Мотивационно связанные слова в эстетической функции

Многоаспектно использование МСС и в эстетической функ­ции, которая связана с созданием изобразительности, образности, поэтичности. Неправильно было бы думать, что сферой проявле­ния эстетической функции языковых средств являются только художественные произведения - проза, драма, поэзия. Образ­ность, поэтичность свойственны и языку повседневного общения. Убедительное свидетельство тому - данные «Словаря образных слов и выражений народного говора» (Томск, 2001), материалы кандидатской диссертации Е.В. Найден, посвященной эстетиче­ской функции МСС в народно-поэтическом стиле среднеобского диалекта [249]. Поэтому эстетическая функция мотивации в на­стоящем подразделе анализируется на разном речевом материале.

В силу того, что ВФС служит одним из ярких средств созда­ния образности, мотивационные пары и мотивационные цепочки, по сравнению с отдельным словом, обладают большими возмож­ностями в качестве слагаемых образной речи. Образность слов особенно выразительна в контекстах, которые содержат не толь­ко мотивирующие единицы,,, обусловливающие высвечивание ВФС мотивируемых, но и другие изобразительные средства -сравнения, метафоры, синонимы, олицетворения и т.п.

«Бархатник - листья зеленые, под низом - белые, как бар­хат, край реки, под яром растет». «Сахаринка цветет малино­вым таким, маленькими цветочками, и на них появляются кру­пинки сахара, на кончиках листьев». «Калина, она же как кале­ная стоит, красная вся, раскалилась. Тоже красиво, осенью кода посмотришь, она как горит, раскаленная как». «За ночь все лу­жи застеклил мороз-стеклильщик». «Колокольчики повесят, едут. Красиво так: мороз, светло, блеск кругом и - коло, коло, коло, коло - колокольцы звенят».

Поэтическая речь характеризуется целым рядом особенно­стей, в числе которых «тенденция играть словами, каламбурить открыто или незаметно, восхищаться строением слова» (Кристо­фер Кодуэл).

Это восхищение строением слова блестяще иллюстрирует от­рывок из художественной прозы: «Несколько раз за время наших скитаний мы заводили разговор о старом народном выражении «дремучие леса». Мы восхищались точностью русского языка. Действительно, лесные дебри как бы цепенели в дремоте. Дре­мали не только леса, но и лесные озёра, и ленивые лесные реки с красноватой водой. По берегам этих рек росли цветы кукушки­ны слезы. В народе их звали «дрёмой». Это растение было под стать дремучим лесам. Венчики кукушкиных слез сонно висели, согнувшись до самой земли» (К. Паустовский. Клад).

Мотивационная цепочка дремали - дрёма - [цепенели в] дре­моте оживляет внутреннюю форму в слове дремучие [леса] и создает яркий образ.

Игра слов, оживление ВФС особенно характерны для поэзии:

Сад, где газон зимы Забыл о незабудках. Где весь античный мир Живет в дощатых будках.

С. Кирсанов. Летний сад

Образность достигается использованием слов, мотивационная связь которых представляет результат соединения неблизких компонентов мотивационных цепочек: «Михаил положил первый венец - и обвенчался с колхозом навеки, здесь дети его на ноги встанут, авось и до внуков доживём» (Широбоков И. Дом для большой родни // Комсомольская правда. 1983. 10 июня). Венец [сруба] и - обвенчаться, которое к тому же употреблено в пере­носном значении.

Выразительность создается и за счет попарного (или группо­вого) употребления одноструктурных мотиватов, как правило, глаголов, обозначающих разные конкретные действия, создаю­щие целостную картину, единство материального выражения ко­торой можно было бы передать одним словом, а в тексте оно поддерживается единством материального выражения формант-ных частей слов: «Почему Василиса Премудрая, хоть война еще не кончилась, не сомневается, что ее Гаврила придет целым и невре­димым? И придет - с такими, как Василиса Премудрая и Гаврила, ничего не делается - всех выбьют, все вымрут, а они вдвоем ос­танутся и заживут спокойно себе дальше» (В. Распутин. Живи и помни). (Ср.: всех выбьют, все вымрут, т.е. никто не останется в живых). «Одна, совсем одна среди людей: ни с кем ни поговорить, ни поплакаться, всё надо держать при себе» (Там же. Ср.: попла­каться, поговорить, т.е. отвести душу). «...Напротив русская печь, на которой днюет и ночует в последнее время мать» (Там же. Дневать и ночевать = постоянно находиться).

Иногда конкретизации действий предшествует родовое, обобщающее слово с теми же структурными компонентами: «...Ему всё казалось, что надо что-то доделать: допить, доесть, дообъяснить или же доругаться» (Ю. Трифонов. Другая жизнь).

Одноструктурные глаголы в подобных случаях не только соз­дают наглядность, красочность - необходимые компоненты об­разности, но и одновременно выступают как средство ритмиза­ции прозы: «Всё, всё забудьте, кроме главного: это ваша мать. Ей вы обязаны жизнью, она вас вскормила и вспоила, ради вас не досыпала ночей, не доедала куска, не знала покоя и радости в дни ваших болезней, неудач и срывов» (В. Ткаченко. Как бы мама не потерялась... // Правда. 1983. 21 окт.).

В стихотворной строке рассматриваемый прием - прием на­низывания одноструктурных образований - может достигать вы­сокого поэтического накала, если сочетается с другими приема­ми- приемом олицетворения, метафоризации, ассоциации, кон­траста и т.д.

Настанет день - печальный, говорят! -Отцарствуют, отплачут, отгорят. -Остужены чужими пятаками, -Мои глаза, подвижные, как пламя.

М Цветаева. Настанет день - печальный, говорят!..

Вторая строка стихотворения М. Цветаевой - «отцарствуют, отплачут, отгорят» - соткана из метафор, одна из которых - от­царствовать (о глазах) - свежа и необычна. Метафоре отгореть дважды возвращается в строфе первоначальный, исходный смысл за счет сравнения - «отгорят... мои глаза, подвижные, как пламя» и за счет вслед (рядом) употребленного слова остужены («отгорят, - Остужены...»). Образный строй стиха удачно завер­шает рифмовка слов «пятаками» и «пламя», сталкивающая и про­тивопоставляющая одновременно безжизненность, тлен, которые символизирует пятак (обычай закрывать глаза умершим пятака­ми) и пламя - символ вечной жизни.

