От автора 21 страница

Кристофер опустился в кресло:

- Я пытаюсь объяснить вашему мужу очевидные вещи. А он не может понять...

- И я ничего не понимаю, Кристофер, - продолжала обжигать Дара. - Мне нравится ваш темперамент, но поберегите его для другого места.

Он не терял рассудка; он оставался прежним, по крайней мере внешне, и одновременно как бы не мог владеть собой. Это его странное состояние Мамонт заметил еще там, во дворе дома на улице Рокотова, когда Дара устроила танцы под листопадом. Он и сам, вместе с Кристофером, ощущал что-то подобное и, чтобы не поддаваться очарованию, стиснул кулаки, пытаясь проанализировать, отчего же это происходит. Голос Дары был знаком и привычен, однако в нем появилась некая тембровая окраска, гипнотическая тональность, вероятно, действующая на подсознание, пробуждающая в нем глубинный инстинкт-отклик на зов самки.

И отмолчаться на этот зов было невозможно.

Одиссей знал, что другого способа нет, как залить воском уши своих спутников.

- Вам же нетрудно рассказать для меня все как есть, - продолжала она. - И в наших отношениях не останется никаких недомолвок. Всякая недосказанность порождает недоверие, а мне бы очень хотелось, чтобы вы с моим мужем нашли общий язык. Тогда бы мы стали чаще встречаться и обсуждать наши общие проблемы.

- Говорите, говорите, - прикрыв глаза от наслаждения, пробормотал Кристофер. - Хочу вас слушать...

- Сначала вы, Кристофер, - слегка отрезвила Дара. - Удовлетворите мое женское любопытство: что же готовит фирма с таким звучным названием "Валькирия" для будущего России?

- Только ради вас, миссис Прист! - клятвенно проговорил он. - Мы с вами понимаем друг друга, не так ли?

- Несомненно!

- В таком случае позвольте предложить вам напиток. Он приготавливается из натуральных продуктов. Я уверен, ничего подобного вы не пробовали! Кристофер поспешил на кухню. - Это божественный напиток. Вам многое сразу станет понятно. Я назвал его "Валькирия"!

Едва он удалился, как Дара снова взяла руку Мамонта, разжала его кулак и приложила ладонь к ладони...

***

Только на другой день помощник разыскал статью Зямщица, которая была опубликована в областной газете "Русский Север". Она могла бы вызвать сенсацию либо ажиотаж среди населения, имеющего золотые зубы и коронки, поскольку там сообщалось, что вместе с повышением солнечной активности начнется распад некоторых металлов, имеющих большой удельный вес. Особую опасность представляют бытовые предметы и изделия из золота или позолоченные - ножи, вилки, тарелки, а также зубы, кольца и прочие украшения, продукты распада которых в виде солей, попавшие в кровь, буду вызывать необратимые процессы в психике человека. Древние прекрасно знали об этом явлении и использовали золото лишь в качестве ритуальных принадлежностей. Самое страшное, что эта экологическая катастрофа произойдет незаметно, без всяких взрывов и потрясений. Люди, имеющие в обиходе желтый металл, попросту сойдут с ума, превратятся в полуживотных с основными инстинктами. Медицина в данном случае ничем помочь не сможет, ибо "золотая радиация" - заболевание прежде всего нравственное, нежели физическое.

Зямщиц предвещал точные сроки начала и конца катастрофы - с первого по четырнадцатое марта 1999 года.

Прочитав статью, полковник потрогал языком три своих золотых зуба и забросил газету - ладно, доживем - увидим.

