Слитный периодический шифр с разнородным ключом 5 страница

Это обязательно (для особо важных сообщений, 1—2 раза в месяц по 2—3 строки, не больше). Ваш Ленин» [3].

Как мы уже отмечали, в декабре 1920 г. начальник захваченной радиостанции Врангеля И. М. Ямченко подтвердил еще раз, что советская сторона применяет шифры недостаточной стойкости. А еще в сентябре 1920 г. Политбюро рассмотрело «предложение т. Ленина принять меры к усложнению шифров и к более строгой охране шифрованных сообщений». Политбюро постановило поручить Л. Д. Троцкому, наркому по военным и морским делам, «организовать комиссию из представителей Наркомвоен, Наркоминдел, ЦК РКП и Наркомпочтеля» [4].

О последнем ведомстве следует сказать особо.

В функции Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности входило проведение контроля за иностранной перепиской. Органы ВЧК организовали, по примеру соответствующих служб царской России, службу перлюстрации шифрованной корреспонденции аккредитованных в Москве представителей некоторых иностранных государств. Известно, что уже в начале 20-х гг. в Москве находились дипломатические и торговые посольства и миссии Германии, Англии, Турции, Италии, Финляндии, Польши, Ирана, Афганистана и прибалтийских государств. Кроме телеграмм, поступавших с телеграфа, часть шифрованной иностранной переписки и переписки белой гвардии по заданиям ВЧК и военных органов перехватывалась на Серпуховской приемной радиостанции Реввоенсовета и Шаболовской радиостанции Наркомпочтеля. Эти сообщения вместе с перехватом открытых сообщений иностранной прессы направлялись в так называемый отдел обработки материалов Особого отдела ВЧК. В отделе обработки материалов предпринимались попытки расшифровать перехватываемые радио, получаемые при обысках и арестах членов контрреволюционных организаций шифрованные документы. В отдельных случаях это удавалось сделать. Вот, например, одна из дешифрованных в сентябре 1920 г. телеграмм контрразведки генерала Врангеля:

«30. Военная. Таганрог. Начальнику контрразведки полковнику Бучинскому.

Доношу: по имеющимся у меня сведениям, на юге России скрываются известные большевистские деятели японцы Гедионака и Накамура. К розыску их меры приняты. 20 сентября, полковник Анжело».

Однако большинство поступавших в отдел шифрдокументов оставалось не расшифрованными. Что касается дипломатической шифрованной переписки, то она совсем не читалась.

Будучи заинтересованной в использовании данных шифрпереписки, ВЧК направляла материалы для дешифрования в военные органы. Вот один из документов:

«В Полевой штаб Реввоенсовета Республики. 14. IV. 1920.

Согласно резолюции начальника отдела обработки материалов Особого отдела ВЧК при сем препровождается три копии перехвата неприятельских радиограмм от 3 и 4 апреля с просьбой расшифровать в срочном порядке и возвратить в отдел обработки материалов 00 ВЧК». Через двадцать дней, 4 мая 1920 г., в Полевой штаб РВСР был послан вторичный запрос по этому же делу. И лишь в июне был получен типичный для подобной ситуации того времени ответ: «Ввиду невозможности установить ключ к этим телеграммам последние возвращаются в нерасшифрованном виде...»

Итак, мы видим, что к концу Гражданской войны Советская Россия фактически не располагала действенной и надежной криптографической службой. В начале 1921 г. вопрос о создании единого органа, который вобрал бы в себя все возможные криптографические силы республики и был бы способен организовать криптографическую деятельность на уровне ведущих иностранных государств встал особенно остро. Причин этого можно указать несколько.

Первая группа причин кроется в итогах Гражданской войны. Мы уже говорили о том, что криптографическая служба Советской Республики периода Гражданской войны по существу заимствовала средства, методы и частично кадры царской специальной службы, и этот факт сыграл крайне негативную роль ввиду того, что для бывших царских криптографов, оказавшихся в рядах белой гвардии или в специальных службах иностранных государств, находившихся в состоянии войны с Россией, шифры, использовавшиеся советской стороной составляли секрет полишинеля. Следует, однако, обратить внимание и еще на одно важное обстоятельство.

