Логика и мышление 2 страница

Объективное содержание понятийно выраженного знания, как результат конструирующей "деятельности духа", не может быть созерцаемо, пишет Гегель. Философия мыслит то, что не созерцаемо, скрыто от наблюдения. Это идеальные объекты, как принято говорить в XX в. Однако цель высшей формы познания и состоит в преодолении субъективности конструирования, в стремлении к истине, а не мыслительному самовыражению (см. сх. 105).

Схема 105

Различие двух типов конструирования является важным в анализе различий "научного" и "философского" типов обобщений. Гегель критикует тот вариант философского познания, который уподобляется научному.

"Согласно воззрениям эмпириков, именно восприятие есть форма постижения внешнего мира, и в этом состоит недостаток эмпиризма. Восприятие как таковое всегда есть нечто единичное и преходящее; познание … в воспринятом единичном отыскивает всеобщее, и это составляет переход от простого восприятия к опыту. В опыте эмпиризм пользуется преимущественно формой анализа … мы разлагаем сросшиеся определения … и ничего к ним не прибавляем, кроме субъективной деятельности разложения. Анализ есть, однако, переход от непосредственного восприятия к мысли … определения … получают форму всеобщности благодаря тому, что их отделяют друг от друга. Эмпиризм находится в заблуждении, полагая, что, анализируя предметы, он оставляет их такими, каковы они есть, тогда, как на самом деле он превращает конкретное в нечто абстрактное… Это разделение должно совершиться для того, чтобы мы достигли познания, и сам дух есть разделение в себе… Главным является объединение разделенного… Анализ устанавливает различия, и это очень важно… (метафизика) имела своим содержанием всеобщие предметы разума: бога, душу и мир вообще. Это содержание заимствовалось из представления, и задача философии состояла в сведении этого содержания к форме мыслей… Для эмпиризма... лишь внешнее составляет истинное, и если он допускает существование сверхчувственного, то утверждает, однако, что познать его невозможно… Поскольку для эмпиризма это чувственное есть нечто данное… эмпиризм есть учение несвободы, ибо свобода состоит именно в том, что … я завишу от содержания, которое есть я сам… В том, что мы называем опытом… содержится два элемента: … бесконечно разнообразный материал, а другой – форма, определения всеобщности и необходимости… эмпирическое наблюдение доставляет нам восприятие следующих друг за другом изменений … но оно не показывает нам необходимой связи … всеобщности и необходимость кажутся чем-то неправомерным, субъективной случайностью… (критическая философия) исходным пунктом является для нее, прежде всего различение элементов, которые мы находим при анализе опыта, различение между чувственным материалом и его всеобщим отношением… преднаходим всеобщность и необходимость как столь же существенные определения. Так как всеобщность и необходимость не имеет своего источника в эмпирическом как таковом, то они принадлежат спонтанности мышления… Понятия рассудка образуют объективность опытного познания… посредством их образуются вообще синтетические суждения… Эта критика, однако, не входит в рассмотрение содержания и определенного отношения друг к другу этих определений мышления, а рассматривает их вообще со стороны противоположности между субъективностью и объективностью … объективностью называется здесь элемент всеобщности и необходимости, т.е. сами определения мышления, так называемое априорное… Формы мышления … представляющего собою, несмотря на свою объективность, лишь субъективную деятельность … формы априорного … получаются путем систематизации, которая зиждется только на психологически-исторических основах… Критическая философия требовала, чтобы раньше, чем приступить к познанию, мы подвергли исследованию способность познания. Здесь, несомненно, заложена верная мысль, что мы должны сделать предметом познания сами же формы мышления. Но здесь же прокрадывается ошибочная мысль, что мы должны познавать до того, как приступим к познанию… В познании должны соединиться друг с другом деятельность форм мышления и их критика… Истинная объективность мышления состоит в том, что мысли суть не только наши мысли, но и одновременно в-себе вещей и предметного вообще… Утверждение, будто бы категории сами по себе пусты, несомненно, правильно в том смысле, что мы не должны останавливаться на них и их тотальности (на логической идее), но должны двигаться вперед, в реальных областях природы и духа. Однако мы не должны понимать это движение вперед так, будто благодаря ему и логической идее прибавляется извне чуждое ей содержание, а должно понимать движение вперед так, что именно собственная деятельность логической идеи определяет себя к дальнейшему и развивается в природу и дух" (1974, с. 150-160, т.1, ЭФН).

