Экскурс. Фундаментальное образование в России

Университетская традиция европейского образца начинается в России с Петра I. К второй половине XIX века формируются все предпосылки для организации в крупных городах – Петербурге, Москве, Казани высших учебних заведений, призванных обеспечивать фундаментальное образование. Именно оно в дальнейшем станет источником научно-технического взлета России. У истоков нашей образовательной традции стоит николаевский министр образования граф Уваров, известный по школьным учебникам своей триадой: «православие, самодержавие, народность». Историк Алексей Миллер отмечает:

«Именно в 1834 г., в самом начале министерского срока Уварова, в российских университетах появились кафедры русской истории и кафедры истории российской словесности. Это очень важный момент, потому что это те кафедры, которые будут поставлять людей, профессиональной обязанностью которых является говорение об истории и литературе в национальном духе... Другая задача, которую ставит Уваров перед университетами, – на скамьях университетских аудиторий объединить дворян и разночинцев.

В уваровской формуле очень важно (он это многократно подчеркивает), что он стремится к эмансипации России в Европе, но не к эмансипации от Европы... Уваров постоянно подчеркивает эту идею. Например, свой знаменитый отчет о десятилетии Министерства народного просвещения он начинает с тезиса, что мы должны развивать нашу образовательную систему на собственных основаниях, сохраняя все богатства европейского опыта».[456]

«Атомный проект» стал возможен только благодаря тому, что за сто лет до его осуществления в России уже были заложены основы фундаментального образования. А.Андреев проанализировал программы технических вузов России и Германии. В этих странах, несмотря на их социальное отставание от Европы, в последней четверти XIX века стала бурно развиваться промышленность и требовалось большое количество инженеров и технологов. Несмотря на то, что Россия в дальнейшем заимствует именно немецкую модель политехнической школы и естественнонаучного вуза, отечественные студенты получали больше возможностей в развитии метапрофессиональных умений.

«Если мы сопоставим программы... по химии или по электротехнике, то мы увидим, что соотношение часов между практическими и теоретическими дисциплинами в России было в пользу теоретических... В учебных планах будущих инженеров-химиков в зарубежных политехникумах соотношение лекционных часов к практическим занятиям составляло примерно один к трем, в России же оно приближалось к пропорции два к трем. Кроме того, в зарубежных вузах специализация была более узкой... Именно в России впервые в истории инженерного образования в программу подготовки были включены высокоматематизированные предметы – теория упругости и теория колебаний...

[С.П.Тимошенко, известный русский инженер-механик,] рассказывал, как, приехав в США, не смог устроиться по специальности и ему пришлось заниматься электротехникой. Он очень нервничал, но оказалось, что благодаря фундаментальной подготовке, поученной в России, он вполне справился... Дело в том, что американских инженеров очень часто учили просто рассчитывать по готовым формулам, а наших заставляли выводить эту формулу и понимать физический смысл рассчитываемых явлений, что помогало им ориентироваться даже в новых для них задачах».[457]

Результаты такой организации народного просвещения дали свои плоды уже через несколько десятилетий. Дореволюционная эпоха дает прекрасные образцы метапрофессий. К ним относился, например, земский врач, который умел лечить всех и вся, часто совмещая новейшие методики с богатым опытом народной медицины. Российская империя сформировала уникальный тип инженера-путейца, который, помимо решения широкого круга технических задач, олицетворял на вверенной ему территории государственную власть и культуру. Ни в одной другой европейской стране в XIX веке слово «инженер» не звучало столь гордо, как в России. На излете советской эпохи быть инженером, возможно, и не было лучшей самоидентификацией, а до конца 1950-х годов инженерные специальности были в почете.

Еще одним образцом российского метапрофессионала был гимназический преподаватель, который имел обязательную университетскую степень. Чехов постоянно вспоминал своего преподавателя математики и физики Дзержинского, отца «железного Феликса» – прекрасного педагога, который привил ему интерес к естественным наукам. Врач, инженер, учитель – именно эти метапрофессии обеспечивали целостность географического, языкового и культурного пространства в России XIX – начала XX веков.

Смысл приобретения метапрофессии – постоянно быть в обойме и при этом оставаться собой. Первоочередной задачей дня сегодняшнего становится противодействие дальнейшей интеграции отечественной системы образования в Болонский процесс. Противодействие увязанию, проваливанию в болото обучения компетенциям. Поколению, которому сегодня двадцать, придется выбрать между западным способом самоидентификации, построенном на приоритете личности «Я – Джон Смит» и дореволюционно-советским «Я – инженер». Западный человек никогда не скажет, что он просто «ученый», «инженер», «учитель», обязательно добавит – где именно работает, в каком заведении, в какой области знания. Широта и специализация проявляются не только в области образования и профессиональной самоидентификации. В этом проявляются глубинные социокультурные отличия человека русского от человека западного. Об этом сейчас много пишут. Автору пришлась по душе характеристика «русского начала», данная философом Александром Дугиным:

«Русские:

· мечтательны;

· социальны;