Мотивация нередко выступает как средство создания плеоназма («многословия», «словесного излишества»), пере­дающего высокую степень проявления признака: «...И выбилась все-таки горькая горечь, признал Михеич» (В. Распутин. Живи и помни). «Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего этого не сделал» (Л. Толстой. Война и мир). «Хозяйка моя, ста­рая-престарая, старушенция, глуха, глуховата и по всем видимо-стям, староверка» (А. Чехов. Нытье).

Часты плеонастические обороты в поэзии: «Самые новые I Новости века - / Одновременно / Два человека. / Два корабля. / Два надёжных устройства. / Два космонавта, / Два новых ге­ройства» (В. Боков. Двое). «Я больше всех удач и бед /За то те­бя любил, / Что пожелтелый белый свет / С тобой белей белил» (Б. Пастернак. Не трогать). «Судьба меня, как в реку, бросила, / Когда и плавать я не мог, /Меня морозами морозило. /Меня жа­рой валило с ног» (Н. Браун. Нечасто праздники я праздновал...). «Не может быть, что не пробьется / На волю вольную ручей» (В. Солоухин. Городская весна).

Яркий эффект экспрессии в границах приема плеоназма дос­тигается с помощью окказионализмов: «Водопадствуя, водопад / Низвергается, как низверженный, / И потоки его вопят - / По­чему они не задержаны! / Полный хаос земных пород / В глубо­чайших рубцах и трещинах, / Самолетствуя, самолет / Прорывается в тучи встречные. / И пока самолет орет / Турбодвига­телями всесильными, - / Распластавшись внизу, орел / Кордилъ-ерствует над вершинами, / А по каменным их краям / Скалы бур­ной водой окатывая, / Океанствует океан, / Опоясав себя эква­тором. / Горизонствует горизонт, / Паруса провожая стая­ми...» (С. Кирсанов. Над Кордильерами).

Мотивация структурная используется как средство усиления речевой экспрессии, что достигается попарным или групповым употреблением одноструктурных образований с разной внутрен­ней формой: «А потом, разумеется, стыдимся себя, своей не­сдержанности и мелочного беспочвенного гнева. И заречемся, закаемся впредь срываться и ворчать - до первого «взрыва», ко­нечно» (Ткаченко В. Как бы мама не потерялась // Правда. 1983. 21 окт.). «Там изболелся, исстрадался, готов был что угодно от­дать, чтобы пусть разок напоследок, пусть одним глазком взгля­нуть на свою Атамановку» (В. Распутин. Живи и помни). «Всё, всё перепуталось, перемешалось, а потом перепутается еще больше» (Там же) «...Он хоть и шел за Настеной по проложенной, прото­ренной дорожке, а всё равно часто и мучительно спотыкался, ог­лядываясь и боясь, куда она его заведет» (Там же).

«Легко привести примеры, - отмечал В.В. Виноградов, - экс­прессивного напряжения слова при посредстве осложненных суффиксальных образований. У Бельтмана: «Слуги жили свинту­сами, ходили замарантусамц" (Приключения, почерпнутые из моря житейского»). У Д.И. Писарева в статье «Генрих Гейне»: «На развалинах старого феодализма утвердилась новая плутокра­тия, и бароны финансового мира, банкиры, негоцианты, коммер­санты, фабриканты и всякие надуванты вовсе не были располо­жены делиться с народом выгодами своего положения» [117: 19].

«Эстетическое воздействие поэзии, - пишет Н.Ф. Пелевина, -создается всеми элементами текста, в частности, весьма важную роль играет звуковая организация речи» [275: 3] «Звуковые кар­тины, - продолжает она, - создаются не только с помощью зву­коподражательных слов; используются любые слова с подходя­щим звуковым составом. Уже не отдельные слова, а сочетания слов становятся звукоподражаниями в рамках текста: их звуко­вой облик отвечает их содержанию. В качестве примера можно привести строку из стихотворения Н. Асеева «Синие гусары» -«Полоз остёр, полосатит снег». В этом стихе нет ни одного зву­коподражательного слова, обозначающего звук, но в целом это очень яркое звукоподражание, передающее свист полозьев, скользящих по снегу в морозный день».

В создании звуковых картин - звуковых образов - при­нимает участие и МСС: лексическая мотивация и структурная мотивация.

Лексическая мотивация как средство создания звуковых кар­тин обладает большими возможностями, нежели структурная мо­тивация, поскольку в качестве мотивирующих единиц могут ис­пользоваться звукоподражания, которые как бы удваиваются в мотивируемом ими слове. Сказанное проиллюстрируем двумя стихотворениями М. Цветаевой из цикла стихов о Москве. Одно из стихотворений, бросающее вызов царям, избравшим своей ре­зиденцией Петербург, как бы заполнено до краев звоном колоко­лов Москвы златоглавой:

Над городом, отвергнутым Петром, Перекатился колокольный гром. Гремучий опрокинулся прибой Над женщиной, отвергнутой тобой. Царю Петру и вам, о царь, хвала! Но выше вас, цари: колокола. Пока они гремят из синевы -Неоспоримо первенство Москвы.

- И целых сорок сороков церквей Смеются над гордынею царей!

В стихотворении две мотивационные цепочки: колокол - ко­локольный и греметь - гремучий - гром. Обе цепочки в исходе мотивируются звукоподражательными словами. Колокол, пред-ставляющее собой удвоение звукоподражательного корня *kol, многократно удваивает это звукоподражание вкупе со своим производным - колокольный. Торжествующий звон колоколов удачно передается не только звучащей триадой греметь - грему­чий - гром, но и гремящей аллитерацией -р-р-р- каждой строки (21 «р»!), усиленной тавтологией чисел - сорок сороков. Обе мо­тивационные цепочки сливаются в едином сочетании колоколь­ный гром, реализующем прием объединения мотивацион­ных сцепок [74; 82: 36].