Большое цитирование стало вынужденным из-за важности сохранения логики движения мысли Гегеля в материале данного места в данном сочинении.

Важнейшее место в раскрытии пути познания уделяется реализации критериев всеобщностии необходимости. Сама функция познания предполагает появление образа познаваемого, замещающего познаваемое и этим совмещающего признаки познающего и познаваемого (см. сх. 106).

Схема 106

"Проблема" состоит в том, что образ (чувственный, рациональный и т.п.) фундаментально не соответствует объекту, так как является результатом усилий познающего и принадлежит ему или потребителю знания. Отсюда легко появляется необходимость анализа механизма, способности познания – рефлексия познающего (Кант и др.). Вместе с тем легко может появиться и противопоставление познающего и познаваемого, знания и объекта познания, субъективности и объективности. Оно побуждается уже и ходом познания, уже в построении образов восприятия. Гегель подчеркивает, что восприятие позволяет познавать "преходящее". Как бы добросовестно познающий не воспринимал, он фиксирует меняющееся, а результат должен быть постоянным. Новое восприятие вытесняет результат предшествующего познания. Что тогда делать с ним, этим результатом, делать? "Случайность" вызвана извне. Но если будет несколько познающих, то при фиксированном познаваемом, его проявлении результаты будут различными. Причина уже "внутри" – индивидуальные познавательные способности и единичность целостности познающего, его динамики бытия. А тогда что делать с познающей функцией, как достигнуть соответствия реального образа или результата познавательных усилий конкретного человека функциональному требованию - содержание образа должно быть "отражающим", объективным?

Благодаря способности к владению и появлению, порождению абстракций, через посредство языковых средств, подвижность преодолевается (см. сх. 107).

Схема 107

Но, одновременно появляется нечувствительность к объекту, формализм в утверждении, что абстрактный образ реализовал зависимость от образов восприятия. Новые восприятия могут быть уже проигнорированными. Возникают недостатки "априоризма".

Для анализа познания, метода, использованного Гегелем, важна вся цепочка: объект, его проявления, фиксация проявлений, способности к фиксации, построение абстракций, способность к построению абстракций, применение абстракций, способность к применению абстракций.

Гегель обсуждает и "опыт", конструктивно-оперативное отношение к результатам восприятия. Фактически подобные операции можно свести к схематизации, в структуре которых "анализ", расчленение и выделение "частей", "сторон" целостного образа составляет начальный этап (см. сх. 108).

Схема 108

Гегель подчеркивает, что все операции, в том числе и анализ, субъективны, зависимы от бытия, целостного – не только познавательного, субъекта, познающего. В то же время функция познания требует преодоления субъективности. Парадокс: преодолеть субъективность при использовании субъективности! Парадокс должен сниматься и особую роль здесь играет абстрагирование. Преодолевая "текучесть" абстрактный заместитель нейтрализует и своеволие субъекта, как бы овладевает им при помощи языковых средств и способности к построению этих средств (см. сх. 109).

Схема 109

Однако после того как абстракции уже появились, возможны две формы их применения – формализм и подчиненность образу восприятия без удержания специфики абстракций. Гегель стремится уйти от этих двух "ловушек" неистинности. Он ставит перед собою цель – подчинить бытие, применение абстракций в познании познавательной функции, сделать ее учитывающей эмпирический материал, но с сохранением своих особенностей. Возможность такого ведет Гегеля к утверждению о том, что содержательность абстракций состоит в отражении "сверхчувственного", истины объекта. Здесь возникает зависимость мышления от содержания, но не непосредственно эмпирического содержания.

