quot;"ЗГ 10 страница. Полное отсутствие каких-либо сведений по истории этих языков, а также специфический характер незвуковой коммуникации вообще

Полное отсутствие каких-либо сведений по истории этих языков, а также специфический характер незвуковой коммуникации вообще, не позволяют подробно останавли­ваться на них.

Развитие техники мореплавания в начале Нового вре­мени и последующая европейская колониальная экспансия привели к закреплению за пиджинами новых функций. Так называемые морские пиджины распространились в пунктах стоянки судов, совершавших трансокеанские плавания. Вскоре во многих таких пунктах возникли укрепленные по­селения европейцев. На Атлантическом побережье Африки главная цель таких поселений была в захвате или покупке рабов, в Южной и Юго-Восточной Азии они преследовали в основном торговые цели. Первыми заокеанскую экспан­сию начали португальцы и испанцы, затем — англичане, французы, голландцы, иногда сменяя предшественников в одних и тех же пунктах. В ходе контактов с местным насе­лением в XVI—XVII вв. возникали пиджины на основе со­ответствующих европейских языков. Эти или сходные пид­жины использовались при работорговле, а затем на планта­циях в Новом Свете. Самостоятельная группа пиджинов на основе французского языка возникла на ранее не обитае­мых островах Индийского океана, где с XVIII в. было орга­низовано плантационное хозяйство.

Непосредственных данных о пиджинах этого периода нет, и то немногое, что о них удается установить, реконст­руируется по материалам продолжающих их традицию более поздних стадий развития контактных языков.

С начала XIX в. морской пиджин бичламар (на англий­ской основе) распространяется на островах Океании. Пер-

121

Глава 2. Проблемы социолингвистики

воначально он использовался в местах стоянок китобоев, затем — при заготовке сандалового дерева, ловле трепангов и т. п. К середине XIX в. команды в значительной мере комплектовались из матросов-океанийцев, так что пиджин использовался и на самих судах. С 1860-х годов начинается развитие плантационного хозяйства в Квинсленде (Австра­лия) и на некоторых островах Океании. В качестве рабочей силы использовались законтрактованные меланезийцы, до­статочно хорошо знакомые с бичламаром, поэтому он ста­новится рабочим языком плантаций. После окончания кон­тракта бывшие рабочие стали широко применять его в меж­этнических контактах на родине. Таким образом, с конца XIX в. в юго-западной Океании начинают независимо раз­виваться четыре потомка бичламара: ток-писин (на Новой Гвинее), бислама (на Новых Гебридах, сейчас Республика Вануату), пиджин Соломоновых Островов и брокен (на о-вах Торресова пролива¹²).

В условиях колониального управления бывали и дру­гие пути возникновения пиджинов. В британской колонии Папуа многоязычные полицейские силы использовали пид­жин на основе австронезийского языка моту. Вскоре "поли­цейский моту" (сейчас он называется хири-моту) превра­тился здесь в основной язык межэтнического общения, а в ходе получения независимости Папуа — Новой Гвинеей этот пиджин стал даже символом борьбы сепаратистов за отделение Папуа.

Итак, стабилизировавшиеся пиджины представляют собой вспомогательные языки, располагающие устоявшим­ся, однако ограниченным словарем. Эти языки не имеют собственной этнической или социальной базы: для какого-либо ребенка пиджин может оказаться первым по времени усвоения, но он не остается единственно известным или ос­новным языком общения, поскольку не располагает воз­можностями выполнять все те функции, которые предъяв­ляются к языку обществом, в котором пиджин использует­ся¹³. В отношении словаря пиджин часто основывается на каком-то одном языке, однако его грамматическая структу-

¹²Жители о-вов Торресова пролива не работали на плантациях; бичламар широко распространился здесь благодаря ловцам жемчуга.

