Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | ||
|
Второй момент, который я хочу отметить, существенно смягчает остроту первого. Несмотря на то что Китай действительно всеми силами пытается укрепить свою военную мощь, его отставание очень значительно. Американская военная технология развивается настолько быстро, что китайцам надо буквально бежать вдогонку для сохранения дистанции. Значительная часть китайского арсенала устарела и вышла из употребления. У России, главного поставщика, не хватает ресурсов для разработки вооружений следующего поколения, которые необходимы Китаю. Военный бюджет Китая на 1999 год составляет менее двадцатой части американского и менее одной трети япон-
* По оценкам Международного института стратегических исследований, реальный военный бюджет Китая в три раза превышает официальные цифры.
** Report by United States House of Representatives Select Committee on US National Security and Military/Commercial Concerns with the People’s Republic of China, chaird by Representative Christopher Cox.
ского*. Если взять средства абсолютного сдерживания — межконтинентальные баллистические ракеты, способные нести ядерные боеголовки, — то в распоряжении Китая имеется порядка 18 МБР, способных достичь США, каждая из которых несет по одной боеголовке. Америка же располагает почти 6000 боеголовок, способных достичь Китая**. Это означает лишь одно: если американские лидеры окажутся настолько недальновидными, что оставят США без защиты перед ракетной атакой, отказавшись от создания системы противоракетной обороны, Китай получит возможность шантажировать Запад, хотя и не сможет победить его. Сознание этого должно заставить китайцев действовать более осторожно. Таким образом, в обозримом будущем Китай не сможет противостоять Америке как глобальная сверхдержава.
Итак, статус сверхдержавы, сравнимой с Америкой, — не более чем фантазия Пекина, китайцы же не из тех, кто стремится к достижению фантастических целей в международных отношениях. На деле они преследуют гораздо более осуществимую цель — стремятся занять место господствующей региональной державы; в этом и заключается третий момент, который Запад должен четко понимать.
За отправную точку для анализа региональных амбиций Китая вполне естественно принять Восточную Азию. Китай физически находится в ее центре и, безусловно, является наиболее густонаселенным государством. Несмотря на то что его вооруженные силы потерпели сокрушительное и неожиданное поражение во Вьетнаме в 1979 году, в настоящее время он, по всем признакам, доминирует на суше. Этого, однако, недостаточно для обеспечения превосходства, поскольку многие из самых значительных государств региона не имеют с Китаем сухопутной границы, а располагаются на островах и архипелагах. Как заметил один из аналитиков, «география не дает Китаю распространить свое военное превосходство по всей Азии. Его Народная освободительная армия ужасно несбалансированна по своим возможностям. Ее способность вести операции за пределами территории ближайших соседей Китая практически равна нулю»***.
* The Military Balance, 1999-2000.
** David M. Lampton and Gregory C. May, Managing US-China Relations in the Twenty-First Century, The Nixon Center, 1999.
*** Michael McDevitt, «Geographical Ruminations», in Larry M. Wortzel (ed.), The Chinese Armed Forces in the Twenty-First Century (US Army War College: Strategic Studies Institute, December 1999).
Китай проводит модернизацию своего военно-морского флота и прилагает большие усилия, чтобы изменить ситуацию, но все-таки его основное внимание сосредоточено на укреплении арсенала баллистических ракет, а также создании систем наведения и спутников, позволяющих повысить их точность. Для устрашения Тайваня, а в случае необходимости и нанесения удара по нему, за последние несколько лет были созданы сотни ракет класса «земля — земля», которые могут быть оснащены ядерными боеголовками. Наращивание арсеналов продолжается.