Именно в содержательности "сверхчувственного" или "идеального объекта" обнаруживается необходимость и всеобщность. Этот объект появляется в мышлении и все события в нем приобретают необходимость. Мышление как бы рождает бытие идеального объекта в себе и "отпускает" его из мышления, превращая в независимо от субъекта существующее. На этом шаге и проводится граница между произвольным конструированием "идеальных объектов" и познавательно-адекватным. Во втором случае допускается и предполагается проверка на объективность, соотнесение конструкции с образами восприятия по их содержательности (см. сх. 110).

Схема 110

Вторично абстракции могут быть дифференцированы с учетом сторон, частей эмпирического материала, а затем интегрированы в целостные абстракции. На этом пути и появляются все логические формы мышления. Однако отсюда же возникает логическая проблема метода Гегеля – как синтезировать абстракции при реализации познавательной функции, при преодолении формализма, "резонерства" рассудка. Гегель и утверждает, что в познании должны быть "соединены" и деятельность мышления познающего, и рефлексивная критика возможного формализма (см. сх. 111).

Схема 111

Вот как характеризует Гегель рассудочный формализм: "…метод рассудочной рефлексии: она произвольно выхватывает отдельные категории, обладающие значимостью лишь как определенные ступени развития идеи, и затем применяет их таким образом, что к ним сводятся все привлеченные к рассмотрению предметы" (1974, с. 291,т. 1, ЭФН).

Тем самым, даже в случае адекватного соотнесения абстракций с частью материала первичного познания может быть допущен формализм относительно целого, имеющегося и возможного материала.

Гегель различает в познании "аналитический" и "синтетический" методы. "Направление движения синтетического метода обратно направлению движения аналитического метода. В то время как последний, исходя из единичного, движется затем к всеобщему, исходным пунктом первого является, напротив, всеобщее (как дефиниция), и от него он движется через обособление (в разделении) к единичному (к теореме). Синтетический метод обнаруживает себя развитием моментов понятия в предмете… Для философии синтетический метод также мало годится, как и аналитический, ибо философия должна показать их (предметов) необходимость… Произвольность выбора основана на том, что как один, так и другой метод исходит из внешней предпосылки … и познание в них носит характер рассудочного познания, руководствуется в своем поступательном движении формальным тождеством… Стали называть конструкцией понятий указание на подхваченные в восприятии чувственные определения" (1974, с. 412-415, т.1, ЭФН).

Действительно, можно сначала членить чувственный образ и вводить, конструктивно, абстрактные аналоги к каждой части, а синтез заместителей считать результатом всего цикла познающего мышления (см. сх. 112).

Схема 112

Синтезирование здесь уподобляется первичному материалу познания и синтетическое целое сохраняет эмпиричность, случайность в совмещении. В этом и состоит причина формализма синтезирования, если считать неформалистичным синтезирование то, которое идет не от самого по себе материала первичных представлений, а от "сверхчувственного", стоящего как бы за этим материалом. В эмпиричности чувственное и рациональное противостоят друг другу. Гегель и противопоставляется этому.

"Философское понимание состоит в том, что все то, что является ограниченным, взятое самостоятельно, получает свою ценность в силу того, что оно принадлежит целому и составляет момент идеи… Содержание есть живое развитие идеи… Каждая из рассмотренных ступеней есть образ абсолютного, но вначале абсолютное выступает в этих ступенях лишь ограниченным образом, и поэтому оно гонит себя дальше к целому, раскрытие которого есть то, что мы называем методом" (1974, с. 420-421, т.1, ЭФН).