После встречи с этим "человеком из будущего", как он мысленно называл Майкла Приста, работать дальше было бессмысленно. Специальный отдел, этот долго и бережно собираемый из суперсовременных вагонов состав, намертво прирос к рельсам. Разумеется, случилось это потому, что стал паровоз, тягловая сила, придающая движение эшелону. Тупика не было, как и красного семафора; путь был открыт но двигаться по нему не хотелось. Втолковывая Присту мысль, что искать в России нечего, он прежде всего втолковал ее себе и тем самым потерял всякую охоту тянуть состав по предлагаемому пути. Ему стало отвратительно делать хотя бы видимость движения. В стоящем эшелоне что-то еще крутилось, работали какие-то полуавтономные системы, однако они больше раздражали полковника, и было желание выключить все: архивную, аналитическую группы, которые все еще ковырялись в бумагах и тыкали кнопки компьютеров, вывести всю агентуру, работающую во всевозможных партиях и движениях оппозиции, и "положить на дно" зарубежное отделение.

Всю эту простаивающую силу сейчас можно было бросить на поиски Кристофера Фрича, богатенького мальчика, однако и этого делать полковник не собирался. Другой иностранец, Майкл Прист, обещал выдать его, как только исчезнет необходимость удерживать в заточении.

Но как динамичный и деятельный человек, Арчеладзе не терпел статического состояния. Мысль работать на будущее его грела, однако поскольку он никогда не работал на него, то не имел представления, каким образом он и его опыт могут пригодиться для этого будущего. Оно представлялось полковнику некой неясной, размытой тенью, без формы и без содержания - что-то вроде привидения, маячащего на горизонте, потому что он никогда не думал о нем. Привычка фиксировать время всякого события незаметно стала характером. Полковник был накрепко привязан к сегодняшнему дню; он тянул его в пучину, как камень, привязанный к ногам. Этот человек из будущего поманил его за собой, по не искру надежды посеял, а глухое разочарование, ощущение собственной непригодности. Он уже был не в том возрасте, чтобы, задрав штаны, бежать сломя голову за привидением. Для веры в будущее ему требовалось увидеть его, ощутить дыхание, прикоснуться к нему, иначе все это - фантазии, романтика, химера.

Раздумывая так, полковник пришел к убеждению, что следует самому, своими руками, задушить собственное дитя - сверхсекретный отдел по поиску золотого запаса. Способ переправки его на Запад найден; для пущей убедительности найти подходы к свидетелям и исполнителям - Жабину-Жабэну и Петрову в Израиле, добиться от них подтверждения информации старика Молодцова и, стиснув зубы, потом доложить обо всем "папе". И сразу же подать в отставку! Здесь, в этих стенах, не только на будущее, а и на сегодняшний день уже ничего не сделаешь...

Как-то машинально он открыл ящик стола, начал перебирать бумаги и вдруг поймал себя на мысли, что уже начал чистить за собой место, выбирая, какой документ уничтожить, какой сдать или унести домой. Полковник резко закрыл стол - слишком рано начал собираться...

Он попросил по селектору вызвать к нему Воробьева и Нигрея: посвящать в тайну перекачки золота кого-либо из оперативной группы он не хотел. Если уж затемнил сразу, то надо темнить до конца.

- К вам рвется на прием майор Индукаев, - между прочим сообщил секретарь. Просит выписать пропуск...

- Кто такой? Чей майор?

- Не наш, ракетчик армейский...

- Весь самотек - к помощникам! - распорядился Арчеладзе. - Сколько раз говорить?

- Майор утверждает, что у него секретная информация, - сказал секретарь. И хочет говорить только с первым лицом.

- Лейтенант! Ты, кажется, засиделся в секретарях! - вспылил Арчеладзе. - Я тебя отправлю топтуном! В наружку, понял? Когда научишься убеждать всех этих желающих?..

Он оборвался на полуслове, поняв, что зря кричит и не лейтенант тут виноват...

- Я с удовольствием пойду в наружку, товарищ генерал, - неожиданно согласился секретарь. - Это для меня не наказание.

- Ладно, пусть выпишут майору пропуск, - согласился полковник. - Приму через час. А ты можешь принести рапорт, подпишу.