¹3 Функциональная ограниченность, вообще говоря, не свидетельствует о
принципиальной неспособности языка выполнять все общественно необ­
ходимые коммуникативные функции. К

2. 4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки__________________

ра отличается от языка-лексификатора; степень взаимопо­нимания между пиджином и лексификатором может быть невелика. Со стороны тех, для кого язык-лексификатор яв­ляется родным, пиджин требует специального изучения. Однако последние, даже если они придерживаются стандар­та пиджина в фонетике и грамматике, склонны при необхо­димости включать в текст на пиджине любую лексику из своего родного языка, оформляя ее "под пиджин", ср. под­черкнутые слова в записи текста на русско-китайском пид­жине (говорит русский, расхваливающий продаваемую ки­тайцу шубу): Его coma рубли купеза давай; его хаохаоды ю, да-дады ю; полтора года таскай, ломай не могу; его замерзни мею. 'За нее [шубу] торговцы 100 рублей давали; она очень хороша, большая; полтора года проносишь — не порвется; в ней не замерзнешь'.

Структурные черты, свойственные всем пиджинам, имеют самый общий характер: простота состава фонем и правил их реализации в речи, слабо выраженная морфоло­гия, неглубокий синтаксис.

По-видимому, существуют универсалии расширения семантики при пиджинизации. Например, утрачивается противопоставление глаголов типа 'смотреть' — 'видеть' или 'сказать' — 'говорить'. Подобная лексическая "бедность" может сохраняться и на поздних стадиях развития контакт­ного языка (разумеется, компенсируясь какими-то другими языковыми средствами); так, английским глаголам say-tell-speak-talk в ток-писине соответствуют только tok и spik. Еще одна универсальная особенность лексики пиджи­нов, проявляющаяся и в происходящих из них креольских языках, - образование антонимичных прилагательных при помощи отрицания, ср. 'плохой': ток-писин nogut, сранан по bun (букв, не-хороший), 'тупой': ток-писин nosap, гаит. paflle (букв, не-острый).

Значение многих лексических единиц с точки зрения языка-лексификатора может строиться с неожиданной ме­тафорикой, а в пиджинах, возникавших в условиях социаль­ного неравенства, часты явно пейоративные семантические переходы (в самом пиджине в данном случае пейоратив-ность не ощущается). Ср. в ток-писине: banis (< fence) 'за­бор; ребра', klok (< clock) 'часы; сердце', masta (< master) 'ев­ропеец', misis (< missis) 'европейка', men (< Mary) 'мелане­зийка', manki (< monkey) 'мальчик-меланезиец' (европей-

123

Глава 2. Проблемы социолингвистики

т:

Смешение языков. Пиджины и креольские языки

ский мальчик будет обозначаться liklik masta 'маленький ма­ета').

Возможность стабилизации пиджина в значительной степени зависит от социальной и демографической ситуации среди его носителей. Как уже говорилось, лексически пид­жин обычно строится на базе одного языка, причем в боль­шинстве случаев он является целевым¹⁴ для тех, кто им не владеет. При достаточно большом числе носителей языка-лексификатора и отсутствии социальных барьеров между ни­ми и остальными носителями складывающегося пиджина шансы на стабилизацию контактного языка невелики.

Формирующийся и даже стабилизовавшийся пиджин обычно считают испорченной разновидностью лексифика­тора: ломаным английским, испорченным французским и т. п., особенно те, кто хорошо владеет языком-лексифика­тором. Последняя категория говорящих на пиджине не толь­ко не видит нужды в его стабилизации, но и плохо подгото­влена к такому исходу психологически. Эти лица и являют­ся основным "дестабилизирующим фактором" не только складывающегося пиджина, но и более поздних этапов эво­люции контактного языка. Они не образуют особой очерчи­ваемой группы в составе своего этноса; пиджин можно счи­тать в какой-то степени пассивно известным даже тем носи­телям языка-лексификатора, которые и не подозревают о са­мом существовании пиджина. Те же, кто вынужден затрачи­вать специальные усилия для усвоения этого контактного языка, заинтересованы в его быстрейшей стабилизации.