Можно, конечно, утверждать, и на то есть основания, что Тайвань — это не региональная проблема, в конце концов, в глазах китайцев он часть Китая. И все же проблема Тайваня имеет региональный характер. Во-первых, свержение или даже выхолащивание демократии на Тайване, а именно этого фактически добивается Пекин, было бы регрессом в процессе демократизации всего региона. Во-вторых, если китайцам удастся силой подчинить себе Тайвань, они, несомненно, будут пытаться использовать силу и в других спорных ситуациях. И в-третьих, подобных споров, готовых перерасти в ссору, в регионе предостаточно. Среди них, например, претензии на Южно-Китайское море, акватория которого площадью 1660 тыс. кв. км испещрена сотнями островов, рифами, отмелями и скалами. Цель — разработка предполагаемых громадных месторождений нефти и природного газа. Эта идея еще больше завладела умами китайцев после 1993 года, когда Китай стал нетто-импортером нефти. Конкуренцию Китаю, как, впрочем, и друг другу, в этом вопросе составляют Вьетнам, Филиппины, Таиланд, Малайзия, Бруней, ну и, конечно, Тайвань. Особенно ожесточенные споры развернулись вокруг островов Спратли. Китай, несмотря ни на что, доминирует. Китайцы решительно настроены всеми правдами и неправдами добиться контроля над углеводородными ресурсами региона и уже сейчас ведут себя как победители.
Китайцы традиционно подходят к международным отношениям с позиции баланса сил: если Запад хочет эффективно воздействовать на Китай, он просто обязан принять аналогичный подход к отношениям в Восточно-Азиатском регионе. Это не значит, что в Китае нужно видеть чудовище, его скорее нужно рассматривать как в определенной мере непредсказуемого великана, чьи страхи следует предвидеть, а амбиции ограничивать. Это нелегкая задача, требующая крепких нервов. Своим поведением в инциденте между американским разведывательным само-
летом и китайским истребителем в апреле 2001 года Китай показал, что будет испытывать терпение Запада до последнего предела. Из сказанного я делаю следующие выводы:
• Китай, без всякого сомнения, считает себя способным соперни-
чать с нами в военной сфере; главной целью укрепления его во-
оруженных сил является вытеснение США из региона.
• В то же время Китай сталкивается с громадными трудностями в
реализации этих целей; в настоящее время у него нет перспек-
тив превратиться в глобальную военную сверхдержаву.
• За Китаем, следовательно, необходимо внимательно наблюдать,
а при необходимости сдерживать, чтобы обеспечить его мирное
отношение к соседним странам.
Тайвань — горячая точка
Поддержание баланса сил всегда подразумевает готовность к наращиванию военной мощи в ответ на усиление военной угрозы, а именно этим и занимается сейчас Китай в отношении Тайваня. Увеличение ракетного арсенала Китая в Тайваньском проливе представляет угрозу не только Тайваню, но и стабильности всего региона, а следовательно, интересам Америки как глобальной сверхдержавы. Что здесь можно сделать?
Прежде всего, нужно вдуматься в то, что говорят Китайская Народная Республика (КНР) и Китайская Республика (Тайвань). Пекин не может смириться с тем, что Тайвань существует как суверенное государство. Коммунисты высказываются на этот счет совершенно определенно. Жители Тайваня, которые вкушают плоды процветания и демократии, не хотят никаких вариаций на тему «одна страна — две системы», т. е. даже лучшего из всего, что Пекин может предложить. Несмотря на все дипломатические ухищрения при попытках принять обе китайские республики в международные организации, например в ВТО, стороны остаются принципиально несовместимыми.
Ведутся споры о том, способен ли континентальный Китай подчинить себе Тайвань с помощью военной силы. Он может шантажировать Тайвань и даже нанести ему серьезный ущерб своими ракетами. В более отдаленной перспективе Китай может заставить Тайвань пой-
ти на уступки, установив блокаду. Результатом обоих вариантов Судет, однако, не бескровный захват власти, а полномасштабная война*.
Готов ли Запад увидеть именно такое развитие событий? Если нет, то у нас остается единственный выход — обеспечить обороноспособность Тайваня и дать Китаю понять со всей ясностью, что в случае применения силы мы сорвем все его попытки.
К сожалению, в последние годы КНР получала противоречивые сигналы по этому вопросу. С 1979 года, когда Америка официально оформила свои взаимоотношения с Китаем и разорвала дипломатические связи с Тайванем, американо-тайваньские отношения строятся на основе Договора о взаимоотношениях с Тайванем, в котором записано:
Решение Соединенных Штатов установить дипломатические отношения с Китайской Народной Республикой принято в надежде на то, что будущее Тайваня будет решаться мирными средствами......Любые попытки повлиять на будущее Тайваня иными средствами, включая бойкоты или эмбарго, [являются] угрозой миру и безопасности западной части Тихоокеанского региона и серьезно затрагивают интересы Соединенных Штатов.