Семь холмов - как семь колоколов

Не семи колоколах — колокольни. Всех счетом: сорок сороков. -Колокольное семихолмие! В колокольный я, во червонный день Иоанна родилась Богослова.

Дом - пряник, а вокруг плетень И церковки златоголовые.

- Провожай же меня, весь московский сброд, Юродивый, воровской, хлыстовский! Поп, крепче позаткни мне рот Колокольной землей московскою!

М. Цветаева. Семь холмов как семь колоколов...

Во втором стихотворении, спокойном по своей тональности, носящем созерцательный характер и лишь к концу переходящем в просьбу-призыв, также используются две мотивационные це­почки: семь холмов - семихолмие и более развернутая цепь с ис­ходным колокол: колокол - колокольный - колокольня. Причем колокольный употребляется трижды в неожиданных сочетани­ях - со словами день, земля, семихолмие. Как и в предыдущем стихотворении, обе мотивационные цепочки соединяет словосо­четание колокольное семихолмие - яркий, ёмкий, красочный символ Москвы (Москва, по преданию, была заложена на семи холмах), но они еще и дополнительно сравниваются в первой строке: «Семь холмов - как семь колоколов», а во второй - сли­ваются воедино - «колокол-холм».

«...В русском слове колокол слышится звон, хотя повторяю­щаяся в нем фонема /К/ глухая и звона никак не напоминает, да и плавная /Л/ вне связи с каким-либо смычным согласным далека от этого звукового образа. <...> но в русском слове выразительна редупликация, подсказывающая именно звон, а не отдельный удар колокола» [275: 30-31]. «Илюбила же, любила же я первый звон...» (М. Цветаева) и звоном вторит поэту каждая строка этого стихотворения - от более насыщенного в первой строфе (ХОЛ -КОЛ - КОЛ, КОЛ - КОЛ - КОЛ - КОЛ, КОЛ - КОЛ - ХОЛ) до затихающего во второй (КОЛ - КОЛ, ХОЛ) и отзвука в послед­ней строке (КОЛ - КОЛ).

В создании звуковых картин может принимать участие и структурная мотивация. Два примера.

Шёпот. Робкое дыханье. Трели соловья. Серебро и колыханье Сонного ручья.

А. Фет. Шепот. Робкое дыханье...

Поэзию А. Фета называют «царством звуков». О музыкально­сти и звуковой утонченности его стихов можно сказать словами самого поэта: «Лишь у тебя, поэт, крылатый слова звук / Хвата­ет на лету и закрепляет вдруг / И темный бред души и трав не­ясный запах...» («Как беден наш язык!»). В вышеприведенном стихе, несмотря на употребленные в нем звукоподражания - шё­пот и трели и созданную поэтом тонкую, ненавязчивую аллитера­цию - р-р-с-с р-р-с, организущим центром звуковой картины явля­ются рифмующиеся дыханье и колыханье, которые как бы завер­шают (и здесь особая роль у малочастотного, а потому более зна­чимого звука /X/) приглушенное звучание природы, «сонного ру­чья», сообщая еле заметный ритм движения (дыханье, колыханье).

Иная звуковая картина - мажорная, звенящая - дана в стихо­творении В. Солоухина «Яблони»:

Но расплата близка всегда -В марте месяце с гор вода, Забурлили ручьи-ключи, Заиграли в ручьях лучи. Раскрошились литые льды.

Здесь представлена двойная аллитерация: первая - стреми­тельная, бурлящая - воплощена в многократно повторенном /Р/ (Расплата, в маРте, забуРлили. Ручьи. заигРали. в Ручьях. Рас­крошились) и характеризует левую часть стиха, вторая - журча­щая - сконцентрирована в правой половине стиха (рУЧьи-клЮЧи, в рУЧьях лУЧи). Структурная мотивация забурлили, заиграли, в силу того что создает внутреннюю рифму стиха, от­сюда характеризуется особой смысловой значимостью, является связующим центром звуковой картины: структурные мотиваторы расположены в центре соединения двух аллитераций, и тот и другой содержат /Р/, а забурлить усиливает аллитерации своим отзвукоподражательным происхождением (ср. диал. бурло 'самый большой колокол на колокольне').

Мотивация служит одним из средств создания музыкаль­ности поэтических произведений. Приведем начало стихотво­рения А. Фета из цикла «Вечерние огни»:

Солнце садится, и ветер утихнул летучий. Нет и следа тех огнями пронизанных туч; Вот на окраине дрогнул живой и нежгучий. Всю эту степь озаривший и гаснущий луч.

«Завораживающее действие повторных музыкальных созву­чий, гармонически соответствующих ("летучий - туч, нежгучий -луч) картине догорающего заката, тем более впечатляет, что они даны на самых интонационно сильных местах - в рифме» (Д.Д. Благой) [35: 582-583]. В создании «музыкальных созвучий» участвует и структурная мотивация: летучий - нежгучий.

Еще один пример: *

Видишь день беззакатный и жгучий И любимый, родимый свой край, Синий, синий, певучий, певучий. Неподвижно-блаженный, как рай.

А. Блок. Ты - как отзвук забытого гимна

Лексическая мотивация широко используется для воплоще­ния зримых образов: «Берег каменный / И синей стеной / Синью высинено / Море синё» (С. Кирсанов). «Голубой вечерний зной/ В голубое голубою / Унесет меня волной...» (А. Блок. Стра­стью длинной, безмятежной...). «Пусть метет, метет, метет / Русская метелица...» (Л. Ошанин. Русская метелица). «Сколько звезд голубых, сколько синих, / Сколько ливней прошло, сколько гроз! /Соловьиное горло - Россия, /Белоногие пущи берез. <,..> / Все равно на тропинках знакомых / И сейчас, у любого крыльца. / Бело-белая пена черемух / Льется, льётся - и нет ей конца!» (А. Прокофьев. Россия).

Мотивация выполняет одну из важных эстетических функ­ций- функцию создания художественного образа. В художественном произведении, как известно, нет незначимых деталей. Но какие-то языковые средства принимают на себя роль ведущих, выполняющих соответствующие стилистические функ­ции. Так, роль ведущих языковых средств в создании революци­онного облика А. Блока выполняют МСС ветер - ветреный - вет­реник, смысловое наполнение которых определяется словом ве^ тер как символом революционной бури:

Он ветрен, как ветер. Как ветер.

