Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Цейтлин С.Н. 24 страница



«Маршал».

«Так вот, Маршал, когда соберешься играть, подойди ко мне, и я внесу тебя в список ожидающих. Сейчас все

столы заняты».

Дасти собрался было уходить, но обернулся и улыб­нулся Маршалу: «Эй, шериф, рад тебя здесь видеть. Нет, серьезно. Добро пожаловать в «Avocado Joe's». Но если сейчас, пока ты не начал играть, тебе захочется сделать что-то — да что угодно... не делай этого. Сначала подойди ко мне. Если хочешь понаблюдать, иди вон туда, — Дасти по­казал на галерею за стеклянной перегородкой, — или в ази­атский зал; там такие страсти кипят — одно удовольствие

смотреть».

Маршал направился к выходу из зала. Он услышал,

Старший сотрудник казано, обычно контролирующий группу столов или целый зал. — Прим. ред

как Дасти говорит одному из крупье, который закрыл стол на перерыв: «Посмотреть хочет! Можешь себе предста­вить? Он бы еще камеру принес!»

Маршал чувствовал себя глупо. Он тихонько вышел в коридор и продолжил осмотр. В центре каждого стола на десять игроков сидел крупье в униформе казино: темные брюки и яркая цветастая жилетка. Каждые несколько ми­нут победитель круга бросал крупье фишку, которой тот звонко щелкал по столу, прежде чем положить ее во внут­ренний карман жилетки. Маршал догадался, что это услов­ный знак: крупье подавал менеджеру этажа сигнал о том, что в карман идут его личные чаевые, а не деньги казино. Архаизм, разумеется, потому что происходящее за каждым столом записывалось на пленку, чтобы выявить возмож­ные нарушения. Маршал никогда не был сентименталь­ным, но ему понравился этот небольшой реверанс в сторо­ну традиций в суматохе «Avocado Joe's», этого храма пого­ни за выгодой и длинным рублем.

При открытии каждой сдачи техасского холдема трое из десяти игроков по очереди должны были делать ставки. Крупье делил начальную ставку на три части: одна остава­лась у него, вторую опускал в прорезь стола — это была плата казино за игру, — а третья шла в джекпот. Джекпот составлял около десяти тысяч долларов, большую его часть получал победитель и обладатель второй по величине руки, но определенную сумму делили между собой остальные иг­роки стола. Каждые минут двадцать крупье уступал место сменщику. Маршал видел, как игроки, которым везло при крупье, совали крупье, когда тот уходил на перерыв.

Маршал закашлялся и попытался разогнать табачный дым у своего носа. Смешно приходить в «Avocado Joe's», в этот храм болезни, в спортивном костюме. У всех посе­тителей был нездоровый вид. Маршала окружали мрачные землистого цвета лица. Многие игроки находились здесь уже десять-пятнадцать часов подряд. Все курили. Плоть тучных игроков свисала со стульев. Две анорексичные офи­циантки пронеслись мимо Маршала, обмахиваясь пустыми

подносами; перед некоторыми игроками стояли миниатюр­ные электрические фены, разгоняющие табачный дым; другие, не отрываясь от игры, жадно поглощали пищу — фирменным блюдом были креветки в желеобразном лобс-терном соусе. Игроки были одеты неформально и довольно экстравагантно: один, с жиденькой белой бородкой, был обут в турецкие шлепанцы с закрученными остроконечны­ми носами и носил красную феску. Другие предпочитали тяжелые ковбойские сапоги и шляпы «стетсон» с широчен­ными полями. Маршал даже нашел обладателя японской матросской формы сороковых годов и несколько пожилых женщин в аккуратных цветастых платьях а-ля пятидеся­тые, застегнутых до самого подбородка. Многие пришли в деловых костюмах с синими галстуками.

