Философия истории В.Соловьева, К Леонтьева, Н. Данилевского

http://www.orthgymn.ru/publish/rel-phil/phil-2.pdf читать первые параграфы. Не копируется по- человечески.Самое адекватное невикипедийное.Тем более интересно.

6.1. Философия истории Н. Я.Данилевского,

К.Н.Леонтьева, Н.Ф.Федорова

Историософия Н. Я.Данилевского. Николай Яковлевич

Данилевский (1822 – 1885) получил блестящее образование в Цар"

скосельском Лицее, в том самом учебном заведении, где за трид"

цать лет до него учился Пушкин. По окончании Лицея в 1843 г.

Данилевский поступил вольнослушателем на физико"математи"

ческий факультет Петербургского университета. Он с увлечением

изучал естествознание: ботанику, зоологию, написал магистер"

скую диссертацию по теме «Орловская флора».

В годы своего второго студенчества Данилевский увлекся соци"

ализмом. Он присоединился к знаменитому кружку петрашевцев,

среди которых считался лучшим знатоком учения Фурье. В 1849 г.

Данилевский, как и другие участники кружка Петрашевского,

был арестован. Во время следствия он вел себя с достоинством, ни"

кого не оговорил, на допросах последовательно и спокойно ста"

рался доказать, что ничего противоправного в деятельности пет"

рашевцев не было. Пребывание под следствием ознаменовалось

для Данилевского мировоззренческим переворотом: восторжен"

ное преклонение перед Фурье

сменилось у него критическим

отношением к социализму.

Один из друзей Данилевского

вспоминал: «Книга, с которой

он не разлучался (во время за"

ключения — Ред.) и которую

изучал с необыкновенным вни"

манием, была Священное Писа"

ние… Вспомнил он чистые веро"

вания первых дней своей юнос"

ти… Пылкое увлечение теорией

Фурье уступило место спокой"

ному анализу социалистичес"

ких учений».

10 ноября 1849 г. Данилев"

ский был выпущен из Петро"

павловской крепости и выслан

на службу в Вологду под секрет"

ный полицейский надзор, кото"

Николай Яковлевич Данилевский.

Фоторый был снят с него только в 1856 г. С этого времени и до конца

жизни Данилевский много и плодотворно занимался научной

и административной деятельностью. Он был участником, а затем

и руководителем множества экспедиций по обследованию рыб"

ных запасов рек и водоемов европейской части России. На основе

материала, собранного в экспедициях, Данилевским были напи"

саны десятки статей и монографий, подготовлены законодатель"

ные акты, регулирующие рыбный промысел. Научные и админи"

стративные заслуги Данилевского были отмечены государством:

к концу жизни он занимал важный пост в Министерстве государ"

ственных имуществ и имел высокий чин тайного советника.

Данилевского интересовали не только прикладные, но и теоретические

проблемы биологической науки. В то время главной из них был вопрос об эволю‑

ционной гипотезе Ч. Дарвина. Одним из своих предшественников Дарвин считал

К. М. Бэра — всемирно известного ученого‑зоолога (немца по национальности,

всю жизнь прожившего в России), автора знаменитой «Истории развития живот‑

ных». Бэр, однако, с осторожностью относился к учению Дарвина и признавал

эволюцию только в ограниченном смысле — внутри определенных групп живот‑

ного мира. Ближайший ученик и сотрудник К. М. Бэра, Данилевский был настро‑

ен по отношению к дарвинизму еще более критически. Он признавал лишь внут‑

ривидовые изменения и не допускал возможности превращения одного вида в

другой. Кроме того, Данилевский считал, что борьба за существование является

отнюдь не главным фактором биологических трансформаций. Свои

взгляды на эволюционное учение Дарвина Данилевский выразил в об‑

ширном, в 1400 страниц, исследовании «Дарвинизм» (1885), написан‑

ном на огромном фактическом материале.

Кроме биологии Данилевский проявил себя и в других облас"

тях науки — у него есть работы по истории, географии, экономи"

ке, богословию. Однако главным его трудом, сочинением, благо"

даря которому Данилевский прочно вошел в историю русской

культуры, стала философская работа — обширный политико"ис"

ториософский трактат «Россия и Европа» (1869).

Можно сказать, что это сочинение Данилевского было эпохаль"

ным для европейской историософской мысли. На его страницах

впервые после итальянского мыслителя Джамбатисты Вико был

последовательно и на большом историческом материале выражен

цивилизационный подход к истории. Данилевский стал, факти"

чески, первооткрывателем этого подхода, позже подхваченного

многими русскими и европейскими мыслителями (такими как

О. Шпенглер, А.Тойнби и др.)

Это интересно

Как автор «России и Европы» Данилевский исходит из фунда"

ментального методологического принципа: приоритета конкрет"

ного фактического материала над метафизическими концепция"

ми. Не факты проверять теорией, а теорию проверять фактами —

вот принцип Данилевского. Сначала конкретное, а затем общее, —

призывает он. Историческая концепция, с его точки зрения,

должна основываться не на метафизических рассуждениях, а на

собранном и обобщенном фактическом материале. Она должна

быть выведена не дедуктивно (как у Гегеля, например), а индук"

тивно. Методология Данилевского является, по сути, позитивист"

ской: ведь не кто иной как О. Конт учил, что смысл философии со"

стоит именно в систематизации и обобщении результатов эмпири"

ческой науки, что единственный путь познания — индуктивный.

Непредвзятое (в соответствии с избранной им методологией)

изучение исторического материала привело Данилевского к отка"

зу от расхожих представлений об историческом процессе, уко"

ренившихся в европейской культуре, в частности от идеи прогрес"

са. Начиная с эпохи Просвещения все европейские мыслители

(за исключением, пожалуй, упомянутого выше Д. Вико) испове"

довали эту идею. История воспринималась ими как единое движе"

ние единого человечества вверх и вверх по лестнице развития —

так было и у французских про"

светителей XVIII в., так было и

у Гегеля, так было и у социали"

стов, так было и у О. Конта.

Данилевский подвергает эту

идею критике. Во"первых, он

указывает на то, что единство

истории человечества является

иллюзией. В реальности не су"

ществует «человечества вооб"

ще», потому что не существует

«человека вообще»: каждый че"

ловек принадлежит к какому"

либо народу, а каждый народ

принадлежит к наднациональ"

ной культурной общности, ко"

торую Данилевский называет

«культурно

историческим ти

пом». Так, например, францу"

зы, немцы, англичане и другие

Огюст Конт (1798–1857).

Французский философ. Родоначальник

позитивизма. Основоположник

социологии как наукинароды Западной Европы принадлежат к Романо"германскому

(европейскому) культурно"историческому типу, народы и племе"

на Индии — к Индийскому и т.д. История человечества представ"

ляет собой совокупность историй культурно"исторических типов,

каждый из которых неповторим, обладает оригинальностью

и своеобразием (Данилевский выделял десять культурно"истори"

ческих типов: Египетский, Китайский, Ассирийский, Индий"

ский, Иранский, Еврейский, Греческий, Римский, Аравийский,

Германо"романский, или Европейский).