Шумевший в имении в дни,

Как там еще Филька-Фалетер

Скакал в голове шестерни, И жил еще дед-якобинец Кристальной души радикал, От коего ни на мизинец Ветреник внук не отстал.

Тот ветер, проникший под ребра

И в душу, в течение лет

Недоброю славой и доброй

Помянут в стихах и воспет. Тот ветер повсюду. Он дома, В деревьях, в деревне, в дожде. В поэзии третьего тома, В «Двенадцати», в смерти - везде.

Б. Пастернак. Ветер. Из отрывков о Блоке

Именно по отношению к подобным случаям применима сле­дующая мысль В.В. Виноградова: «"Внутренняя форма" слова, образ, лежащий в основе значения или употребления слова, мо­жет уясниться лишь на фоне той материальной или духовной культуры, в контексте которой возникло или преобразовалось данное слово или сочетание слов» [117: 118].

При создании художественных образов одни и те же слова могут наполняться разным образным содержанием, в зависимо­сти от мотивирующих слов. Так, различным является поэтиче­ский образ родины у А. Фета и Н. Некрасова, что обусловлено их мотивацией разными мотиваторами. Ср.: у А. Фета: «...За что такой любовью / Мы любим родину с тобой? / Зачем в разлуке с ней, наперекор злословью, /Готово сердце в нас истечь по капле кровью / По красоте ее родной?». У Н. Некрасова: «Родина-мать! По равнинам твоим /Яне езжал еще с чувством таким! / Вижу дитя на руках у родимой. / Сердце волнуется: думой лю­бимой: В добрую пору дитя родилось...» Если у Фета образ роди­ны связан с красотой родных мест (родина - родной), то у Некра­сова образ родины-матери поддерживается и определяется свя­зью со словами ^шашя,_дощиюсь_[349: 100-102].

Мотивация может выступать в роли ключевых слов ху­дожественного произведения. Стихотворение Р. Казаковой «Небо голубое» посвящено памяти павших - памяти безвестных моло­дых бойцов, погибших во имя того, чтобы «жила жизнь». В вы­ражении этой главной мысли и участвуют слова жить и жизнь:

«Они прикрыли жизнь собою, / Жить начинавшие едва, / Чтоб было небо голубое, /Была зеленая трава».

«Счастье - быть / Частью материи, /Жить, где нить /Ни­жут бактерии, /Жить, где жизнь / Выжить надеется, /Жить, где слизь / Ядрами делится» (С. Кирсанов. Этот мир). Гимном жизни звучит в этих строчках рефрен жить - жить - жизнь - жить.

В повести В. Распутина «Живи и помни» своебразными анти­подами являются Настёна и Андрей Гуськовы, жена и муж, кото­рых сначала разлучила война, а потом свела: чистую и светлую, открытую и верную Настёну, хватившую военного лиха в тылу, и бывшего фронтовика, запятнавшего себя дезертирством, обре­ченного на скрытую, волчью жизнь Андрея. Вина Андрея перед Настёной, отцом и матерью, людьми и Родиной ясна. Но винов­ной в случившемся чувствует себя и Настёна. Вот ее мучитель­ные рассуждения: «Человек должен быть с грехом, иначе он не человек. Но с таким ли? Не вынести Андрею вины, ясно, что не вынести, не зажить, не заживить никакими днями. Она ему не по силам. Так что теперь - отступиться от него? Плюнуть на него? А может, она тоже повинна в том, что он здесь, - без вины, а повинна. Не из-за нее ли больше всего его тянуло домой? Не ее ли он боялся никогда не увидеть, не сказать последнего слова?» «Без вины, а повинна» - эти слова, органически связан­ные и одновременно противопоставленные, дают ключ к пони­манию психологии поведения Настёны, приведшего ее к трагиче­ской развязке.

Роль стержневых средств может выполнять структур­ная мотивация. Проиллюстрируем это на материале стихотворе­ния В. Солоухина «Наполеоновские пушки в Кремле». Стихотво­рение распадается на две равные части. Первые десять строк представляют собой своеобразную предысторию того, как оказа­лись пушки у Кремлёвской стены. Эта часть строго информатив­на и лишена каких-либо ярких художественных средств. Вторые десять строк основаны на приеме олицетворения:

Сквозь дремоту холодные рыла

Тупо смотрят на наши дворцы.

Итальянские, польские.

И двунадесять прочих держав.

Рядом с шведскими пушки французские

Поравнялись судьбой и лежат.

Сверху звезды на башнях старинных,

Башням памятна славная быль,

И лежит на тяжелых стволинах

Безразличная русская пыль.

Одноструктурные прилагательные в тексте стихотворения и его названии, организуя внутреннюю рифму стиха и тем самым приковывая к себе внимание читателя (или слушателя), делают возможным сопоставление и противопоставление тех понятий, которые они определяют: «наполеоновские пушки» - «в кремлёв-ской святой тишине, «итальянские, польские, прусские, <...> ря­дом с шведскими пушки французские» - «и лежит на тяжелых стволинах безразличная русская пыль». Достойный финал для завоевателей.

Как выразитель основных мыслей поэтических произведений использует структурную мотивацию слов Л. Мартынов. Одно-структурные образования поэт наполняет противоположным смыслом, достигая яркого художественного эффекта. Так, в сти­хотворении «Прохожий» Л. Мартынов противопоставляет два мировоззрения: одухотворенность, мечтательность лирического героя, у которого есть свой особый поэтический мир - страна желанного счастья «Лукоморье» и обыденность миропонимания мещан, не способных видеть и понимать пракрасное:

А? Что?

Лукоморье?

Мукомолье?

Какое еще Мухоморье1

Да о чем вы толкуете?

Что за история?

«Такой контраст очень тонко и выразительно поэт передает противопоставлением романтическому миру «Лукоморья» без­жизненного «Мукомолья» и насмешливого «Мухоморья» - слов, построенных по модели слова «Лукоморье» <...>, что способст­вует усиленному звучанию данной модели и обнажает бессодер­жательность и никчемность противопоставляемых «Лукоморью» понятий» [369: 714].

