное дело, не здесь. Но знал бы ты, как меня бесит, когда я тебе помочь не могу! И блоки… Блоки Ритцу тоже трогать не решаюсь. Потому что ты прав, мы не имеем права ослабнуть, а времени, чтоб после попытки в себя прийти, может и не оказаться.

Я проглаживаю твою голову от виска к макушке, безотчетно задерживая пальцы сбоку от твоего темени – раз, другой. Не вникаю в то, что делаю, действую интуитивно – а ты неожиданно напрягаешься. И произносишь без интонаций:

- Они были смешные. У тебя кошачьи, а мои напоминали скорее собачьи… и хвост тоже. У Юйко-тян похожая форма, но она девушка, а из твоих одноклассников, пожалуй, больше ни у кого таких нет.

Я останавливаюсь:

- Это ты сейчас к чему?

- К ушкам, - ты, по-моему, сам не чувствуешь, как в меня вжимаешься. И как у тебя плечи каменеют. Я тебя что, лечу, чтоб приступ вернулся?

Вытаскиваю руку из твоих волос, с нажимом глажу тебя по спине, по рукам – докуда дотягиваюсь:

- Соби, успокойся, а? Я ни о чем таком не думал! И… могу как-нибудь иначе, если…

- Нет, - ты чуть отстраняешься, чтоб я видел твое лицо, и встречаешься со мной глазами, - нет, продолжай. Мне просто показалось.

- Угу, - я мрачно возвращаю ладонь обратно. – Если ты забыл, я твои детские снимки видел!

И как твои ушки выглядели, в курсе.

- Ну да, - соглашаешься ты после явственной заминки. – И огорчился.

- Неправда!

- Правда, Рицка, - возражаешь ты очень тихо. – Пожалуйста, не спорь. Я же тоже тебя чувствую.

Крыть нечем. Я переключаю основные движения на левую руку, она у тебя на темени лежит, а правой обнимаю тебя, чтоб ладонь между лопаток оказалась.

Я же не тому огорчился, что ты их не со мной снял. Я твоему выражению лица ужаснулся. И тогдашнему… и тому, с которым ты ко мне пришел. Что с тобой было, если тебя узнать нельзя?

Не скажу.

- Рицка, а тебе нравятся собаки? – спрашиваешь ты неожиданно. Голос такой, словно ответ тебе крайне важен. Знать бы еще, на какой ты рассчитываешь по-настоящему.

- Нравятся, - отвечаю я крайне осторожно. – Они верные и преданные. Только… собаки – это собаки. А люди – это люди!

- Мы не совсем люди, - ты будто не слышишь моего уточнения. – Мы отличаемся, Рицка.

- Всё равно уравнивать нельзя! – кажется, эта тема будет вечной. И ты на нее всякий раз так ловко выходишь, что я никогда подготовиться не успеваю. Вечно меня врасплох застаешь.

- Возможно, - отзываешься ты раздумчиво. – Но некий смысл в этом сравнении я всё же вижу.

- Ты мне клялся, что аналогий с «Хатико» не проводил, - у меня разом хрипнет горло. – Соби, не надо!

Ты одним движением вскидываешься на кровати и стремительно садишься, прижимая меня к себе:

- Всё, всё.

- Не всё! – я отбиваюсь, - ты… ты не понимаешь, что несешь?! Я никогда! О тебе! Так! Не думал! Еще раз предположишь – я… я не буду тебе голову массировать! Буду, как в кино, пальцы к вискам прикладывать!

Ты даже передергиваешься:

- Нет, слышишь? Нет. Пожалуйста, я… я не смогу без этого обойтись. Прости. Я не хотел.

Я отворачиваюсь, торопливо промаргиваясь, а ты задеваешь губами моё правоё кошачье ухо:

- Я тебя люблю.

От кошачьих ушей и хвоста не остается следов. Первые полгода, говорят, еще можно определить места, где они были, а потом на голове вырастают волосы, а на копчике кожа становится одного цвета со всей спиной. Будто и не было никогда других… частей.

Мне надо с тобой уравняться. Потому что иначе просто нечестно. Нечестно… и тягостно так, что хоть кричи иногда. Может, когда без ушек останусь, доказывать станет проще.