Во исполнение положений Договора о взаимоотношениях с Тайванем правительство Соединенных Штатов предоставило в распоряжение Тайваня современные вооружения. В 1996 году администрация Клинтона совершенно обоснованно направила в регион два авианосца, когда Китай, пытаясь запугать Тайвань во время президентских выборов, стал проводить пуски ракет. Однако двумя годами позже тот же президент Клинтон заявляет во время визита в Пекин о том, что Америка не поддерживает независимость Тайваня и его вступление в любую организацию, для членства в которой требуется статус государства. Это наверняка заставило китайцев усомниться в серьезности отношения Америки к своим обязательствам.
Самую большую опасность при взаимодействии с такими режимами, как китайский, представляют недоразумения и кажущаяся слабость, которые приводят к неправильным выводам. Президент Джордж У.
* Различные оценки соотношения сил КНР и Тайваня приводятся в следующих работах: Bates Gill and Michael O’Hanlon, «China’s Hollow Military», The National Interest, No. 56, Summer 1999; James Lilley and Carl Ford, «China’s Military: A second Opinion», The National Interest, No. 57, Fall 1999. С моей точки зрения, правильной является более пессимистичная оценка угрозы.
Буш, к счастью, положил конец сомнениям, заметив, что в случае вторжения Китая на Тайвань ему придется однозначно иметь дело с американскими вооруженными силами*. Америка также предоставила Тайваню эсминцы, самолеты и подводные лодки. Естественно, это не могло не вызвать недовольства со стороны китайцев. Президент, однако, имел все основания говорить и действовать с твердостью.
Я надеюсь, что Соединенные Штаты пойдут еще дальше и предоставят Тайваню эффективную региональную противоракетную систему. Это практически сведет на нет попытки Китая использовать ракетную угрозу как средство подталкивания Тайваня к принятию коммунистического правления. Конечно, Пекин яростно протестует против подобного плана. Этот факт сам по себе — серьезный довод в пользу скорейшего предоставления Тайваню системы ПРО. В самом деле, если Китай ничего не замышляет против своего небольшого соседа, с какой стати ему беспокоиться?
• Тайвань ни сейчас, ни в будущем не может быть признан исклю-
чительно «внутренней» проблемой Китая, Пекин должен это
ясно понимать.
• Эффективная защита Тайваня является принципиально важ-
ным фактором обеспечения стабильности в регионе и соблюде-
ния интересов США.
Тайвань как образец для подражания
Итак, Тайвань, безусловно, — потенциальная горячая точка. Вместе с тем, если заглянуть подальше, это также и источник надежды.
Связи Тайваня с материковым Китаем ослабли, или даже перестали существовать, не вчера. После захвата японцами в 1895 году он оставался под их властью вплоть до 1945 года. Затем ненадолго Тайвань попал под правление Пекина. Четыре года спустя потерпевшие поражение войска Гоминьдана (националистов) под предводительством генерала Чан Кай-ши нашли на острове убежище и создали, хотя и неофициально, самостоятельное государство.
Единственное, в чем соглашались Чан и Мао, — так это в том, что Тайвань — часть Китая. Каждая из сторон видела в другой мятежни-
* The Times, 26 April 2001.
ков, восставших против законного правительства. «Два Китая» избрали разные пути развития. Тайвань под защитой Соединенных Штатов и при авторитарном правлении Чан Кай-ши, а затем его сына Чан Чин-куо, выбрал капиталистический путь. Мао пытался создать в Китае социалистические общество и экойомику. В соревновании между капитализмом и коммунизмом первый одержал легкую победу.
В результате Тайвань вошел в число наиболее успешно развивающихся стран мира. В течение последних трех десятилетий средний темп его экономического роста составлял 8,5%. Тайвань превратился в ведущего мирового экспортера современной электроники. Его экономические достижения опирались на культуру малого бизнеса: на каждые 18 жителей Тайваня приходится одна компания*.