Как известно, еще в годы Первой мировой войны Ленин пришел к выводу о возможности победы революции в одной стране. Но это рассматривалось им как возможность, притом маловероятная. Сразу же после октября 1917 г., под влиянием общего революционного подъема в Европе, в политико-теоретической мысли большевиков возобладало представление о том, что чуть ли не вся планета стоит в преддверии всемирной пролетарской революции. Ее развитие представлялось как распространение системы Советов по всему миру. Проходивший в июльские дни 1920 г. II конгресс Коминтерна принимает знаменитый Манифест. «Коммунистический Интернационал, — говорилось в нем, — есть партия революционного восстания международного пролетариата... Советская Германия, объединенная с Советской Россией, оказалась бы сразу сильнее всех капиталистических государств, взятых вместе. Дело Советской России Коммунистический Интернационал объявил своим делом. Международный пролетариат не вложит меч в ножны до тех пор, пока Советская Россия не включится звеном в федерацию Советских республик всего мира».

Весна и лето 1920 г. в известном смысле вообще были временем переломным. К сожалению, все еще не опубликованы многие материалы, которые могли бы пролить свет на важные стороны формирования политики партии в тот период. Но обратимся к такому источнику, как стенографический отчет IХ конференции РКП(б), проходившей в сентябре 1920 г.

Условия вполне выявившейся тогда неспособности держав Антанты сокрушить Советскую власть с помощью интервенции, с одной стороны, и быстрый рост революционного движения на Западе — с другой, побудили ЦК партии перейти, как говорили делегаты конференции, от «политики обороны» к «политике наступления против мирового капитала». И в качестве первого шага на этом пути была названа «советизация Польши». Об этом говорили на конференции многие делегаты: Н. И. Бухарин, Ф. Э. Дзержинский, Г. Е. Зиновьев, К. Б. Радек, В. В. Оболенский (Осинский), И. В. Сталин и другие. Но, пожалуй, наиболее четко выразил общую точку зрения Л. Б. Каменев, который играл в дальнейших событиях одну из первых ролей [5].

«В продолжение двух с половиной лет, — подчеркивал он на конференции, — Советская Россия была осажденной крепостью, на которую ее враги нападали приступом... Наше наступление на Польшу было первой вылазкой осажденного гарнизона... Мы сказали, что мы достаточно сильны для того, чтобы устроить вылазку на соединение с армиями европейских пролетариев».

Мало кто из вождей Советской России сомневался в успехе наступления на Варшаву. Ф. Э. Дзержинский, например, даже в принципе не допускал срыва в Польше. «Я и в ЦК, — говорил он на сентябрьской конференции —...стоял на той точке зрения, что польский рабочий класс ожидает Красную Революционную Армию для того, чтобы избавиться от гнета помещиков и антантовского, который душит его в продолжении всего периода так называемой независимости Польши». В. И. Ленин также активно поддерживал идею наступления на Варшаву.

Разгром Красной Армии, ведомой М. Н. Тухачевским, под Варшавой явился поражением не столько военным, сколько политическим. Он заставил по-новому оценить расстановку сил на международной арене и признать, что мировая революция — дело отнюдь не ближайшего будущего, и Советской России предстоит какое-то время существовать в окружении враждебных империалистических государств. Следовательно необходимо было укрепить обороноспособность страны, в том числе совершенствовать специальную службу.

Другая группа причин связана с экономической и политической обстановкой в стране, которая также оставалась исключительно сложной.

16 ноября 1920 г. последний корабль под Андреевским флагом покинул Керченскую бухту, увозя на чужбину остатки врангелевских войск. Гражданская война на европейской территории страны закончилась. И хотя в ряде районов, преимущественно на Дальнем Востоке, еще до осени 1922 г. продолжали тлеть отдельные ее очаги, начался период мирного строительства.

Тяжелую картину представляло собой хозяйство страны. Разрушенные заводы и фабрики, ржавые остовы взорванных мостов и затопленные шахты, сожженные деревни, вытоптанные поля...

Сумма ущерба, нанесенного России двумя войнами — Первой мировой и Гражданской — превышала 39 млрд золотых рублей. Потери населения достигли 20 млн человек. Объем промышленной продукции по сравнению с довоенным уровнем сократился в семь раз, на 40% уменьшилось сельскохозяйственное производство.