Разговоры велись только об играх. Везде и всюду. Кто-то обсуждал лотерею, организованную администра­цией Калифорнии. Кто-то развлекал слушателей рассказом о том, как сегодня в Эль-Камино при ставках девяносто к одному выиграла лошадь, которая пришла к финишу на трех ногах. Неподалеку разворачивалась интересная сцена: мужчина отдавал своей спутнице пачку банкнот со слова­ми: «Запомни, что бы я ни делал — если я буду умолять тебя, угрожать, проклинать тебя, плакать, все равно что, — посылай меня ко всем чертям, бей меня коленом в пах, а ес­ли будет совсем туго, используй приемы карате. Но не от­давай мне эти деньги! Это наш отдых на Карибских остро­вах. Но сначала иди и возьми такси до дому». Кто-то орал на менеджера этажа, пытаясь заставить его включить хок­кейный автомат «Shark». В зале стояла дюжина телевизо­ров, которые транслировали баскетбольные матчи. Каж­дый из них окружала толпа игроков, которые поставили на них. Все, абсолютно все делали какие-то ставки.

«Ролекс» показывал без пяти восемь. Мистер Мерри-мен должен приехать с минуты на минуту. Маршал решил подождать его в ресторане, который оказался небольшой прокуренной комнатой, в которой доминировала массивная дубовая барная стойка. Везде — подделки под Тиффани:

лампы, пепельницы, стеклянные шкафчики, витражи. В од­ном углу стоял бильярдный стол, окруженный толпой бо­лельщиков. Они уже сделали ставки и теперь следили за напряженной игрой.

Еда была такой же нездоровой, как и воздух. Салатов в меню не было. Маршал несколько раз просмотрел меню в поисках наименее токсичного блюда. «А?» — переспро­сила анорексичная официантка, когда он спросил ее, воз­можно ли приготовить овощи на пару. То же самое он услы­шал, когда поинтересовался, какое масло используется при приготовлении соуса к креветкам и лобстерам. В конце концов он остановился на ростбифе без подливки и салате из помидоров и латука. Он ел мясо первый раз за много лет, но, по крайней мере, он знал, что будет есть.

«Здорово, док. Как дела? Приветик, Шейла. — Шел­ли плюхнулся на стул рядом с Маршалом и послал воздуш­ный поцелуй официантке. — Принеси-ка мне то же самое, что и доку. Он плохого не закажет. Но не забудь подлив­ку. — Он нагнулся к соседнему столику и пожал руку мужчине, читающему программку скачек. — Джейсон, у меня есть для тебя лошадка что надо! Через две недели бу­дет дерби в Дель-Маро. Копи деньжишки. Я сделаю тебя богатым — и твоих внуков тоже. Увидимся позже; мне тут надо провернуть одно дельце с приятелем».

«Вот это его стихия», — подумал Маршал. «У вас хо­рошее настроение, мистер Мерримен. Удачная партия в теннис?»

«Самая удачная. Вы сидите за одним столом с участ­ником калифорнийского парного турнира! Да, док, я отлич­но себя чувствую — благодаря теннису, благодаря моим друзьям и благодаря вам».

«Итак, мистер Мерримен...»

«Т-с-с, док. Никаких «Мистеров Меррименов». За­будьте об этом здесь. Надо быть как все. Здесь я Шелли. Шелли и Маршал, ладно?»

«Хорошо, Шелли. Перейдем к делу? Вы собирались рассказать мне, что я должен делать. Должен сказать, что

завтра у меня с самого утра встречи с пациентами, так что я не смогу остаться здесь до конца. Помните, мы догова­ривались о двух с половиной часах. Сто пятьдесят минут —

и я ухожу».

«Вас понял. Приступим».

Маршал кивнул, выковыривая из своего ростбифа ку­сочки жира. Потом он соорудил сандвич, положил сверху кусочки помидора и увядшие листики салата, полил кетчу­пом и начал есть, пока Шелли рассказывал, что им нужно будет сделать этим вечером.

«Вы прочитали брошюру по техасскому холдему, кото­рую я вам давал?»

Маршал снова кивнул.