Как только препиджин начинают использовать для об­щения между собой представители двух и более языковых групп, каждая из которых не владеет языком-лексификато­ром, он получает хорошие шансы на стабилизацию и пре­вращение в пиджин. Иногда даже утверждается, что это единственный путь стабилизации пиджина, но факты гово­рят об обратном.

Русско-китайский пиджин, зародившийся во второй четверти XVIII в., первоначально использовался китайски­ми и русскими купцами в пограничных городах — русской Кяхте и китайском Маймачине¹⁵, поэтому и именовался

¹⁴Целевой язык (англ. target language) - язык, которым индивид стремится

овладеть. ¹⁵ Современный Алтанбулак на монгольско-российской границе.

кяхтинским, или маймачинским, языком. Со второй поло­вины XIX в. на Дальнем Востоке получил распространение другой вариант этого пиджина, использовавшийся русски­ми при общении с китайскими сезонными рабочими, а в Маньчжурии — с местным населением. В меньшей степени этот пиджин обслуживал контакты русских с монголами, а позднее с нанайцами, удэгейцами, корейцами, но никогда не применялся в контактах различных нерусских групп ме­жду собой. В большинстве русских идиолектов этот пид­жин не отличался единообразием, но китайский этнолект был относительно стабилен уже в середине XIX в. Совер­шенно аналогично дело обстояло с китайским пиджин-ин-глиш, который использовался в прибрежной торговле на юге Китая.

Причина такой необычной стабилизации в обоих слу­чаях заключается в том, что китайские этнолекты обоих пиджинов были в известном смысле нормированы: в Китае издавались учебные словари и разговорники этих пиджи­нов. Авторы соответствующих пособий выдавали изучаемые языки за нормативный русский и английский (трудно ска­зать, всегда ли при этом они были искренни). Китайские купцы, отправлявшиеся на границу торговать с русскими, были даже обязаны сдать экзамен на знание "русского" языка.

"Полицейский моту" стабилизировался также по до­вольно специфическим причинам: патрульная полицейская служба формировалась из представителей различных этни­ческих групп, однако Порт-Морсби, административный центр Папуа, был на этнической территории моту, и скла­дывавшийся пиджин должен был находиться под их деста-билизационным влиянием. Однако моту, традиционно предпринимавшие торговые экспедиции за сотни миль, привыкли пользоваться двумя торговыми пиджинами, кро­ме того, при общении с соседями они традиционно пользо­вались упрощенным кодом, который и послужил основой полицейского моту. Изучения своего подлинного языка чу­жаками они не поощряли еще в 1920-е годы¹⁶.

¹⁽> Миссионер У. Лоуэс, прожив среди моту несколько лет и сделав первые пе­реводы из Священного Писания, позднее узнал от своего сына, что вы­ученный им язык оказался лишь упрощенной формой моту, которую те употребляли в общении с иноплеменниками, но никогда не использовали во внутриэтнической коммуникации.

124

125

Глава 2. Проблемы социолингвистики

Возможна и такая ситуация, что при контакте двух эт­нических групп каждая пользуется собственным пиджином. Так обстоит дело на о-вах Фиджи, куда с конца XIX в. в ка­честве плантационных рабочих завозили индийцев. Там возникло два пиджина: один на фиджийской основе, дру­гой — на основе сложившегося здесь местного варианта хиндустани. При межэтнических контактах индийцы обыч­но пользовались первым из них, а фиджийцы — вторым. Ве­роятно, ведущим обстоятельством, способствовавшим ста­билизации обоих пиджинов, было то, что они использова­лись параллельно. Для индийского пиджина важным оказа­лось и то, что индийская община была многоязычной и хиндустани для многих был вторым языком (впрочем, вну­три индийской общины пиджин-хиндустани практически не использовался). На стабилизации пиджин-фиджи не могло не сказаться то обстоятельство, что в традиционном фиджийском обществе существовала традиция общения с иностранцами на особом упрощенном коде.