Хозяйственная разруха обострила политический кризис в стране. В его основе лежало недовольство крестьян политикой «военного коммунизма», в особенности запрещением частной торговли и продразверсткой.

С осени 1920 г. по стране покатилась волна крестьянских мятежей — ширился и разрастался тот самый «русский бунт вообще против всякой власти», о котором подробно и убедительно, говорит в своей книге «Россия. Век ХХ. 1901—1939» наиболее серьезный современный политолог и историк В. В. Кожинов [6]. В конце февраля 1921 г. мятежами и восстаниями были охвачены уже значительные районы Украины, Поволжья, Западной Сибири. Антисоветским силам здесь удалось поставить под ружье около 150 тысяч человек. А в начале марта 1921 г. восстал Кронштадт...

8 марта 1921 г. начал работу Х съезд РКП(б), уделивший большое внимание событиям в Кронштадте. «Совершенно ясно, — говорил в докладе на съезде В. И. Ленин, — что тут работа эсеров и заграничных белогвардейцев, и вместе с тем движение это свелось к мелкобуржуазной контрреволюции, к мелкобуржуазной анархической стихии. Это уже нечто новое... И мы должны из всего этого опыта сделать все теоретически неизбежные для марксиста выводы, потому что Советская власть в силу экономического положения колеблется» [7].

Именно в этот период, в самом начале 1921 г. и начинает проводиться реальная организационная работа по созданию единой криптографической службы страны.

В. И. Ленин, изучив досконально вопрос, зная мнение МИД и других заинтересованных ведомств, поручает изыскать пути наведения порядка в шифровальном деле руководству ВЧК, хотя шифровальные службы, повторяем, по традиции сохранялись и в МИД, и в Военном наркомате. Возможно, на выбор базового ведомства повлияла сложность обстановки, а также то обстоятельство, что главной функцией ВЧК уже в тот период было обеспечение государственной безопасности в целом. Как мог заметить читатель, именно на обеспечение государственной безопасности направлена и деятельность криптографической службы. Кроме того, известно, что в соответствии с политической обстановкой именно в ВЧК в тот период были сосредоточены наиболее сильные кадры, способные поставить дело наилучшим образом и в короткий срок. Этот факт трудно отрицать, вспомнив, например, назначение председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского именно в это же время на одну из важнейших тогда должностей — наркома путей сообщения и прекрасные результаты его работы: получив в свое распоряжение застывшие остовы ржавых поездов, разрушенные пути, отсутствие топлива, кадров, Дзержинский смог рапортовать уже через два года, в 1923 г., на заседании Совнаркома о том, что работа транспорта почти полностью налажена. А ведь транспорт — это ключ к восстановлению промышленности в целом. Не будем также забывать о главной работе того же Дзержинского — председателем ВСНХ.

В десятых числах января 1921 г. коллегия ВЧК принимает решение созвать совещание представителей заинтересованных ведомств для подготовки соответствующих предложений по воссозданию криптографической службы. В обсуждении вопроса принимали участие представители ЦК РКП(б), ВЧК и наркоматов. В результате этой работы к марту были подготовлены предложения об учреждении межведомственной шифровальной комиссии при Совнаркоме Республики, состоящей из представителей Наркомвоена, ВЧК, Наркоминдела и Наркомвнешторга под председательством представителя ВЧК — начальника Специального отдела. Однако представленный ВЧК проект деятельности этой комиссии принят не был, так как оказалось очевидым, что в создавшихся условиях, при наличии у всех наркоматов множества труднейших неотложных собственных задач, всю работу по созданию и организации деятельности специальной службы должно взять на себя одно ведомство, а именно ВЧК. Было принято постановление, предложенное Лениным: «Поручить начальнику шифровального отдела ВЧК принять меры к осуществлению надзора, контроля и руководства шифровальным делом в Республике и представить в Малый совет соответствующий проект Постановления, согласовав его с наиболее заинтересованными ведомствами в первую голову». 12 апреля на заседании Малого Совнаркома с проектом о создании Специального отдела при ВЧК выступил будущий начальник этого отдела, человек, которому предстояло стать главным организатором криптографической службы страны и ее первым руководителем, — Глеб Иванович Бокий.

