Text 36

Из письма К. И. Чуковскому от 31 октября 1963 года:

«…Видели ли вы в трех номерах лондонского "Times" статью о Шекспире (в частности, о Сонетах), написанную историком Елизаветинской эпохи доктором Рауз? В ней много интересного, но шекспироведы, несомненно, примут её в штыки, − слишком уж много у автора апломба.

А мне лично очень неприятен его биографический метод расшифровки стихов. (Может ли служить комментарием к "Чудному мгновенью" известное письмо Пушкина об Анне Керн?!) Да и как-то принижает этот историк Шекспира долгими рассуждениями о его материальной зависимости от графа Саутгемптона в годы чумы, когда все театры были закрыты. Вероятно, Шекспир и в самом деле мог бы помереть с голоду без помощи этого мецената. Но и в самых комплиментарных сонетах нет и тени подобострастия. А лучшие сонеты полны гордости, достоинства, презрения к судьбе и к случайным её баловням.

Хорошо, по крайней мере, что Рауз начисто отметает какое бы то ни было подозрение в том, будто Шекспир был гомосексуалистом (а вот Марлоу − по его утверждению − был).

Я внимательно прочел все эти статьи, но не нашел в них почти ничего такого, что заставило бы меня изменить что-либо в моих переводах. Вот только в одной строфе известного сонета (20-го) я исправил две строчки, сделав их откровеннее и грубее.

У меня было:

Тебя природа женщиною милой

Задумала, но, страстью пленена,

Она меня с тобою разлучила,

А женщин осчастливила она.

Две последние строчки я хочу заменить такими:

Она тебя приметой наделила,

Что мне в тебе нисколько не нужна.

Я был рад, когда нашел слово "примета". Раньше я пробовал перевести это "one thing to my purpose nothing" более вещественно, но получалось слишком уж похабно.

Никак не могу решить, стоит ли переадресовать два-три любовных сонета, который Рауз считает явно относящимися к Саутгемптону. Ведь в английском языке родовых окончаний нет, а по-русски определенность в обозначении пола может придать сонетам ложный − уайльдовский − оттенок».