Мы видим то, что можно назвать "техническим" принципом мышления и состоящим в объектной структурности. Нельзя искусственно соединять абстракции. Их соединяемость становится "живой" благодаря объектности, ибо объект суть единое, живое, непротиворечивое нечто. Следовательно, есть то в объекте, что примиряет различное в нем, его "идея", благодаря чему каждая часть приобретает свое неслучайное бытие. Объект обладает внутренней неслучайной причино-следственностью, каузальностью. В связи с этим и мышление становится совмещающим критерии неслучайности и каузальности. Если состояние объекта приобретает неслучайность за счет жизни объекта, принципа и идеи этой жизни, то и в мышлении, подчиняющемуся этой идее, нет случайности в показе своего содержания. Гегель подчиняет изложение знания объектному принципу самораскрытия идеи, где идея, "абсолютная", остается единственным основанием всех атрибутов объекта, всех определенностей содержания знания. Понятие и является для него таким знанием, которое в своем мыслительном самораскрытии ничего не заимствует и потому перестает быть формальным синтезом абстракций. Более раскрывающие содержание абстракций выводятся каузально и объектно-каузально из исходной абстракции. Метод для Гегеля – суть метод раскрытия понятийного содержания, реализующего объектную функцию и, поэтому, "раскрытие объектом самого себя" в его развитии. Все это предполагает отход от эмпиричности (см. сх. 113).

Схема 113

В теоретическом этапе абстракции подчиняются функции объектности и к их содержанию предъявимы требования каузального характера и необходимости во всех процессах и отношениях, автономности самопроявления и самораскрытия – зависимости от "сущности", "духа", а не познающего или внешнего опыта. Здесь встречается соединение и разъединение атрибутов, но не произвольное и субъективное. Вот как пишет Гегель:

"Философский метод столь же аналитичен, сколь и синтетичен, но не в смысле только рядоположенности или попеременности этих двух моментов конечного познания, а в том смысле, что философский метод содержит их в самом себе как снятые, и соответственно в каждом своем движении он в одно и то же время аналитичен и синтетичен. Философское мышление … лишь воспринимает свой предмет, предоставляет ему свободу и как бы наблюдает его движение и развитие … но и обнаруживает себя как деятельность самого понятия. Для этого … нужно не давать воли собственным затеям… Имманентной диалектикой полагается лишь то, что содержится в непосредственном понятии… Понятие … исходя из своего в-себе-бытия посредством дифференциации и снятия ее приходит к тому, что смыкается с самим собой и есть реализованное понятие, т.е. понятие, содержащее положенность своих определений в своем для-себя-бытии" (1974, с. 421-423, т.1, ЭФН).

Тем самым, Гегель прерывает формализм мышления и служебный характер его использования для эмпирического начала в познании. Именно мышление за счет появления абстракций, качественного перехода начинает не только проявляться своей средственностью, инструментальностью, а еще и полным, подчинением новой содержательности, надэмпирической содержательности. Поэтому мыслитель в рефлексии только и следит за тем, как новое содержание раскрывается и полагается как бы с нуля. Этот "нуль" суть "идея" той полноты содержания, которая и воплощается в ходе онтологического мышления. Процесс мышления как бы слит с процессом саморазвертывания содержания и воплощением идеи содержания.

"Метод, таким образом, есть не внешняя форма, а душа и понятие содержания, от которого он отличается лишь постольку, поскольку моменты понятия также и в себе самих приходят в своей определенности к тому, чтобы обнаружиться как тотальность понятия" (1974, с. 423, т.1, ЭФН).

Здесь выражена позиция Гегеля в анализе как содержания, так и формы мышления. Не отрицая феноменальной стороны, которая приближает к натуре динамики субъективных состояний, образов, оперирования языковыми средствами, взаимодействий в мыслекоммуникации и в общении, в решении задач и проблем, Гегель уделяет внимание преодолению одной лишь средственности, инструментальности мышления как механизма и приближению к адекватности применения механизма мышления в реализации познавательной функции. Если опираться на развернутый вариант мышления, его демонстрационность в проявлении, то легко реконструировать ту проблематизацию, которую вводит Гегель. Нужно ввести рамку мыслекоммуникации и позицию автора текста, выражающего представление, полученное в познавательной деятельности. Если автором станет созерцатель, наблюдатель явлений, то тексты такого автора будут обладать признаками, характерными для самовыражающегося или закрепощенного восприятием происходящего наблюдателя. Это будет смысловой тип построения текста с отстранением от значений языка или стихийное, неорганизованное введение значений.