Намеренное обнажение структуры МСС, выступающих в ка­честве стержневых средств произведения, удачно использовано в одном из переводов «Дон-Жуана» Д. Байрона:

Теперь и с освещеньем Черинг-Кросса Сравнить Европу было бы смешно <...> Французы разрешение вопроса Разумное нашли уже давно, Украсив фонари, мы знаем с вами, Не лампами, а просто подлецами. Не спорю, дворянин на фонаре Способствует и просвешенью. Так мог пожар поместий на заре Свободы ярко освещать селенья.

Богат подтекст этих нескольких строчек, связанный с време­нами Французской революции, просветительством и последую­щей политической реакцией. Прямой и переносный смысл ком­понентов мотивационной цепочки освещать - освещенье - про-свещенье способствует точному выражению авторской позиции.

В эстетической функции используется художниками слова не только языковая мотивация, но и индивидуально-авторская (ИАМ) [42] - приём сближения созвучных разноко-ренных слов на основе их осмысления как мотивационно связан­ных. Например: Я умираю от жалящей жалости / Глядя, как вянет ромашки лицо (Л. Васильева). Ища безотчетной свободы, Стенанья о счастье взошли, Стекая слезами по стеклам / Бес­численных клеток-квартир (Л. Васильева). В цитируемых отрыв­ках посредством использования приема индивидуально-авторской мотивации поэт представляет жалость как чувство, которое как бы жалит, а стекло как предмет, по которому стека­ют дождевые капли. Благодаря этому приему создается поэтиче­ская ВФС, обновляются валентные связи лексических единиц, достигается эстетический эффект [95: 157-159]. Наблюдается это и в прозе, и в поэзии.

Полифункциональна ИАМ в стихотворении М. Цветаевой «Минута». В орбиту слова минута, являющегося не только назва­нием стиха, но и стержневым словом в его структуре, на основе звуковых и смысловых ассоциаций втянута серия слов, послу­живших ярким средством создания многоступенчатой образно­сти, средством выражения основной идеи поэтического произве­дения, его философской глубины:

Минута: минущая: минешь! Так мимо же, и страсть и друг! Да будет выброшено ныне ж -Что завтра б - вырвано из рук!

Минута: мерящая! Малость

Обмеривающая, слышь:

То никогда не начиналось,

Что кончилось. Так лги ж, так льсти ж

Другим, десятеричной кори Подверженным еще, из дел Не выросшим. Кто ты, чтоб море Разменивать? Водораздел

Души живой? О, мель! О, мелочь! У славного Царя Щедрот Славнее царства не имелось, Чем надпись: «И сие пройдет» -

На перстне... На путях обратных Кем не измерена тщета Твоих Аравий циферблатных И маятников маята?

Минута: мающая! Мнимость Вскачь - медлящая! В прах и в хлам Нас мелящая! Ты, что минешь: Минута: милостыня псам!

О, как я рвусь тот мир оставить, Где маятники душу рвут, Где вечностью моею правит Разминовение минут.

В этом стихотворении осмысление-протест против несовмес­тимости целостности души, жизни личности и ежеминутного дробления ее на временные доли, мелкие, ничтожные, но могу­щественные своей неотвратимостью, протест против несовмес­тимости вечности и сиюминутности, неумолимого бега времени. М. Цветаева смело сближает слово с другими словами, опираясь прежде всего на смысловые ассоциации, используя максимум (МИНута- МИНущая) и минимум (Минуте - Мающая и др.) со­звучия сближаемых слов:

минута

минущая, минешь, мимо

мерящая, обмеривающая, измерена

малость

разменивать

мель, мелочь

минута

мающая, маятников маята

мнимость медлящая /вскачь/ мелящая

милостыня /псам/ разминовение

О Марине Цветаевой И. Эренбург писал: «В русскую поэзию она принесла много нового: настойчивый цикл образов, расхо­дящийся от одного слова, как расходятся круги по воде от бро­шенного камня» [369: 714]. ИАМ известна двух видов: импли­цитная - с формально невыраженным эффектом сближения раз-нокоренных слов (например: Тополиная метель, тополиный ве­тер. Все дороги, все пути Словно снегом метит. (А. Прокофьев) и эксплицитная - с формально выраженным эффектом сближе­ния созвучных разнокоренных слов (Бегемот - потому что бе­гает и мотает головой? (из детской речи) [82: 25-26].

В эстетической функции выступает, как правило, имплицит­ная ИАМ, создающая яркие, неповторимые образы, в том числе за счет привлечения сравнительных оборотов. Например: Проле­тают стрижи. Будто небо стригут (М. Рябинин). Связь со­звучных слов стрижи и стригут мотивирована: стрижи в их стре­мительном полете формой крыльев напоминают раскрытые нож­ницы, отсюда поэтический образ стрижей, рассекающих, как бы стригущих воздух.

Обычно ИАМ двухкомпонентна: метель - метит, стрижи -стригут. Изредка встречается в поэзии многокомпонентная ИАМ:

Метёт метелица, метёт, / Метелица, метелииа, мутит, мя­тётся, метит лёд, / И мечется, и стелется (С. Кирсанов). При­мером многокомпонентной ИАМ является и рассмотренная выше «Минута» М. Цветаевой.

ИАМ используется и в других функциях. Оригинально ис­пользована ИАМ Л. Васильевой: «Что вам наворкует Ворку­та? / Смелые, красивые, большие, / На какой окраине России / Вмёрзнет в нары ваша доброта?» Столкновение слов-символов в рамках ИАМ (наворковать - символа нежности, ласки, благо­получия и - Воркута - символа ГУЛАГа) выражает авторский сарказм, негодование по поводу тюремного царства в стране.

Суть ИАМ метко выражена В. Брюсовым: «...созвучья слова не случайны: /Пусть связь речений далека, / В них неразгаданная тайна / Всегда живого языка».

Мотивационную «одежду» имеют многие стилистические приемы и фигуры речи. В их числе приемы:

а) сопоставления, частным случаем которого является хиазм:

И я несчастлив оттого, что счастлив. - -

И снова счастлив, что несчастлив я.