«Отлично. Значит, вы уже можете садиться играть. Все, что я хочу от вас, — это чтобы вы были достаточно ин­формированы, чтобы не привлекать к себе внимания. Я не хочу, чтобы вы думали только о картах, и я не хочу, чтобы вы играли. Я хочу, чтобы вы наблюдали за мной. Скоро откроется стол, где ставка — двадцать — сорок долларов. Вот как идет игра: начальная ставка делается по очере­ди — три парня должны делать ставки на каждую сдачу. Один ставит пять баксов. Это «батт», который забирает казино, — на оплату стола и зарплату для крупье. Второй игрок, «слепой», ставит двадцать баксов. Игрок рядом с ним — «двойной слепой», ставит десять. Пока сечете}»

«Значит ли это, — уточнил Маршал, — что тот, кто поставил двадцать долларов, смотрит флоп, не делая боль­ше ставок?»

«Точно. Если ставку не подняли. Это значит, что ты заплатил за флоп и один раз за круг должен смотреть его. Будет скорее всего девять игроков, так что получается один раз каждые девять рук. Остальные вы пасуете. Не играйте первую ставку, док, повторяю, не играйте. Это значит, что каждый круг вам придется ставить три анте, всего трид­цать пять баксов. Весь круг на девять игроков займет око­ло двадцати пяти минут. Так что максимум вы потеряете

I

семьдесят долларов в час. Если, конечно, не наделаете глу­постей и не будете разыгрывать свою руку.

Вы хотите уйти через два часа? — поинтересовался Шелли, когда официантка принесла ему его ростбиф, пла­вающий в жирной подливе. — Вот что я вам скажу. Да­вайте поиграем полтора часа или час сорок, а потом полча­са поговорим. Я решил покрыть все ваши расходы — я се­годня щедрый, так что вот возьмите сто баксов». Шелли выудил из бумажника стодолларовую купюру.

Маршал взял деньги. «Так, посмотрим... сто долла­ров... что получается? — Он достал ручку и начал считать на салфетке: —Тридцать пять долларов каждые двадцать пять минут, вы хотите, чтобы я играл час сорок, это сто минут. Получается сто сорок долларов. Так?»

«Хорошо, хорошо. Вот еще сорок долларов. И еще — вот вам двести долларов в качестве ссуды на этот вечер. Луч­ше для начала купить фишек на триста долларов — это выглядит солиднее. Так вы не будете привлекать к себе внимание, не будете казаться неумехой. Вы снова обнали­чите их, когда мы будем уходить».

Шелли жадно поглощал свой ростбиф, макая хлеб в подливку. «А теперь слушайте меня внимательно, док, — продолжал он, не отрываясь от еды. — Если вы проиграе­те больше ста сорока долларов — это ваши проблемы. По­тому что это может произойти лишь в одном случае — если вы начнете разыгрывать свои карты. А я бы вам не советовал делать это. Здесь собираются классные игроки. Большинство играют по три, по четыре раза в неделю. Мно­гие зарабатывают этим на жизнь. К тому же, если вы бу­дете играть, вы не сможете наблюдать за мной. А ведь имен­но для этого мы устроили нашу маленькую вылазку. Так ведь?»

«В вашей книге написано, что при определенных кар­тах игрок должен смотреть флоп каждый раз: пары круп­ных карт, туз и король одной масти», — сказал Маршал.

«Да нет же, черт возьми. Не в мое время. Док, после того как я уйду, делайте, что угодно. Играйте как хотите».

«Почему это ваше время?» — спросил Маршал.

«Потому что я оплачиваю все ваши начальные ставки. К тому же это еще время моего официального терапевти­ческого сеанса, хотя и последнего».

«Думаю, да», — кивнул Маршал.

«Нет, нет, подождите, док. Я понимаю, о чем вы. Кто, как не я, может понять, как трудно пасовать при хорошей карте. Это жестокое и редкое наказание. Предлагаю ком­промисс. Каждый раз, когда первыми к вам приходят два туза, два короля или две дамы, вы делаете ставку, чтобы посмотреть флоп. Если флоп не улучшает вашу руку, то есть если у вас не набираются три карты одной масти или две пары из флопа, тогда вы пасуете, следующую ставку вы не делаете. А потом, разумеется, мы делим весь выигрыш по­полам».