Развитие каждого культурно"исторического типа идет не по

непрерывно восходящей линии, а по гиперболе, и поэтому не мо"

жет быть названо прогрессом. Подобно всякому живому организ"

му, каждый культурно"исторический тип переживает периоды

рождения, расцвета и умирания. Совершая свой жизненный путь,

он проходит через три стадии развития. Первая стадия — подгото"

вительная, или этнографическая, длится около тысячи лет1

. За"

тем наступает период цивилизационной стадии — он длится около

шестисот лет, именно тогда культурно"исторический тип вносит

свой вклад в сокровищницу мировой культуры, достигает своего

расцвета. После этого наступает стадия угасания, после которой

культурно"исторический тип, исчерпав свои жизненные силы,

умирает.

Данилевский считает, что в каждом культурно"историческом

типе можно выделить четыре основы, т.е. четыре типа деятельно"

сти, свойственных человеческому обществу: религия, культура и

наука, политика, экономика. В древнейших культурно"историче"

ских типах (Египетском, Китайском, Вавилонском, Индийском и

Иранском) все эти основы пребывали в смешении. Затем последо"

вали одноосновные культурно"исторические типы, которые про"

являли себя в каком"то одном отношении. Так, Еврейский куль"

турно"исторический тип проявил себя в отношении религиозном,

Греческий — в культурном, Римский — в политическом. Евро"

пейский культурно"исторический тип стал первым двухосновным

типом: он проявил себя и в культурно"научном, и в политическом

отношении. Данилевский мечтает, что теперь, в XIX веке, на

авансцену мировой истории выйдет новый, Славянский культур"

1 Жизнь некоторых культурно"исторических типов, считал Данилевский,

может оборваться на этой стадии: из"за каких"либо причин они умирают,

так и не успев достигнуть расцвета, не успев реализовать себя. Так погиб"

ли культурно"исторические типы доколумбовой Америки — Мексикан"

ский и Перуанский. но"исторический тип, который

может оказаться четырехоснов

ным и проявить себя и в религи"

озной, и в культурной, и в поли"

тической, и в общественно"эко"

номической области. Таким об"

разом, Данилевский в некото"

ром, весьма ограниченном,

смысле признает идею прогрес"

са: прогресс человечества состо"

ит в том, что культурно"истори"

ческие типы становятся со вре"

менем все более разносторонни"

ми (многоосновными).

Данилевский считал, что

каждый культурно"историчес"

кий тип развивается автономно,

независимо от других, подчиня"

ясь не человеческой воле, а есте"

ственным законам. Заимствова"

ния между культурно"истори"

ческими типами возможны

лишь в самом ограниченном смысле. Один культурно"историчес"

кий тип может заимствовать у другого достижения техники, заво"

евания науки, промышленности, но не формы быта, не способ мы"

шления, не религию.

Данилевский был горячим сторонником того, чтобы как мож"

но больше культурно"исторических типов смогло осуществиться

в истории. Он полагал, что смысл исторического бытия и состоит

в том, чтобы человечество реализовалось во всем многообразии со"

ставляющих его культурно"исторических типов. По своим поли"

тическим взглядам Данилевский был консерватором. Он предо"

стерегал русское общество от заимствований с Запада, считая, что

Россия должна осуществиться в единении с другими славянскими

народами как особый Славянский культурно"исторический тип,

отличный от Романо"германского.

На историософию Данилевского оказали очень большое влия"

ние его занятия ученого"естественника, а также увлечение пози"

тивизмом, в то время распространившееся в Европе и в России.

Данилевский прикладывает к истории человечества мерку естест"

венных наук, мерку биологизма. Сами народы у него оказывают"

«Россия и Европа». Титульный лист

издания 1871 г.ся подобны биологическим осо"

бям или видам. Их развитие

определяется биологическими,

природными законами и абсо"

лютно не зависит от воли чело"

века. Как живой организм рож"

дается, расцветает и умирает,

так рождается, расцветает и

умирает и культурно"историче"

ский тип. Как невозможно из"

менить законы развития живо"

го существа, так невозможно

изменить законы развития

культурно"исторического типа.

Подобная концепция вполне

гармонировала с духом совре"

менной Данилевскому эпохи.

Но в то же время Данилевский

шел «против течения», провоз"

глашая в качестве главной цен"

ности истории национальное

своеобразие и наглядно показы"

вая антиисторический и утопический характер социалистичес"

ких мечтаний.

Нужно сказать, что, несмотря на увлечение позитивизмом, Да"

нилевский не был, подобно Конту, человеком неверующим, безре"

лигиозным. Напротив, Данилевский обладал глубокой верой, и

эта вера нашла выражение, например, в богословских статьях, на"

писанных им в последние годы жизни в полемике с Владимиром

Соловьевым. Тем не менее, в «России и Европе» религиозные

взгляды автора почти незаметны. Лишь иногда, мельком, он упо"

минает о них. Например, рассуждая о смысле жизни, Данилев"

ский пишет: «Итак, для всякого славянина: русского, чеха, серба,

хорвата, словенца, словака, болгара (желал бы прибавить и поля

ка), — после Бога и Его Святой Церкви, — идея славянства долж

на быть высшею идеею, выше науки, выше свободы, выше просве

щения, выше всякого земного блага, ибо ни одно из них для него не

достижимо без ее осуществления — без духовно, народно, полити

чески самобытного независимого славянства, а напротив того,

все эти блага будут необходимыми последствиями этой незави

симости и самобытности». Как мы видим из этого отрывка,

Николай Николаевич Страхов

(1828–1896). Публицист, философ,

литературный критикДанилевский высшими ценностями для всякого славянина назы"

вает ценности Славянского культурно"исторического типа, но все"

таки говорит, что они занимают второе место после Бога и Его

Святой Церкви. Таким образом, Данилевский в своем трактате,

хотя и мельком, но признает наличие метафизических ценнос"

тей — ценностей более высоких, чем ценности исторические.

Мысли Данилевского нашли живой отклик у современников и

вызвали интерес — об этом свидетельствует хотя бы то, что до ре"

волюции 1917 г. трактат «Россия и Европа» выдержал пять изда"

ний. У Данилевского были как убежденные противники (напри"

мер, В. С. Соловьев), так и восторженные приверженцы (напри"

мер, Н. Н.Страхов, Ф. М. Достоевский).

Ф. М.Достоевский, прочитав трактат Данилевского, писал: «Да ведь это —

будущая настольная книга всех русских надолго; и как много способствует тому

язык и ясность ее, популярность ее, несмотря на строго научный прием… Она до

того совпала с моими собственными выводами и убеждениями, что я даже изум‑

ляюсь, на иных страницах, сходству выводов; многие из моих мыслей я давно, уже

два года, записываю, именно готовя тоже статью, и чуть не под тем же названи‑

ем, с точно такою мыслию и выводами. Каково же радостное изумление мое, ког‑

да я встречаю теперь почти то же самое, что я жаждал осуществить в

будущем, уже осуществленным — стройно, гармонически, с необыкно‑

венной силой логики и с тою степенью научного приема, которую я, ко‑

нечно, несмотря на все усилия мои, не мог бы осуществить никогда».