В редких случаях при двустороннем контакте может возникнуть пиджин, лексически достаточно удаленный от родных языков обеих групп. Это также способствует стаби­лизации пиджина. Образец такого пиджина — русско-нор­вежский пиджин, наиболее известный под именем руссе-норск, на истории формирования и функционировании ко­торого остановимся чуть подробнее.

Этот пиджин использовался при межэтническом об­щении торговцев, рыбаков и моряков в бассейне Баренцева моря, в первую очередь в ходе меновой торговли между рус­скими поморами и норвежцами Варангер-фьорда. Он назы­вался также моя-по-твоя (что может быть переведено как 'я [говорю] по-твоему') и как-спрэк (букв.: 'что говоришь?' или 'что сказал?').

Торговые контакты между русскими и норвежцами восходят еще к новгородской эпохе; с конца XVIII в. они заметно расширяются и становятся все более интенсивны­ми вплоть до закрытия границы после революции 1917 г. Первое упоминание о существовании здесь особого пиджи­на относится к 1812—1814 гг., хотя косвенные свидетельст­ва можно найти и в предшествующие десятилетия. Общее число известных текстов на руссенорске невелико, в основ­ном это записи диалогов, отдельных фраз и слов, сделанные непрофессионалами. Подавляющее большинство текстов

126

I

2,4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки__________________

записано норвежцами; тем самым русский этнолект диало­гических реплик, приписываемых русским, предстает через призму его норвежского восприятия.

О фонетике руссенорска сказать можно немногое, одна­ко есть основания считать, что существовала заметная меж­этнолектная унификация: норвежские передние огубленные гласные заменялись задними, гортанное [h] давало, в соот­ветствии с русской традицией, [g] (ср. ниже в тексте, нор­вежский этнолект: gaf при норв. hav 'море'). Очень вероят­но, что в русском этнолекте в словах русского происхожде­ния [х] заменялось на [к].

В лексическом отношении руссенорск отличается от многих других пиджинов тремя взаимосвязанными особен­ностями. Во-первых, это наличие двух почти равноправных языков-лексификаторов: из примерно 400 известных еди­ниц его словаря около половины восходит к норвежскому и около трети — к русскому. Есть сведения, что русские счи­тали этот язык норвежским, а норвежцы — русским. Во-вто­рых, наличие десятков синонимических дублетов разного происхождения; по существу, можно говорить об одной сложной лексической единице, имеющей два плана выра­жения: skasi/sprxkam 'говорить, сказать', balduska/kvejta 'палтус', musik/man 'мужчина', ras^l7/dag 'день', eta/den 'этот', njet/ikke 'не', tvoja/ju 'ты' и т. д. При этом имеется тенденция использовать русские по происхождению едини­цы в норвежском этнолекте, а норвежские — в русском. В-третьих, многие словарные единицы руссенорска имеют двойную этимологию, т. е. либо в равной степени возводи­мы к русскому и норвежскому этимону, либо, определенно восходя к одному из языков, имеют серьезную этимологи­ческую поддержку в другом. При этом речь идет не только о широко распространенных интернационализмах типа kaansul 'консул', kajuta 'каюта', vin 'вино'. Двойную этимо­логию имеет наиболее частотное служебное слово руссенор­ска — предлог ро (ср. рус. по и норв. ра 'в, на, к'), столь же невозможно выбрать однозначный источник происхожде­ния слова kruski 'кружка' (ср. норв. krus). В некоторых слу­чаях слова руссенорска являются контаминацией русского и норвежского: mangoli 'много' (ср. норв. mange 'много' и рус.

¹⁷Восходит к русскому раз (ср. stara ras 'вчера').

127

Русский — Здравствуй, мой старый хороший друг! — Сколько дней ты шёл сюда из Архан­ гельска? — Три недели, был сильный шторм. ~ Сильный шторм на море. ~ Где ты останавли­вался? ~ Я три дня пробыл у мадам Клерк [в Элве-несе].