«Пополам? — удивился Маршал. — Разве разреша­ется игрокам за одним столом делить выигрыш? И будете ли вы так же оплачивать половину моего проигрыша?»

«Хорошо. Ладно. Я сегодня щедрый. Весь ваш выиг­рыш можете оставить себе, но вы должны разыгрывать только пары тузов, королей и дам. При любых других кар­тах — пасуйте. Даже если вам достанутся туз и король одной масти! Иначе я умываю руки — проиграете так про­играете. Теперь все понятно?»

«Да».

«Теперь обсудим главное — зачем вы здесь. Я хочу, чтобы вы наблюдали за мной, когда я буду делать ставки. Сегодня я собираюсь часто блефовать, так что смотрите, буду ли я выдавать какие-нибудь «маячки», — ну, вы зна­ете, то, что вы заметили тогда, на сеансе: движения ног и все такое прочее».

Через несколько минут имена Маршала и Шелли объ­явили по громкой связи: их приглашали присоединиться к игре за столом со ставками от двадцати до сорока долла­ров. Игроки любезно поприветствовали вновь прибывших. Шелли поздоровался с крупье: «Как делишки, Эл? Слу­шай, дай-ка мне вон тех кругляшков на пять сотен и поза-

боться о моем друге, он новичок в игре. Я пытаюсь его раз­вратить, и мне нужна твоя помощь».

Маршал поменял на фишки пятьсот долларов. Теперь перед ним лежала кучка красных пятидолларовых фишек и кучка полосатых сине-белых двадцатидолларовых фишек. На второй сдаче Маршал был «слепым» — он должен был поставить двадцать долларов на две «темные» карты и смотреть флоп — три мелкие пики. У Маршала на руках были две пики — двойка и семерка, так что у него полу­чился флеш на пять карт. Следующая карта, «четвертая улица», тоже вышла пиковая, мелкая. Маршал, ослеплен­ный выпавшим ему флешем, забыл инструкции Шелли и остался в игре, два раза повысив ставку на двадцать дол­ларов. Когда все игроки открыли карты, Маршал показал двойку и семерку пик и гордо произнес: «Флеш». Но у трех других игроков оказались более высокие флеши.

Шелли наклонился с нему и подчеркнуто мягко произ­нес: «Маршал, когда во флопе оказываются четыре пики, это значит, что у каждого, у кого есть хотя бы одна пико­вая карта, оказывается флеш. Ваши шесть пик не лучше, чем пять пик любого другого игрока, а вашу семерку пик обязательно побьет более крупная карта. Как вы думаете, почему все остальные игроки не стали делать ставки? Всег­да задавайте себе этот вопрос. У них просто не могло не быть флешей. Такими темпами, друг мой, за час вы поте­ряете, по моим подсчетам, около девятисот ваших, — Шел­ли особенно выделил слово «ваших», — денег, заработан­ных честным трудом».

Услышав его слова, один из игроков — высокий брю­нет в сером костюме от Борсалино и с «Ролексом» на за­пястье, подсчитывающий фишки, — сказал: «Приятель, а как насчет поменять фишки обратно и бросить это дело... поспать немного... но... хм... парень, который разыгрывает флеш от семерки... тебе бы лучше еще походить в теорети­ках».

Маршала бросило в краску, но крупье утешил его: «Не бери в голову, Маршал. Сдается мне, ты уже скоро в этом

разберешься, а вот тогда-то ты и надерешь им задницу!» Как потом понял Маршал, хороший крупье — это в своем роде непризнанный групповой терапевт, который всегда готов остудить страсти и поддержать игроков: спокойствие за столом всегда приносит большие чаевые.