Мысли Данилевского оказались чрезвычайно близки К. Н. Ле"

онтьеву. Леонтьев называл себя «учеником и ревностным после"

дователем» Данилевского (хотя и не был знаком с ним лично). Он

продолжил развивать идеи Данилевского в своих историософских

сочинениях.

Историософия К. Н. Леонтьева. Детство Константина Ни"

колаевича Леонтьева (1831 – 1891) прошло в его родовом имении

Кудиново. Высшее образование будущий философ получил на ме"

дицинском факультете Московского университета.

Уже в студенческие годы Леонтьев начал писать художествен"

ную прозу. Свой первый литературный опыт, комедию «Женить"

ба по любви», он представил на суд И. С.Тургенева. Знаменитый

писатель угадал в юноше незаурядный талант, поддержал его и на

какое"то время стал для Леонтьева учителем и в литературе, и в

жизни.

Это интересно

Тургенев покорил Леонтьева не только талантом, умом, обра"

зованностью, но и аристократизмом, родовитой барственностью,

изысканной красотой, остроумием, богатством. Другие писатели,

не менее известные и талантливые, чем Тургенев, не произвели на

Леонтьева сильного впечатления из"за того, что им не хватало эс"

тетизма: Некрасов и Панаев показались Леонтьеву слишком пле"

бейскими и «отвратительными», Гончаров — слишком толстым и

мещанином, Майков — очень жалким и т.д. Эстетический крите"

рий уже тогда был для Леонтьева главным в оценке людей и явле"

ний окружающей действительности.

Тургенев говорил, что писателю для развития личности и та"

ланта необходимо ринуться в пучину жизни: «Смелей бросайтесь

в жизнь! Смелей! Женщины! Лошади, товарищи… Окунитесь во

всю полноту жизни!», — призывал он Леонтьева. Леонтьев после"

довал совету своего наставника и, отказавшись от сулившей ему

спокойное будущее женитьбы на любимой девушке, отправился

на Крымскую войну в качестве военного врача.

Оказавшись в Крыму, Леонтьев упивается прекрасной южной природой и…

войной, которая тоже кажется ему прекрасной в свой трагичности. Во время вы‑

садки вражеского десанта он спокойно курит сигару на балконе гостиницы и с

восторгом смотрит на мачты вражеских судов, подходящих к берегу, на пронося‑

щиеся мимо пролетки, телеги, на скачущих казаков: «Природа и война! Степь и

казацкий конь верховой! Молодость моя и чистое небо!.. Жаворонки, эти жаво

ронки, — о, Боже! И, быть может, еще впереди — опасности и подвиги!.. Нет!

Это… какойто апофеоз блаженства». Леонтьев, как и раньше, воспринимает

действительность сквозь призму эстетики. Даже на войне он ищет эстетических

наслаждений. Ему приходилось выполнять обязанности врача: проводить ампу‑

тации, операции, бороться с эпидемиями, но эти обязанности мало занимали

его. Он искал новых впечатлений, погружался в поэтическое упоение

жизнью, выливавшееся подчас в обыкновенный разгул с трактирами,

шампанским, женщинами и развлекательными путешествиями по юж‑

ному побережью Крыма.

В 1857 г. Леонтьев возвращается в Москву. Главным своим за"

нятием в это время он считает литературное творчество и потому

продолжает усиленно работать над повестями и рассказами.

В 1863 г. благодаря родственным связям Леонтьеву удалось

поступить на службу в Министерство иностранных дел. Он был

отправлен на дипломатическую работу в Турцию и исполнял обя"

занности секретаря и консула при русских представительствах

на Крите, в Адрианополе, Тульче, Янине, Салониках, Константи"

нополе.

Это интересно

Жизнь Востока увлекла его

еще сильнее, чем жизнь Крыма.

Сохранившиеся чуть не с визан"

тийских времен обычаи, коло"

ритный внешний вид уличной

толпы, пестрые восточные одеж"

ды, живописное внутреннее уб"

ранство жилищ, цельные харак"

теры восточных людей — все это

восхищало Леонтьева. Он бук"

вально влюбился в Восток. «Я с

жадностью и радостью ловил

всякий самобытный образ, вся

кое самородное явление…», —

вспоминал он. Восток покорил

Леонтьева свой самобытностью,

красотой, выразительностью

жизни, яркой эстетикой быта.

Свое время Леонтьев делил

между дипломатическими за"

нятиями, литературными трудами (он взялся писать серию рома"

нов под общим заглавием «Река времен»), развлечениями и раз"

нообразными любовными похождениями, которым с удовольст"

вием предавался, несмотря на то, что был давно женат1

. Такая

жизнь нравилась ему. Он был счастлив.

Однако в июле 1871 г. произошло событие, круто изменившее

его судьбу. Леонтьев заболел сильным желудочным расстройст"

вом, которое он принял за холеру. Его охватил панический страх

смерти. Закрывшись в темной комнате, чтобы не замечать смены

дня и ночи, он мучился тягостными предчувствиями. В последую"

щем Леонтьев вспоминал об этом так: «В лето 1871 года, в Сало

никах, лежа на диване в страхе неожиданной смерти (от силь

нейшего приступа холеры), я смотрел на образ Божией Матери

К. Н. Леонтьев. Фото 1889 г.,

подаренное автором А. А. Фету

В 1861 г. Леонтьев внезапно, не известив родных, женился на дочери мел"

кого греческого торговца из Феодосии Елизавете Политовой, которая от"

личалась редкой красотой, но была малограмотна и не могла разделять ли"

тературных увлечений мужа. Вероятно, под впечатлением постоянных из"

мен мужа жена Леонтьева в конце концов заболела психическим расстрой"

ством. Первые признаки болезни обозначились в 1868 г. После своего об"

ращения и до конца жизни Леонтьев преданно заботился о супруге, кото"

рая надолго пережила его. (только что привезенный мне монахом с Афона) <…> Я думал в

ту минуту не о спасении души <...>, я, обыкновенно вовсе не бояз

ливый, пришел в ужас просто от мысли о телесной смерти и, бу

дучи уже заранее подготовлен целым рядом других психологичес

ких превращений, симпатий и отвращений, я вдруг, в одну мину

ту, поверил в существование и могущество этой Божией Мате

ри, поверил так ощутительно и твердо, как если бы видел перед

собою живую, знакомую, действительную женщину, очень доб

рую и очень могущественную, и воскликнул: „Матерь Божия!

Рано! Рано умирать мне!.. Я еще ничего не сделал достойного мо

их способностей и вел в высшей степени развратную, утонченно

грешную жизнь! Подними меня с этого одра смерти. Я поеду

на Афон, поклонюсь старцам, чтобы они обратили меня в про

стого и настоящего православного, верующего в среду и пятницу

и в чудеса, и даже постригусь в монахи“».