Если появляется иной мыслитель, носитель иной версии, то при вхождении во взаимодействие и соотнесенности с тем же объектом стимулируется противопоставление и критика, борьба за статус "более адекватного" знания об объекте. В определенных условиях критика может привести к обнаружению совместимости точек зрения, фиксированных знаний об одном и том же. Но она легко может быть осмыслена как продолжения текста описания по принципу взаимодополнительности (см. сх. 114).

Схема 114

Конечным результатом тогда выступает совмещенный единый текст описания объекта. Но если дополнение введено случайно, по внешним обстоятельствам, и может быть продолжено за счет вовлечения еще новых мыслителей познающих тот же объект; то результат "познания" или познающего коллективного мышления будет продолжать обладать признаком случайности. Для преодоления случайности нужны иные требования к продолжению текста, выражающего представления об объекте. По принципу структурной организации единого результативного текста появится и требование к тому, каково должно быть начало (см. сх. 115).

Схема 115

Для преодоления случайности абстрактного замещения конкретного (эмпирического) материала представлений, для придания необходимости в результате мыслительного оформления массы "знаний" об объекте требуется позиция "арбитра" в дискуссии или позиция "теоретика" в науке. Именно для научных дискуссий и мыслекоммуникации актуальными становятся выше приводимые вопросы (сх. 16). Появляется не только сам результат – теоретическая конструкция (понятийная), но и система норм, требований, типовых вопросов о том, как теорию (понятие) строить – логическая форма (см. сх. 116).

Схема 116

От стихийной самоорганизации в мыслекоммуникации, в реализации арбитражной (и теоретической) функции со стихийной рефлексией с нормативной акцентировкой нужно перейти к соответствующему типу мышления (и мыследеятельности) арбитра и его нормативному сервису – логическому сервису.

Так как рефлексия реализует три основные внутренние функции – реконструкция (познание), критика (проблематизация) и нормирование (депроблематизация), то логическая или нормативная акцентировка рефлексии порождает нормативные (логические) формы того, как должен быть самоорганизован мыслитель как арбитр (теоретик), какова должна быть форма и процесса, и результата мышления, "лишенного случайности" и всеобщего по уровню абстрактности. Появляется "метод" или абстрактная норма процесса и результата как средства организации мышления.

Гегель "метод" характеризует, как правило (1972, с. 87, т.3, НЛ), "всеобщность формы содержания" (1972, с. 290, т.3, НЛ), "способ" (1972, с. 290, т.3, НЛ), "чистое понятие" (1972, с. 309, т.3, НЛ) и т.п. Тем самым, он относится к формному обеспечению реального мышления (см. сх. 117).

Схема 117

Мыслитель, если он налаживает свою рефлексивную самоорганизацию, не только ставит формные вопросы – "как продолжать высказывание?", "каков должен быть последующий предикат, вообще?", "как связаны предшествующий предикат и последующий, вообще?", но и содержательные. Например, "каково содержание предшествующего предиката?", "что добавляется, по содержанию, к предшествующему предикату?". Поскольку содержание в структуре мышления совмещено с формой мысли и зависит от формы движения мысли, то содержательные вопросы могут быть и "внешними", и "внутренними". Внутренними они станут, если помещенность в мышление будет вытеснено из акцента анализа, если содержание как бы станет существовать само по себе. И тогда вопросы примут объектный характер, чем и пользуется Гегель. Он может спросить теоретика о том, "с чего начинает свое бытие объект как содержание мысли?", "какова следующая форма бытия объекта как содержания мысли?". Появляется онтологические вопросы, привязанные к форме движения мысли. Не забывая о помещенности содержания и объекта в мышление, можно контролировать движение мысли как движение объекта на "своем" пути. Полнота мысли, ее необходимость, абстрактность и др. становятся характеристиками "самого объекта". И тогда, если форма мысли неслучайна, то неслучаен и путь объекта. Кроме того, если форма сама зависит и подчинена содержательности, то она перестает быть "внешним" для содержания началом. Иначе говоря, форма движения мысли превращается в то, что Гегель назвал "душой содержания". Метод – душа содержания или ее сущностное основание. Почему так это необходимо Гегелю? Потому что он стремился найти в формном обеспечении мышления неслучайность с содержательной стороны. Оказалось, что познание развивающихся реальных объектов существенно облегчает теоретику ("философу") реализацию данной логической программы.

