От автора 19 страница

И вдруг словно током пробило: если все они - одна компания, то как же теперь расценивать события на посту ГАИ?! Неужели они вот так собрались втроем, прикинули, разработали операцию и решили унизить его, растоптать, сломать? Но за что? Почему?..

Он не хотел больше думать об этом; он оправдывал "папу" - только неизвестно зачем! - что Комиссар - человек многоликий. Это он один придумал ему казнь через глумление над личностью... И тут же находил контраргументы: что, если это их месть за Капитолину? Муж и любовник отомстили ему за женщину... Но ведь бывший муж и бывший любовник!

К концу пути он совсем запутался, свернул не туда и поехал "против шерсти" - по улице с односторонним движением. Да все равно в безлюдной Москве ничего не заметили...

Капитолина жила возле Савеловского вокзала в старом, но ухоженном доме. Полковник с третьей попытки открыл кодовый замок и пошел по широким, гулким лестницам - лифт не работал. Она как-то обмолвилась, что живет с родителями, и было неловко звонить среди ночи. Поэтому он дважды едва лишь коснулся кнопки и стал ждать. Если бы открыл кто-то из родителей, он не знал, что сказать, как объяснить, с чего вдруг притащился с розой в такой час. Наверное, папа и мама Капитолины были его возраста.

Она открыла, даже не спросив кто: возможно, увидела в глазок. Полковник ступил через порог и подал розу.

- Что это значит? - тихо спросила она, хотя в глазах ее засветилась радость.

- Тебе привет от бывшего мужа, - проговорил Арчеладзе и сел на пуф возле порога.

Радость мгновенно сменилась испугом. Рука с цветком упала вниз.

- Ты ездил к нему? Зачем?..

- За розой.

- Говорил с ним обо мне?

- Нет, я не говорил с ним, - сказал полковник. - У него были гости... Сорвал розу и уехал.

- Это правда?

- Я спешу, - вместо ответа сказал он. - Сегодня важная встреча.

- Скажи, ты не говорил с ним обо мне? - отчего-то настаивала Капитолина. У вас был служебный разговор?

- Ты боишься его?

- Боюсь... Ты плохо знаешь своего... "папу"! Я подозреваю, что...

- Что он передал тебя "пожарнику"?

- Зачем ты это сказал? - чуть не закричала она. - Почему ты так сказал?

- Подозреваю...

- Нет, это не правда! Я сама ушла от него! А он не любит быть брошенным... - Она вскинула глаза - он изумился им. - Подозреваю, что тогда эти подонки... Он подослал! Узнал, что я поехала с тобой, и придумал месть...

- Поедем в наш дом? - сам того не ожидая, предложил он. - Я уйду на встречу... Очень важная встреча! А ты жди меня. Если никто не будет ждать, я не вернусь.

- Что мне делать с этой розой? - вдруг спросила она. - Надо бы выбросить, но ведь ты ее принес?

- Делай как знаешь. У меня очень мало времени! Должны позвонить.

- Да-да, я поеду с тобой! - заверила она и засуетилась. - Мне нужно одеться, предупредить родителей...

- Буду ждать внизу в машине, - сказал он и тут же вышел, прислонился к стене. - Боже, что со мной происходит?

Затем медленно стал спускаться, зачем-то считая ступени. Выйдя из подъезда, он увидел, как двое парней, забравшись на капот его "Волги", вырывают лобовое стекло. В который раз уже сегодня он на мгновение остолбенел, потом, спохватившись, выхватил пистолет из кармана:

- Вы что делаете, сволочи?

Парни резко обернулись к нему, заметили пистолет.

- Вали отсюда, дядя! Не то свои достанем, не газовые!

- Это моя машина! - шалея от наглости, крикнул он. Парни молча отлепили какие-то огромные присоски от стекла, спрыгнули с капота и неторопливо ушли за угол. Полковник сел в машину и запустил двигатель. Капитолина выбежала из подъезда с розой в руке.

- Едем!

Он выставил "попугая" на крышу, словно хотел отпугнуть всех - и милицию, и воров, и под этот ярко-синий мельтешащий свет помчался по пустынной и настороженной Москве.

Подъезжая к своему дому, он издалека заметил "Москвич", стоящий почти у ворот. В призрачном свете фонарей невозможно было рассмотреть цвета, но ему показалось, что он видит вишневый. Когда же полковник остановился возле его переднего бампера, понял, что "Москвич" все-таки дурного зеленого цвета - в такие тона обычно красят заборы.

