Через холмы и ещё дальше. 12 страница

- Ничего подобного. Я сама всё выложила… Находка для шпиона.

- У тебя настроение испортилось.

- У тебя тоже.

Она погрустнела.

- У меня дурное настроение потому, что ты не в духе.

Я слабо улыбнулась.

- Сиамские близнецы. А впрочем, что в этом плохого? Мы с тобой очень похожи, главное, не довести это до критической точки…

У меня заболела голова. Я прислонилась к книжному шкафу, уткнувшись лбом в холодное дерево.

- Чем ты так расстроена? – спросила Марина, глядя на меня с жалостью и явной грустью.

- Да… Так. Навспоминалось всякого. – Я прикрыла глаза.

- Адам, да?

Я даже глаза открыла.

- Ты как догадалась?

- Ну, у тебя голос чуточку охрип, когда ты начала о нём говорить… Ты скучаешь по нему, да?

Я постаралась посмотреть ей в глаза. Это оказалось проще, чем я думала.

- Да, очень. Он ведь столько лет был единственным человеком, которого я обожала…

- А как же бабушка?

Я поджала губы.

- Сейчас мне кажется, что я никогда её не любила. Конечно, это не так, иногда я мечтала быть похожей на неё. Сложно ненавидеть человека, который тебя растил, лелеял…

- И до депрессии долелеял, - вставила Марина.

Я понурилась.

- Ну да. Верно.

- Ты всё ещё злишься на неё? За эту операцию с деньгами?

Я отлипла от шкафа и медленно пошла по комнате, положив руки на бёдра.

- Марин, не в деньгах дело. Они мне не нужны. Как в сущности, не нужно было и Княжество. В конце концов, дом, или не дом, но это просто здание. Здание – понимаешь?

Я остановилась и вздохнула. Но уже не горестно, а просто собираясь с мыслями.

- Я не понимаю, почему никто не может принять себе такую простую мысль, что Марина Сергеевна Вронская деньгами не интересуется. Они мне не нужны, я не хочу этих денег. Меня потряс сам факт. Да и то уже не так, чтобы сильно. После поджога Княжества меня, кажется, уже ничто не поразит.

- Но ведь тебе всё равно было жаль его?

- Да, конечно. Это всего лишь здание, но у меня было место, куда я могла уйти. Видишь ли, после восемнадцатилетия я вольна выбирать место жительства. И Княжество могло бы снова стать моим домом. Увы, я теперь и Князь, получается… Хотя почему, нет, у меня ведь осталась земля… Будем считать, я обналичила своё поместье, ха.

Марина внимательно слушала, сидя на кровати и следя за каждым моим шагом.

- Меня тогда просто пробило: Княжества нет, и мне некуда будет уйти. Не к твоей же матери, ты уж прости…

- Да ничего. Кстати, а что у вас произошло?

- А разве её участия в афере было недостаточно? По-моему, большего и желать не надо.

- Но это всего лишь…

- Марин, это предательство. Мне не нужны люди-оборотни. Мне нужна семья.

- Разве у тебя её нет?..

Я быстро посмотрела на неё.

- Семья? У меня нет семьи. И никогда не было. Я ненавижу почти всех своих родственников – простите, какая это семья? Это, в лучшем случае, племя, в худшем – стадо… Мне нужны люди, которых я могу любить.

Я помолчала. Марина ничего не сказала.

- Извини, что так вышло с твоей мамой, Марин. Но я здесь ничего не могу поделать. Она сама виновата.

- Я не понимаю, как такое могло произойти… Но Марин, неужели нельзя просто об этом забыть? Она ведь моя мама…

- Поэтому-то я и не буду следовать твоим советам, дорогая. Ты не объективна в её отношении. Наверное, это и правильно. Но, знаешь, - я подошла к ней. – Ради одного человека нельзя менять взгляды на порядочность и добродетель[13].

- Почему это правильно? То, что я необъективна?..