(Е. Евтушенко)

б) антитезы: Надеждой не делись, / Оставь без лишней ноши, /Хороший не кажись, / Останься нехорошей (В. Фёдоров); при этом контраст может быть выражен МСС разной частереч-ной принадлежности. Далеко-далече там Багдад, / Где жила и пела Шахразада. /Но теперь ей ничего не надо. / Отзвенел давно звеневший сад (С. Есенин);

в) оксюморона (соединение несоединимого):...Исам он, римский иерарх, в своей / Непогрешимости греховной (Ф. Тютчев);

г) тавтологии: Но хоть криком кричи, / Но хоть рыком рычи, / В моём теле встречаются мечи (Е. Евтушенко);

д) плеоназма: Еле солнечное солнце/Сновидением во сне/ Входит в сумеречный сумрак, / Тонет в белой белизне (С. Кирса­нов);

е) каламбура: Охотно завязывала знакомства, не менее охотно развязывала их (А. Эфрон);

ж) градации: Подует ветер! Сосен темный ряд / Вдруг зашумит I Застонет, занеможет (Н. Рубцов);

з) метафоры: Белый был - красным стал: / Кровь обогри-ла. / Красным был - белым стал /: Смерть побелила (М. Цветае­ва) с метафорическим использованием слов белый и красный;

и) оживления ВФС: Сквозь восковую занавесь, / Что нежно так сквозит, / Кустарник из тумана весь / Заплаканный глядит (О. Мандельштам).

МСС активно используется художниками слова для выраже­ния различных приемов «поэтической техники»:

к) обрамления, или кольца [385: 135-136]: В винном облаке - луна. - Кто здесь? /Будь товарищем, красотка: пей! /А по городу - веселый слух: /Где-то двое потонули в вине (М. Цве­таева) и всех приемов эвфонии (благозвучия):

л) анафоры: Зашумит ли клеверное поле, / Заскрипят ли сосны на ветру, /Я замру, прислушаюсь и вспомню, / Что и я ко­гда-нибудь умру (Е. Евтушенко);

м) аллитерации: Ревет ли зверь в лесу глухом, / Трубит ли рог, гремит ли гром... (А. Пушкин);

н) ассонанса: Я вольный ветер, я вечно вею, / Волную вол­ны, ласкаю ивы, / В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею, / Лелею травы. Лелею нивы (К. Бальмонт);

о) ритма:...С выдохом, с высвистом, /С выхрипом, с вы... / Твердит одинокое слово: «Терпи» (Р. Рождественский);

п) рифм всех видов (внешних и внутренних, кольцевых и перекрестных, богатых и бедных, точных и неточных, полных и неполных и т.п.): И сердце бьется в упоенье, / И для него вос­кресли вновь / И божество, и вдохновенье, / И жизнь, и слезы, и любовь (А. Пушкин). Переливы и отливы рук - / Однообразные движенья, / Ты заклинаешь, без сомнения, / Какой-то солнечный испуг (О. Мандельштам). То не ветер/Гонит меня по городу. / Ох, уж третий / Вечер я чую ворога. / Голубоглазый меня сгла­зил / Снеговой певец (М. Цветаева) и т. п.

Кроме известных стилистических фигур, названных выше, МСС участвуют в реализации специфических мотивационных фигур речи (см. [95: 154-158; 51; 99; 75: 303-305]):

р) прием перевернутой мотивации, суть которого в инверсионном употреблении мотивированного и мотивирующего слова, когда они как бы меняются местами, отражая обратный ход мысли, события ит. д.: Семь холмов - как семь колоколов / На семи колоколах - колокольни (М. Цветаева). Еще пример: Да вот этот самый родник. Я это слово давно приметил. Надо ду­мать, получилось оно оттого, что тут вода зарождается. Род­ник родит реку, а река льется-льется через всю матушку-землю (К. Паустовский);

с) прием объединения мотивационных пар и це­почек, заключающегося в том, что компоненты разных мотива­ционных пар используются как составляющие одного словосоче­тания, синтезирующего целостное понятие: Над городом, отвергнутым Петром, / Перекатился колокольный гром. / Гре­мучий опрокинулся прибой/Над женщиной, отвергнутой тобой. /Царю Петру и вам, о царь, хвала! /Но выше вас, цари: колокола (М. Цветаева). В словосочетании колокольный гром представле­ны компоненты двух мотивационных пар: гром и греметь, коло­кол и колокольный. Еще пример. Будильник замолкает. Стано­вится тихо-тихо. Темно. Темно и тихо. Тихая темнота. Темная тихота (Н. Баранский) [74: 197-201].

Оба приема отмечены в прозе и поэзии XIX-XX вв.

К числу специфических мотивационных фигур речи относят­ся приемы индивидуально-авторской мотивации и приемы, свя­занные с ВФС:

т) прием индивидуально-авторской мотивации, в отличие от приема поэтической этимологии, приема паронома­зии, представляет собой результат сближения созвучных разно-корневых слов на основе их осмысления как мотивационно свя­занных (подробнее см. [385], атакже на с. 151-153);

у) прием инотолкования ВФС, состоящий в ином «про­чтении» узуальной ВФ лексической единицы. Например, ВФС

закольцевать (ЗА/КОЛЬЦ/ЕВАТЬ 'надеть <специальное> кольцо <на лапку птицы>') иначе «прочтена» поэтом: Я около Кольцова, как сокол, закольцован, И нет ко мне гонца, И дом мой без крыльца (О. Мандельштам). Здесь ВФС иная: ЗА/КОЛЬЦ/ЕВАТЬ 'надеть кольца - <наручники>; арестовать' [51: 4];

ф) прием наделения слова ВФ, заключается в воспри­ятии немотивированного или мотивированного слова как много­планового формально-смыслового феномена. Так, в стихотворе­нии Ю. Друниной «Это имя...» - Только вдумайся, вслушайся /Б имя «Россия»! / В нем и росы, и синь, / И сиянье, и сила. / Я бы только одно у судьбы попросила, / Чтобы снова враги не пошли на Россию» - посредством этого приема создается многогранный лирический образ Родины, связанный с утренними сверкающими росами (РОСсия - росы), с синим небом и синью озёр, рек, морей (РосСИЯ - синь), с сияньем солнечных лучей и мерцанием звёзд (РосСИЯ - сиянье) (РосСИЯ - сила) [82: 22].