- Меня уже ждут, - сказал Капитолине. - Загони машину во двор и ступай домой. Я вернусь.

Он вышел на улицу и снова остановился, стараясь вспомнить, что хотел сделать. Ворота перед "Волгой" открылись, но Капитолина не въезжала, опустив стекло, ждала... Не оборачиваясь, полковник приблизился к "Москвичу" и стал возле водительской дверцы.

Цвет огромных глаз можно было различить и в темноте...

Он даже не сказал "здравствуйте", сел и замер, боясь моргнуть.

- Едем! - сказала женщина. - Вы говорите по-английски?

- Да, - проронил полковник, испытывая внезапный приступ одышки - хотелось откашляться. - Мало разговорной практики...

- У нас есть время для практики, - по-английски заговорила она, неотрывно глядя на дорогу. - Сейчас разработаем ваш язычок. Не подбирайте слова, расслабьтесь и говорите все, что придет на ум. Попросту, непринужденно болтайте. Поняли?

Полковник видел ее профиль, подсвеченный приборной доской, тонкий, изящный, может быть, чуточку хищный, что создавало притягательный шарм. Он осознал, что нельзя так откровенно рассматривать незнакомую женщину, но в прямом смысле не мог отвести глаз.

- Нет... - вымолвил он. - Зачем это нужно?

- Майкл будет говорить по-английски, - проговорила она, по-прежнему глядя вперед.

У полковника неприятно защемило под ложечкой: все-таки это была разведка из какой-то англоговорящей страны... Однако он тут же и забыл об этом. Поворачивая направо, женщина взглянула и неожиданно улыбнулась ему. Приступ удушья стал жгучим, напоминающим грудную жабу. Если бы не власть противоречия, довлеющего над ним, полковник бы раскис окончательно. Все подвергающая сомнению иная половина его сознания теперь уже не язвила, не посмеивалась, а как бы призывала к стыду: ты же только что чуть не признался в любви другой женщине! Что за легкомысленность? Тебе скоро полста лет!..

- Говорите же, говорите, ну? - подтолкнула она. - Это должен быть ничего не значащий дорожный разговор. Не напрягайтесь. Вам же удобно, хорошо?

- Да... Я никогда не встречал такой очаровательной женщины, - вдруг признался полковник. - Мне скоро пятьдесят, я видел много женщин...

- Так, вот уже хорошо! - одобрила она. - Продолжайте!

- Первый раз я увидел вас в вишневом "Москвиче" возле своего дома, вымолвил Арчеладзе. - Шел к машине очень злой и держал в кармане оружие... Но вы опустили стекло... Это было так неожиданно. Вы похожи на никарагуанскую женщину, только у них нет такого изящества и таких глаз...

- А что вы делали в Никарагуа?

- Что? - он споткнулся. - Да... там была гражданская война. Я помогал одной из сторон... Сегодня я не ожидал увидеть вас снова. Посредник мне сказал, приедет человек от... Но не сказал кто.

- Ну вот, вам осталось узнать мое имя и попросить телефончик, - засмеялась она. - Так делают московские ходоки?

Полковник не понял последней фразы и переспрашивать не стал. Смех ее был удивительным и опахнул лицо, как теплый ветерок в промозглый и холодный осенний день. Полковник вспомнил о фотографиях наружной службы и, совершенно не заботясь, следует об этом говорить или нет, вдруг сказал:

- Потом я видел вас на фотографиях... - О! - восхищенно воскликнула она.

- Там вы танцуете... в купальнике. И падают листья.

- Чудесные фотографии! Кто же снимал?

- Наружная служба... Они очень некачественные, не рассмотреть вашего лица.

- Как же вы догадались, что это я?

- Неподалеку стоял вишневый "Москвич"...

- Видите, мы славно поболтали, - сказала она. - Вы совсем неплохо владеете языком. И время пролетело незаметно...

Полковник огляделся - машина стояла среди черных лип перед смутно белеющим особняком. Его словно только что разбудили. Он не запомнил ни улиц, по которым ехали, ни направления, и теперь почудилось, что это вовсе и не Москва, а какой-то подмосковный городок.