Через два часа произошло внезапное исцеление. Леонтьев, по"

раженный этим чудом, отправился на Афон и полтора года провел

в афонских монастырях. Афонские наставники Леонтьева старцы

Макарий и Иероним отклонили его просьбу о монашеском постри"

Козельская Введенская Оптина пустынь.

Цветная литография А. Панина. XIX в.ге: во"первых, Леонтьев был женат, во"вторых, он находился на го"

сударственной службе, и, наконец, главное — он не был еще по"на"

стоящему готов к монашеству. Но посещение Афона все же имело

огромное значение для философа. На Афоне он не только много мо"

лился, посещал церковные службы, учился соблюдать посты, но и

напряженно думал, пересматривая многое в своем мировоззрении.

В одном из писем этого времени он сообщал: «На столе моем ря

дом лежат Прудон и пророк Давид, Байрон и Златоуст; — Иоанн

Дамасский и Гете; — Хомяков и Герцен». Именно под влиянием

афонских размышлений и впечатлений Леонтьев в 1873 г. пишет

вещи, которые считал лучшими своими произведениями: трактат

«Византизм и славянство» и роман «Одиссей Полихрониадес».

В 1874 г., отказавшись от дипломатической карьеры, Леонтьев

возвращается в Россию. По выражению Н. А.Бердяева, «начина"

ется новый, трудный и страдальческий период его жизни». Писате"

ля преследовали тяжелые болезни и материальная нужда, тем бо"

лее для него мучительная, что раньше он с нею почти не сталкивал"

ся. Вся небольшая пенсия, которую он получал от Министерства

иностранных дел, уходила на содержание больной жены. Для эко"

номии средств Леонтьев пробовал жить в своем имении, но имение

не приносило дохода, и в конце концов его пришлось продать. Ли"

тературные заработки (гонорары за статьи, которые Леонтьев пуб"

ликовал в разных изданиях) были скудны и нерегулярны. В 1881 г.

Леонтьеву удалось поступить на тягостную для него должность

цензора, которую он, скрепя сердце, исполнял до 1887 г., когда вы"

шел в отставку, заработав, наконец, более или менее достаточную

пенсию. С этого времени Леонтьев стал жить в Оптиной пустыни.

Впервые он побывал в этом монастыре еще в детстве, когда обитель ему так

понравилась, что он сказал матери: «Вы меня больше сюда не возите, а то я не‑

пременно тут останусь». Второй раз Леонтьев побывал в Оптиной сразу после

возвращения в Россию с Востока, в 1874 г. Тогда он познакомился со

знаменитым оптинским старцем — преподобным Амвросием (Гренко‑

вым), который и стал на всю оставшуюся жизнь для Леонтьева духовным

руководителем.

Леонтьев взял в аренду у Оптиной пустыни небольшой двухэ"

тажный дом близ монастырских стен и поселился в нем вместе с

женой и слугами. В монастыре жилище Леонтьева прозвали «кон"

сульским домиком». В нем философ вел полупомещичью, полумо"

нашескую жизнь: посещал церковные службы, иногда выбирался

Это интересно

в гости к окрестным помещикам, иногда — на охоту. И — продол"

жал писать. Старец Амвросий не только не запретил Леонтьеву

заниматься творчеством, но и всячески поощрял его к литератур"

ным занятиям. Именно в Оптиной пустыни была написана луч"

шая литературно"критическая статья Леонтьева — этюд «Ана"

лиз, стиль и веяние в произведениях гр. Л.Толстого», цикл пуб"

лицистических статей «Записки отшельника».

В августе 1891 г. исполнилось заветное желание Леонтьева —

по благословению старца Амвросия он принял монашеский пост"

риг с именем Климента. После пострижения Леонтьев, следуя со"

вету старца, переселился в Троице"Сергиеву Лавру, где и скончал"

ся 12 ноября 1891 г.

Мы уже говорили, что эпоха, в которую довелось жить Леонть"

еву, причудливо сочетала самый трезвый реализм и самую не"

удержимую мечтательность. Люди того времени с одной стороны

превозносили «положительное знание», эмпирическую науку, а с

другой — искренне верили в возможность осуществления самых

невероятных социальных утопий.

Леонтьев — дитя своей эпохи, но он менее всего утопист. Он ре"

алист. Как и Данилевский, Леонтьев руководствуется принципом

беспристрастной объективности и строит свою историософию ин"

дуктивно — на основе анализа эмпирических фактов. Как и Дани"

левский, он отвергает идею прогресса, поскольку она этим фактам

противоречит. Нигде в природе и нигде в обществе, пишет Леон"

тьев в своем главном историософском труде — трактате «Визан"

тизм и славянство», развитие не является прогрессом, т.е. непре"

рывным поступательным движением. Везде в природе и везде

Надгробие на могиле К.Н.Леонтьева в Гефсиманском скиту Троице:Сергиевой Лаврыв обществе процесс развития подчиняется одному и тому же зако"

ну, в соответствии с которым он проходит через три стадии:

1) первичной простоты; 2) цветущей сложности; 3) вторичного

смесительного упрощения.

Поясним значение этих стадий на примере. Если мы возьмем семя какого‑

нибудь растения, то увидим перед собой нечто простое и в своей простоте не‑

различимое. В семени нет ни цветка, ни стебля, ни листьев — это стадия первич‑

ной простоты. Однако если вложить это семя в землю, оно прорастает и, пре‑

вратившись в целое растение, достигнет стадии цветущей сложности. Расцвет‑

шее растение многообразно, сложно: у него есть благоухающий цветок, широ‑

кие листья, прочный стебель, корни и т. д. Благодаря разнообразию своих час‑

тей, стянутых в то же время воедино единством формы, растение прекрасно. Од‑

нако вскоре многообразие исчезает: растение увядает, блекнет, в конце концов,

истлевает и превращается в прах. И этот прах опять так же прост, как

семя. Но если семя имело в себе зародыш будущей жизни, было потен‑

циально богато будущей цветущей сложностью, то прах мертв, в нем —

простота смерти, и это — вторичное смесительное упрощение.