Экономический прогресс на Тайване привел к политической реформе, которой он во многом обязан президенту Ли Тэн Хуэю, победившему на всеобщих выборах 1989 года, к которым впервые за все время были допущены оппозиционные партии. Ли Тэн Хуэй стал первым коренным жителем Тайваня, которому удалось занять пост президента, это событие ознаменовало начало новой эры**. Выборы 1996 года, в результате которых президент Ли вновь оказался у власти, были не только первыми прямыми выборами, их значение определялось тем, что впервые за 500-летнюю историю Китая руководителя выбирал народ. Не будем забывать, что это демократическое преобразование произошло в чрезвычайных условиях, когда государство обычно урезает свободы, а не расширяет их.
Последние выборы, состоявшиеся в марте 2000 года, когда президентом был избран Чэнь Шуй-бянь, ознаменовали завершающую стадию демократического перехода: партия Гоминьдан передала власть представителю другой партии. Превращение Тайваня в современное демократическое государство свершилось.
Еще до того как Ден Сяо Пин начал свои реформы, экономические достижения Тайваня наглядно свидетельствовали о том, что при соответствующих условиях предпринимательский дух китайцев не имеет
* Barclays Bank Country Report, 21 September 2000; The Economist, 7 November 1998.
** С конца XVII столетия, когда Тайвань вошел в состав Китайской империи, китайцы в массовом порядке переселялись на остров. Тайваньцы, которые составляют более 80% населения, являются в основном потомками китайцев, которые когда-то эмигрировали на Тайвань. Китайцами (около 14% населения) считаются те, кто прибыл на остров вместе с Чан Кайши, а также их потомки.
себе равных. А то, как партия Гоминьдан положила начало демократическим преобразованиям, а затем передала власть оппозиции, показывает, что и китайские лидеры обладают мудростью и зрелостью, необходимыми для перехода к политической свободе. Если этого не случится в Китайской Народной Республике, мир будет точно знать, кого винить: не китайский народ, а Коммунистическую партию Китая.
• В Тайване следует видеть не только проблему, но и пример для
подражания. Именно поэтому Китай боится его успехов.
• Именно поэтому Тайвань должен оставаться процветающей
страной.
Размышления над чашей в форме лотоса
Я прибыла в Тайбэй, столицу Тайваня, воскресным днем 30 августа 1992 года. Это был мой первый визит: действующий премьер-министр не мог даже ступить на остров, не вызвав шквала гнева со стороны китайцев, и пока Великобритания вела переговоры о будущем Гонконга, об этом не могло идти и речи.
Тайвань тогда только начал менять свой образ политического отверженного, каким он выглядел в глазах большинства стран с 70-х годов. Экономические достижения острова, однако, обратили на себя внимание даже тех, кто предпочел бы игнорировать это государство. На момент моего визита Тайвань занимал тринадцатое место среди стран, ведущих международную торговлю, и обладал самыми большими в мире золотовалютными резервами. Поэтому я совершенно не удивилась, увидев явные признаки динамично развивающейся экономики и процветания.
Как я поняла во время моего пребывания на Тайване, его впечатляющие экономические достижения сопровождались восстановлением порядка и возвращением к традициям. Это выходило далеко за пределы того, что принесла с собой партия Гоминьдан, которая в масштабах китайской истории была абсолютно современным явлением. Тайвань сохранил в известной мере культурные традиции старого Китая, которые коммунисты на материке методично уничтожали в течение десятилетий.
Последний день моего визита убедил меня в этом. Накануне я провела очень тревожную ночь. В тот момент, когда я отдыхала в гидромассажной ванне своего номера в гостинице, комната начала качать-
ся. Землетрясение, а это было именно оно, продолжалось, и в ответ на каждый толчок из ванны выплескивалась вода с мыльной пеной. Я решила, что лучше всего в такой ситуации оставаться на месте до тех пор, пока землетрясение не прекратится. Ни я, ни гостиница, ни, насколько мне известно, Тайбэй в целом не пострадали. Однако после всего этого в душе осталась необычная тревога.
На следующее утро организаторы визита повезли меня в Национальный музей. Это удивительное сооружение в предместье Тайбэя располагается в склоне горы на восьми уровнях, и только верхний из них находится над землей. В тридцати пяти галереях действуют постоянные экспозиции, кроме того, для публики открыты специальные выставки.
