Идеология и культура

Развитие идеологии и культуры в «послехрущевский» период носило противоречивый характер без огульных разоблачений. Однако постепенно усиливался идеологический нажим, ужес­точалась цензура. На смену лозунгу «догнать и перегнать» в конце 60-х гг. начинает выдвигаться концепция «развитого социализма». Исчезают упоминания о XX съезде партии. Уси­ливается идеологический пресс в научной жизни, что отражается на общественных науках, тесно связанных с идеологией. Они все более догматизируются.

Литературная и художественная жизнь в стране в этот период была весьма насыщенной. Знамением времени стало обращение к военной тематике. Страна пережила бум военных мемуаров, с которыми выступили многие видные военачальни­ки, государственные деятели, ученые. Правда, их воспомина­ния, направленные на возвеличивание своей роли, снабженные официозными документами, скорее напоминали плохие исто­рические произведения. Именно в литературе подобного рода сильнее всего прозвучало стремление к реабилитации Сталина. То же касалось многочисленных фильмов о войне, главным из которых стала кинотрилогия «Освобождение». Поворот к человеку как одна из основных линий «оттепели» существен­ным образом сказался на формировании целого литературного направления, названного военной, или «лейтенантской», прозой. Война «из окопа» проходила перед читателем в произведениях Ю. Бондарева, Б. Васильева, Г. Бакланова.

Если идеологический пресс в науке ощущался главным образом в академической и вузовской среде, то «битвы» на лите­ратурном и культурном фронтах разворачивались на глазах всего общества, будоражили общественное мнение, крайне болезненно воспринимались «детьми XX съезда» — поколением, сформи­ровавшимся в конце 50-х — первой половине 60-х гг. Смена идеологического направления в этой сфере происходила на про­тяжении всей второй половины 60-х гг., когда консервативные тенденции еще соседствовали с инерцией «оттепели». В «Новом мире» продолжали печатать произведения, отмеченные поиском новых, нетрадиционных форм. Реабилитация довоенной совет­ской литературы вылилась в публикацию на страницах журнала «Москва» в 1967 г. романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита». В литературном процессе продолжали участвовать В. Аксенов, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина, А. Вознесенский. Появились первые повести Ч. Айтматова, а его последующие произведения пользовались неизменной популярностью.

Однако после чехословацких событий соотношение сил между духом «оттепели» и новым консервативным курсом окончательно сложилось в пользу последнего. В ноябре 1969 г. из Союза писателей был исключен А. Солженицын, высту­павший против нападок цензуры. В эпицентре событий ока­зался журнал «Новый мир» А.Т. Твардовского, который был выразителем самой сути общественной атмосферы, возникшей накануне и утвердившейся после XX съезда. Летом 1969 г. цензурой была остановлена публикация поэмы Твардовского «По праву памяти», которая вскоре после этого появилась за рубежом без ведома автора: В 1970 г. из редакции журнала были удалены единомышленники Твардовского, а «партийное руководство» журналом было усилено присланными сверху людьми. Письмо Твардовского Брежневу и коллективное об­ращение писателей ни к чему не привели. В феврале 1970 г. Твардовский вынужден был уйти «по собственному желанию» с поста главного редактора, вскоре после этих событий он скончался. «Новый мир» как явление духовной жизни общества перестал существовать.

В 70-е гг. партийное «руководство культурой» приводит к возникновению круга запретных для художников тем. К ним прежде всего относилось любое упоминание о сталинских реп­рессиях, лагерях, процессе реабилитации, репрессированных.

Дело доходило до абсурда, когда в литературе и фильмах о героях гражданской войны, выполненных в жанре «жизнь за­мечательных людей», главный герой почему-то и не погибал, и не умирал, а куда-то исчезал из поля зрения читателя в годы индустриализации. Исчезло всякое упоминание о Хрущеве, а его лицо беспощадно изымалось из советской кинохроники 50-60-х гг. Постепенно сфера действия Главлита, осуществлявшего цензурный контроль, распространилась на любые проявления критики, в которых усматривалось «очернительство» советской действительности.