Леонтьев считал закон триединого процесса универсальным,

описывающим развитие не только биологических организмов, но

и вообще всех явлений мира, в том числе и государств. Государст"

ва от своего зарождения до гибели проходят через всё те же три ста"

дии развития. В качестве примера можно привести историю За"

падной Европы. В эпоху раннего средневековья Европа представ"

ляет собой нечто простое и безразличное: не сформировались куль"

туры отдельных народов, не сформировались границы отдельных

государств, не сформировались еще и сословия. Однако проходит

некоторое время, и в эпоху Возрождения европейская цивилиза"

ция вступает в период цветущей сложности. Теперь в ней все мно"

гообразно и прекрасно: появляются различные страны, различные

народы, каждый со своей собственной культурой. Внутри этих

стран и народов есть отдельные области, каждая из которых тоже

своеобразна: культура Нормандии не похожа на культуру Прован"

са или Бургундии, культура Саксонии — на культуру Баварии и

т.д. Внутри этих областей живут представители различных сосло"

вий, и быт дворян не похож на быт духовенства, или крестьян, или

горожан. Внутри каждого из этих сословий — множество ярких,

оригинальных личностей, которые вызывают у Леонтьева восторг

своими порывами, своими страстями. И Леонтьев ценит эпоху Воз"

рождения за то, что она так богата не только великими творцами,

но и великими авантюристами. Однако проходят столетия, и в

Это интересно

конце XVIII века, после Французской революции 1789 – 1793 гг.,

европейская культура вступает в период вторичного смесительно"

го упрощения. Исчезает своеобразие сословий, да и сами сословия

исчезают. Исчезает своеобразие областных культур. Исчезает

своеобразие даже культур национальных: европейцы становятся

похожи друг на друга, и когда вы приезжаете из Германии в Анг"

лию, то видите перед собою всё того же среднего европейца, одето"

го в невыразительный серый сюртук и котелок, — без различия,

принадлежит он к дворянству или к рабочим. Это упрощение куль"

туры, это исчезновение красок, это обезличивание было для Леон"

тьева свидетельством умирания Европы, это означало, что она

вступает в последнюю, третью стадию своего существования. Сме"

шение, упрощение есть печать смерти.

Учение о «триедином процессе» отрицает идею бесконечно"

прогрессивного развития человечества. Как в природе нет беско"

нечно развивающихся организмов, но все имеет свое начало

и свой конец, так нет бесконечного развития и в истории. «Наи

большая долговечность государственных организмов, это 1000

лет или много 1200 с небольшим лет», — пишет Леонтьев, — «ни

одно государство больше 12 веков жить не может». Европа к се"

редине 19 столетия почти исчерпала 12"вековой цикл своего су"

ществования. Сложившись как особая цивилизация во времена

Карла Великого (787 – 814), она уже шагнула за роковую тысяче"

летнюю черту, и бледная немощь смерти разлилась по ее лицу.

Зловещим признаком этого является утрата европейской культу"

рой оригинальности, живописности, разнообразия, поэзии, воца"

рение посредственности, умеренности, прозы. Технические успе"

хи и экономическое богатство лишь ускоряют тление, усиливают

процессы всесмешения и уравнивания. Современная цивилиза"

ция — «это исполинская толчея, всех и вся толкущая в одной

ступе псевдогуманной пошлости и прозы».

Ничто не вызывало у Леонтьева большей ярости, чем призывы

к эгалитарному прогрессу, к дальнейшему уравниванию в правах,

к дальнейшему упрощению политической жизни. Эти призывы

воспринимались им как призывы вступить на путь смерти, на «ан

тикультурный и отвратительный» путь вторичного смеситель"

ного упрощения. Процессы умирания цивилизации остановить не"

возможно: они не зависят от воли человека, но восторгаться ими

или ускорять их — недостойно. Если в период первичной простоты

всякий умный и честный человек должен быть «прогрессистом»

(ведь общественное развитие тогда ведет к «цветущей и сложной

20эпохе»), то в период смесительного упрощения всякий умный и че"

стный человек должен быть охранителем, консерватором (ведь об"

щественное развитие тогда ведет к смерти). Именно таким консер"

ватором и был Леонтьев. И в европейской, и в русской политике он

выступал за сохранение сословности, неравенства, всего того, что

препятствует обезличиванию и упрощению общества.

В будущее России Леонтьев смотрел с тревогой. Он считал, что

Россия, будучи примерно двумя столетиями моложе, чем Запад"

ная Европа, еще не вступила в период смесительного упрощения,

но все же находится в «позднем возрасте». К XX в. она подошла

более сильной, чем другие державы, однако не следует этому без"

думно радоваться. Перевес может оказаться непрочным, скоро"

преходящим, он способен легко смениться быстрым и неожидан"

ным падением, катастрофой. Так и произойдет, если Россия не

«сорвется с европейских рельсов», не обеспечит своей «внутрен

ней независимости от демократической и несомненно гниющей

Европы». А для того чтобы обеспечить такую независимость, Рос"

сия должна обратиться к «самобытным началам». Под самобыт"

ными началами Леонтьев подразумевал традиции византийской

государственности и культуры («византизм»), усвоенные Росси"

ей на заре ее истории. Он с одобрением подхватил мысль Тютчева

и Данилевского о создании всеправославной империи славян и

греков (а возможно, и всех христианских наций) во главе с Все"

российским императором, со столицей в Константинополе, и счи"

тал, что создание такой империи позволило бы России прервать

начавшийся процесс упростительного смешения и «явить небы

валую по своеобразию восточную цивилизацию, противополож

ную мещанству Запада».

Впрочем, Леонтьев сознавал, что Россия — не исключение из

общего правила, что и она подчинена всеобщему закону рождения

и смерти. «Когда

нибудь погибнуть нужно; от гибели не уйдет

никакой земной общественный организм… Погибнет и Россия

когда

нибудь»1

. Но можно отсрочить ее гибель, строго следуя кон"

сервативной политике. Как процесс гниения можно приостано"

вить холодом, так процесс умирания можно замедлить, «заморо"

зив» существующие общественные формы. Но, конечно, такая

«заморозка» — лишь временное средство. В последние годы жиз"

ни Леонтьев был настроен особенно грустно. Он не видел, откуда

Леонтьев полагал, что гибель эта произойдет тогда, когда Россия, достиг"

нув вместе с Европой высшей точки упростительного смешения, будет

завоевана китайцами. бы могло прийти обновление человечества, и предчувствовал ско"

рый «finis mundi» — кончину мира: «старо человечество, ста

ро!», «немного человечеству остается, мне кажется…», — писал

он В. В. Розанову незадолго до смерти.

Нужно сказать, что Леонтьев обладал острым историческим зрением и в це‑

лом угадал направление исторического процесса. Если бы он дожил до наше‑

го времени, то с огорчением бы увидел, что диагноз, поставленный им европей‑

ской цивилизации, продолжает подтверждаться. Так, Леонтьев был уверен, что

процессы уравнивания и смешения в Европе усилятся и в конце концов приведут

к ниспровержению последних остатков прежнего государственного строя и

культурного разнообразия. Для этого не понадобится ни революций, ни инозем‑

ного нападения: «достаточно дальнейшего развития и укрепления той безумной

религии эвдемонизма, которая символом своим объявила: „Материальное бла

гополучие — вот мораль человечества“». Все государства Европы тогда сольют‑

ся в одну федеративную республику и окончательно утратят самобытность:

«Франция, Германия, Италия, Испания и т.д. падут: они станут областями нового

государства, как для Италии стали областями прежний Пьемонт, Тоскана, Рим,

Неаполь, как для всеГермании стали областями теперь Гессен, Ганновер и са

мая Пруссия; они станут для всеЕвропы тем, что для Франции стали давно Бур

гундия, Бретань!..» Сегодня всеевропейское государство, действительно, почти

создано — это Европейский Союз. Вступающие в него страны отказываются от

значительной части своего суверенитета. Европа, как и предполагал Леонтьев,

постепенно становится не Европой держав, а Европой регионов.