В музее находится более 600 тысяч экспонатов — это, бесспорно, самое прекрасное собрание предметов китайского искусства в мире. В нем представлены основные предметы императорской коллекции: памятники культуры, изготовленные в императорских мастерских или подаренные иностранными сановниками; подношения, собранные во время правления династий Сун, Юань, Мин и Цин на протяжении почти восьми столетий.
Не попади эти сокровища на Тайвань, они, без сомнения, были бы испорчены, рассеяны или уничтожены во время приступов вандализма при правлении Мао. История спасения этой коллекции и ее переправки на остров столь же удивительна, как и сами экспонаты. Когда в 1924 году из «Запретного города» изгнали последнего императора династии Цин, императорские сокровища были полностью каталогизированы и упорядочены. Перед лицом японского вторжения величайшую коллекцию перевезли на юг, сначала в Шанхай, а затем в Нанкин. Наконец, когда коммунисты были совсем близко, самые ценные экспонаты в 1949 году переправили на Тайвань.
Сначала мне показали открытые для всеобщего обозрения экспозиции, содержащие изделия из керамики, нефрита, лаковые и эмалевые миниатюры, резьбу по слоновой кости, картины, вышивку, книги и старинные документы. Пояснения гида время от времени прерывали съемочные группы (их было четырнадцать), снимавшие бесценные экспонаты. После ленча с премьер-министром Тайваня генералом Хау Пэй-тсунем, старым солдатом Гоминьдана, мне оказали особую честь и провели в недра музея, чтобы показать некоторые из находящихся там драгоценностей.
Экспонаты хранились в обыкновенных жестяных коробках, похожих на те, в которые я укладывала вещи моих детей, когда они уезжали учиться. Коробки стояли на деревянных стеллажах, тянувшихся в два ряда вдоль стен подсобного помещения музея. Проходы были ярко освещены и сверкали чистотой, за температурой и влажностью тщательно следили. Рядом с шахтой лифта в одном из подземных этажей стоял покрытый зеленым сукном стол. После того как я надела специальные перчатки, мне разрешили поближе рассмотреть некоторые из самых изысканных предметов — крохотные чайные чашки, кольца, шкатулки и статуэтки.
Больше всего меня восхитил фарфор. Я его коллекционирую с тех пор, как вышла замуж. Однако каким бы тонким и изящным ни был английский и вообще европейский фарфор, ему не под силу соперничать с изысканностью и утонченностью лучшего китайского. Династия Сун (960-1279), с ее стремлением к элегантности и изяществу, развивала производство фарфора; именно ко времени ее правления относятся самые лучшие образцы. Оттенки глазури варьировали от цвета слоновой кости до бледно-голубого, красно-коричневого и даже черного. Но самые красивые, на мой взгляд, предметы из фарфора цвета морской волны были сделаны в мастерских Цзюй-чоу. В музее был один образчик этого фарфора, который считался, и совершенно справедливо, настоящей драгоценностью. Это была чаша для подогревания воды в форме цветка лотоса с десятью лепестками — древнего символа чистоты.
Конечно, в мире могут существовать цивилизации, способные производить предметы высочайшего искусства и при этом погрязнуть в общественном пороке. Но такие предметы, как чаша в форме лотоса работы Цзюй-чоу, напоминают об истории, которую нельзя отрицать или забывать, если Китай собирается обрести себя вновь. Как показывает пример Восточной Европы, только память о прошлом дает нации возможность залечить раны, нанесенные тоталитаризмом. Чаша в форме лотоса — это и ключ к судьбе Китая, и путевой указатель.
Несколько слов о Гонконге
Все мои контакты с Китаем в те времена, когда я находилась на посту премьер-министра, а также после моего ухода в отставку в большей или меньшей степени связаны с Гонконгом. Подписывая Совместное со-
глашение по условиям возвращения Гонконга Китаю, я чувствовала себя (как продолжаю чувствовать и сейчас) обязанной сделать для бывшей колонии все, что от меня зависит.