У полковника вдруг возникла мысль посадить в приемную Капитолину. Пусть всегда будет рядом, пусть не эти краснощекие парни, а она входит к нему в кабинет, говорит с ним по селектору - она единственная освещала ему путь к будущему личной жизни, которую полковник давно отделил от службы.

Воробьев пришел к нему почему-то в форме: при бороде в военном кителе он напоминал лихого казака. Встал у порога, что раньше с ним не бывало.

- Ты что это вырядился? - спросил полковник.

- Иногда хочется, а нельзя, - вздохнул тот. - Теперь чую, конец моей службе. - Так хоть поносить, пока можно.

- Ладно, не скули, - бросил полковник, не глядя, - Садись.

Воробьев сел на край стула, вероятно, стараясь соблюдать дистанцию с начальником.

- Не скулю, товарищ генерал, а подыскиваю себе место.

- Подыскал?

- Примерно да... В коммерческой структуре, начальни-ком службы безопасности. А не возьмут - пойду грибы собирать. На рынок потом, кучками продавать... Выручка в день - ёкарный бабай!

- Хватит болтать! - оборвал полковник. - Где Нигрей?

- Нигрей в свободном поиске, - сказал Воробьев. - Вчера вечером позвонил, сказал, чтоб не ждали сегодня. Куда-то собирался засесть.

- Что за самодеятельность? - снова вскипел Арчеладзе. - Он что, таким образом искупает свою вину?..

И полковник заставил себя замолчать: когда паровоз не тянет, это же естественно, что вагоны катятся сами по себе...

- Если еще раз свяжется, скажи, пусть бросает все и ко мне, - добавил он. А ты сейчас же отправляйся к Жабину Сергею Васильевичу. Да переоденься!.. Хотя нет, иди-ка к нему в форме. Допроси его на предмет амальгамации золота. Куда возил, сколько... В общем, сделай ему прессинг. И одновременно литерные мероприятия. И чтобы жена его при разговоре была. Потом послушай их обсуждение. Она из него выпотрошит правду... Да не ставь этот морозильник под окна! От него за версту тянет слежкой. Возьми другую машину.

- Есть, товарищ генерал, - без энтузиазма сказал Воробьев. - Разрешите идти?

- Что ты раскозырялся, Володя? - мирно спросил Арчеладзе. - К чему вся эта потеха?

- Генерал, он и в Африке генерал...

- Ладно, не сердись на меня, - полковник подал ему руку. - Никто тебя из отдела не гонит. Уйдем, так вместе.

- Грибы собирать? - серьезно спросил он. - А куда мы еще уйдем?

- Да, брат, у нашей службы нет будущего, - согласился полковник. - Поэтому придется самим побеспокоиться о нем.

- Это у жандармерии нет будущего? - удивился Воробьев. - Пока есть политика, будет и служба. Без работников плаща и кинжала не обойдется ни один режим. И у нашего отдела будущее - дай Бог!..

- А я больше не хочу его, - неожиданно для себя признался полковник. - Не греет служба... Ну все, иди!

После ухода Воробьева полковник написал задание зарубежному отделению, чтобы разыскали в Израиле Владимира Петрова и постарались выяснить вопросы, связанные с амальгамированием золота. Он сам отнес текст шифровальщикам и, возвращаясь назад, увидел в приемной незнакомого майора-казаха, который вытянулся перед генералом.

- Разрешите, товарищ генерал? Майор Индукаев.

- Входи, майор, - бросил на ходу полковник. По виду вояка был из дальних, Богом забытых гарнизонов, большого начальства видел мало, поэтому слегка робел, стоял навытяжку, как оловянный, и сильно волновался.

- Садись, майор, - просто сказал Арчеладзе, чтобы расслабить собеседника. Как служба?

- А вот, товарищ генерал! - Индукаев чуть улыбнулся и, сняв фуражку, показал венчик черных, смолистых волос на затылке. - Десять лет боевого дежурства.