Тон этой прекрасной женщины вдруг стал ледяным и жестким. Нет, очарование и притягательная сила остались, но теперь она напоминала изящный морозный узор на стекле.

- Время для встречи - ровно час. Не задавайте лишних вопросов. Оружие мне! - Она протянула руку ладонью вверх.

Арчеладзе послушно достал пистолет и вложил его в эту ладонь. Ему показалось, что и рука у нее холодная.

И этот холод мгновенно отрезвил его, заставил вернуться к реальности. Однако вечно раздвоенное сознание неожиданным образом не слилось в единое, и реальность теперь воспринималась совсем иначе. Умолкнувший критический голос, все подвергавший сомнению, заставил видеть вещи такими, какие они есть, и не искать второй или третьей сути.

- Ступайте за мной! - приказала женщина.

Нечто подобное он испытал, когда входил в аварийный четвертый блок Чернобыльской атомной станции. Здесь тоже была какая-то незримая и потому на первый взгляд не опасная радиация...

В передней он снял плащ, хотел помочь своей провожатой, но она отстранилась.

- Сама!

Они поднялись по лестнице богато обставленного дома на второй этаж. Женщина оставила его в уютном холле с мягкой кожаной мебелью, велела ждать и осторожно открыла высокую двустворчатую дверь. Полковник заметил на журнальном столике перегнутую пополам газету - таким способом была выделена статья, набранная в две колонки по всей полосе. Рубрика гласила: "Экологические катастрофы - взгляд в будущее", а заголовок мгновенно отпечатался в сознании - "Загадки желтого металла".

Полковник скользнул взглядом вниз крайней колонки и прочитал знакомую фамилию - В. Зямщиц...

Всю прессу, где заводился разговор о золоте, помощник обязан был приносить утром и класть на стол Арчеладзе. Этой статьи он почему-то не принес... Полковник потянулся к газете и ощутил на себе взгляд вишневых глаз.

- Прошу, - женщина открыла перед ним дверь. Он вошел в кабинет и ощутил спиной, как бесшумно закрылась за ним высокая дубовая створка. За большим письменным столом сидел мужчина лет сорока в наброшенной на плечи волчьей дохе: в доме было прохладно. Он совершенно не походил на того, плакатного, несколько раз сфотографированного Нигреем в разных ракурсах и в раз-личном освещении. Сухое породистое лицо, раздвоенный подбородок, зеленые, глубоко посаженные глаза и волосы с густой проседью.

- Я Майкл Прист, - представился "вишневый" и заговорил по-английски:

- Вы искали встречи со мной?

- Да, - признался полковник. - Но рассчитывал, что она состоится при других обстоятельствах.

- При каких именно?

- Вы мой противник, личный противник, - признался Арчеладзе. - Я хотел убить вас.

- Надеюсь, это желание сейчас пропало? - спросил "вишневый" и встал: они были примерно одинакового роста.

Полковник промолчал, вспомнив в этот миг Нигрея. В пылу раскаяния он обронил фразу, которая сейчас показалась Арчеладзе значительной: "вишневый" был каким-то недосягаемым, неуязвимым и только одним своим существованием в пространстве кабинета как бы гасил всякое желание полковника к какому-нибудь движению. Это состояние нельзя было назвать оцепенением; скорее всего, подавлялась воля к сопротивлению. Его присутствие лишало агрессивности.

- Мы не можем быть противниками, - медленно проговорил "вишневый". - Только потому, что наши интересы соприкасаются во многих точках.

- Но вы встали у меня на пути, - возразил полковник. - И бросили мне вызов.

- Так вы искали встречи поединка? - мгновенно спросил он.

- Это не совсем так. - Арчеладзе помедлил. - Вначале да, особенно после того, как вы метнули гранату в мой автомобиль... Однако ситуация меняется очень быстро, а вместе с ней и отношения. Во всяком случае, наша встреча была бы неизбежной. Вы парализовали мою работу.

- Как я знаю, ваш отдел занимается поиском государственного золотого запаса? - "Вишневый" открыл ящик стола. - Отчего же ваш интерес в большей степени проявляется к этому?

Он выложил на зеленое сукно стола золотой значок НСДАП. Полковнику хватило одного взгляда, чтобы определить его подлинность.

- Считаю поиск золотой казны бесперспективным делом, - признался полковник.

- Около тысячи тонн золота? Бесперспективное дело?