Глава 2. Проблемы социолингвистики

много ли)¹*, ljugom 'врать' (ср. норв. lyve и рус. лгать). В ря­де случаев происхождение каждого из дублетов очевидно, но в другом языке имеется вполне очевидная этимологиче­ская поддержка: dobra/bra 'хороший', tovara/vara 'товар' (ср. норв. bra, vare, значения те же).

Можно думать, что лексическая дублетность руссенор­ска не случайна. Точно такая же картина наблюдается в рус­ско-китайском пиджине, где дублируются местоимения, числительные, ю/еси 'есть', мию/нету 'нет', ряд частотных знаменательных слов; имеется стойкая тенденция к распре­делению дублетов по этнолектам, китайцы почти не пользу­ются лексикой, восходящей к китайским этимонам, а те русские, которые достаточно хорошо владеют пиджином, предпочитают, по возможности, слова китайского происхо­ждения. Ср. такой обмен репликами на базаре: (Русский): Тунтун игэян? '[Цена за] всё одинаковая?' — (Китаец): Ади-нака! 'Одинаковая!'. Вероятно, в этих случаях действовал своеобразный принцип вежливости "моя-по-твоя", призна­ние социального партнерства.

Несколько десятков лексических единиц руссенорска восходит или к английскому и нижненемецким диалектам, или же к другим местным языкам — шведскому, финскому, саамскому. Наличие лексики первой группы вполне естест­венно: это "морские" интернационализмы, хорошо извест­ные всем, кто связан с морем; вероятно, и попали они в руссенорск через посредство морских жаргонов.

Появление же заимствований из "сухопутных" (по крайней мере, в условиях контактов на Баренцевом море) языков — пусть и косвенный, но веский аргумент в пользу существования в этом районе отличных от руссенорска его "сухопутных" предшественников, известных норвежцам и/или русским.

Порядок членов предложения в руссенорске допускает колебания, но наиболее обычным является постпозиция предиката. При переходном глаголе имеется сильная тен­денция располагать члены предложения следующим обра­зом: глагол занимает конечную позицию, слева к нему при-

¹⁸ В этом и в ряде других слов руссенорска конечное -ли, явно восходя к рус­скому показателю общего вопроса, не выделяется в качестве самостоятель­ной морфемы, ср.: Mangoli ar moja njet smotrom tvoja! 'Много лет тебя не ви­дел!'; Как мага ju prodatli? 'Какой товар продаешь?'; Etta dorgli! 'Это доро­го!'.

2 .4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки__________________________

мыкает немаркированный прямой объект, следующую вле­во позицию занимает дативный объект с предлогом ро, еще левее располагаются темпоральные и локативные сиркон-станты, также вводимые предлогом ро; подлежащее нахо­дится в максимально левой позиции, в начале предложения: Moja paa dumosna grot djengi plati 'Я заплатил много денег на таможне'; Davajpaa moja skib kjai drikkom 'Выпей чаю на мо­ем корабле'.

Наиболее загадочной особенностью грамматики руссе­норска является синтаксис отрицания. Показатель отрица­ния njet/ikke располагается перед тем словом, к которому оно относится, в целом повторяя порядок русского и нор­вежского; имеется, однако, одно серьезное исключение. В руссенорске различные актанты глагола (прямое дополне­ние, датив, подлежащее) могут помещаться между отрица­нием и самим глаголом, что выглядит крайне необычно с точки зрения обоих языков-лексификаторов¹?: Kor ju ikke paa moja mokka kladi? 'Почему ты не принес мне муку?'; Раа den dag ikke Russefolk arbej. 'В этот день русские не работа­ ют'. Происхождение этой особенности, возможно, следует искать в финском языке, где аналогичный синтаксис при отрицании вполне обычен.