Мой оптимизм имел под собой основания. Для китайцев бывшие премьер-министры и экс-президенты значат намного больше, чем для западных стран. В какой-то мере это объясняется тем, что они, глядя на собственную систему, видят источник реальной власти в тех, кто находится за кулисами, а не в действующих политиках, занимающих высокие должности. К тому же здесь сказывается и врожденное уважение к житейской мудрости, которая, как предполагается, приходит с возрастом. У китайцев нет причин питать ко мне какие-то особые симпатии: им прекрасно известно, что я думаю о коммунизме и его методах, особенно после моего визита в 1991 году; они четко сознают, что жесткость моей позиции на переговорах была обусловлена стремлением сохранить, насколько возможно, капиталистическую систему в Гонконге. Вместе с тем им нравится иметь дело с людьми, которые держат свое слово и достаточно сильны, чтобы выполнить данные ими обещания.
Я знала, что моим преемникам досталась нелегкая задача. Джон Мейджор и Крис Паттен, который стал губернатором Гонконга в 1992 году, должны были сделать все, чтобы за время, оставшееся до передачи территории (т. е. до 1 июля 1997 г.), максимально укрепить экономическую и политическую свободу. Причем делать это предстояло в строгом соответствии с положениями Совместного соглашения, не слишком раздражая китайцев, которые вполне могли при желании уничтожить Гонконг в любой момент.
То, как губернатор Паттен подошел к исполнению своих обязанностей, вызвало немало дискуссий. Некоторые критические выступления были обоснованными; большинство же — безосновательными. Демократические реформы Законодательного совета Гонконга, которые осуществил г-н Паттен, были предельно ограниченными, однако они проводились в полном соответствии с Совместным соглашением и Основным законом (который определял конституционную организацию Гонконга). Хотя сам Гонконг, несомненно, хотел бы получить больше, даже эти реформы оказались не по зубам Пекину, и их впоследствии пришлось отменить.
Я оказывала г-ну Паттену всевозможную поддержку и не жалею об этом. Китайцы вполне могли бы принять предложенные им изменения без ущерба для своих жизненных интересов.
соко оценивали Великобританию, были полны оптимизма и уверенности в себе. Один молодой человек сказал, что он изучает в Университете Эксетера методы поддержания законности. Я ответила, что надеюсь, что наши подходы вскоре можно будет использовать и в Китае, но с этим придется немного подождать.
После передачи Гонконга китайцы в целом сдержали свои обещания. Они выполнили положения Совместной декларации и Основного закона, обеспечили свободу собраний и организаций. Положения, касающиеся запрета демонстраций по соображениям безопасности, так и не были использованы. Четыре тысячи китайских военнослужащих внешне ничем не проявляют себя и не осуществляют полицейских функций. Нельзя, конечно, говорить, что все осталось в том же виде, как было под британским началом. Китайцы оказывают очень большое влияние на обстановку. Немало беспокойства принес прецедент с изменением порядка иммиграции, введенным Судом высшей инстанции*. Хотя еще рано судить, было ли это грубой ошибкой властей или тревожным сигналом грядущих изменений. Китайцы, совершенно определенно, не склонны двигаться в направлении реальной демократизации, которой они по-прежнему серьезно опасаются.
В то время как политические сигналы являются смешанными, экономические достижения остаются неплохими, даже лучше, чем многие предполагали. Целостность финансовой системы Гонконга была сохранена. Власти даже продемонстрировали немалое умение находить правильные решения в условиях азиатского экономического кризиса. Долгосрочная же перспектива Гонконга, как политическая, так и экономическая, в значительной мере зависит от того, каким будет будущее самого Китая.
Опыт Гонконга, однако, указывает возможный путь к этому будущему. Китайские власти не изменили своей базовой позиции. Им хотелось бы воспользоваться преимуществами капитализма, не подвер-
* В январе 1999 г. Суд высшей инстанции Гонконга постановил, что в соответствии с положениями Основного закона китайцы из материковой части страны имеют право жить в Гонконге. Правительство Гонконга, однако, обратилось за разъяснением Основного закона в Постоянный комитет Национального народного собрания — «парламента» коммунистического Китая. Последний не согласился с трактовкой суда и дал ограничительную интерпретацию положений Основного закона. В декабре суд пересмотрел свое прежнее решение. Многие усматривают в этом свидетельство того, что центральное правительство будет верховенствовать над Судом высшей инстанции.