Выражение в художественном тексте стилистических фигур за счет МСС, в отличие от других языковых средств, имеет свои особенности, а в иных случаях и преимущества. Так, прием со­поставления, направленный на выявление сходств и различий сравниваемых явлений, удачное воплощение находит в мотива­ционных парах, в которых уже самой природой мотивационных отношений заложено сходство, обусловленное созвучным выра­жением одного и того же мотивировочного признака или призна­ка классификационного, и различие, связанное с различием се­мантики или коннотации: Сторона ль моя, сторонка, / Горевая полоса, I Только лес да посолонка, /Да заречная коса (С. Есенин). Сходство звучания МСС логически или эмоционально выделяет их из контекста, укрупняя образ.

Для выражения антитезы с помощью МСС используются ан­тонимы, связанные отношениями лексической или структурной мотивации. Контрастность противопоставления в таких случаях усиливается за счет одинаковой формальной выраженности мо^ тивировочных или категориальных признаков обозначаемых конч трарных понятий, дополняемая противопоставлением мотивиро­вочных признаков; Человек не в разгадке плазмы, /А в загадке соблазна (А. Вознесенский). Эти же особенности МСС дают воз­можность использовать параллельные антитезы в горизонталь­ном или вертикальном срезе текста: Смеялись бедные невежды. / Похитил я, младой певец, / У безнадежности - надежды, / У бесконечности - коней (А. Блок). У счастливого недруги мрут, / У несчастного друг умирает (Н. Некрасов). Общность корневого сегмента МСС позволяет представить контрарные понятия как целое, как единство противоположностей: Остряк любезный, по рукам! /Полней бокал досуга! / И вылей сотню эпиграмм /На не­друга и друга (А. Пушкин). А по лестнице - с жарко спящими - / Восходящие — нисходящие /Радуги... (М. Цветаева).

Если для выражения оксюморона используются разные слова, не связанные мотивационными отношениями, например пышное природы увяданье (А. Пушкин), грустная радость (С. Есенин), нарядная печаль (М. Лермонтов), радость страданья (А. Фет) и под. [385: 210-212], то их несоединимость почти естественна: контрастность разных значений - при разном звучании ЛЕ. Реа­лизация же оксюморона посредством МСС, имеющих близкое звучание, усиливает эффект приема за счет неожиданности соче­таний созвучий: знакомый незнакомец (В. Белинский), ученый неуч (А. Чехов), несчастный счастливец (Д. Байрон).

Прием плеоназма, определяемый как «многословие, излиш­ние определительные слова во фразе» [385: 15], как «избыточ­ность выразительных средств» [386: 379], как нельзя более орга­нично воплощается посредством МСС, которые как бы удваива­ют, утраивают передаваемый признак, образное представление, заключенное в словах: Молодые, как самая ранняя рань. / Мы не верили в ад. Мы плевали на рай! (Р. Рождественский). А что еще? Прощальную, / Печаль мою, Печальную (А. Прокофьев). Вырази­тельность приема, реализованного за счет МСС, обусловливает его широкое применение как в прозе, так и особенно в поэзии, делая его одним из излюбленных приемов в художественном творчестве. Есть случаи, когда все стихотворение соткано из мотивационного

плеоназма: Под сияющим сияньем / Домовитые дома, / Где спле­тают кружевницы /Кружевные кружева... и т.д. (С. Кирсанов).

МСС представляют благодатный языковой материал для ка­ламбура, основанного на игре слов, выражающих легкую иро­нию: Ты с папой разводишься, а с этим пухлым заводишься? Да? (Н. Печерский). - Давай еще по одной, - Неохота. Я завязал. -Зато я развязала, - Зина разлила еще по одной [Лит. газ. 1977. 9 марта]; для стилистической фигуры градации, придавая ей стройность и звуковую завершенность: Настанет день, — пе­чальный говорят! - / Отцарствуют, отплачут, отгорят, - I Остужены чужими пятаками, - I Мои глаза, подвижные, как пламя (М. Цветаева); для композиционно-стилистического прие­ма обрамления, довольно часто встречающегося в поэзии и реже в прозе, придающего строфе, стихотворению, рассказу, очерку законченность, целостность. Прием кольца находим у А. Пушкина («Красавица», «Зимняя дорога», «Пробуждение» и др.), у А. Фета («Всё тучки, тучки, а кругом...), К. Бальмонта («Я вольный ветер, я вечно вею») и у других писателей. Когда в роли обрамления выступают МСС, то, кроме основной функции, -функции создания рамки строки, строфы, стиха и т. д., они вы­полняют и дополнительную функцию, служа средством словес­ного разнообразия, выражения дополнительного смысла и других стилистических эффектов.

Имеют свою специфику МСС и в создании стилистических приемов оживления ВФС, индивидуально-авторской мотивации и приемов эвфонии.

Прием оживления ВФС также находит более яркое воплоще­ние за счет МСС, нежели за счет разных, не созвучных лексиче­ских единиц, как это представлено, например, в стихотворении А. Толстого «Колокольчики мои...», где оживление ВФС колокольчик осуществляется посредством слова звенеть («И о чем звените вы, головой качая?»), что сопровождается лишь семантической моти­вацией, но не формально-семантической, хотя и в этом случае соз­дается образ звуковой. Использование МСС делает ВФ материали­зовавшейся, выпуклой, живой: Егорушка поймал в траве скрипача и долго слушал, как тот играл на своей скрипке (А. Чехов). И мне снятся всю ночь /На снегу снегири, /В белом инее красные птицы (М. Дудин). Использование МСС для реализации рассматриваемо­го приема создает уникальную возможность последовательного, ступенчатого оживления ряда мотивационно связанных слов: За кустами ивняка / Рябинники уселись на рябинке, / У них на грудке капельки рябин. / Как будто рябь в озерной серой гла­ди, / А дерево на солнце, как рубин / В глазах рябит при тихом листопаде (И. Флёров).