Ты перебираешь в пальцах мой хвост, прощупываешь фантомные позвонки – ужасно приятно. Ничего не могу с собой поделать: ёжусь и сам прижимаюсь ближе. Обнимаю тебя, закрываю глаза, прислушиваясь к выровнявшемуся дыханию. Боль у тебя прошла, а теперь ты совсем затихаешь.

Мне с тобой трудно, Соби. Только даже думать не смей, что я хотел бы кого-то другого.

*

От тонкого, похожего на радиопомеху писка я вздрагиваю и резко открываю совсем прикрывшиеся глаза. Тьфу, черт – у кого-то в автобусе с этого звука стартует мелодия вызова. Кто такие вступления придумывает? Полное впечатление, что вызов на очередной бой.

Девушка рядом со мной торопливо лезет в сумку и вытаскивает ярко-зеленый смартфон. Теперь к пронзительному звону добавились басы, уже ясно, что это точно песня. Она нажимает «принять» и сразу начинает тараторить в трубку: опаздывает, будет чуть позже, но не критично… Я отворачиваюсь, вытаскиваю из бокового кармана сумки наушники и включаю плеер. Во-первых, так точно не просплю свою остановку, во-вторых, не услышу подобной музыки. Я вообще теперь всё чаще уши затыкаю: страшно устаю от обрывков чужой болтовни.

Знаешь, о чем я думаю, Соби? Нам крайне повезло, что механизм телепортации всё-таки предполагает согласие того, кого переносят. Я еще в самом начале отметил: все, кто являлся нас разлучить, звали меня отправиться в Гору добровольно. Ты позже объяснил, что без моего согласия перенос невозможен. Я не щенок и не игрушка, я паранорм – и могу сопротивляться, сознание против сознания. Это здорово. Потому что иначе меня давно уволокли бы, просто выскочив на пути, подставив ножку и открыв телепорт. Можно, наверное, еще физически вырубить, но до рукопашной у нас пока ни разу не доходило. Лунные «спарринги» всё-таки заклинания предполагают, а не мордобой. Или мы как тренажер нужнее, чем как подопытные кролики?

Сознание против сознания… Мне иногда кажется, что мы именно в таком режиме и живем. Я, по крайней мере. Против своей амнезии, против твоего прошлого, против наших страхов. И против памяти о Сэймэе, теперь вообще всей целиком.

Так, пора выходить.

Я выпрыгиваю из автобуса, не дожидаясь, пока дверь откроется до конца, поправляю загнувшийся край на штанине джинсов и смотрю вперед. Я наизусть знаю, куда идти: пятый этаж, из лифта прямо и налево. Досадно, что у меня сегодня нет готовой темы или вопросов – значит, Кацуко-сэнсей непременно захочет поговорить обо мне, и я решительно не представляю, чем ее отвлечь. Конечно, было бы здорово вывести диалог на учебу, но в школе сейчас не происходит ничего необычного. От меня даже Миоки наконец как будто отстала. Кацуко-сан регулярно старается обсудить со мной друзей – чаще всего Юйко. Она, по-моему, искренне уверена, что Юйко моя девушка, только я отмалчиваюсь. Странно, Соби. О ком я молчу, так это о тебе, молчу изо всех сил, иногда чуть рот себе рукой не зажимаю… а сэнсей не догадывается. Что, по мне не видно, когда я о тебе думаю? Но ведь даже Яёи всегда отмечает, если мы ссоримся, что я с тобой поругался и поэтому мрачный!

То есть хорошо, разумеется, что Кацуко-сан о тебе не спрашивает, но нелогично. А Юйко я всё равно не обсуждаю. Она наш друг, а не ширма!

Я миную холл, вызываю лифт – и радостно щелкаю пальцами: придумал. Придумал!

- Рицка-кун, - Кацуко-сэнсей встречает меня приветливой улыбкой и легким кивком, - ты вновь вовремя. Проходи, устраивайся.

Я разуваюсь, сажусь на привычное место в углу кожаного дивана, опускаю руки на колени – ладонями вниз, чтоб получилась поза вежливого ожидания. С ногами на сиденье я давным-давно не забираюсь.