Одновременно началось усиление изоляционизма, советский человек тщательно оберегался от «чуждого буржуазного влия­ния». Крайне редко можно было увидеть западные фильмы, да и то в основном старые. По мере того как дефицит распро­странялся буквально на все, партийные идеологи все больше боялись, что люди не что-то «такое» узнают, а просто увидят обычную западную жизнь, которая все резче контрастировала с отечественной повседневностью.

Наиболее свободным от цензуры оставался театр, где драматургам и режиссерам удавалось оставаться «на острие» социального реализма иногда за счет одной только фразы, филигранного владения всем арсеналом средств театраль­ного искусства, когда наиболее формальную и выхолощен­ную «современную тему» удавалось превратить в кипевшее подлинными страстями действо. Парадоксом этого времени стала театральная лениниана М. Шатрова («Шестое июля», «Большевики», «Синие кони на красной траве», «Так победим!» и др.), где звучавший со сцены реальный ленинский текст входил в такое явное противоречие с действительностью, что воспринимался зрителями как настоящая «крамола». Особен­ную остроту приобретали ленинские фразы о «моральном облике коммуниста» — невозможности получать зарплату больше рабочих, брать взятки и пр. Вместе с тем критические сатирические миниатюры А. Райкина, Г. Хазанова, Р. Кар­цева и В. Ильченко могли показывать в основном только на периферии. В Москве же их концерты не проводились годами. В абсолютном магнитофонно-приватном «подполье» работал М. Жванецкий, каждое слово которого звучало тогда как сгус­ток «всех чувств сразу», абсолютно точно попадало в самую суть раздумий каждого на тему «Ну, почему же так?»

До последнего дня Брежнев продолжал осуществлять пред­ставительские функции. 7 ноября 1982 г. он в последний раз появился на трибуне Мавзолея, приветствуя по традиции парад и демонстрацию трудящихся. Утром 10 ноября Брежнев умер.

Через 2 дня Пленум ЦК КПСС избрал Генеральным секре­тарем ЦК КПСС Ю.В.. Андропова. При нем началась борьба с нарушениями дисциплины. Был дан ход громким делам о кор­рупции, объявлена борьба с «нетрудовыми доходами» и мелкой спекуляцией. Укрепление дисциплины рассматривалось как основное средство решения экономических проблем — повыше­ния производительности труда, эффективности использования производственных фондов и пр. Все сходились во мнении, что эпоха «кадровой стабильности», которая была при Брежневе, приближалась к концу. Страна с напряженным вниманием следила за информационным нововведением — каждую не­делю предавалось гласности сообщение «В Политбюро ЦК КПСС». Это было снятием многолетнего табу на деятельность высшего партийного органа, но в той обстановке вызывало, скорее, тревогу и усиливало напряжение в обществе. Судя по немногочисленным выступлениям Андропова после налажи­вания производственной дисциплины предполагалось перейти к расширению самостоятельности предприятий, творчески развивая опыт «братских стран». Кроме того, важной составной частью внутренней политики стало «укрепление идеологической дисциплины», что означало усиление цензуры и всесторонней «идеологической работы». На фоне резкой конфронтации с США оценка короткого периода правления Андропова как «попытка возрождения коммунистического фундаментализма» кажется в целом близкой к истине.

9 февраля 1984 г. Андропов умер. Его сменил давний соратник Брежнева К.У. Черненко. Ему на тот момент было 73 года, и у него была тяжелая форма астмы. Черненко имел трехклассное образование, которое несколько расширил в школе партийных организаторов, а потом в Кишиневском педагоги­ческом институте. В Молдавии он познакомился с Брежневым, попал в его «команду» и следовал за ним буквально тенью в ЦК, Верховный Совет и, наконец, в 1965 г. был назначен заведую­щим Общим отделом ЦК. Став в 1978 г. членом Политбюро ЦК КПСС, Черненко считался преемником Брежнева. После смерти Андропова новый генсек, главным образом его чуткий

и внимательный аппарат постарались все вернуть в наезженную и удобную брежневскую колею. Борьба за дисциплину быстро была свернута, нити дел о коррупции в торговле обрублены на уровне среднего управленческого звена, а вместо этого открылась дискуссия о «стадии развития общества», которую теперь предлагалось именовать не развитым, а развивающимся социализмом; началась разработка новой Программы КПСС. Пародия на эпоху «застоя» закончилась со смертью Черненко 10 марта 1985 г.