Трудности объяснения содержательности метода, его онтологичности можно проиллюстрировать следующим высказыванием Гегеля. "Метод может на первый взгляд представляться просто способом познания, и он, в самом деле, имеет природу такового. Но способ как метод … положен как определенный понятием и как форма, поскольку она душа всякой объективности и поскольку всякое иначе определенное содержание имеет свою истину единственно лишь в форме. Если содержание опять-таки принимается для метода как данное и как обладающее специфической природой, то метод, как и логическое вообще, есть в таком определении чисто внешняя форма… Все развертывание логического, при котором выявились все видоизменения данного содержания и объектов, показало их переход и неистинность, и вместо того, чтобы данный объект мог быть основой, к которой абсолютная форма относилась бы только как внешнее и случайное определение, эта форма оказалась абсолютной основой и окончательной истиной. Метод возник отсюда как само себя знающее понятие, имеющее своим предметом себя как столько же субъективное, сколь и объективное абсолютное и, стало быть, как полное соответствие между понятием и его реальностью, как существование, которое само есть понятие… Понятие есть все и его движение есть всеобщая абсолютная деятельность, само себя определяющее и само себя реализующее движение. Метод должен быть, поэтому признан неограниченно всеобщим, внутренним и внешним способом и совершенно бесконечной силой, которой никакой объект, поскольку он представлен как внешний объект, отдаленный от разума и независимый от него, не может оказывать сопротивление, не может … не быть проникнут им. Метод есть, поэтому душа и субстанция, и нечто постигнуть в понятии и познано в своей истине лишь тогда, когда оно полностью подчинено методу… В этом состоит и более истинный смысл всеобщности метода… Метод есть само знание, для которого понятие дано не только как предмет, но и как его собственное, субъективное действование. как орудие и средство познающей деятельности" (1972, с. 290-291, т.3, НЛ).

Гегель особо выделяет познание, опосредствованное понятием. Тем самым, он ставит понятие в функциональное место содержания. Поскольку понятие свое содержание может раскрыть лишь в мышлении, воссоздающем это содержание, но подчиненном понятию как средству мысли, то понятие как средство перевоплощается в "антисредство", а формальность движения мысли, подчиненное средственности понятия, в "антиформальность" (см. сх. 118 и 119).

Схема 118

Схема 119

Следовательно, если в понятии подчеркивается либо средственность (мыслекоммуникации), либо содержательно-онтологичность (отраженность внешнего внутри мышления), то метод – суть нормативное переложение содержательного "движения" мысли в рамках понятия. Если нет понятия, то нет и метода, обладающего содержательностью. Если понятие "бессодержательно", то метод становится "внешним", формальным требователем мышления и его организации. Так как любая норма, включая метод, требует определенного действия ("по методу"), то с преодолением внешнего характера метода, его бессодержательности по статусу, метод превращается, при следовании ему в мышлении, в требующее начало внутри самого содержания или "душой" содержания. Метод перевоплощается в двигатель объективности, ее сущностью, "истинной" (см. сх. 120).

Схема 120

Эта "иллюзия" предопределяемости (в Н₂) движения мысли движением содержания, но через посредство метода, и есть то, что имеется в виду. Она является условием содержательности и даже онтологичности мышления. Совмещение содержательности (объектности) и формности (нормативности) в мышлении неотделимо от рефлексивной способности самоорганизующегося мыслителя (арбитра и теоретика) различать рефлексивные функции – познавательную, нормативную и критическую – и понимать различие способов бытия содержания – онтологического и нормативного. Только в познании совмещение функций (онтологической и нормативной) позволяет придавать норме статус двигающего начала в самом содержании (объектности). Только на уровне понятий совмещение и возможно, так как неслучайность формы и содержания взаимообуславливают именно в этом типе содержаний мысли. Другое дело в степени взаимозависимости. Она максимальна в том типе метода, которая и раскрывается Гегелем.