- Одну минутку, - просит сэнсей чуть рассеянно, - я только отправлю тезисы на конференцию, ладно?

- На конференцию? – непонимающе переспрашиваю я.

- Да, - она кивает, заново принимаясь печатать. – Я пишу для одного журнала, специализирующегося на психотерапии, и меня пригласили выступить с парой докладов. Как назло, всё нужно отослать до завтра, и я ничего не успеваю… Готово! – она кликает мышкой, и на экране компьютера вместо формы электронного письма появляется заставка «отправлено успешно». – Прости, что заставила ждать. Итак, как твои дела?

Она разворачивается на вертящемся стуле и обегает мое лицо профессионально-веселым взглядом. Сам не знаю, когда выучился отличать его от искреннего. Может, дело в том, что я больше не верю в психотерапию? Да и в психиатрию не очень.

- Неплохо, сэнсей, - я тоже улыбаюсь. «Неплохо» - это не «прекрасно», значит…

- То есть у тебя накопились вопросы, - Кацуко-сан понимающе наклоняет голову. Отлично. – Хочешь обсудить их?

- Да. Сэнсей, скажите… Я читал, но не вполне разобрался, почему в нашем обществе настолько четко разделены социальные роли?

- Что ты имеешь в виду, Рицка-кун? – сэнсей машинально проводит рукой по своей короткой стрижке. – Какой именно аспект тебя интересует?

Сейчас, только слова подберу. Я сощуриваюсь, глядя мимо нее в окно: сквозь жалюзи падают косые солнечные лучи, и от них вся комната кажется полосатой.

- Почему девушки находятся в подчиненном положении? Это исторически сложилось? Ведь даже формы речи у нас и… и у вас – разные!

Кацуко-сан отчего-то задорно прикусывает губу.

- Вежливая и почтительная, - продолжает она за меня, - именно так. Тебе интересно, в чем заключается причина разделения, Рицка-кун? А что тебя больше занимает: исторические корни вопроса или его социальные последствия?

- Последствия, - выбираю я, не раздумывая. Опять вспоминаю покрасневший нос и заплаканные глаза Юйко и решительно повторяю: - Последствия.

Я правда не возьму в толк, почему к ней все учителя цепляются. И Шинономе-сан в первую очередь. Она даже меня уже в учительскую на прошлой неделе вызывала! Возмущенно пожаловалась, что Юйко сильно толкнула Харада Танако, так, что та отлетела в сторону и чуть не упала на кого-то. Я спросил: ну и что? Шинономе-сан похлопала глазами и ответила: как это что? Девочки не должны так себя вести, это некультурно, «а Хаватари-сан совершенно не раскаивается!». Я пожал плечами и отмолчался. Я бы тоже не раскаивался: Танако жвачку Юйко в волосы залепила, высоко, потом выстригать пришлось.

Сэнсей тоже помолчала, глядя в раскрытый классный журнал, и тихо сказала, что я свободен. О причине так и не спросила. А назавтра вызвала Юйко и так отчитала, что Юйко потом плакала. И твердила сквозь слезы, что меняться, как Шинономе-сэнсей требует, всё равно не будет: хочет, чтоб к ней в классе не лезли, а за моей спиной прятаться устала.

Еще бы – учитывая, как часто я с уроков сбегаю!

- Хорошо, Рицка-кун, - Кацуко-сан пощелкивает ногтем по висящему на шее кулону из какого-то тёмного камня. – Но, боюсь, сначала мне придется всё же сделать небольшой экскурс в историю. Я в ней не сильна, но поскольку я тоже… девочка, надеюсь, что смогу дать тебе общее представление. Итак, если заглянуть в прошлое…

…Спустя час я с облегчением подставляю лицо ветру и закатному солнцу. Уф, снова на две недели свободен.

«Соби, ура, я освободился!»

«В самом деле ура, - отзываешься ты сразу. – Я в остановке от тебя, сейчас буду».

«Ага».