- Да, брат, мы тут тоже лысеем, - согласился полковник. - Ну, рассказывай, с чем пришел.

- Я служил на точке в Архангельской области, товарищ генерал, - сообщил майор. - Стратегические ракеты "СС-20".. Вам же можно все говорить?

- Да, пожалуй, все, - подтвердил Арчеладзе. - Говори.

- Дивизион попал под сокращение, как только начали разоружаться, - сказал Индукаев. - Меня перевели в Рязань, три года назад. Теперь я служу там, в должности прораба, строим дороги.

- И много построили? - начинал терять терпение полковник.

- Нет, ничего, ни километра... Пока казармы строим.

- Чем же я могу помочь? Достать кирпича?

Он не понял издевки, отрицательно замотал головой:

- Кирпича хватает, товарищ генерал. Только деньги плати...

- Что же тебе недостает, майор?

Он вдруг смутился: у пего не хватило смелости решиться на что-то и произнести первое слово. Он замолчал, как растерянный, не знающий урока школьник. Сидел, жалко молчал, и в глазах его медленно вызревал страх. Мгновенно пересохшие губы склеились, задрожали пальцы, мнущие поля фуражки. За этим наблюдать было странно: ничего еще не сказал, но уже перетрусил от одной мысли, что придется сказать.

Полковник молча сходил в комнату отдыха и принес ему стакан с минеральной водой.

- Попей, майор, легче станет...

Тот отпил несколько глотков, но легче ему не стало. Он даже попробовал откашляться, протолкнуть ком в горле, да, похоже, у майора закупорились мозги. Он наверняка давно служит в России, среди русских, разучился скрывать внутреннее состояние. Это уже не походило на робость - в нем совершалась какая-то внутренняя борьба Пришел подготовленным и убежденным, и вдруг, оказавшись перед генералом, сильно усомнился в том, что хотел тут изложить, передумал, испугался и теперь не видел выхода из положения.

- Давай, майор, рассказывай, - неторопливо подтолкнул полковник. - Тебя как по имени-отчеству?

- Борис Рамазанович, - не сразу выдавил Индукаев упавшим голосом. - Когда я волнуюсь... плохо говорю. Забываю по-русски...

Это он уже врал! Русским он владел отлично и, скорее всего, не помнил своего родного языка.

- Да, стратегические ракеты у нас были в надежных руках, - проворчал Арчеладзе. - Можно и не сокращать: все равно бы не взлетели.

А ведь он проходил специальную психологическую подготовку, обязательную для офицеров на боевом дежурстве. Должен был уметь владеть собой в самой экстремальной ситуации. На плохие нервы тоже не сошлешься - списали бы в один миг, отправили на пенсию, потому что идет сокращение армии и не знают, куда пристроить здоровых офицеров.

- У меня была отличная смена, - попробовал оправдаться он. - Это сейчас я переквалифицировался...

- И пришел рассказать мне автобиографию, а, Борис Рамазанович? усмехнулся полковник.

- Нет, товарищ генерал, - глаза у майора блеснули. - Ракеты сняли с боевого дежурства, извлекли из пусковых шахт... И транспортировали! На уничтожение! Нас разоружили! Мы сейчас не можем противостоять...

- Понятно! - отрезал Арчеладзе. - Ты ошибся адресом, майор. Иди к министру обороны...