- Я не имею права разговаривать с вами на эту тему, - дипломатично сообщил Арчеладзе. - Это касается России, ее внутренних дел, а вы, насколько я понимаю, иностранец. К тому же я не знаю ваших намерений и замыслов. Одна из причин этой встречи понять, кто вы. Почему и зачем вы в России?

- И на кого я работаю? - в тон полковнику спросил "вишневый".

- Да, - согласился он. - Я независим от политики и служу своему Отечеству. А в нашем государстве сейчас всякое явление прежде всего оценивается политическими соображениями и пристрастиями. Поэтому я не уверен, что вы вне политики.

- Если я - иностранец, значит, представляю здесь интересы какого-то государства? - "Вишневый" достал из стола три листка с какими-то надписями, положил их вниз текстом и неожиданно спросил по-русски:

- А если я - русский иностранец?

Это было несколько неожиданно для полковника. Хозяин кабинета указал на стул.

- Садитесь, Эдуард Никанорович, в ногах правды нет. Едва полковник сел, как дверь открылась и вошла женщина с вишневыми глазами. На серебряном подносе дымились чашки с кофе, в перламутровой вазе рдели стекляшки леденцов.

- Кофе, господа, - сказала она по-английски и поставила чашку перед гостем. - Вам с сахаром, мистер Арчеладзе?

- Да, - проронил он и отвернулся, чтобы не терять самообладания. Вместе с кофе она внесла в кабинет ветер какой-то цепенящей забывчивости. Она сбила его с уже налаженной логики, которую полковник избрал для беседы. Как далекий, почти неразличимый отзвук пронеслось в сознании, что идет очень тонкая психологическая обработка, что здесь все рассчитано и предусмотрено всякое движение, слово, голос, цвет кофейной чашки, блеск сахарного песка в серебряной ложечке. Однако, как всякий отзвук, мысль эта мгновенно растворилась в пространстве, будто сахар в кофе...

- Ты можешь остаться с нами, - предложил женщине "вишневый".

- О нет, не буду вам мешать, - улыбнулась она, глядя на полковника.

- Если позвонит Мамонт, передай, что у нас все в порядке, - хозяин кабинета коснулся ее руки, держащей серебряный поднос. - Мы уже почти нашли контакт. Правда, Эдуард Никанорович?

Он не ответил, пытаясь сфокусировать рассеянное внимание. Когда женщина вышла, "вишневый" вернулся к прежнему деловито-холодному тону.

- Быть противниками, быть в постоянном состоянии войны - это большая роскошь для нашего времени. Увы, рыцарские баталии между Белой и Красной розой остались в средневековье, - он сидел за столом и задумчиво помешивал кофе. Вдруг вскинул глаза. - Я не работаю на современную политику. Меня не интересуют ни проблемы власти в России, ни политические лидеры, ни даже текущий государственный переворот. Их было много, и будут еще, пока Россия сама себя не признает Третьей и равноправной цивилизацией, стоящей между Востоком и Западом. Триединство цивилизаций - залог существования человечества в третьем тысячелетии.

Он не хотел убеждать; он констатировал какие-то ему известные факты, и это звучало убедительно, хотя было не основным, а как бы некой прелюдией к последующему разговору. Он говорил холодно, почти бесстрастно и этим вызывал у полковника непроизвольную веру в слово, утраченную еще в лейтенантские годы.

Только что говоривший по-английски, он казался Арчеладзе стопроцентным американцем, а в сочетании с именем вообще не вызывал никаких подозрений в отношении национальности. Но стоило ему заговорить по-русски, как он стал абсолютно похожим на русского. Вероятно, дело было в артикуляции, в специфических возможностях и тонкостях языка, способных вместе с речью менять психологическое восприятие личности собеседником и в какой-то степени даже внешность. В этих вещах полковник разбирался очень слабо, и сейчас это преображение показалось ему открытием.

- Кто вы? - воспользовавшись паузой, тихо спросил Арчеладзе.

- Не ждите прямого ответа, Эдуард Никанорович, - сухо ответил Майкл Прист.

- Я имею в виду не конкретно вас, - поправился он. - А тех людей, ту силу, которую вы представляете. Кто вы?