После этого Маршал играл осторожно и постоянно па­совал. Несколько игроков добродушно выразили свое не­довольство такой прижимистостью, но Шелли и крупье встали на защиту Маршала и попросили их проявить пони­мание и подождать, пока он не разберется, что и как. Че­рез полчаса он получил двух тузов, во флопе оказались туз и пара двоек, так что Маршал собрал полный боут тузов. В этот раз ставок было мало, но он выиграл двести пять­десят долларов. Все остальное время Маршал неусыпно сле­дил за Шелли, изредка осторожно делая пометки в блок­ноте. Казалось, никто не обращает на это внимание, кроме миниатюрной женщины с восточной внешностью, которую едва можно было разглядеть за грудами выигранных фи­шек, высившихся перед ней на столе. Она вытянула шею, перегнулась через стопку полосатых черно-белых двадца­тидолларовых фишек и обратилась к Маршалу, указывая на его блокнот: «И не забудьте, большой стрейт бьет кро­шечный полный боут! Хи-хи-хи».

Шелли делал' ставки значительно активнее всех ос­тальных игроков. Казалось, он знает, что делает. Но когда у него оказалась выигрышная рука, мало кто ставил с ним. А когда он блефовал, даже при наилучшем раскладе на столе, один или два игрока с минимальными картами всегда делали ставки и побивали его. Когда кто-то сделал ставку на закрытую руку, Шелли почему-то воздержался. Хотя ему шли достаточно хорошие карты, стопка его фишек по­степенно уменьшалась, и по прошествии полутора часов он проиграл все свои пятьсот долларов. Маршал быстро по­нял, почему так получилось.

Шелли встал, бросил крупье на чай несколько остав­шихся фишек и направился в ресторан. Маршал поменял свои фишки и последовал за ним.

«Ну что, док? Были «маячки?»

«Знаете, Шелли, я, конечно, новичок в этом деле, но мне кажется, что вы бы рассказали своим противникам о своих картах лучше только в том случае, если бы семафо­рили им».

«Да вы что? Это как?»

«Это такая сигнальная система — флажки, которая ис­пользуется на кораблях, чтобы подавать сигналы другим кораблям».

«А, да. Все так плохо, да?»

Маршал кивнул.

«Например? Что конкретно?»

«Ну, для начала: вы помните, когда у вас на руках ока­зывалась крупная карта? Я насчитал шесть раз: четыре фулл-хауса, большой стрейт и большой флеш».

Шелли задумчиво улыбнулся, словно вспоминая быв­ших любовниц: «Да, я помню их все. Какие они были за­мечательные».

«Но, — продолжал Маршал, — я заметил, что все ос­тальные игроки за нашим столом, которым выпадала по­добная карта, всегда выигрывали больше денег, чем вы, — значительно больше, по меньшей мере в два-три раза. На самом деле я бы даже не сказал, что у вас была крупная кар­та, скорее просто неплохая, потому что вам ни разу не уда­лось выиграть с этим крупную сумму денег».

«Что это значит?»

«А это значит, что новость о том, что у вас хорошая карта, распространялась по столу, словно лесной пожар».

«Как я это показывал?»

«Позвольте перейти к моим наблюдениям. Мне пока­залось, что, когда у вас на руках оказывались хорошие карты, вы сильнее сжимали их».

«Сжимал?»

«Да, вы охраняете их так, словно у вас в руках ключи от Форта Нокса. Вы давите на них так, что согнули бы и велосипедное колесо. И еще, когда у вас на руках боут, вы смотрите на фишки, прежде чем сделать ставку. Кажется,

i

было что-то еще... — Маршал листал блокнот. — Да, вот, нашел. Каждый раз, когда у вас на руках оказывается хо­рошая карта, вы отводите взгляд от стола, смотрите в про­странство, словно пытаетесь рассмотреть баскетбольный матч на экране телевизора, который там стоит. Полагаю, вы делаете это, чтобы показать своим соперникам, что ваши карты не заслуживают особого внимания. Но когда вы начинаете блефовать, вы буквально впиваетесь глазами в лица, словно пытаетесь смутить их, запугать, отговорить

делать ставки».