- Я не ошибся, - Индукаев стал ломать свою фуражку. - По адресу явился... К вам, товарищ генерал. Потому что ракеты транспортировали, а шахты взорвали. Но не все. Одну оставили целую, с пусковым оборудованием и всеми системами. А армейскую охрану заменили. Какие-то люди приехали, в камуфляже, спецбригада. Я собирался уезжать, документы ждал. У меня семья - жена и четверо детей... И тут вызывают в штаб, меня и еще одного, майора Горстева. Командир дивизиона говорит: "Заработать хотите? Садитесь в вертолет и на точку". И сам с нами полетел... Прилетели, а шахта в порядке, ракетный кран работает. Поставили задачу - спуститься в бункер, пройти к пусковой установке и перекрыть систему охлаждения. Там в стволе шахты порвали трубопровод и потек газ. Мы переоделись в защиту и полезли... Ракеты снимали в спешке, ничего не отключено. Крановщик у них был неопытный, наверное, гражданский. Опускал контейнер и зацепил трубу... Мы один вентиль нашли, перекрыли, а утечка все равно есть. Надо всю линию смотреть. Я полез в шахту, а там эти контейнеры стоят. Думал, взрывчатка, только уж сильно много. А тот, которым трубу прорвали, упал в шахту, видимо уронили. Его искорежило, а одна стенка лопнула по сварке и дыра большая. Я фонарем посветил - битые ящики и что-то блестит. Рукой залез, вытаскиваю - золото. Слиток такой, чушка... А там еще...

Говоря это, он ни разу не поднял глаза, бубнил себе в фуражку, лежащую на коленях, и нещадно мял, трепал ее. Полковник отнял у него головной убор и положил на стол.

- Ну, а дальше-то что, Борис Рамазанович?

- Дальше?.. Проверили весь трубопровод, нашли утечки на стыках, перекрыли, - майор поковырял заусенцы. - Наверх поднялись, переоделись и в душ. Нам сразу деньги выплатили, по полмиллиона каждому.

- Напарник твой, Горстев, видел, что в контейнерах? - спросил полковник.

- Не видел, - он на мгновение вскинул глаза. - Я ему в бункере сказал, что это не взрывчатка, а золото. Он не поверил, засмеялся...

- Ты хорошо разбираешься в золоте, майор?

- В золоте не очень, но от взрывчатки отличу...

- А как ты определил, что там золото?

- В руки взял, - объяснил Индукаев. - Слиток маленький, а вес... Килограммов тридцать. Да и по цвету видно... Какие-то цифры выбиты.

- Что не прихватил с собой слиточек-то? - усмехнулся Арчеладзе. - Сейчас бы вон как пригодился. И не пошел бы в прорабы...

- Думал, - признался он, - но испугался. Правда, нас не обыскивали потом, но пропустили через душевую и смотрели, как переодеваемся.

- Кто смотрел?

- Какие-то штатские... И охрана.

- Какая охрана?

- В камуфляже не поймешь.

Полковник стал к окну и долго глядел на улицу. Майор притих за спиной, но чувствовалось, сидит настороже, как суслик у норки.

- Все это очень любопытно, - проронил полковник. - И что, вы потом так и улетели в жилой городок? Подписки с вас не брали?

- Нет, не брали... Я потом уехал через два дня. Вместе с семьей, к новому месту назначения.

- Они, эти люди... сами не могли перекрыть газ?

- Там же надо знать систему, где что... - А теперь скажи-ка мне, Борис Рамазанович, - Арчеладзе обернулся к майору, - с чего это вдруг ты сейчас ко мне явился? В шахту лазил в восемьдесят девятом?

- Так точно...

- Спохватился только сейчас.

- Давно хотел, думал, - с готовностью ответил Индукаев. - Когда услышал, что золотого запаса осталось всего двести сорок тонн, подумал... А куда идти? К кому? Не знал же, ищут или нет.

- И тут решился?

- Узнал, что ищут...

Полковник молча подошел к нему, бесцеремонно расстегнул китель майора, содрал его с плеч и вместе с фуражкой отнес к секретарю в приемную.

- Пусть у тебя тут посидит "майор", - сказал он. - Понадобится - вызову.

- И, положив одежду на стул, вернулся в кабинет.

- Узнал, говоришь, что ищут? А от кого узнал? Мы по радио рекламы не давали.

- В особом отделе части, - сказал майор. - Разговорились с особистом...

- С каким? Кто такой?