- Тем более на это вы никогда не получите исчерпывающего ответа. - Майкл Прист сделал паузу. - Представьте себе, что в нашем мире, во вчерашней и в сегодняшней России существуют люди, которых, скажем так, заботит только будущее народов, основную массу коих составляют славянские народы. Вы читали когда-нибудь работы Льва Николаевича Гумилева? Его теорию пассионарности?

- К сожалению, нет, - признался полковник. - Хотя я слышал о нем.

- В таком случае на ваш вопрос попробую ответить так. - Майкл поправил на плечах доху и прошелся по кабинету. - Как вы считаете, случайно ли в самых критических ситуациях истории России вдруг появляются уникальные личности князья, способные воссоединить разобщенный народ, полководцы, государственные деятели? Их нет, и они никак не проявляются, пока царит мир и покой. Но они поднимаются, часто из самых низов, из глубин, как только возникает кризис либо историческая личность, способная привести к кризису Россию. Не стану говорить вам о призвании варягов, о сказочном теперь Вещем Олеге... Появляется Наполеон, но уже есть Суворов и его ученик Кутузов. И целая плеяда великолепных военачальников, среди которых двое - нерусского происхождения: Барклай де Толли и, между прочим, Багратион. Это что, случайность или закономерность? Возник Гитлер, но был уже и Жуков... Вам говорят о чем-нибудь такие совпадения?

Арчеладзе молчал, сосредоточившись на кофейной чашке. На какой-то момент ему почудилось, будто он прикасается к некой тайне, в сознании вспыхнул далекий отблеск света, и в это секундное озарение ему хотелось крикнуть да! Это так! Почему я раньше не думал об этом?! Но в тот же миг все погасло. Единственное, что он успел отметить, - это ассоциативную связь проблеска и какого-то слова, произнесенного Майклом. Оно было простым, это слово, привычным уху, однако в сочетании с другими вдруг стало магическим и выбило искру. Привыкший к постоянному анализу собственных размышлений, полковник отнес это к области предчувствия - бездоказательных аргументов, которые существовали как бы сами по себе. Благодаря им он когда-то "от фонаря" объединил своего патрона и Колченогого.

- Не старайтесь сейчас разобраться в этом, - посоветовал Майкл. - Я говорю для того, чтобы вы не делали скоропалительных выводов относительно заданного вами вопроса - "кто вы?". Знакомый вам человек по прозвищу "Птицелов" около десяти лет исправно служил будущему России, но так и не сумел до конца разобраться, кто мы. Потому что прежде всякий человек должен ответить себе на вопрос - кто я? Он был не уверен в себе и принял яд.

- Птицелов служил вам? - Полковнику показалось, что он ослышался.

- Не нам - будущему, - спокойно произнес Майкл. - И не ищите его тела. Кто служит будущему, того не должны есть земные черви.

Арчеладзе смешался. Этот человек опрокидывал его, как пустую лодку, вытащенную на берег. Только сейчас полковник начал осознавать, насколько он не готов к этой встрече, насколько не годится для нее привычная логика. Внутренне он все-таки готовился к поединку, к игре, однако Майкл сразу же исключил ее, ибо по правилам всякой игры он обязан был уже несколько раз положить его на лопатки, может быть, плюнуть в лицо. Он не сделал этого, но не из милости, а из высокого чувства благородства, которое было понятно честолюбивому полковнику. Этот человек не делал его противником; он искал контакта. Он даже не прощупывал его, не пытался выведать что-то окольным путем, однако при этом ненавязчиво показывал, что хорошо понимает, с кем говорит.

- Господа, напитки, - услышал полковник и, непроизвольно оглянувшись, встретился взглядом с вишневыми глазами.

Она опять явилась вовремя, использовав паузу, которая меняла направление беседы. Она словно освящала своим явлением каждый поворот разговора.

- Мистер Арчеладзе, вам сок папайи, ананасовый или вишневый напиток? спросила по-английски.

- Вишневый напиток, - ответил он по-русски, глядя в сторону.

- Не предлагаю вам лед. В доме холодно, не дали отопление...

- Да, у нас тоже нет отопления, - зачем-то сказал полковник.

- Я затоплю камин в зале, - предложила она, глянув? на Майкла. - Вы могли бы спуститься вниз, у огня будет уютнее.