Вот текст этого проекта [8]:

«Имея в виду: 1) Отсутствие в Республике центра, объединяющего и направляющего деятельность шифровальных органов различных ведомств, и связанные с этим бессистемность и случайность в постановке шифровального дела, 2) Возможность, благодаря этому при существующем положении широкого осведомления врагов Рабоче-Крестьянского государства о тайнах Республики, Совет Народных Комиссаров постановил:

I

Образовать при Всероссийской Чрезвычайной Комиссии «Специальный отдел», штаты в коем утверждаются Председателем ВЧК. Начальник Специального отдела назначается Совнаркомом.

В круг ведения Специального отдела при ВЧК включить: I. Постановку шифровального дела в РСФСР:

А. Научная разработка вопросов шифровального дела:

а) анализ всех существующих и существовавших русских и иностранных шифров;

б) создание новых систем шифров;

в) составление описаний шифров и инструкций по шифровальному делу и пользованию шифрами;

г) собирание архивов и литературы по шифровальному делу для сконцентрирования такового при Спецотделе;

д) составление и издание руководств повопросам шифрования.

Б. Обследование и выработка систем шифров:

1. Обследование всех действующих в настоящее время шифров и порядка пользования ими шифрорганами;

2. Окончательная обработка инструкций по шифровальному делу и пользованию шифрами и выработка правил работы шифрорганов;

3. Распределение вновь выработанных систем шифров между всеми ведомствами.

В. Организация учебной части:

1. Выработка программы школы шифровальщиков;

2. Создание школы шифровальщиков;

3. Укомплектование школы преподавателями и учениками.

Г. Учет личного состава шифровальных органов. Наблюдение за закономерной постановкой шифровального дела. Инструктировка и инспекция шифровальных органов:

1. Учет и проверка всех сотрудников всех шифрорганов;

2. Распределение всяких сотрудников всех шифрорганов между последними в зависимости от индивидуальных качеств каждого работника и фактической потребности в работниках в том или ином шифроргане, а также зависимо от государственной важности каждого учреждения;

3. Чистка неблагонадежного и неспособного элемента из всех широрганов;

4. Наблюдение за закономерной постановкой шифровального дела во всех шифрорганах;

5. Инструктировка и инспекция всех шифрорганов и проведение в жизнь Инструкции и правил по шифровальному делу.

II

Постановка расшифровального дела в РСФСР:

1. Изыскание способов повсеместного улавливания всех радио, телеграмм и писем неприятельских, иностранных и контрреволюционных;

2. Открытие ключей неприятельских, иностранных и контрреволюционных шифров;

3. Расшифровка всех радио, телеграмм и писем неприятельских, иностранных и контрреволюционных.

Все распоряжения и циркуляры Специального отдела при ВЧК по всем вопросам шифровального и расшифровального дела являются обязательными к исполнению всеми ведомствами РСФСР».

Оценивая этот документ сегодня, а к его содержанию мы еще вернемся, можно утверждать, что в функциях Спецотдела уже с самого начала были предусмотрены по существу все направления деятельности в области криптографии, которые в совокупности обеспечивают безопасность передачи информации. 5 мая 1921 г. постановлением Малого Совнаркома при ВЧК был создан Специальный отдел, начальником его и одновременно членом коллегии ВЧК назначен Г. И. Бокий.

Пионеры советской криптографии

Итак, Спецотдел был создан в мае 1921 г. при ВЧК. В течение 20—30-х гг. в связи с реорганизациями структуры органов этот отдел имел следующие наименования:

с 5 мая 1921 г. по 6 февраля 1922 г. — 8-й Спецотдел при ВЧК;

с 6 февраля 1922 г. по 2 ноября 1923 г. — Спецотдел при ГПУ;

со 2 ноября 1923 г. по 10 июля 1934 г. — Спецотдел при ОГПУ;

с 10 июля 1934 г. по 25 декабря 1936 г. — Спецотдел ГУГБ НКВД СССР;

с 25 декабря 1936 г. по 9 июня 1938 г. — 9 отдел ГУГБ НКВД СССР.