«Да вы шутите, док? Я все это проделываю? Быть не может! Знаю я все это, я читал об этом у Майка Каро в «Маячках». Но я и представить себе не мог, что я делаю это! — Шелли вскочил и обнял Маршала. — Док, вот это я называю настоящей терапией! Высший терапевтический пилотаж! Мне просто не терпится вернуться в игру — те­перь я буду показывать все свои «маячки» наоборот. Я их так запутаю, что эти джокеры даже не поймут, как проиграли!» «Подождите, еще не все. Хотите послушать дальше?» «Разумеется. Но давайте побыстрее. Мне обязательно нужно заполучить то же самое место за столом. О! Знаю, я зарезервирую его!» Шелли подбежал к Дасти, питбоссу, хлопнул его по плечу, прошептал что-то на ухо и сунул де­сятку. Вернувшись к Маршалу тем же темпом, Шелли весь

обратился в слух.

«Продолжайте, док, у вас здорово получается».

«Еще два момента. Если вы смотрите на фишки, ско­рее всего, чтобы подсчитать их, сомневаться не приходит­ся — у вас хорошая карта. Кажется, я уже говорил об этом. Но я не сказал, что, когда вы блефуете, вы никогда не смотрите на фишки. И еще, не столь заметный «маячок», я не очень в нем уверен...»

«Рассказывайте, док. Я хочу услышать все, что у вас есть. Каждое ваше слово — золото, говорю вам!»

«В общем, мне показалось, что, когда у вас хорошая карта, вы очень осторожно кладете деньги на стол, когда делаете ставку. И кладете их недалеко от себя, руку почти

не вытягиваете. А когда блефуете, наоборот, более агрес­сивно и фишки бросаете на самую середину стола. А еще, когда блефуете — но не всегда, — вы то и дело смотрите на свои неудачные карты, словно надеетесь, что они изме­нились. И еще, последнее: вы всегда остаетесь в игре до конца, даже когда уже весь стол понимает, что у кого-то на руках полный набор. Мне кажется, вы слишком много вни­мания уделяете своим картам и не думаете об остальных игроках. Вот, собственно, и все». Маршал собрался было разорвать листочек с записями, но Шелли остановил его:

«Нет, не надо, док. Не рвите. Отдайте его мне. Я этот листик в рамку вставлю. Нет, лучше я заламинирую его и буду носить с собой — счастливый талисман, краеуголь­ный камень удачи Мерримена. Слушайте, док, я должен бежать — это уникальная возможность... — Шелли кив­нул в сторону покерного стола, за которым они только что играли: — Такого сборища простофиль еще поискать. Да, кстати, чуть не забыл. Вот письмо, которое я вам обещал».

Маршал пробежал глазами письмо, которое дал ему Шелли:

КОМУ: Всем заинтересованным лицам Данным подтверждаю, что доктор Маршал Стрей-дер провел со мной высокоэффективный терапевтичес­кий курс. Я считаю себя полностью излечившимся и из­бавленным от всех неприятных симптомов, явившихся следствием терапии доктора Пейнда.

ШЕЛЛИ МЕРРИМЕН

«Ну как?» — поинтересовался Шелли.

«Отлично, — ответил Маршал. — Вот только не могли бы вы поставить дату».

Шелли поставил дату, а потом импульсивно приписал снизу:

Настоящим отказываюсь от каких бы то ни было претензий к Институту психоанализа (Сан-Фращиско).

I'll

«Ну как?»

«Еще лучше. Благодарю вас, мистер Мерримен. За­втра я пришлю вам письмо, которое обещал».

«Тогда мы квиты. Рука руку моет. Знаете что, док, я тут подумал... так, наброски, пока ничего конкретного... но вы могли бы сделать отличную карьеру в покерном кон­сультировании. У вас просто фантастически это получает­ся. Или мне так кажется. Посмотрим, что будет, когда я вернусь за покерный стол. Но давайте когда-нибудь по­обедаем вместе. Может, вам удастся уговорить меня стать вашим агентом. Только посмотрите вокруг — сотни не­удачников, у каждого свои воздушные замки, и все они хотят играть лучше. А это еще не самое крупное казино, другие намного больше: «Garden City», «Клуб 101». Они заплатят любые деньги. Я в два счета обеспечу вам клиен­туру... или организуем семинары — пара сотен игроков, сотня баксов с каждого, двадцать тысяч в день. Разумеет­ся, я регулярно буду получать проценты... Подумайте об этом. Мне пора идти. Я вам позвоню. Я должен восполь­зоваться этой возможностью».