· терпеливы, выносливы;

· покорны власти;

· любят большое пространство;

· считают себя великим народом;

· верят в лучшее;

· легко уживаются с другими народами или интегрируют их в себя».[458]

Исходя из этих посылок, Дугин предлагает в качестве идейного основания российской политической системы другие, не противопоставленные Западу, а самобытные основания (вспомним графа Уварова). В их числе: «тягловое ощество, понимающее труд как обряд и религиозный долг» и «патерналисткая система власти, основанная на метафоре отца, а не менеджера».[459] При формировании универсальных управленческих умений для нашей страны невозможно не считаться с этими установками. Перенос даже лучших западных моделей без их адаптации вырождается, в лучшем случае, в начетничество, в худшем – в агрессивную профнепригодность.

Говоря о профессиональной самоидентификации управленца стоит затронуть вопрос о руководителях-собственниках. В условиях тотальной депрофессионализации поколения 40-50-летних, возникает вопрос об их вторичной профессионализации. Если человек в течение последних лет пятнадцати «решал вопросы», то есть был на подхвате, сам факт вхождения в профессиональное сообщество может стать для него опорной точкой при движении к метапрофессии. К сожалению, в категорию депрофессионализированных попадают практически все собственники средних российских компаний, которые продолжают оперативно руководить своим бизнесом. Причем первое лицо страдает, как ни парадоксально, больше, чем его младшие компаньоны, занимающие в бизнесе разные посты и нашедшие дело по душе. Не являясь профессиональными собственниками, так как стали ими стихийно, руководители-собственники не стали и профессиональными управляющими. Более того, для многих необходимость управлять бизнесом оказалась тяжелой личной драмой. В начале 1990-х жизнь вытолкнула этих людей из профессиональной среды («надо было кормить семью»), а в управленческой позиции они чувствуют себя неуютно. Так и застряли в норе своей организации, как известный персонаж сказки А.Милна.

С этим ощущением загнанности связано часто обсуждаемое «одиночество» российского руководителя-собственника. На Западе есть клубы предпринимателей, сообщества по интересам, например, играя в гольф, руководители примерного одного ранга обсуждают интересующие их вопросы. Ужас человека без профессии в том, что тем для обсуждения на работе у него нет. И никаких чувств к делу он не испытывает, кроме страха оказаться в положении «голого короля», когда собственная профнепригодность станет видна не только ему. Наверное поэтому в России так бурно развивается коучинг, в отличие от Соединенных Штатов, где менеджеры становятся постоянными клиентами психотерапевтов. Коучер работает с клиентом для его позиционирования в деловом сообществе, психотерапевт работает в личном пространстве пациента. При некоторой внешней схожести приемов коучинга и психоанализа стоит отметить, что психологическая помощь большинству наших руководителей-собственников не нужна. Они и так вполне психически здоровые люди (иначе не смогли бы выносить такое бремя слишком долго). Им нужна другая помощь – перепрограммирование.

Экскурс. Онтологическое перепрограммирование

Целью онтологического перепрограммирования является создание объектов в картине мира человека и системы отношений к этим объектам. Вторая часть, отнесенность к объектам, даже важнее собственно объектов. Например, слушателям российских бизнес-школ пытаются создать в ходе обучения новую картину мира, где имеются такие объекты, как «стратегия», «конкуренция», «проект» и другие артефакты западной экономической модели. В учебной аудитории все понятно: стратегию надо разрабатывать, конкурентов надо превосходить, проекты надо планировать, завершать и «извлекать уроки». Приходит новоиспеченный выпускник с дипломом MBA на российское предприятие, а ему дают понять: будь поаккуратнее с иностранными словами. Стратегия в том, чтобы выбить государственные субсидии и/или уклониться от налогов (и не дай бог, эти принципы сформулировать, тем более, на бумаге!). Часто стратегию не пишут, потому что ее просто не существует в голове начальников: жили, живём и будем жить без стратегии, у нас же всё получается. При этом вопрос «почему получается» в компании запрещен, так как он быстро выявит факторы «везения», к способностям руководителей отношения не имеющие. Конкурентов надо давить ценой, пока она не станет ниже себестоимости (часто с помощью госсубсидий). Проект ни в коем случае не надо планировать, так как тогда сразу станет ясно, когда и чем он должен кончиться и кто ответственный. Тем более не стоит извлекать уроки из похороненных проектов – они же все как один «удачно завершились»!

Парадокс для нашего обладателя MBA заключается в том, что такая «неправильная» организация как-то работает, что-то производит и продает, празднует корпоративы, зарабатывает деньги, в том числе и на его зарплату. Владельцы и сотрудники довольны такой жизнью. Через некоторое время полученные в бизнес-школе объекты в голове нашего героя, говоря компьютерным языком, «уходят в архив», так как они не активируются и не используются. Ему требуется перепрограммирование – придать чужеродным понятиям рабочий статус, чтобы с ними можно было оперировать не в учебной, а реальной жизни.