Я открываю глаза, дожидаюсь, чтоб зрение прояснилось – небо яркое даже сквозь сомкнутые веки, и теперь кажется, что все цвета изменили оттенки – и иду тебя встречать.

Визиты к Кацуко-сэнсей – это статья наших расходов. Не самая мелкая, между прочим. И, по-моему, зря я себе признался, что мне надоело здесь бывать и читать разные научные труды о подсознании. Теперь всё время опасаюсь, что с лицом не справлюсь, а посещения просто пересиживаю. Зато факт, что я езжу к психологу, меня долго от необходимости ходить в дзюку избавлял. В школе сочли, что моя социализация и здесь протекает неплохо, и постоянное общение со сверстниками необязательно. Это хорошо, иначе я бы давно чокнулся. С ними скучно, почти со всеми. Интересно, кстати, у тебя так же было? Наверное, да, то есть почему «было», оно и сейчас так. Тебя на курсе уважают, ценят, но кроме Кио, в друзья никто не набивается: ты себя всегда очень отдельно ставишь.

- Рицка.

- Ой, - я чуть не впечатываюсь в тебя. Вскидываю голову и фыркаю: - Извини, я не нарочно.

Ты испытующе взглядываешь мне в лицо:

- Ты не ощутил моего приближения?

- Да я о тебе думал, - отвечаю честно. - Как тут ощутишь?

Твои пальцы тут же находят мою ладонь:

- Можно спросить, на какую тему?

- Что с тобой интереснее, чем с одноклассниками. И говорить легче.

- Хм, - ты слегка улыбаешься, - возможно, дело в нашей связи. Тебе легко со мной, потому что ты хорошо меня знаешь.

- Лучше некуда, - бурчу я, не удержавшись. - Нет, Соби. Ты просто умный.

- Я польщен, - ты фыркаешь, я тоже, и тут позади раздается:

- О, Рицка-кун, ты еще здесь! Как удачно, а я уж хотела тебе набрать!..

Твоя улыбка мгновенно застывает в официальную маску. Руку мою ты отпустить и не думаешь. Кацуко-сэнсей торопливо подходит ближе и с намеком смотрит на меня. Она тебя что, не помнит? Вы же однажды мельком виделись!..

- Кацуко-сан, это Соби.

- Ах да, - она мелко кивает и с любопытством глядит на тебя. По-моему, в самом деле не помнит. – Твой старший друг. Рада знакомству, э-э…

- Агацума Соби, - безукоризненно четко представляешься ты.

- Агацума-сан, - договаривает сэнсей, и я лишь теперь понимаю, что выдал себя с головой. Заметила она или нет?

- Это мой врач, - говорю я торопливо, уже не думая, как это прозвучит. То, что я тебя только по имени назвал… Допустим, мы всё-таки вместе живем, поэтому можно без постфикса… Но я б хоть фамилию твою вспомнить догадался!

- Кацуко-сэнсей, - заканчиваю я. Ты тоже киваешь, и я нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу. Что ей нужно?

- Эм-м, Рицка-кун, - Кацуко-сан слегка рассеянно трет пальцами висок, - что я собиралась сказать? Ах, да! Я хотела спросить, можем мы перенести плановую встречу на другую среду? Или следующую, или уже в конце декабря? Боюсь, я не смогу тебя принять, у меня возникла необходимость отъезда на несколько дней, поэтому…

- Всё в порядке, сэнсей, - перебиваю я, очень стараясь не показать своей радости, - конечно, давайте перенесем! На конец декабря, ладно?

- О, то есть… то есть через три недели? – переспрашивает она несколько разочарованно, - ну хорошо. Договорились. В таком случае, я сделаю пометку в своем расписании. Что ж, удачного дня вам обоим! Счастливо!

Мы прощаемся, и она скорым шагом уходит вниз по улице. Я смотрю ей в спину, и в голову закрадывается неожиданное подозрение.

- Соби, скажи правду.

- М?

- Правду, - настаиваю я. Не нравится мне твоё отсутствующее выражение лица. – Ты силу применил? В смысле, гипноз?

Ты широко раскрываешь глаза:

- Нет.

- А если совсем честно!