С этими словами Шелли вразвалочку пошел обратно к столу, где играли в техасский холдем, напевая «зип-а-ди-

ду-да, зип-а-ди-дзень».

Маршал вышел из «Avocado Joe's» и направился к парковке. Половина двенадцатого. Через полчаса он по­звонит Питеру.

Глава 21

В ночь перед встречей с Каролин Эрнесту приснился яр­кий сон. Он вскочил и записал его: Я бегу по зданию аэро­порта. В толпе пассажиров я замечаю Каролин. Я очень рад видеть ее. Я бегу к ней и пытаюсь обнять, но у нее в руках сумка, так что эти объятия получаются неук­люжими и не приносят мне удовольствия.

Вспомнив утром этот сон, Эрнест вспомнил, к какому

решению пришел после разговора с Полом: истина приве­ла меня сюда, истина и поможет найти выход! Он ре­шил сделать то, чего никогда раньше не делал. Он расска­жет пациентке свой сон.

Так он и поступил. Кэрол была заинтригована: Эрнест рассказывает ей сон, в котором он обнимает ее. После пос­леднего сеанса Кэрол начала думать, а не заблуждается ли она в отношении Эрнеста. Она теряла надежду заставить его скомпрометировать себя. И вот сегодня, сейчас, он го­ворит, что видит ее во сне. Может, это приведет их к чему-то, думала она. Но без особой уверенности: она понимала, что ситуация вышла из-под контроля. Для мозгоправа Эр­нест вел себя совершенно непредсказуемо; практически на каждом сеансе он говорил или делал что-то, что удивляло ее. И практически на каждом сеансе он открывал ей что-то о ней самой, о чем она и не догадывалась.

«Да уж, Эрнест, это действительно странно, потому что я тоже видела вас во сне сегодня. Не это ли Юнг на­зывал синхронистичностью?»

«Не совсем так. Думаю, синхронистичностью Юнг на­зывал совпадение двух связанных между собой явлений, один из которых относится к субъективной реальности, а другой — к объективной, физической. Помнится, он где-то описывал случай из своей практики: они с пациентом разбирали сон, в котором фигурировал древнеегипетский скарабей, и вдруг увидели, что в окно бьется настоящий жук, словно пытается попасть в кабинет.

Я никогда не мог понять смысл этой концепции, — продолжал Эрнест. — Думаю, что многих людей настоль­ко пугают случайности, которыми изобилует наша жизнь, что они утешают себя верой в некую космическую взаимо­связанность всего сущего. Меня никогда не привлекала эта идея. Почему-то случайности и мысль о безразличии при­роды никогда не выбивали меня из колеи. Почему совпаде­ния вызывают такой ужас? Почему совпадение не может быть просто совпадением, и ничем иным?

Что же касается того факта, что мы видим друг друга

во сне... Что вас удивляет? Мне кажется, что при такой ин­тенсивности нашего общения и достаточно интимном его характере было бы, наоборот, удивительно, если бы мы не видели друг друга во сне! Простите меня, Каролин, вам, наверное, кажется, что я читаю нотации. Но идеи вроде этой «синхронистичности» вызывают у меня бурю эмоций: мне часто кажется, что я в ползу по ничейной земле между фрейдистским догматизмом и юнгианским мистицизмом».

«Нет, Эрнест, продолжайте, я совершенно не против. Мне даже нравится, когда вы вот так делитесь со мной своими мыслями. Но у вас есть одна привычка, которая действительно делает вашу речь похожей на нотации: вы чуть ли не после каждого слова произносите мое имя!»

«Правда? Не замечал».

«Ничего, что я говорю об этом?»

«Что вы! Я только рад. Это говорит о том, что вы на­чинаете воспринимать меня серьезно».

Кэрол наклонилась к Эрнесту и крепко пожала его

руку.

Он ответил на ее рукопожатие и произнес: «Но нам еще много нужно сделать сегодня. Вернемся к моему сну. Скажите, что вы думаете об этом».