- Капитан Рыскаев, мой земляк...

- Рыскаев? - изумился полковник. - Ну и Рыскаев... Ты зайди-ка в соседний отдел, майор, и спроси, чем занимается Арчеладзе. И тебе не скажут, потому что не знают. А капитан Рыскаев в Рязани знает! Вопрос - откуда?

- Мне неизвестно, товарищ генерал, - с неожиданным упрямством проговорил Индукаев. - Мне Рыскаев посоветовал, вашу фамилию дал. Мы с ним подружились, с капитаном...

Арчеладзе оперся одной рукой на спинку стула, другой - о стол и навис над майором.

- Теперь послушай-ка меня, сынок, - жестко и резко сказал он. - Все ты тут складно мне напел. Только вот сробел в самом начале, чего-то испугался. Но потом хорошо говорил, продуманно... Да ведь наврал же! От начала до конца. Единственная правда, что у тебя четверо детей. Остальное - вранье!

- Никак нет, товарищ генерал...

- Ты что, идиот?! - рявкнул Арчеладзе. - Да если бы ты увидел в шахте золото - назад бы не вернулся! Так бы и прикопали в бункере!

- Они не знают, что я видел...

- А когда узнали?.. Ты бы уже валялся где-нибудь с перерезанным горлом! Вместе с напарником! Хотя он ничего не видел...

Майор медленно помертвел, замер, превратившись в каменное изваяние с желтым лицом.

- Встать! - приказал полковник. - Отвечай, кто послал?

Индукаев вскочил, вытянулся и снова замер. На лбу заблестел пот. Желтый голый череп напоминал обкатанный голыш, а лицо стало непроницаемым и бесчувственным.

- Запомни, майор, - глухо и властно проговорил Арчеладзе. - Не выпущу тебя отсюда, пока не скажешь. В казематах сгною! Твоих детей лишу отца, грех на душу возьму... Отсюда не выйдешь!

Из желтого он медленно превратился в серого, набрякло и отяжелело лицо. Полковник обошел Индукаева, как статую, и сел в свое кресло.

- Есть же какие-то другие ценности, кроме денег, майор, - проговорил он, глядя мимо. - Здоровье, свобода, дети... А ты погнался за деньгами, офицер... Сколько обещали? Миллион? Два?

- Денег не обещали, - вдруг сказал Индукаев. - Квартиру надо... Мне жить негде.

- Всего-то?

- А разве этого мало, когда нет крыши над головой?.. Дадут квартиру, могу остаться в России. Не хочу ехать в Казахстан, а казахов отправляют...

- Кто обещал квартиру?

Индукаева мелко затрясло, заплясали губы - не мог вымолвить ни слова...

- Ну, что раскис?! Кто послал ко мне?! Майор неожиданно упал на колени.

- Пожалейте детей, товарищ генерал... Скажу, я скажу, только детей, детей...

Полковник никогда не видел в своем кабинете плачущего мужчину...

Кристофер поставил на стол три высоких бокала и тренированной рукой наполнил их из колбы миксера жидкостью, по виду напоминающей какао со сливками.

- Прошу вас, господа. Мистер Прист? Это не отравлено.

Мамонт отхлебнул глоток - по вкусу напиток напоминал кислород, но сильно отдавал миндальным орехом. Пена тихо шипела в бокале, оставляя стенки чистыми и сухими.

- Пить следует маленькими глотками и быстро, - поучал он, опрастывая свой бокал. - "Валькирия" усваивается уже во рту, но это не наркотик и не алкоголь. Все компоненты приготовлены из натуральных продуктов и газов. Никаких квасцов, дрожжей, холестерина. Это уникальный и божественный напиток. Сегодня вам можно не обедать: достаточное число калорий вы уже получили.

Мамонт отпил чуть больше половины и отставил бокал. В гортани и носу приятно пощипывало, как от хорошего шампанского.