Привлечение МСС для выражения индивидуально-авторской мотивации в языке художественных произведений создает широ­кие возможности для обновления привычных связей слов, для создания каламбуров, звукописи, как средства создания художе­ственных образов и т. п. Примеры: Пролетают стрижи, / Будто небо стригут (М. Рябинин). Слезают слезы с крыши в трубы, /К руке реки чертя полоски (В. Маяковский). Тополиная метель, тополиный ветер, /Все дороги, все пути. / Словно снегом метит (А. Прокофьев). В романе Б. Пастернака «Доктор Живаго» инди­видуально-авторская мотивация метель-мечется выполняет роль ключевых слов: Как вдруг снег повалил густо-густо и стала ра­зыгрываться метель, та метель, которая в открытом поле с визгом стелется по земле, а в городе мечется в тесном тупике, как заблудившаяся. Посредством образа мятущейся метели пере­дается восприятие героем романа революционных событий в России как стихийного бедствия, подобного неуправляемому яв­лению природы.

Специфика МСС в создании стилистических приемов эвфо­нии - аллитерации, ассонанса - состоит в том, что они, МСС, иг­рают роль ядра, центра, фокусирующего звукопись, при этом пе­редавая семантически и формально тот или иной звуковой образ: Мазурка раздалась. Бывало, / Когда гремел мазурки гром / В ог­ромной зале всё дрожало, /Паркет трещал под каблуком, / Тряс-лися, дребезжали рамы... (А. Пушкин). Слишком легким плащом одетый, /Повторяю свои обеты. / Ветер треплет края одеж­ды - / Не остались ли нам надежды? / Плащ холодный - пускай скитальцы - / Безотчетно сжимают пальцы. / Ветер веет не­умолимо, / Веет вечно и веет мимо (А. Фет). Аллитерация в от­рывке из «Евгения Онегина» А. Пушкина ярко передает звуковое обрамление бала. Ядро аллитерации представляют МСС гремел

[мазурки] гром, периферию - содержащееся почти в каждом сло­ве поэтических строк гремящее Р-Р-Р... Монотонное Е-Е-Е, зву­чащее во многих словах стихотворения «Пилигрим» А. Фета с МСС ветер - веет-веет-веет, фокусирующими звукопись дующе­го ветра посредством ассонанса, удачно воссоздают звуковой фон изображаемого.

В заключение следует отметить, что МСС характеризуются широкой сферой стилистического использования, как ни одна группа лексических единиц, связанных любыми другими видами парадигматических и эпидигматических отношений. В системати­зированном виде это представлено в табл. 1,2.

Таблица 1

Функции мотивационно связанных слов в коммуникативной сфере языка

Коммуникативная	Экспрессивная
1)	информативная	9)	усиления выразительности (по-
2)	текстоформирующая		втор, тавтология)
3)	скрепа	10)	уточнения
4)	характеристики (реалий)	11)	каламбура
5)	объяснения	12)	комического эффекта
6)	заголовочная	13)	речевой игры
7)	апеллятивная	14)	контраста
8)	метаязыковая	15)	перевернутой мотивации
		16)	ритмизации текста

Таблица 2

Функции мотивационно связанных слов _ в эстетической сфере языка_

1) создания образности текста

2) создания художественного образа

3) создания звукового образа

4) выражения зримого образа

5) выражения ключевых слов

6) выражения стержневых средств поэтического текста

Рассмотренные в главе функции мотивации еще раз доказы­вают важную роль явления мотивации в реализации разных язы­ковых функций, обнаруживают полифункциональный характер этого явления в разных типах речи. Дальнейшие изыскания в этом направлении крайне необходимы.

Глава 4

ЯВЛЕНИЕ МОТИВАЦИИ СЛОВ В ДИНАМИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ

Для существования и развития-языка необходи­мо, чтобы условность значения сочеталась с его мотивированностью.

О.С, Ахманова

Принцип историзма, утвердившийся в XIX веке в различных областях научного знания (языкознании, фольклористике, этно­графии) не без воздействия успехов применения сравнительно-исторического метода, требует рассмотрения тех или иных явле­ний в историческом развитии. Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге», резко критикуя Е. Дюринга, который чисто описательные грам­матики рассматривал как высший этап развития языкознания, писал: «Но ведь «материя и форма родного языка» становятся понятными лишь тогда, когда прослеживается его возникновение и постепенное развитие, а это невозможно, если не уделять вни­мания, во-первых, его собственным отмершим формам и, во-вторых, родственным живым и мертвым языкам» [368: 333].

Явление мотивации и ВФС, типы мотивированности слова, актуализация мотивационных связей слова не могут быть до кон­ца поняты и объяснены вне тех языковых тенденций и лексиче­ских процессов, итогом и отзвуком которых они являются. Вне динамики языка нельзя определить место и роль явления мотива­ции в лексико-семантической системе языка.

«В плане развития знак можно рассматривать как точку при­ложения двух разнонаправленных сил: тенденции к мотивиро­ванности и тенденции к произвольности. Тенденция к мотивиро­ванности связывает знак с предметом, тенденция к произвольно­сти - с мышлением. <...>

Тенденция к мотивированности - есть проявление в мире зна­ков всеобщей диалектической закономерности - стремления со­держания и формы к взаимосоответствию. Но если бы эта тен­денция превратилась в жесткую связь, знаковая система потеряла бы возможность саморазвития. Отсюда вторая тенденция - к про­извольности как стремление к свободе развития. Диалектическое противодействие этих двух тенденций во многом определяет раз­витие и функционирование разных видов знаков» [163: 20-25].

Действие названных тенденций языкового развития приводит к созданию двух классов слов: слов мотивированных и слов не­мотивированных, состав которых непостоянен, изменчив, между которыми наблюдаются взаимные переходы, сопровождаемые пополнением разряда полумотивированных слов.

Формой проявления названных тенденций являются различ­ные лексические процессы. Тенденция к мотивированности язы­кового знака находит свое выражение в таких лексических про­цессах, как процесс ремотивации, процесс неомотивации, про­цесс номинации (если он базируется на исконных средствах язы­ка); тенденция к произвольности языкового знака проявляет себя в таких лексических процессах, как процесс демотивации, про­цесс лексикализации ВФС, процесс идиоматизации слова, про­цесс заимствования.