Леонтьев был прав и в том, что в европейской цивилизации восторжествует

«религия эвдемонизма». Именно это демонстрирует современное общество

потребления, в котором человек оценивается преимущественно с точки зрения

покупательной способности. Процессы уравнивания и всесмешения в нем идут

с потрясающей быстротой. Развитие транспортных коммуникаций, средств свя‑

зи, электронных СМИ, рекламы и PR‑технологий привело к немыслимой раньше

унификации вкусов, моды, менталитета.

Угадал Леонтьев и еще одно: он был уверен, что эгалитарный процесс не ог‑

раничится политической сферой, постепенно дело дойдет до «полового, окон

чательного, упростительного смешения!» «Половое упростительное смешение»,

казавшееся современникам Леонтьева фантастическим абсурдом, — реаль‑

ность наших дней. Во времена Леонтьева стиралась разница между сословия‑

ми, сегодня стирается разница между полами. Исчезло различие между муж‑

скими и женскими профессиями, одеждами, прическами. Операции по переме‑

не пола, однополые «браки», провозглашенные в Европе нормой жизни, смеши‑

вают женщин и мужчин в какой‑то «средний род». Своеобразие мужского и жен‑

ского начала исчезает. Исчезает своеобразие вообще, все становятся похожи

друг на друга во исполнение слов Леонтьева: «однообразие лиц, учреждений,

мод, городов и вообще культурных идеалов и форм распространяется

все более и более, сводя всех и все к одному весьма простому, сред

нему, так называемому „буржуазному“ типу западного европейца».

Нетрудно заметить сходство идей Леонтьева с идеями Данилев"

ского. И тот и другой исповедуют натуралистический подход к ис"

Это интересно

тории, рассматривают ее как естественный процесс, подобный дру"

гим природным процессам. И тот и другой отрицают идею прогрес"

са, утверждая, что общественные организмы (государства, куль"

турно"исторические типы) рождаются, переживают расцвет и уми"

рают. Но натурализм Леонтьева, в отличие от натурализма Дани"

левского, — эстетический. Леонтьев не занимает позицию бесстра"

стного наблюдателя, для которого все равно, что изучать — горст"

ку праха или благоухающий цветок. Он относится к предмету сво"

его изучения со страстью, его восторгает цветущая сложность

и ужасает упростительное смешение. Он смотрит на историю как

художник, он требует от нее красоты. Красота для Леонтьева — это

проявление жизненной мощи, жизненной силы. Жизнь эстетичес"

ки прекрасна, смерть эстетически безобразна. Все безобразное, без"

ликое, невзрачное, пошлое несет на себе печать смерти. Главным

своим открытием Леонтьев считал закон упростительного смеше"

ния — мысль о том, что умирание всегда связано с упрощением,

с исчезновением разнообразия, а значит и красоты. Красота — это

восхитительное равновесие между разнообразием и единством.

Единство многообразия — вот формула жизни и красоты. Единст"

во безликости, т.е. безобразия, — вот формула смерти.

Леонтьев считает красоту универсальным мерилом. «Эстети

ка как критерий приложима ко всему, начиная от минералов до

человека», — пишет он. Такая постановка вопроса приводит Ле"

онтьева к уже знакомой нам по творчеству Гоголя проблеме —

проблеме совместимости красоты со злом. Зло ведь может быть

живописным: жизнь какого"нибудь злодея эпохи Возрождения

гораздо живописнее, чем жизнь европейского добродетельного

буржуа XIX в. Если признавать эстетику главным и решающим

критерием, то предпочтение следует отдать злодею… Леонтьев так

формулирует суть этой проблемы: «В явлениях мировой эстети

ки есть нечто загадочное, таинственное и как бы досадное, по

тому что человек, не желающий себя обманывать, видит ясно,

до чего часто эстетика с моралью и с видимой житейской поль

зой обречена вступать в антагонизм и борьбу… Юлий Цезарь был

гораздо безнравственнее Акакия Акакиевича, и даже Скобелев

был несравненно развратнее многих современных нам „честных

тружеников“, и если у вспомнившего эти факты есть эстетиче

ское чувство, то что ему делать — коли невозможно отверг

нуть, что в Цезаре и Скобелеве в тысячу раз больше поэзии, чем

в Акакии Акакиевиче и в самом добром и честном из сельских учи

телей». Гоголем это противоречие соединения красоты со злом

23переживалось трагически. Леонтьев же относится к нему спокой"

но. Он с готовностью признает превосходство Наполеона или Це"

заря над самым добродетельным из «средних европейцев».

Такая позиция объясняется, по"видимому, тем, что Леонтьев,

в отличие от Гоголя, не придавал красоте религиозного значения.

Красота — достояние земного мира, а не откровение мира горнего.

Ее избыток свидетельствует всего лишь о здоровье и молодости че"

ловечества, ее недостаток — о болезни и дряхлости, точно так же,

как давление и пульс свидетельствуют о здоровье или болезни

пациента. Хорошие давление и пульс могут быть и у праведника,

и у преступника, но врач не оценивает нравственность своих па"

циентов, он оценивает их здоровье. Эстетический критерий позво"

ляет «диагностировать», сколько жизненных сил осталось у об"

щества, но не позволяет «диагностировать», насколько это обще"

ство нравственно.

Закон красоты будет действовать, пока существует земной мир,

т.е. до Второго пришествия Христова. Это естественный закон,

христианство не отменяет его, поскольку оно не отменяет мира.

Мир до конца времен сохраняет свою форму, свою ограниченность

и — свою естественную красоту. В нем сосуществуют свет и тень,

добро и зло. Поэтому на земле невозможно до конца реализовать

идеал любви и правды, всеобщей гармонии и всеобщего примире"

ния, как бы ни мечтал об этом Достоевский. «Христос <…> ста

вил милосердие или доброту личным идеалом; Он не обещал нигде

Книга Н. А.Бердяева «Константин Леонтьев».

Париж, 1926торжества поголовного братства на земном шаре…», — пишет

Леонтьев. Поэтому смысл христианства — в стремлении к спасе"

нию своей души, а не в стремлении к спасению мира, пусть даже на

основе христианских заповедей. «Христианство личное есть,

прежде всего, трансцендентный (не земной, загробный) эгоизм.

Альтруизм же сам собою „приложится“1

, — пишет Леонтьев. —

„Страх Божий“ (за себя, за свою вечность) есть начало премудро

сти религиозной». Для Леонтьева христианство — это забота о соб"

ственном спасении, о «непостыдном ответе» на Страшном Суде

Христовом.