- Нет, - возражаешь ты решительно. – Во-первых, для гипноза нужна устная речь. Ты же знаешь, что я повелеваю словами, а не мыслями. Во-вторых, я не применяю силу в обычной жизни. В-третьих, я спросил бы твоего согласия, Рицка. В-четвертых…

- Хватит, - машу я рукой, но ты всё равно заканчиваешь:

- В-четвертых, я вообще не усматриваю причины, по которой мог бы понадобиться гипноз. Объясни.

Ой. Только тебе удается меня одним словом на полной скорости застопорить. Я искоса взглядываю на тебя: точно, обиделся.

- Я даже фамилию твою назвать забыл, - я сжимаю твою ладонь крепче. – И она тебя раньше видела, а сейчас не вспомнила! Почему?

Я раньше постоянно опасался, что Кацуко-сан начнет задавать о тебе вопросы… а она словно сквозь тебя смотрит.

- Люди видят то, что хотят видеть, - произносишь ты чуть спокойнее. – Эта женщина замечает одного тебя. Точнее, даже не тебя, а свою проекцию.

В первый момент мне кажется, что я неправильно тебя понял.

- К-как?

- Твой психолог полагает себя знатоком душ и целителем разумов. Я встречал подобных ей, Рицка. Она общается не с тобой, а со своим представлением о тебе. К тому же она тебя почти не знает и не в курсе, что ты паранорм. Не опасайся ее проницательности.

Я вслушиваюсь в твои холодные интонации. Отгоняю догадку, кого ты сейчас мысленно увидел, и уточняю последнюю фразу:

- А что меняет тот факт, что я паранорм? Мы же в любом случае люди!

Ты непроницаемо смотришь на меня, но вроде больше не сердишься.

- Позволь мне объяснить разницу не здесь и не сейчас. Я постараюсь рассказать, но не уверен, что удастся сделать это с первой попытки. Поэтому предпочел бы пробовать дома.

- Лучше не стоит, - я встряхиваю головой. – В смысле, давай потом когда-нибудь. Когда у тебя блоков не будет.

Ты опускаешь глаза и разглядываешь ровно настеленную плитку под ногами.

- Боюсь, блоки будут всегда, Рицка. Запреты на разглашение обойти нельзя.

Я плотно стискиваю зубы. Это мы еще поглядим.

- Но мне невыразимо приятно, что ты ощущаешь меня своим, - добавляешь ты неожиданно. – Рицка…

- А?

Ты всматриваешься в меня и едва заметно улыбаешься:

- Поцелуй меня?

Да запросто.

- …через сколько нам в бассейн? – спрашиваю, с трудом отрываясь от твоих губ. Правда, перестать тебя обнимать всё равно не могу. Я тоже соскучился.

- Конкретного времени нет, - ты жадно вдыхаешь воздух около моей шеи. – Но я счел, что нам больше подойдут вечерние и ночные посещения.

- Ночные? – я невольно ёжусь, а ты забираешь в рот мочку моего уха. - Это где ты такой бассейн нашел?

У нас после восьми большая часть учреждений закрывается, ну, кроме заводов и офисов. Я и не думал, что кроме кинотеатров что-то работает.

- Хм, - ты жарко вздыхаешь, так что по спине разбегаются мурашки, - большинство фитнес-центров рядом с крупными офисами открыты круглосуточно. Служащие должны иметь возможность снять напряжение в любое время суток, а освобождаются они, как правило, поздно.

- А-а, - я невольно прижимаюсь ближе, - понял… Соби, прекрати!

- Мы же в сфере, - возражаешь ты бессовестно, проводя ладонями по моей спине. Я сквозь куртку прикосновение чувствую. – Никто не видит.

- В бассейне ведь придется раздеваться, - я поднимаю руку и на ощупь зажимаю тебе рот. Ты тут же трогаешь языком мои пальцы. Я шиплю и отдергиваюсь, а ты смеешься:

- Рицка, как можно перестать, когда ты так реагируешь?

Я утыкаюсь лбом тебе в плечо и тщетно стараюсь отдышаться. Ты выпрямляешься, не отпуская меня, и тихо добавляешь:

- Я с тобой счастлив. – Я замираю, а ты подтверждаешь: - Очень.