Соотношение руссенорска с языками-лексификаторами наглядно иллюстрируется следующим диалогом [Broch 1930]:

Руссенорск — Drasvi, gammel go ven pa moja! - Nogoli dag tvoja reisa pa Arkangel otsuda? - Tri vegel, grot storm. - Grot stoka pa gaf.   —Koda tvoja stan-op? —Ja pa madam Klerk tri daga ligge ne.

Норвежский

— Goddag, min gamle
gode ven!

— Hvor mange dage
har du brukt pa reisen fra
Arkangel hertil?

— Tre uker, meget
storm.

— Sterk storm pa
sjoen.

— Hvor har du stoppet
op?

— Jeg har ligget po
Elvenes i Sydvaranger
(fru Klerks eiendom) i tre
dage.

¹⁹ В норвежском языке отрицание при глагольном сказуемом помещается не­посредственно после личной формы глагола.

128

16И

129

.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки

Глава 2. Проблемы социолингвистики

—Kjeper du fisk? —Ja. —Hvilken pris?   — En vog mel, sa to vog torsk. — Det er litet. — Slik slag (det er det samme), en og en halv vog torsk, so en vog mel. — Det er meget dyrt. — Kom og sit ned i kahytten og drik litt te, det skader ikke.

—Tvoja fisk kopom? -Da. —Как pris?   —En voga mokka, sa to voga treska. —Eta mala. —Slik slag, en a en hal voga treska, sa en voga mokka. —Eta grot djur. — No davaj pa kajut sitte ne, sa nokka lite tjai drinkom, ikke skade.

— Ты купишь рыбу?
-Да.

— Какая твоя цена?

—Один вес муки за
два веса трески.

—Это мало.

—Ладно, полтора ве­
са трески за вес муки.

—Это очень дорого.

—Ну, давай посидим
в каюте и маленько
чайку попьем, не по­
вредит.

2.4.3. Становление развитых контактных языков

В определенной ситуации пиджин может стать единст­венным языком социума, члены которого достаточно тесно связаны между собой, и начать обслуживать все коммуни­кативные потребности этого социума, в частности исполь­зоваться как язык семейного общения. При этом пиджин становится родным, а часто и единственным языком ново­го поколения. Этот процесс называется нативизацией (от англ. native 'родной'), или креолизацией, пиджина, а новая ступень развития контактного языка — креолом, или креоль­ским языком. Термин креол восходит к возникшему в Брази­лии португальскому crioulo, первоначально обозначавшему африканского раба, родившегося в Америке.

Пиджины могли креолизоваться в разных социальных условиях: в метисных (смешанных) семьях, возникавших в береговых европейских укреплениях, на плантациях, а так­же среди беглых рабов (марунов), возрождавших традици­онную африканскую культуру в условиях Нового Света. Многие креолисты полагают, что нативизация могла проис­ходить еще до того, как пиджин стабилизировался, т. е. на стадии препиджина.

С расширением функций контактного языка увеличи­вается его словарный состав, усложняются фонетическая и грамматическая структуры. В разных типах креолов этот процесс имел свою специфику. Креолы, возникавшие в фортах, подвергались большему влиянию языка-лексифика­тора. В языках марунов при расширении словарного соста-

130

ва и усложнении грамматических средств, наоборот, силь­нее всего проявлялся африканский субстрат. В условиях плантационного рабовладения контактный язык быстро становился языком семьи. Параллельно с существованием балансировавшего на грани стандартизации пиджина и все новых препиджинных идиолектов в каждом районе планта­ционного хозяйства возникали собственные креольские раз­новидности контактного языка. Это привело к тому, что со­временные англо-креольские языки Карибии, восходя в ко­нечном счете к общему пиджину, часто имеют различный африканский субстрат (на Ямайке, например, это в первую очередь йоруба и тви, в Суринаме — киконго). Рассмотрим чуть более детально историю формирования креольских языков Суринама.