Идеи Леонтьева не получили признания современников. Не"

смотря на то, что он активно печатался в весьма солидных издани"

ях, его историософская концепция оставалась малоизвестной. Сам

Леонтьев видел в этом какой"то трагический и несправедливый

«фатум». Он сознавал оригинальность своих идей, да и его друзья"

литераторы (а среди них такие крупные величины, как И. С.Тур"

генев, Вл. С. Соловьев, А. А.Фет и др.) в личном общении искрен"

не восторгались его талантом, но при этом в печати вокруг творче"

ства Леонтьева сложился какой"то заговор молчания. Ни рецен"

зий, ни полемики, ни разбора идей, в лучшем случае — поспеш"

ная и поверхностная похвала или порицание за консерватизм…

Все изменилось вскоре после кончины Леонтьева. Одна за дру"

гой вышли статьи о нем, написанные В. В. Розановым, Вл. С. Со"

ловьевым. Затем — обширное исследование Н. А.Бердяева. Идеи

Леонтьева органично и прочно вписались в интеллектуальный

ландшафт русской культуры Серебряного века. Его личность и

творчество стали привлекать к себе неизменный интерес.

В. В. Розанов, Н. А.Бердяев, П. Б. Струве, С. Н.Булгаков,

С. Л.Франк единодушно признали его не просто оригинальным,

но прямо гениальным мыслителем.

При этом все писавшие о Леонтьеве отмечали причудливую

сложность его мировоззрения, составленного из, казалось бы, не"

совместимых элементов: преклонение перед жизненной силой и

красотой, подобное тому, которое чуть позже Леонтьева высказал

Ницше, и — смиренная вера православного монаха; утонченный,

почти капризный эстетизм писателя, художника и — суровый

прагматизм политического мыслителя, дипломата. Вл. С. Соловь"

Заметим, что «альтруизм», т.е. деятельная и бескорыстная любовь к

ближнему, был в высшей степени свойственен Леонтьеву. Мягкий по ха"

рактеру, он всегда был готов прийти на помощь и, несмотря на недостаток

материальных средств, оказывал поддержку многим нуждающимся. ев писал: «Леонтьев религиозно верил в положительную истину

христианства, в узкомонашеском смысле личного спасения; он по

литически надеялся на торжество консервативных начал в нашем

отечестве, на взятие Царьграда русскими войсками и на основание

великой неовизантийской или греко"российской культуры; нако"

нец, он эстетически любил все красивое и сильное; эти три моти"

ва господствуют в его писаниях, а отсутствие между ними внутрен"

ней положительной связи есть главный недостаток его миросозер"

цания». Эта сложная несогласованность мировоззрения, казавша"

яся диалектику и систематику Соловьеву слабостью, осознавалась

и самим Леонтьевым, но он ощущал ее как свое неотъемлемое

свойство: «Ум мой упростить я не могу», — говорил он.

Владимир Сергеевич Соловьев занимает особое место в истории

русской философской мысли. Тому есть две причины. Первая:

Соловьев — первый создатель целостной философской системы.

Его предшественники работали в какой"либо одной из областей

философского знания — в области историософии, гносеологии

или метафизики, Соловьев же охватывает своей мыслью все от"

расли философии. Вторая причина: место Соловьева определяется

тем, что он стал родоначальником целой эпохи — эпохи Серебря"

Владимир Иванович Вернадский.

Фото 1942 г.ного века. Не только его философские произведения, но его по"

эзия и даже сама его личность наложили огромный отпечаток на

русскую культуру конца XIX — начала XX века.

Владимир Сергеевич Соловьев родился в Москве в 1853 году

в семье знаменитого русского историка Сергея Михайловича Со"

ловьева, автора многотомной «Истории России с древнейших вре"

мен». По отцовской линии предками Соловьева были священни"

ки, а по материнской линии его дальним родственником был зна"

менитый Григорий Сковорода.

Будущий философ родился в семье с твердыми патриархаль"

ными устоями, но уже в юности пережил кризис нигилизма и ате"

изма, который привел его на естественнонаучный факультет Мос"

ковского университета. Там Соловьев окончательно понял, что его

призванием являются не физика с математикой, а философия.

Его влекла к себе идея служения безусловной истине, и только об"

щий дух того времени повлек Соловьева искать эту истину в мате"

риализме. Разочарование в естественных науках, неспособных

дать человечеству Абсолютную Правду, стало для философа разо"

чарованием и в материализме. Соловьев переводится на историко"

филологическое отделение университета и погружается в чтение

Спинозы, Гегеля, Шеллинга: идеалистические философские сис"

темы завораживают его сознание. Но если немецкие философы

шли от идеализма к религии, то путь русского мыслителя был из"

начально религиозным. Для него величайший и единственный во"

прос жизни и знания — вопрос о религии. Только христианскую

истину необходимо было оправдать с точки зрения философии:

ввести в разумную форму. Об этом мировоззренческом повороте, о

возрождении религиозного искания, стремления, о возврате к ре"

лигиозной вере свидетельствует и то, что после окончания уни"

верситета Соловьев продолжил свое образование в качестве воль"

нослушателя Московской Духовной Академии, что было для того

времени необычным. Целый год он посещал лекции в Московской

Духовной Академии и, возможно, именно там он впервые воспри"

нял идею Софии Премудрости Божией, которая впоследствии

встанет в центре его философских умозрений. Одно время Соловь"

ев даже думал написать диссертацию на степень магистра бого"

словия. Однако в конце концов он решился защищаться по фило"

софии. Магистерская диссертация «Кризис западной философии.

Против позитивистов» носила черты оригинальности мышления

молодого философа. Несмотря на широту своей философской эру"

диции, он никогда рабски не следовал за каким"либо философ"

ским направлением. Напротив, он широко пользовался всем, что

попадало в сферу его кругозора, но одновременно пропускал это

через глубины своего умозрения. Поэтому когда в 1874 году в Пе"

тербурге состоялось защита магистерской диссертации Соловье"

ва, она поразила своей оригинальностью и вызвала широкий ин"

терес образованных кругов русского общества.

Магистерский диспут собрал огромную аудиторию. Послушать

молодого философа пришли не только преподаватели философии

и студенты, но и множество образованной публики, прямо не свя"

занной с философией. Все места были заняты, диспут часто пре"

рывался аплодисментами, одобрительными возгласами или даже

свистом. Слушатели были поражены не только мыслями магист"

ранта, но и умением его держаться на кафедре и даже самим его

внешним видом — Соловьев был похож не на выпускника универ"

ситета, а на какого"то античного философа или ветхозаветного

пророка — длинные черные волосы, горящие глаза и окладистая

черная борода.

Диссертация Соловьева называлась «Кризис западной филосо"

фии. Против позитивистов». Это ее название для своего времени

было вызывающим, поскольку, как мы уже говорили, большая

часть образованной молодежи в это время увлекалась именно по"

зитивизмом. Позитивистами были и официальные оппоненты

Соловьева на защите магистерской диссертации — Де"Роберти и

Владиславлев. Тем не менее, Соловьев блестяще ответил на все

возражения, чем вызвал восторг аудитории. Один из участников

этой защиты, известный русский историк Константин Николае"

вич Бестужев"Рюмин, в письме, написанном после этого события,

говорил своему адресату: «Кажется, Россию можно поздравить

с новым великим человеком». Действительно, с этого момента

Соловьев становится если не

властителем дум, то человеком

с огромным интеллектуальным

влиянием. Мысли, выражен"

ные в магистерской диссерта"

ции, Соловьев оттачивает и за"

вершает в «Критике отвлечен"

ных начал» — сочинении, став"

шем его докторской диссерта"

цией.