Имя ты активируешь раньше, чем мне приходит та же мысль – и от того, как тебя чувствую, меня всего встряхивает. Ох, добраться бы до дому… Зачем, в самом деле, в бассейн ехать?

- Идём, - произносишь ты вполголоса. – Я обещал научить тебя плавать.

Я всю дорогу прокручиваю в голове твои последние слова. Мы устроились на сдвоенном сиденье, чтоб соприкасаться локтями, и молчим. Ты пытаешься выровнять дыхание – теперь это тебе уже не всякий раз мгновенно удается. А я вспоминаю, как мы пару дней назад схлестнулись в очередной раз. В понедельник, кажется. Да, точно – как раз перед походом в дзюку. Я уточнил, что в бассейн нам со среды, а ты внезапно снова заметил, что я не обязан идти, если не хочу.

«- Рицка, если тебе тягостно воспоминание об обстоятельствах, в которых мы договаривались, я… я пойму твоё нежелание. Ты не обязан.

Мы уже обувались, чтоб выходить из дому, я шнуровал кроссовок, но после твоей фразы бросил и выпрямился.

- Еще как тягостно! Жилетка просохла, а твой планшет и часы выбросить пришлось!

Ты встретился со мной глазами, подождал, не добавлю ли еще чего-нибудь, и очень ровно сказал:

- Спасибо.

- Пожалуйста, - я опять наклонился и сердито дёрнул шнурки. – Вернёмся – дай мне лист бумаги побольше и кисточку потолще! Где тушь, я знаю!

- Зачем?

- Напишу тебе «проехали». Кандзи, хираганой и катаканой!

Ты еле слышно усмехнулся:

- Я не настолько безнадёжен.

- Настолько, - ободрил я. – Нет, даже хуже!»

- Рицка, - прерываешь ты воспоминание, - могу я спросить?

Вместо ответа я придвигаюсь ближе, и ты меня с готовностью обнимаешь. Сферу мы так и не разомкнули.

- Теперь мы будем посещать дзюку, - произносишь ты, явно обдумав фразу заранее. – Твои визиты к психотерапевту представляются мне изжившей себя мерой.

Можно подумать, ты хоть один день считал, что они мне нужны.

- К тому же в ближайшие три месяца тебе придется плотно заниматься, чтобы пройти в йобико, - продолжаешь ты, упорно разглядывая спинку переднего сиденья. – Я ведь не ошибаюсь со сроком?

- Не ошибаешься, - я вздыхаю. Да, экзамен мастерства мне нужно сдать как можно быстрее. И, может, еще договариваться об ужимании сроков придется. Знал бы – бывал в дзюку раньше, хоть раз в неделю! А теперь будем ходить трижды, вторник-четверг-суббота, и это самый минимум. Следовало бы каждый день… Ладно, прорвемся.

- Плюс два языка, - перечисляешь ты безжалостно. – Рицка, давай прекратим твои посещения доктора Кацуко. По-моему, ты сам этого хотел.

Я об этом полчаса назад вспоминал.

- А кто будет медзаключения оформлять? Не ты говорил, что нам ее подпись может понадобиться?

И ее связи. Пока я терплю – буду ходить. Да, ты мое настроение потом два часа чинишь, но это же оправданная нагрузка!

- Я, – признаешь ты крайне недовольно. – Но, возможно, удастся обойтись.

- Давай без допущений, – получается резко, а потом я почти против воли ложусь головой тебе на плечо. Ты обнимаешь меня надёжней:

- Принято. В таком случае я составлю план действий и продумаю, чем отвлекать тебя после посещений этого… заведения.

Я даже улыбаюсь. Как там Нацуо говорил: а еще считается, что у нас матерщины нет. Правда, вообразить, как ты нецензурно ругаешься, мне воображения не хватит – зато интонации, с которыми иногда совершенно обыкновенные слова произносишь, запоминаются отчетливо.

- Будем плавать, – говорю я наконец, закрывая глаза. – Нам еще долго ехать?

- Минуты три, – ты, должно быть, смотришь на бегущую строку в салоне. А потом обещаешь почти неслышно: - Будем.