Что же касается перепрограммирования руководителей-собственников, то часто им нужна смена парадигмы. Не будем здесь обсуждать разные ее варианты и способы, это тема отдельного исследования. Обсудим лишь один пример, который демонстрирует, что сама по себе парадигма смениться не может (не будем ссылаться на барона Мюнхгаузена, который вытащил себя за волосы – всё-таки это сказка!).

Пример из жизни

Супруги: закончили московские вузы, немного за сорок, двое детей-подростков – в 1996 году создали бизнес по продаже расходных материалов для оргтехники. Начинали взрослую жизнь как научные сотрудники. Он успел защитить кандидатскую диссертацию, она – закончить аспирантуру. В бизнес пошли «не от хорошей жизни»: оба не москвичи, надо было зарабатывать деньги, чтобы остаться в Москве, помогать родственникам в провинции, растить детей. Пережили кризис 1998 года – входили в бизнес осторожно, долгов было немного, продали машину, смогли за полгода расплатиться с кредиторами. За десять лет бизнес разросся, только в московском офисе более ста человек, есть центральный склад и региональные представительства. У обоих ощущение, что «всё идёт как надо, но чего-то не хватает». Старые сотрудники лояльны, но стали лениться, почувствовав свою незаменимость. Новые не лояльны, чуть больше денег предложат на стороне, уходят, а вместе с ними – и клиентская база. Поставщики готовы предоставить более привлекательные условия, если у них будут закупать бóльшие объемы, но собственники опасаются, что бизнес не выдержит арендной и кредитной нагрузки. Словом, расширять бизнес наши супруги не хотят. Не только из-за дополнительных рисков и хлопот, но и потому, что «устали». Кстати, феномен «усталости» от своего бизнеса все чаще встречается в высказываниях владельцев компаний.

В ходе разговора выясняется, что, кроме повседневных забот и довольно узкого круга старых сотрудников и поставщиков, у этих симпатичных людей средних лет никаких интересов больше нет. Всё время и силы поглощает бизнес, а люди с детства к этому не были приучены! Не было «повседневного занятия бизнесом» в их картине мира ни в школе, ни в институте, ни в аспирантуре. Рекламируя образ жизни собственников, российские авторы часто не учитывают того, что потомственный лавочник в Дижоне или владелец сети автомастерских в Канзасе выросли и сформировались в этой атмосфере. Это их семья, их круг, их система ценностей. В малом бизнесе нет понятия «усталость от дела» и «отдых». Те, кто были за границей, наверняка встречали владельцев семейных ресторанов и гостиниц– каждый день они сами встречают посетителей, обслуживают их наравне с наемными горничными, поварами, официантами. Для них клиенты – гости, завсегдатые – часть семьи. Работа им не в тягость, их дело прочно вставлено в картину мира и не вызывает желания «отдохнуть» или «всё бросить».

Зато в картине мира наших супругов есть объект «хорошее образование за границей». Жена, более активная, не зря она является и генеральным директором, тревожится: «Надо дать детям хорошее образование – хотим переехать в Англию и жить рядом со школой, но что будет с бизнесом?» В ее картине мира надо создать еще два объекта: «наемный управляющий» и «рента». Да, есть большой риск, что управляющий либо уведёт деньги, либо окажется неэффективным, и бизнес загнётся. Однако если к наемному руководителю сформировать правильные требования и тщательно его отобрать, назначив испытательный срок, – может быть, всё не так страшно?

Гораздо медленнее приходит понимание оздоравливающей роли ренты. У многих соотечественников нет склонности к бизнесу. Обсуждаемые в нашем примере люди привыкли к стабильному доходу, возможно, у них нет желания его приумножать, но и терять они не хотят. Выходом является рента, например, маленькая гостиница в бойком европейском местечке. (Столь нелюбимое классиками политэкономии сословие рантье, несмотря на все пертурбации последних 500 лет, прекрасно себя чувствует. Сейчас, правда, французское слово «рантье» не в моде, его заменили на английское «инвесторы».) Аренда жилой и офисной недвижимости развивалась в нашей стране 2000-х годах стремительно, но часто по криминальному сценарию. Да и рынок еще не устоялся. Не то в добропорядочной Европе – там семейная гостиница может насчитывать десятки и даже сотни лет. Цена – половина однокомнатной квартиры в Москве, доход небольшой, но стабильный. Хорошее место, привычная клиентура, местный персонал, не отравленный московскими супердоходами и, хуже того, их постоянным ожиданием.

Супруги сначала растерялись – не было в их картине мира таких объектов, задумались, потом, благополучно забыв и совет, и советчика, по рекомендации поставщика нашли небольшую гостиницу в Словении, а во главе компании поставили отставного майора инженерных войск...

Итак, мы выяснили, что управление является не набором компетенций, навыков и даже не профессией. Это метапрофессия, овладев которой руководитель получает возможность расти вместе со своей организацией, справляться с возрастающей ответственностью и славой, адаптироваться к новым условиям. Словом, пользоваться по праву плодами той самой «новизны», о которой говорил Шумпетер.