гая себя опасностям демократии. Но, как говаривал Ден, «ищите истину в фактах», и они постепенно приходят к пониманию определенной взаимосвязи между ними. Они знают, что не смогут использовать Гонконг как ворота для инвестиций и опыта, если подорвут доверие к нему или ограничат его возможности введением мер политического принуждения. Возможно, они догадываются и о том, что торжество закона, принципиально необходимое для успешной финансовой и коммерческой деятельности, гарантирует также и некоторые неэкономические права. Вместе с тем от нынешней партийной элиты никогда не дождаться последнего шага — признания неразрывной связи между политической и экономической свободой. Она не может позволить себе этого. И все же перемены наступят. Когда придет их время, уроки, полученные Китаем в Гонконге, сделают процесс менее болезненным и, возможно, менее жестким.
ЧАСТЬ П. ИНДИЯ
Наверное, не совсем правильно смотреть на Индию просто как на часть Азии. Она огромна сама по себе. Это цивилизация, религия и исторический опыт, заметно отличающиеся от восточно-азиатских. Ее проблемы после обретения независимости связаны главным образом с Пакистаном, Кашмиром и в некоторой степени со Шри-Ланкой. В XXI столетии у Индии, я уверена, есть все возможности обрести могущество не только в Азии, но и в мире. Она, в частности, будет во все возрастающей мере играть роль противовеса Китаю: ее население должно превзойти по численности население последнего уже в ближайшие 50 лет*.
Британское наследие
Индия всегда зачаровывала меня. Еще девочкой в родном Грантеме я с большим вниманием следила за событиями, которые привели к обретению ею независимости. Уже тогда меня привлекал своего рода романтический империализм. В 1935 году, когда мне было 10 лет, на одном из семейных праздников меня спросили, кем я хочу стать, когда вырасту, и я ответила, что собираюсь поступить на индийскую гражданскую
* World Population 1998, United Nations Department of Economics and Social Affairs Population Division.
службу, иными словами, войти в элиту (составляющую не более тысячи человек), которая осуществляет справедливое управление субконтинентом. Мой отец, который отличался проницательностью, саркастически заметил, что к тому времени, когда я вырасту, возможно, уже не будет никакой индийской гражданской службы. Как оказалось, он был прав. Вместо этого мне пришлось заняться британской политикой.
Джавахарлал Неру, первый индийский премьер-министр, однажды заметил: «Англичане — люди с хорошей интуицией, но стоит им по-
пасть в другие страны, как они становятся удивительно непонятливыми»*. Многие иностранцы сегодня согласятся как минимум со второй частью этого утверждения. Однако, несмотря на все недоразумения и даже жестокости, британское влияние в Индии было несомненно позитивным — «памятник, заслуживающий уважения со стороны государств», если воспользоваться словами Черчилля**.
Прежде всего, следствием Ка] (т. е. английского владычества) является прочная, зрелая демократия. Англичане завещали индийцам не только институты парламентского правления, но и понимание того, какие социальные установки заставляют их работать, а это нечто такое, что очень трудно привить. В результате этого, несмотря на череду последовавших один за другим кризисов, положения конституции по-прежнему повсеместно уважаются, выборы ни разу не срывались, а их результаты не аннулировались, армия находится под гражданским контролем. Во-вторых, англичане оставили после себя упорядоченное законодательство, которое в значительной мере устраняет наиболее варварские пережитки старой Индии, такие как самосожжение вдовы на погребальном костре (обычай сати), приношение в жертву детей и убийство новорожденных. В-третьих, Индия унаследовала традицию формирования честного и достаточно эффективного правительства. На индийскую гражданскую службу, куда я так хотела попасть, стали допускать представителей различных рас, поэтому накануне обретения независимости около половины ее персонала составляли индийцы. Значительно более крупная структура — провинциальная гражданская служба — вообще полностью была индийской. Как следствие, к моменту ухода англичан в 1947 году страна имела целый штат опытных работников, которые могли взять на себя задачи управления новым независимым мегагосударством.
Дата публикования: 2014-11-03; Прочитано: 192 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!