Современное состояние распространенности татуировок

Пытаясь рассмотреть современное состояние исследуемого явления, мы, в первую очередь обращаем внимание на наметившиеся увлечения татуировками лицами из различных социальных слоев. В подтверждение этому мы отмечаем факты выполнения татуировок в период с 2003 по 2004 г.г. известным теннисистом Маратом Сафиным, солистом группы “Дюна” Виктором Рыбиным, певцом Ромой (группа “Звери”), актером Валерием Николаевым[2], певицей Земфирой и другими знаменитостями[3]. При этом многие из них не знали о значении татуировок, в связи, с чем впоследствии испытали неприятные эмоции и приняли меры к избавлению от татуировки, либо к изменению ее первоначального вида. Так, татуировка на правом плече у Марата Сафина представляет собой открытый глаз со штрих кодом чуть ниже, что в местах лишения свободы означает принадлежность к пассивным гомосексуалистам. А татуировка в виде стилизованной змейки на левом предплечье у Виктора Рыбина в тюрьме наносится “продажным женщинам”[4].

Нам известны факты активного использования татуировки отдельными молодежными стилями в Западной Европе 14 лет назад 4. Это группы молодых людей 14-20 лет, получившие название скинхэдз или бритоголовые, которые поддерживали тесные контакты с себе подобными в других странах. Им были и остаются, свойственны агрессивность, жестокость, вызывающий внешний вид, увлечение тяжелым “металлическим” роком, нацеленность на организацию беспорядков, особенно на футбольных стадионах, а также расистские и антисемитские настроения. Татуировку бритоголовые выполняли на голых черепах, шее и даже на внутренней части губы, не говоря уже о таких традиционных местах, как руки и грудь. В основном татуировка представляет собой надписи “скинхедз”, “скинз”, изображение свастики и орлов.[5] Очевидно, что татуировки отдельных молодежных стилей имея определенный смысл, утрачивают его в преступном мире, где веками существует и поддерживается своя субкультура.

Однако, так ли это? Поводом для возникновения таких сомнений служат многочисленные сообщения средств массовой информации как федерального, так и регионального уровней. Если действительно татуировка перестала иметь определенный смысл и значение в местах лишения свободы, то все предпринимаемые попытки использовать значения о них, в целях раскрытия и расследования преступлений, обречены на неудачу.

Мы попытаемся проанализировать сложившуюся на современном этапе ситуацию, на основании собранного материала. Очевидно, что, как и любое общественное явление, связанное с государственными преобразованиями, татуировка в преступном мире подвергалась определенным изменениям в правилах нанесения.

Так, исследования, проведенные криминалистами Ю. Дубягиным и О. Дубягиной во Владимирской тюрьме, подтверждают, что: " Сейчас наколоть купола или крест может любой осужденный – даже тот, который только что попал в места заключения, и не имеет особых заслуг перед криминальным сообществом. Напротив, заключенный из криминальной группы может вообще не иметь татуировок".[6]

На основании изложенного создается впечатление, что “зона” разрешила выполнять любую татуировку. Однако, по нашему мнению, это впечатление является поверхностным и не отражающим объективно истинного состояния исследуемого явления. Действительно, произошла некоторая трансформация “законов тюрьмы”, но они существуют. На живучесть уголовно-воровских традиций указывают известные отечественные и зарубежные ученые-юристы, которые отмечают при этом, постоянный процесс их обновления и видоизменения. По мнению А.И. Гурова: “Традиции профессиональных преступников передаются из поколения в поколение…. Из 68,4 % несовершеннолетних преступников, имеющих татуировки, больше половины нанесли их чувства подражания, при этом 80 % татуированных поддерживали связи с рецидивистами”[7]. А.И. Гуров объясняет живучесть уголовных традиций главным образом их постоянным воздействием на сознание преступников, что делает их частью субкультуры [8].

По мнению многих польских, американских и других исследователей, правила тюремной общины воспроизводятся и могут меняться в частностях, но, в сущности, остаются прежними [9].

Г.Ф. Хохряков утверждает, что: “В местах лишения свободы внешним признакам придается большое значение. Попытка обладать ими, не занимая положенного места в сообществе, рассматривается как посягательство на это место и, следовательно, посягательство на установленный порядок”[10].

Кроме того, по утверждению Г.Ф. Хохрякова, преобладающее число преступлений совершаемых заключенными, это применение неформальных санкций, за нарушение тюремных законов (73 %)[11].

Данное утверждение Г.Ф.Хохрякова находит подтверждение в результатах 20-летнего исследования “нательной живописи”, проведенного отставным сотрудником учреждений, исполняющих наказание, В.Н. Кудрявцевым. По его мнению, “носитель перстня обязан строго придерживаться своего положения. И не дай Бог по ошибке или незнанию наколоть себе неподобающий перстень. Ведь авторитеты первым делом у новичка спрашивают, отвечает ли он за свои наколки. Если же какой-нибудь незадачливый деятель ради форсу сделает себе воровскую наколку, этим он присваивает чужую масть. Самое мягкое наказание для него – кирпичом или наждачкой самому себе стереть кожу вместе с картинкой. Хотя бывает и наоборот. Часто бывшие авторитеты, выйдя в люди, пытаются подчистить свою биографию вместе с нательными художествами”[12].

В подтверждение сказанному, на одном из официальном сайтов в Интернете мы обнаружили указание на то, что: "Также достоверно известно, что в воровском мире человека, присвоившего себе наколки вора в законе, убивают. Это говорит о том, что татуировка воспринимается как неотъемлемая и важнейшая “часть тела”, а человек – как часть текста татуировки. И обман здесь воспринимается еще и как кощунство, надругательство над истинным священным языком”[13].

По утверждению Т. Калгановой, редактора отдела права газеты “Щит и меч”, татуировка по-прежнему остается ранговой – “шестерка” не наколет татуировку “авторитета” и наоборот. С разрешения “авторитета” осужденный может наколоть изображение вышек или купола, как знак того, что он действительно отбывал наказание в местах лишения свободы.[14]

Кроме того, Т. Калганова отмечает на современном этапе рост встречаемости татуировок наркомана и, при этом, точное соответствие данного символа увлечениям ее обладателя4 (Приложение № 2).

По мнению Т. Калгановой, у насильников по-прежнему популярными остаются сюжеты эротического плана. У осужденных за грабеж, разбой, убийства, – как правило, различные варианты изображения смерти или черепов (Приложение № 3). Хулиганы предпочитают татуировать изображения хищников или монстров, а также свастику. Купола и мадонн, как правило, наносят люди, подверженные чужому влиянию, не имеющие собственного мнения. Этот же тип людей, чаще всего, наносит на плечи погоны или эполеты, изображение кинжала, протыкающего шею, а также изображение черепов на плечах, где раньше татуировались звезды “авторитета”[15].

Резюмируя изложенные в настоящем параграфе факты, мы пришли к выводу, что в правилах нанесения татуировки произошли определенные изменения, но она по-прежнему имеет определенный (нередко скрытый) смысл в преступном мире, поэтому в современных условиях сохраняется значение умения определять смысл и содержание наиболее распространенных наколок преступников.