- Пожалуй, ты права, дорогая, - отозвался тот. До этого мгновения полковник воспринимал ее как служанку, помощницу, секретаря, но обращение "дорогая" указывало на брачные отношения. Это неожиданным образом поразило его. Не приходило в голову, что у этого человека может быть еще какая-то личная жизнь.

Однако полковник тут же мысленно поправил себя: да, разумеется, почему бы нет? И его женой может быть только такая необыкновенная женщина! Об этом он мог бы догадаться еще по дороге сюда, - и по ее поведению, по образу ее мышления возможно было заранее составить представление о муже...

- Мне хотелось бы вернуться теперь к началу нашей беседы, - проговорил Майкл, когда дубовая дверь тихо затворилась за его женой. - Да, я стал у вас на пути. И простите, что пришлось прибегать к некоторым способам давления на личность. Мне нужно было испытать вас на предмет пассионарности. Наша встреча состоялась лишь потому, что вы достойно прошли эти испытания. Теперь о главном: почему вы считаете поиск золотого запаса делом бесперспективным?

Вишневый напиток, будто вино, слегка закружил голову...

Он взял себя в руки.

- Извините, мистер Прист... То, что вы спрашиваете, является государственной тайной. Я не могу перешагнуть через долг государственного чиновника.

- Прекрасно, это мне нравится, - проговорил он. - Тогда прошу вас, ответьте на такой вопрос: почему сегодня ночью, когда вы приехали на дачу к своему патрону, не вошли в дом?

Полковник будто снова укололся о розовый куст. Он не подозревал, что за ним ведется наблюдение. Он даже не подумал об этом: поскольку всю дорогу шел на большой скорости, под красный свет, всякая слежка исключалась. К тому же на территорию дачного городка было невозможно проникнуть незамеченным, на каждом шагу проверяли документы...

- Вы же ехали к нему для консультации перед нашей встречей, не так ли?

- Да, это так, - подтвердил полковник и почувствовал, как в душе что-то оборвалось. Он понял, почему задан этот вопрос. Майкл как бы ответил сейчас за него: государственную тайну составляют те три человека, одетые наподобие римских патрициев. Вопреки всякой здравой логике, единожды собравшись, они могли решить и судьбу золотого запаса, и организацию специального отдела по его поиску, и режим секретности.

Полковник служил этой троице лакмусовой бумажкой: если не вышел на след, если ничего не нашел, значит, все в порядке.

Его отдел будет существовать до тех пор, пока не потребуется "найти" исчезнувшее золото. Можно было заниматься чем угодно - партийной кассой Бормана, экспериментами с Зямщицем и парапсихологом, собирать опята, спать на сеновале...

- Нет, вы можете не отвечать, - заметил Майкл его затруднение. - Все равно это вопрос больше риторический... В таком случае я хотел бы поделиться с вами одним из своих предположений по поводу утечки золота из России. Если хотите, получить вашу профессиональную оценку. Все-таки вы занимаетесь этой проблемой два года.

Он взял со стола листок с машинописным текстом и протянул полковнику. Арчеладзе прочитал краткое изложение версии, озаглавленной одним словом "Интернационал".

- Что вы подразумеваете под этим словом? - спросил он.

- Перерожденный Коминтерн, корпорацию некоторых крупнейших транснациональных банков, которые в свое время вкладывали деньги в революции от свержения монархов до установления диктатуры пролетариата, - пояснил Майкл.

- Вы считаете, что он жив? - И опять полковник ощутил вспышку, некое озарение, вызванное ассоциацией со словом.

- Безусловно жив, - проговорил Майкл, - В ином образе, с новыми идеями, но со старыми замыслами мирового господства... Впрочем, одного представителя Интернационала вы знаете, он находится здесь в Москве.

- Я знаю? - изумился полковник. - Кто же это?

- Кристофер Фрич. Благодаря вам, Эдуард Никанорович, мне удалось найти с ним общий язык, - сообщил Майкл.

Полковник отказывался что-либо понимать.

- Почему благодаря мне?

- Ваши люди блестяще сработали в фирме "Валькирия", и я признателен вам за помощь.

Полковник неожиданно вспомнил парапсихолога, который уверял, что всякое его действие уже давно служит во благо "вишневому"...

- Прошу вас, господа, в зал! - весело объявила хозяйка дома, опять неслышно появившись за спиной. - Спиртные напитки и легкий ужин я подам к камину.

Полковнику сейчас не хватало только живого огня...