«О нет, Эрнест, это ваш сон. Так что это вы мне ска­жите, что вы думаете об этом».

«Что ж, ваша правда. На самом деле психотерапия часто появляется в снах как некое путешествие. Так что, я думаю, аэропорт из моего сна — это наша терапия. Я пы­таюсь быть ближе к вам, обнять вас. Но вы выставляете препятствие — вашу сумку».

«А что представляет собой сумка, Эрнест? Я так стран­но себя чувствую — словно мы поменялись ролями».

«Ничего страшного, Каролин. Это даже хорошо, я только за; самое важное, чтобы мы с вами оставались чест­ны друг с другом. Итак, первое, что приходит в голову: Фрейд часто повторял, что сумка, кошелек часто символи­зируют собой женские половые органы. Как я уже говорил, я не являюсь приверженцем фрейдистской догмы, но я не

I

хочу вместе с водой выплеснуть и ребенка. У Фрейда столько разумных идей, что было бы глупо игнорировать их. К тому же однажды, несколько лет назад, я принимал учас­тие в эксперименте: женщин под гипнозом просили пред­ставить, что они занимаются любовью с мужчиной своей мечты. Но при этом они не должны были видеть непосред­ственно половой акт. И поразительно большое количество женщин использовали символ сумки — то есть этот муж­чина приходит к женщине и кладет что-то в ее сумку».

«То есть, Эрнест, этот сон говорит...»

«Полагаю, этот сон говорит о том, что мы с вами всту­паем в терапевтические взаимоотношения, но вы ставите между нами свою сексуальность так, что она мешает нам достичь истинной близости».

Кэрол помолчала немного, а потом произнесла: «Но сон можно трактовать и иначе. Эта интерпретация более простая, более прямая: вас влечет ко мне как к женщине, эти объятия символизируют сексуальные отношения. В кон­це концов, это же вы стали их инициатором в этом сне?»

«А что вы можете сказать о сумке как препятст­вии?» — поинтересовался Эрнест.

«Так говорил Фрейд, иногда сигара может быть про­сто сигарой. Так что почему бы сумке как символу женских гениталий не быть иногда просто сумкой? Сумкой с день­гами?»

«Да, ваша идея мне ясна... вы имеете в виду, что я хочу вас, как мужчина женщину, но деньги — а иными слова­ми, наш профессиональный контракт — мне мешают. И что это фрустрирует меня».

Кэрол кивнула: «Именно. Ну и как вам такая интер­претация?»

«Она значительно проще, и я не сомневаюсь, что в ней есть доля правды. То есть если бы мы не встретились как терапевт и пациентка, я бы с удовольствием познакомился с вами как с женщиной. Мы уже говорили об этом на про­шлом сеансе. Я не скрывал, что считаю вас красивой, при-

влекательнои женщиной с удивительно живым, проница­тельным умом».

Кэрол широко улыбнулась: «Этот сон начинает мне нравиться все больше и больше».

«Но, — продолжал Эрнест, — сны в большинстве своем оказываются сверхопределенными. И не стоит ду­мать, что мой сон в обязательном порядке описывает оба этих желания: как желание работать с вами в качестве терапевта без вторжения и разрушающего действия сексуального компонента, так и желание познать вас как женщину без препятствия в виде нашего с вами профессионального кон­тракта. И я должен решить эту дилемму».

Эрнест удивился, насколько далеко он зашел в своей искренности. Вот он, здесь и сейчас, в здравом уме и трез­вой памяти, говорит пациентке такое, о чем несколько не­дель назад и помыслить не мог. И, насколько он понимал, он себя полностью контролировал. Он больше не испыты­вал желания соблазнить Каролин. Он был искренен, но в то же время ответствен и терапевтически эффективен.

«А деньги, Эрнест? Иногда я замечаю, что вы погля­дываете на часы, и мне кажется, что я для вас лишь источ­ник дохода и что с каждым движением стрелок в ваш ко­шелек падает еще один доллар».





Дата публикования: 2014-11-04; Прочитано: 315 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.022 с)...