*

Мы проходим по холодящей босые ступни резиновой дорожке и останавливаемся у края воды. Я окидываю взглядом большой гулкий зал: почему-то казалось, что пространства будет меньше. Ты внимательно наблюдаешь за моим лицом и дотрагиваешься до локтя:

- О чем ты думаешь?

- Размер как у американского футбольного поля! – я нервно смеюсь. На голубой воде бликует свет от высоких ламп дневного освещения, и лезть туда…

- Первая треть рассчитана на человеческий рост, - ты меня не торопишь. Опускаешь ладонь на плечо и, по-моему, пробуешь поделиться силой. Безуспешно, естественно, у меня же не болит ничего. Мне просто…

…Горько и солоно, не закричать, не вдохнуть, в ушах смыкается тишина и шум крови… Сквозь них пробивается твой голос, как всего раз до этого было, и ты выдёргиваешь меня из тьмы и удушья: «Держись за меня, слышишь?».

Твои пальцы сжимаются крепче. Я так заметно напрягся?

- Рицка, - окликаешь ты негромко, - видишь вот ту красную линию?

Я послушно смотрю, куда ты показываешь. Красная черта проходит по облицованным мелкой плиткой стенам и уходит вниз. Я всматриваюсь сквозь блики в толщу воды: точно, и по дну тянется. Расстояние определить сложно, но дотуда точно метров пятьдесят… а может, семьдесят.

- Вижу.

- До неё дно бассейна будет у тебя под ногами, - у тебя совершенно спокойный голос, будто тебе самому интересно рассказывать. – Следующая треть рассчитана на плавание без опоры, а третья, самая глубокая – на ныряльщиков. Мы не попадём туда даже случайно. И я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Вот теперь я к тебе поворачиваюсь. Твои ресницы вздрагивают:

- Да?

- Я знаю, Соби. Это – я знаю.

Ты незаметно выдыхаешь через нос:

- Хорошо. Тогда будем спускаться?

…Здесь, оказывается, есть люди. И не так мало, человек пятнадцать точно. А я их только теперь замечаю. Мы ведь даже сферой не отгораживались, я точно ее ощутил бы! Как тебе удаётся?

Смотрю на тебя еще раз – и иду вперед. В воду ведёт небольшая пластиковая лесенка, цепляющаяся за борт.

В конце концов, я сам согласился. Я, наверное, даже в самом деле хочу научиться плавать. А трусить стыдно, в боях всегда бывает страшнее.

Ты следуешь за мной, шаг в шаг, и негромко произносишь:

- Спиной к воде. Ступеньки рассчитаны на то, что ты будешь ставить ногу носком вглубь.

- Сам догадался!

Ты не предлагаешь пропустить тебя первым. Сначала я тебе за это даже благодарен. Правда, как только начинаю спускаться, взявшись руками за узкие круглые поручни, благодарности убавляется, потому что ты решил проследить, не свалюсь ли я, и остановился прямо у лесенки.

И Кио еще натурщиком хотел пробоваться? Помню я его в майке и в узких джинсах… Лучше б не помнил.

Ты заплёл волосы в мужскую косу – я редко вижу, чтоб ты их так убирал, обычно всегда хвост делаешь, - и оставил в раздевалке очки. Стоишь, сложив на груди руки и обхватив себя ладонями за локти, и наблюдаешь за моим спуском. Я изо всех сил заставляю себя смотреть на кафельную стену перед глазами, но помогает мало.

У тебя светлая кожа – чистая, без родинок, без пигментных пятен. Куда светлее, чем у меня. И… с какой стати я считал, что я к тебе без одежды привык? То есть на тебе сейчас, конечно, плавки купальные, но…

Я встаю на дно – нехолодная вода доходит мне до ключиц – и делаю пару шагов назад, не мигая глядя на тебя. Больше угадываю, чем замечаю, что тебя мое внимание… беспокоит. Ты молча подходишь к бортику, садишься на него, спуская вниз ноги – и без всплеска спрыгиваешь вниз, оттолкнувшись от края ладонями. Это вместо того чтоб лестницей воспользоваться?