- Вы приехали в Россию как рекламный агент? - спросил он.

- Мистер Прист, "Валькирия" в рекламе не нуждается, - Кристофер, улыбаясь, смотрел на Дару. - Вся реклама - попытка сбыть негодный товар. "Валькирия" пойдет по России из рук в руки, без фирменных магазинов и торговых палаток. Она пойдет, как таинственная женщина, которую желают все и все провожают жадными взглядами. Вы слышали о таком продукте, как гербалайф? Это основанное на травах сбалансированное питание. Нет, мы не имеем отношения к Марку Хьюзу и его гербалайфу, но давно и пристально наблюдаем за его опытом, должен сказать, весьма полезным для нас. Нравится его идея, размах и напор. "Валькирия" обольстит Россию таким же путем, но более стремительным, ибо имеет другие качества и очень низкую цену. Мы не имеем намерений зарабатывать на этом миллиарды. Пусть дистрибьютеры получат продукт бесплатно и продают по цене, установленной нами, пусть они зарабатывают себе на жизнь. А отсюда, из России, "Валькирия" отправится завоевывать мир.

Мамонт прислушивался к собственному состоянию. Сначала по телу разошлось благодатное тепло, затем в суставах и крупных мышцах спины появилась легкая и тоже приятная ломота, как после хорошего сна. Хотелось потянуться, размяться интенсивными движениями: во всем теле ощущалась легкость. Наконец, в солнечном сплетении и спинном мозге возник какой-то веселый, пузырящийся, как шампанское, жар.

- Почему начали с России? - спросил Мамонт. - Ваш напиток имел бы успех на Западе.

- Только из гуманных соображений! - мгновенно ответил Кристофер. - Запад сыт тем, что имеет. Россия голодна, измучена режимами, идеологиями. "Валькирия" - это глоток свободы. Пусть русские испытают ее, они заслуживают ее в мученической жизни.

- Возможно, вы великий гуманист, - предположил Мамонт. - Но в России понятие "свобода" не значит находиться в некоем состоянии эйфории бездумной жизни.

- Да, возможно, - согласился он. - Вы правы, я плохо знаю нынешние нравы узкого круга лиц, которые называют себя бизнесменами, предпринимателями. В их обществе много людей, которые не уважают закон, почитают первобытные отношения силы... Они - не Россия, эти новые русские. А ту, настоящую Россию, мистер Прист, я знаю довольно хорошо, поскольку давно занимаюсь проблемами русского этноса. Это огромный и неуправляемый парод, заселяющий такую же огромную территорию. Для утверждения нового мирового порядка мало проводимых здесь реформ. Они ничего, кроме хлопот и разочарования, не дадут. И это известно сведущим людям. При том национальном характере, который существует сейчас, вхождение россиян в мировое сообщество всегда будет проблематично. Непредсказуемость, особый род мышления, внезапная агрессивность, поклонение химерическим идеям... "Валькирия" освободит русских от собственной судьбы, которая им самим становится в тягость. Пусть российские мужики пьют этот божественный напиток, а не водку. Пусть они занимаются любовью с женщинами, а не воюют. Вам сейчас хочется заняться любовью, мистер Прист?

Мамонт уже несколько минут ощущал предоргазмовую сладкую боль в позвоночнике. А рядом лучились огромные глаза Дары, и ее высокая грудь начинала захватывать воображение. Он никогда не испытывал такой страсти к женщине; привычные способы самоуправления в таких ситуациях сейчас не срабатывали, не держали ни нравственные, ни психологические барьеры, и он спасался тем, что, мысленно вызвав образ Валькирии, старался удержать его перед взором...

- Мне не хочется заниматься любовью, - проговорил он сквозь зубы. Продолжайте, я слушаю...