Однако, несмотря на реорганизации, в отличие от других подразделений (например: СПО — секретно-политического отдела, ИНО — иностранного отдела и т. д.) Спецотдел был при ВЧК, ОГПУ и т. д., то есть пользовался автономией. В изучаемый период это выражалось в том, что он сообщал информацию и адресовался непосредственно в Политбюро, ЦК, правительство самостоятельно, а не через руководство ведомства, при котором отдел находился. Известно, что сотрудники других подразделений относились к Спецотделу скептически, так как «там никого не арестовывали и не допрашивали».

В начале 20-х гг. отдел включал шесть, а позднее семь отделений. Однако собственно криптографические задачи, в строгом понимании, решали только три из них: 2-е 3-е и 4-е. Так, сотрудники 2-го отделения Спецотдела занимались теоретической разработкой вопросов криптографии, выработкой шифров и кодов для ВЧК (ГПУ — ОГПУ — НКВД) и всех других учреждений страны (включая МИД, Военное ведомство и др.). Отделение в первые годы работы состояло из семи человек, его начальником являлся Ф. Г. Тихомиров.

Перед 3-м отделением стояла задача «ведения шифрработы и руководство этой работой в ВЧК» (ГПУ — ОГПУ — НКВД). Состояло оно вначале всего из трех человек, руководил отделением старый большевик, бывший латышский стрелок Ф. И. Эйхманс, одновременно являвшийся заместителем начальника Спецотдела. Эйхманс организовывал шифрсвязь с заграничными представительствами СССР, направлял, координировал их работу.

Сотрудники 4-го отделения, а их было восемь человек, занимались «открытием иностранных и антисоветских шифров и кодов и дешифровкой документов». Начальниками этого отделения были: с мая по декабрь 1921 г. — Ященко, с января по август 1922 г. — Горячев, с августа 1922 по сентябрь 1923 г. — Эльтман, с сентября 1923 по январь 1938 г. — Гусев. А. Г. Гусев все это время выполнял обязанности помощника начальника Спецотдела.

Перед остальными отделениями Спецотдела стояли такие задачи:

1-е отделение — «наблюдение за всеми государственными учреждениями, партийными и общественными организациями по сохранению государственной тайны»;

2-е отделение — «перехват шифровок иностранных государств; радиоконтроль и выявление нелегальных и шпионских радиоустановок; подготовка радиоразведчиков»;

6-е отделение — «изготовление конспиративных документов»;

7-е отделение — «химическое исследование документов и веществ, разработка рецептов. Экспертиза почерков, фотографирование документов».

Как видим, Специальный отдел включал перечень задач, аналогичный соответствующему подразделению Департамента полиции.

Кадровому составу Спецотдела, на наш взгляд, следует уделить особое внимание. И здесь следует вновь обратиться к личности его первого руководителя Глеба Ивановича Бокия. Ранее бы уже упоминали это имя в связи с шифрами подполья. Д. Кан в своей книге дал этому человеку такую характеристику:

«Начиная примерно с 1927 г. (у Кана ошибка в дате. — Т. С.) вплоть до указанного выше времени (1937 г. — Т. С.), его (Спецотдела. — Т. С.) начальником был старый большевик и друг Ленина Глеб И. Бокий, который в то же самое время был членом Верховного суда СССР. Он родился в 1879 г. и принимал участие в революционном движении. Он неоднократно подвергался арестам и был приговорен к трем годам ссылки в Сибирь. Во время революции был секретарем ячейки большевиков в Петербурге. В начале 20-х годов Бокий возглавлял ЧК в Туркестане, где он навел такой страх на местных жителей, что после его отъезда еще долго ходили о нем различные легенды. Например, рассказывали, что он питался мясом собак (что было особенно отвратительным для мусульманского населения), что он пил кровь людей и т. д. Однако не лишены основания утверждения о том, что как глава Спецотдела Бокий во время своих отпусков, которые он проводил на даче около Батуми, устраивал дикие оргии, на которые приглашались тщательно отобранные люди. Дверь его кабинета всегда была закрыта, и через специально вмонтированный в нее глазок он изучал своих посетителей. Высокий и сутулый, со злым выражением лица и холодными голубыми глазами, он производил впечатление, что само уже ваше присутствие было ему ненавистным. Он приводил в трепет девушку, бывшую на ночном дежурстве, когда выходил из своего кабинета и заводил с ней разговор. Бокий никогда не носил шляпу, но всегда, независимо от сезона, надевал плащ. Бокий, вероятно, был скорее администратором, чем криптографом. Он был казнен во время большой чистки, проведенной Сталиным. Позже установлено, что он в нарушение социалистической законности тайно хранил золотые и серебряные монеты» [9].