Суть позиции Соловьева в

том, что позитивизм, утилита"

ризм и социализм — главные

итоги духовного развития за"

падной цивилизации XIX в. —

суть «отвлеченные начала»,

односторонние моменты распа"

да человеческого духа. Сколь ни

продолжай, ни расширяй плос"

кость — она не станет объемом;

так и эти отвлеченные начала не

заполнят глубин человеческого

духа. Только в синтезе религии,

науки и философии возможно преодоление указанного филосо"

фом кризиса западной мысли.

Академическая карьера философа складывается успешно — в

21 год он уже магистр философии и заведующий кафедрой филосо"

фии в Московском университете. Однако преподавание Соловьева в

Московском университете продлилось не более года. Едва заняв ка"

федру, он тут же попросился в заграничную командировку, на ко"

торую имел право как доцент. Командировка была получена, и уже

в июне 1875 года Соловьев уезжает в Лондон для занятий в Британ"

ском музее или, как его иногда называли, Британской библиотеке.

Соловьев с головой погружается в изучение философской и религи"

озной литературы. Книги, интересовавшие его в это время, весьма

специфичны. Он читает произведения древних гностиков, кабба"

листическую литературу и сочинения немецких мистиков.

Осенью 1875 года Соловьев внезапно срывается из Лондона и

отправляется в Египет. Цели этой поездки были не совсем понят"

ны даже самому Соловьеву, что"то пригрезилось ему в тишине

Британского музея. В письмах он явно мистифицирует истинные

цели своего путешествия. Приехав в Каир, он пешком отправля"

ется в Фаюмский оазис, который был сначала языческим религи"

озным центром, а потом, в христианские времена, в нем было ос"

новано множество монастырей. Здесь, скитаясь по пустыне, он пе"

режил некоторый таинственный опыт, который укрепил в нем

идею Софии Премудрости Божией. Арабские шейхи приняли его,

одетого по"европейски, за демона, схватили и, ограбив, бросили

в ночной пустыне. Обессиленный философ лежал на земле в про"

зрачном ночном холоде:

И я уснул; когда ж проснулся чутко, —

Дышали розами земля и неба круг.

Соловьев узрел как бы образ Софии как вечной женственнос"

ти, небесной красоты. Как пишет сам философ, это было лишь од"

но мгновение:

Один лишь миг! Видение сокрылось —

И солнца шар всходил на небосклон.

В пустыне тишина. Душа молилась,

И не смолкал в ней благовестный звон.

Из Египта Соловьев возвращается в Россию, вновь читает лек"

ции в Московском университете, но в 1877 году навсегда покида"

ет университет и переезжает в Петербург. Здесь он поступает на

службу в ученый комитет при Министерстве народного просве"

щения и одновременно преподает в Санкт"Петербургском уни"

верситете, на высших женских курсах, а также читает пуб"

личные лекции, то есть такие, на которые могли приходить все

желающие.

В это время мысли Соловьева занимала работа «Философские

начала цельного знания», которую он рассчитывал сделать своим

главным трудом. В ней он развивал оригинальный подход в гносе"

ологии, предвосхищавший интуитивизм Н. О. Лосского и

C. Л. Франка.

В «Философских началах...» Соловьев вскрывает гносеологиче"

скую несостоятельность эмпиризма и рационализма, их односто"

ронность преодолевается в третьем типе умосозерцания — мисти"

цизме. Мистическое, т.е. причастное высшим началам знание, по

Соловьеву — выше фактического знания (наука) и теоретического

(философия). Подлинной истины самостоятельно не найти ни на"

уке, ни философии, ведь «истина не заключается ни в логической

форме познания, ни в эмпирическом его содержании, вообще она не

принадлежит к теоретическому знанию в его отдельности или

исключительности — такое

знание не есть истинное. Зна

ние же истины есть лишь то,

которое соответствует воле

блага и чувству красоты».

Философ показывает, что ис"

тиной может быть только то, что

одновременно есть благо и красо"

та. «Настоящая истина, цель

ная и живая, сама в себе заклю

чает и свою действительность,

и свою разумность и сообщает

их всему остальному». Это не

означает, что научное и фило"

софское знание не нужны. Мис"

тическое знание может стать ос"

новой истинной философии, но

его нужно проверить, проанали"

зировать разумом, и оно должно

опереться на научную эмпирию,

фактическое познание.

Соловьев намечает путь ве"

ликого синтеза религии, науки

и философии, когда они долж"

ны прекратить ненужное проти"

востояние и объединиться в одном познавательном поле — теосо"

фии (в этот термин Соловьев не вкладывал никакого оккультного

или спиритического содержания): «Свободная теософия должна

представлять высшее состояние всей философии как во внут

реннем синтезе трех ее главных направлений, мистицизма, ра

ционализма и эмпиризма, так равно и в более общей и широкой

связи с теологией и положительной наукой». Подлинная всеце"

лая истина вместе с тем является и благом, и красотой, и могуще"

ством. Отсюда вытекает связь истинной философии с настоящим

творчеством и с нравственной деятельностью. Именно это дает

человеку власть над природой.

Соловьев написал только три главы своего труда. Занявшись

разработкой учения о богочеловечестве, философ так и не довел

свою гносеологию до завершения.

В 1878 г. Соловьев приступил к чтению в Петербурге публич"

ных лекций «Чтения о богочеловечестве», которые стали событи"

ем в философской и культурной жизни того времени. Их посеща"

ли представители знати, чиновники, общественные деятели, пи"

сатели, студенческая молодежь. С большим интересом их слушал

Ф. М. Достоевский, однажды их посетил и Л. Н. Толстой. 26 ян"

варя 1878 г. состоялась первая лекция, затем они проходили регу"

лярно до 1880 г. Уже в первом чтении философ утверждает ту же

главную линию, которая была намечена в «Философских нача"

лах»: для формирования целостного всеединого мировоззрения

необходимо основать его на безусловном начале религии.

Для слушателей «чтений» Соловьев разворачивает картину раз"

вития религиозного сознания человечества вплоть до христиан"

ства. На этом пути философ отметил четыре главных фазиса: аске"

тизм буддизма, идеализм Платона, монотеизм иудейства и алек"

сандрийское учение о триединстве Бога. Христианская религия

одухотворяет, примиряет в себе, включает в себе все предшествую"

щие ступени. Так, аскетизм как мироотречение находит выраже"

ние в словах апостола Иоанна Богослова «весь мир лежит во зле»

(1 Ин. 5. 19). Платоновский идеализм, как считает философ, про"