Если это было не голым расчетом, тончайшей психологической обработкой, то все, что происходило в доме, следовало отнести к области гениальности. Или к провидению.

Дара поднесла Мамонту чашу с теплой водой. Он вымыл руки и принялся разрывать обжаренное на огне мясо. Это была молодая парная свинина с хорошо зажаренной корочкой. Крупно нарезанный лук, тертый хрен и черный "бородинский" хлеб стояли на столе в деревянных блюдах. Это была простая и вечная мужская пища, лишенная всякого изящества, но обладающая первозданным, естественным вкусом. И неотъемлемо вписывалась сюда простая русская водка.

Все это называлось легкий ужин...

- Останься с нами, - попросил Мамонт, моя руки после разделки мяса. Укрась наше общество.

- Простите, господа, - с достоинством проговорила она, - мне все это нравится. Но для меня это слишком грубо - есть руками.

- Да, извини, дорогая. - Мамонт проводил ее до порога и поцеловал руку. Время - три часа ночи, тебе нужно отдохнуть.

- Но у нас в доме гость, - улыбнулась она и исчезла. Мамонт вернулся к камину и сел за стол.

- Приступим, Эдуард Никанорович? Вы, наверное, проголодались?

- Завидую вам, мистер Прист, - тихо проронил полковник, глядя в огонь. Да, я завистливый человек. Я только мечтаю о том, чем вы обладаете давно и привычно.

Мамонту хотелось сказать, что все имеющееся вокруг него и возле него, увы, ему не принадлежит. Даже "законная" жена... И что он сам уже давно не принадлежит себе.

- Я не ошибся в вас, - проговорил он. - Предмет зависти чаще всего движет человека к поступку, к достижению его. Это признак пассионарности духа. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.

- Спасибо вам, Майкл, - неожиданно сказал полковник. - Теперь я знаю, о чем мечтать генералу.

- За это и выпьем! - предложил Мамонт. - Чтобы всегда было о чем мечтать.

Водка и простая пища не годились для разговоров о сложных вещах, и Мамонт не хотел продолжать беседы, начатой в кабинете. Приятнее было ощущать, что вот сидят они, два матерых мужика, пьют, едят и говорят о таком же простом и вечном, как черный хлеб. Общая трапеза сближала людей лучше, чем общий интерес. Однако полковник бросил обглоданную кость в огонь и вымыл руки.

- Искать золотой запас - безнадежное занятие, - определенно сказал он и, отвлекшись на минуту, покусав губу, добавил для себя:

- Все время не понимал, отчего дали полную свободу действий, но любые зарубежные командировки через Комиссара. Теперь понятно, почему через него. Мне просто перекрыли дорогу на Запад, чтобы я там не вздумал искать. А шифровками много не наработаешь, и люди там не мои, не проверенные - с бору по сосенке...

Простые пища и питье упростили и его речь.

- Считаете, что тысячу тонн золота можно перебросить через границу?спросил Мамонт. - Это не посольский груз...

- Не считаю, а знаю, - уверенно сказал полковник. - И это еще пока даже не государственная тайна, а моя, личная, потому что об этом никто не знает. Могут лишь догадываться... Убежало российское золото, мистер Прист! Наверное, вы правы, это работа Интернационала. Какая еще международная организация заглотит такой кусок и не подавится? Банки вернули свои кредиты на революцию и с хорошим процентом.

- Каким же образом, Эдуард Никанорович?

- По нефтепроводу, в виде амальгамы... Был у меня информатор, он же исполнитель. Обещал ему тысячу долларов заплатить, а успел дать только пятьсот тысяч рублей...

- Старик Молодцов?

- Не понимаю, почему его убили после нашей встречи? - вместо ответа задумчиво проронил полковник. - Могли ведь и до нее... Не успели? Пожалуй, не успели... Взлохмаченный прибежал, торопился. Все, говорит, секретами торгуют, а у меня только вот это, больше продать нечего. Дай денег, говорит, голодаю... Старики голодают, а золото, как нефть, уже по трубам гонят. Запросил дело в Прокуратуре - опять через Комиссара! До сих пор тянут... Впрочем, что дело? Если найду, это будет обыкновенный исполнитель, наемник, которому заплатили миллион... Утекло наше золото. Как в школе учили? Золотой запас страны - это труд нации, сконцентрированный в металле.