Что можно сказать об этом пассаже. Жаль, что во многом хорошая и полезная книга американского автора, включающая множество достоверных фактов и взвешенных оценок, содержит такие откровенно надуманные места. Это, безусловно, снижает ее уровень и научную ценность. Хотя, конечно, бумага все стерпит.

К глубокому сожалению, роль и место русской дворянской интеллигенции в РСДРП вообще и в деятельности ее большевистского крыла в частности является темой малоизученной в исторической науке. Объяснимое «невнимание» к этой теме в советский период сменилось в последние десять лет активным распространением заведомо ложной «исторической информации», некой «молвы» о том, что в результате «октябрьского переворота» к власти пришли «малограмотные мужики», «кухарки» стали управлять государством. Относительно того, что к власти в тот период пришли люди, в чьей образованности, грамотности и эрудиции вряд ли можно сомневаться, неоспоримо свидетельствует то обстоятельство, что именно они сумели в кратчайший срок из хаоса и разрухи возродить великую страну, восстановить все необходимые элементы государственности. Участие многих представителей тогдашнего правящего сословия в революционном движении в рядах РСДРП(б) является историческим фактом. Отказавшись от привилегий, богатства, зачастую блестящей научной, служебной, а то и придворной карьеры они посвятили свою жизнь борьбе за демократические преобразования, стремясь создать на Земле общество всеобщего гражданского равенства и справедливости. Среди них были: дочь известного архитектора Д. В. Стасова, племянница знаменитого критика В. В. Стасова Е. Д. Стасова, сын крупного помещика В. Р. Менжинский, сестры Зинаида и Софья Невзоровы, Г. М. Кржижановский, Г. В. Чичерин, Н. А. Семашко и многие другие.

Именно созидательный аспект деятельности большевиков в тот период очень быстро оценили многие и перешли на их сторону. Этому обстоятельству особое внимание уделяет в своем исследовании В. В. Кожинов, цитируя, в частности, В. В. Шульгина, который писал еще в 1929 г. «Одних офицеров Генерального штаба чуть ли не половина осталась у большевиков. А сколько там было разового офицерства, никто не знает, но много» [10].

К представителям российского дворянства в РСДРП(б) принадлежал и Г. И. Бокий.

Г. И. Бокий, поступив в 1896 г. в Петербургский горный институт — в ту пору крупнейшее высшее техническое учебное заведение России, учился в нем дольше необходимого срока в связи с многочисленными арестами и ссылками, И несмотря на то, что диплом он так и не успел получить, образование имел прекрасное. Его учителями были такие корифеи отечественной науки, как Е. С. Федоров, И. В. Мушкетов, В. И. Миллер, А. И. Лутугин, В. И. Бауман и многие другие (кстати, о восстановлении Бокия в числе студентов Горного института после очередного вынужденного отсутствия всегда ходатайствовали некоторые из этих профессоров). Неоднократно Г. И. Бокий участвовал в научных экспедициях, в том числе в экспедиции генерала Жилинского в 1901 г. в бассейн реки Чу в районе Петропавловска Акмолинского. Параллельно с учебой в институте и революционной деятельностью в течение 16 лет Бокию пришлось работать и гидротехником, и горным инженером. Уровень преподавания специальных предметов в Горном институте, а также математический и физический курсы, которые там читались, несомненно позволили Бокию приобрести обширные научные знания. Как серьезный революционер он, кроме того, специально изучал многочисленные европейские труды по философии, политэкономии, политике и т. д., работал над своим образованием настолько упорно, что позволял себе спать не более четырех часов в сутки, о чем сохранились воспоминания очевидцев.