С конца XVI в. побережье современного Суринама, как и всей Гвианы, было ареной соперничества голланд­цев, англичан и французов. В 1651 г. здесь закрепляются англичане (плантаторы вместе со своими рабами перебира­ются в основном с Барбадоса), но в 1667 г. Суринам пере­ходит к Нидерландам, колонией которых он и оставался до 1975 г.

Для языкового будущего страны важнейшим периодом оказалась вторая половина XVII в. С переходом Суринама к Нидерландам британские колонисты вместе со своими ра­бами постепенно выезжали на острова Вест-Индии, в пер­вую очередь на Ямайку; одновременно увеличивался приток голландских поселенцев и новых рабов, но к 1671 г. "ста­рые" рабы, ввезенные еще в британский Суринам, числен­но преобладали (1300 против 1200 новых). О контактных языках этого периода ничего не известно, но вполне логич­но считать, что в начале 1660-х годов здесь уже сложился достаточно устойчивый пиджин на английской основе, к которому в конечном счете восходит основной креольский язык Суринама — сранан²⁰. Окончательно этот и другие кон­тактные языки Суринама складываются лишь в XVIII в. Ра­нее их стабилизации и креолизации препятствовал приток новых африканцев, пиджины которых, как привезенные с невольничьих рынков, так и недостаточно усвоенные мест­ные разновидности, размывали складывавшийся стандарт.

²⁰ Сранан — родной языка для 1/3 населения Суринама и основной язык ме­жэтнической коммуникации в стране.

131

Глава 2. Проблемы социолингвистики

2.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки

Важным дестабилизирующим фактором был также контакт­ный язык на португальской основе, привезенный рабами 200 плантаторов-евреев, изгнанных из Бразилии²¹. По неко­торым данным, португальский креол джу-тонго ('еврейский язык') просуществовал в Суринаме до середины XIX в.

Под влиянием работорговли и английский, и порту­гальский креолы Суринама формировались во взаимодейст­вии. Наиболее интересным результатом этого процесса стал сарамакка, язык так называемых лесных негров (голланд. bosnegers), живущих сейчас в среднем течении р. Суринам (около 20 тыс. говорящих).

Происхождение племени сарамакка известно достаточ­но хорошо. Первые массовые побеги с побережья в джунг­ли происходили в 1690-х годах; именно тогда образовались кланы "лесных негров", названия которых (мачау, кадосу, бииту) восходят к фамилиям плантаторов еврейско-бра-зильского происхождения (Machado, Cardoso, Britto). К 1710 г. формирование нового этноса в принципе заверши­лось: начался 50-летний период вооруженных столкновений "лесных негров" с войсками голландской колониальной ад­министрации, когда освободившиеся невольники с большой настороженностью относились к вновь прибывавшим, по­дозревая их в шпионаже в пользу властей. После заключе­ния мира с голландцами (1762) сарамакканы обязались вы­давать им всех будущих беглецов.

Наиболее правдоподобным представляется следую­щий сценарий становления языка сарамакка. Рабы, доста­влявшиеся в Суринам в конце XVII в., пользовались анг­лийским пиджином с сильным влиянием африканского субстрата (голландцы вывозом рабов из Африки не занима­лись). Те из них, кто попадал на плантации с рабочим язы-

1 Еврейские плантаторы происходили из так называемой Новой Голландии, территории на северо-востоке Бразилии с центром в Морицстадте (совр. Ресифи), которую Нидерланды удерживали за собой в 1630—1654 гг. Евреи-марраны (внешне принявшие христианство) селились в Бразилии с 1580 г.; здесь они искали убежища, опасаясь религиозных преследований на Пире­нейском полуострове. При голландской власти они открыто вернулись к иудаизму; тогда же сюда перебрались многие евреи-сефарды, изгнанные из Испании и Португалии и нашедшие временный приют в итальянском г. Ливорно и в Нидерландах. С возвратом этих земель Португалии новые колонисты были вынуждены в трехмесячный срок покинуть страну. Они эмигрировали сначала в Кайену, а затем в Суринам (еще при британской власти, в 1664 г.).