- Сексуальная революция всколыхнула и омолодила кровь многим нациям Запада, - бесконечно двигаясь, пояснил Кристофер. - Возникли интерес к жизни, энергия, страсть, особая субкультура, основанная на взаимоотношениях мужчины и женщины. Чопорность в половых отношениях порождала скованность наций, неспособность их к движению. Нельзя идти вперед с тяжелым и ненужным хламом прошлой эстетики. Сексуальная революция отсекла постромки, и повозка с тяжелым грузом покатилась сама собой, а освобожденные кони понеслись вперед. То же самое мы должны сделать в России. Только иным способом, поскольку сексуальная революция не годится для русских. Она несет за собой нежелательные для мира побочные явления - агрессивность, преступность, наркоманию. "Валькирия" - чистый продукт и самый приемлемый для этой страны.

- Вы хотите наладить его производство в России? - спросил Мамонт. - На базе фирмы "Валькирия"?

- Да, мистер Прист. - Кристофер сел напротив Дары. - И не только. Далее следует организация сети дистрибьютеров, супервайзеров, табуляторов, которые станут распространять продукт. Из рук в руки! Я создам культ "Валькирии", ее почитание, преклонение перед ней. Каждый третий человек будет ее жрецом...

- О, Кристофер, я хочу быть первой жрицей! - воскликнула Дара. "Валькирия" приводит меня в восторг!

- Для вас, миссис, все что угодно! - раскланялся гиперсексуальный мальчик. - Я подарю вам весь комплект продукта. Эта пробная партия изготовлена в Южной Америке...

Он метнулся на кухню. Дара взяла руку Мамонта.

- Спокойно, милый, - промолвила одними губами. - Так нужно...

Кристофер вернулся с небольшой упаковкой, напоминающей торт, на крышке которого мужчина целовал женщину. Их перечеркивала надпись - "Валькирия". Он преподнес коробку Даре, поцеловав руку.

- Ах, миссис... Если бы вы были свободны от старого багажа...

- Увы, не свободна, - вздохнула она. - У меня ревнивый муж. Бойтесь его, Кристофер.

- Надо полагать, в дискетах технология производства "Валькирии"? - сухо спросил Мамонт.

- И потому я требую их в первую очередь!

- Могу я рассчитывать на определенный процент от прибыли? поинтересовался Мамонт.

- Ваш муж невыносим! - Кристофер вскинул руки. - Он помешан на выгоде! Но я же сказал: прибыли не будет. Производство "Валькирии" заведомо убыточное предприятие.

- Хорошо, я могу получить продуктом!

- Он сумасшедший!

- Это все для меня, - ласково ответила ему Дара. - Майкл безумно влюблен. Он обещал положить весь мир к моим ногам.

- Вы достойны этого! - с сожалением признал Кристофер. - Я бы тоже хотел положить его перед вами... Да, мистер Прист, вы получите свою долю продукта.

- Это следует оформить контрактом, - тут же заявил Мамонт. - Подготовьте его вместе с металлом к моменту передачи материалов.

- А как скоро я получу материалы?

- Как скоро будет металл.

- Этот презренный металл могут доставить завтра, - согласился Кристофер. Но мне будет необходима охрана.

- Никакой охраны! - заявил Мамонт. - И никаких третьих лиц.

- Я стану охранять вас, - своим гипнотическим тоном проговорила Дара. - Вы доверите мне это, Кристофер?

- Безусловно, миссис...

- Утром я пригоню машину, - продиктовал Мамонт. - Мы вместе поедем к месту, где вы получите металл. Погрузите золото, я сяду к вам в машину. И передам материалы.

- В моем присутствии, мой мальчик, - добавила Дара. Кристофер тихо простонал и прикрыл глаза:

- Завидую вам, Прист...

- Итак, завтра в восемь утра, - Мамонт встал. - Я похлопочу, чтобы вам включили телефон.

- До завтра, миссис! - провожая, сказал Кристофер. - За вас готов отдать все золото, что имею.

- До завтра, - проронила она. - Благодарю за подарок.