Являясь в течение двух десятков лет одним из руководителей революционного подполья Петербурга, Бокий несомненно приобрел колоссальный опыт организаторской работы, сплотил вокруг себя группу людей надежных и грамотных. Были среди них студенты и выпускники столичных вузов. Интересно, что некоторые из них, например В. Дингельштедт, А. Васильев работали с ним в Туркестане в 1919—1920 гг., где Бокий воглавлял Особый отдел Восточного, а затем Туркестанского фронтов. Относительно же «людоедства» Глеба Ивановича... В. Будников, ординарец Бокия, в голодное время, чтобы как-то поддержать больного туберкулезом командира, движимый лучшими чувствами, как-то сварил ему кошку на обед...

Некоторых из своих старых товарищей Бокий привел с собой на работу в Специальный отдел. Что касается самого Глеба Ивановича, то, на наш взгляд, в тот период было трудно подобрать более удачную кандидатуру на пост организатора и руководителя криптографической службы страны.

В свое время работая над книгой о Г. И. Бокие, мне пришлось изучить множество документов и материалов, сохранивших облик этого человека. К числу людей, близко знавших Г. И. Бокия в течение десятков лет, принадлежал Максим Горький. В своем очерке «Соловки» он так писал о нем: «Человек из породы революционеров-большевиков старого, несокрушимого закала. Я знаю почти всю его жизнь, всю работу и мне хотелось бы сказать ему о моем уважении к людям его типа, о симпатии лично к нему. Он, вероятно, отнесся бы к такому «излиянию чувств» недоуменно, оценил бы это как излишнюю и, пожалуй, смешную сентиментальность» [11].

По своей натуре Г. И. Бокий был боец. Он постоянно трудился, полностью отдавая себя работе. В отношениях с коллегами — руководителями и подчиненными — был всегда принципиален. По свидетельству хорошо знавших его людей (Е. Д. Стасовой, прекрасной, к сожалению ныне почти забытой писательницы М. В. Ямщиковой, имевшей литературный псевдоним Ал. Алтаев), он решительно выступал против культивировавшихся уже с конца 20-х — начала 30-х гг., внедрявшихся и опекавшихся фактов личной преданности, подобострастности, угодничества к каждому руководителю. Боролся против чинопочитания, уже въедавшегося во все поры служебного аппарата. Он говорил, что авторитет руководства — это в первую очередь авторитет ума, честности, трудолюбия, скромности. Сам Бокий был скромен и нетребователен к личным удобствам чрезвычайно.

Хотелось бы указать на такое свойство Бокия в качестве руководителя криптографической службы, как чувство противника. Известно, что во время военных действий это — главное качество, характеризующее талантливого полководца. Знать, чувствовать противника, прогнозировать его замыслы, предвосхищать направление главного удара и, наоборот, наносить ему неожиданный удар — все это бесценные качества военного руководителя. Естественно, эти качества неоценимы для руководителя любого вида разведки или контрразведки, который имеет дело с противником постоянно в мирное или военное время.. Как свидетельствуют результаты работы, Бокий обладал этими качествами, по крайней мере в 20-е годы. Чувство противника — не проявление свыше, оно основано на глубоком знании противника, знании его научного и технического потенциала, интеллектуальных способностей и возможностей, уровня мышления, психологии, включая национальную, приемов и методов его работы. Чтобы иметь эти знания, надо прежде всего детально разработать механизм их получения. Этот вопрос, по-видимому, как об этом свидетельствуют факты, также хорошо продумывался. Спецотдел был связан с внешней разведкой и контрразведкой, которые поставляли ему информацию наряду с шифрами.

У этого человека были слабости и недостатки, но на сделку с совестью он не шел никогда. Во многом по этой причине у него были плохие и с годами все ухудшавшиеся отношения со Сталиным. Эти люди знали друг друга в течение многих лет подпольной работы. Вместе были членами Русского бюро ЦК РСДРП(б) в 1917 г., членами ЦК партии, членами Военно-революционного комитета в революционную осень. Иными словами, Бокий, как и Сталин, в предреволюционный и революционный период входил в ядро, руководящую верхушку большевистской партии. Думаю, что позднее, если бы Бокий покривил душой и где-то хотя бы в малой доле принял участие в создании культа личности Сталина, то, исходя из его партийного авторитета, вполне мог бы войти в состав высшего политического руководства страны. Но уже с середины 20-х гг. он занял антисталинскую позицию и в результате оказался одной из первых жертв репрессий 1937 г. в органах государственной безопасности.