- Мм, скорее не «правильно», а «к лучшему». Я смогла стать объективной по отношению к своей матери. Ты видела, что из этого получилось. Любить и уважать родителей – это значит закрывать глаза на их явные недостатки, на их отношение к тебе… Я не могу, Марин, я во всём ищу логику. В моей маме много такого, чего я не потерпела бы в человеке, пытающегося стать моим другом. Я бы никогда не влюбилась в такого человека. И я не буду принимать эти её черты только из-за того, что она меня родила. Раз уж в нашем мире проповедуется мораль и верность принципам, давайте придерживаться их до конца.

- А как же те, которые заявляют, что их принцип – не иметь никаких принципов?

- Они лохи, - засмеялась я. – Потому что как минимум один принцип у них уже есть. Кроме того, для меня такие люди всегда казались… ну, ничем и никем. Без моральных устоев, каких-то внутренних границ… К тому же, это какая-то ванильность, как бы не исходили пеной приверженцы такой тактики, опровергая это.

Марина засмеялась вместе со мной.

- Соглашусь! Но скажи, неужели нет ни одного человека, ради которого ты не изменила бы своим принципам?

- Есть, наверное.

У неё глаза прямо расширились.

- Вот если я влюблюсь до одурения, тогда может быть, и не только принципами поступлюсь.

Я подошла к двери и взялась за ручку.

- Поэтому ты и не любишь… любовь? – улыбнулась Марина, слезая с кровати.

- Именно! – улыбнулась я в ответ и вышла.

Бабушка нашла старые альбомы с фотографиями и дала мне посмотреть.

Боже правый. Это же я и Адам. Я быстро пролистала страницы (пыль поднялась столбом). Целый альбом меня и Адама! Я лихорадочно отогнала пыль от своего носа и углубилась в рассматривание картинок.

Вот я, мелкая… С коротенькой стрижкой, мне тут лет пять, не больше. Смотрю год – ну да, точно, пять лет. Я сижу на лавочке. Вокруг гуляет самое настоящее лето. А рядом – он, Адамка. Черноволосый, уже такой взрослый рядом со мной, улыбается, обхватив меня за плечи одной рукой. А я обнимаю его точно так же. В руках держу букетик – ну, наверняка он и насобирал.

Другой снимок. Мы играем в карты перед камином. Господи, разумеется, мы ни черта в них не понимаем, но какие умные лица! У меня так вообще – образцовый poker face!

А здесь мы на карусели. Ух, довольные! Я на лошадке, Адам – на мотоцикле. Строит из себя что-то…

Вот интересно, я ведь такая мелкотня по сравнению с ним – а он со мной возился, играл…

Я листаю и листаю. Мы становимся капельку постарше. И чего только нет на этих снимках! Едим мороженое, барахтаемся в Выпи на детском пляже, сидим в поезде и машем из окна руками – наверное, едем куда-нибудь. Или в Пурпурных холмах – вон я стою, мне трава почти до плеч, а вон Адам. Я к нему бегу, а он меня зовёт.

Я останавливаюсь. Закрываю глаза.

Я мало что помню из детства. Учитывая, что было в нём слишком много всего, память моя хранила события всплесками, урывками.

Эта фотография как раз была тем урывком.

Я ясно представила себе тёплый летний луг, траву некошеную, она стоит вокруг меня стеной, а Адам уже отбежал дальше.

- Мари-ин! Иди сюда!

Я пробираюсь сквозь эти заросли, и боюсь, что не успею к нему, он ведь большой, ему гораздо легче! Он уже так далеко забрался…

- Подожди, подожди! – я чуть не плачу, отодвигая всё время траву, путаясь в ней ногами.

- Да ты не бойся! – он хватает меня за руку, и мы бежим дальше в бескрайнее поле – с ним всё там просто, всё так легко…

Я замираю, наслаждаясь этим давно забытым ощущением лёгкости. Адам, иногда ты мне нужен больше всего на свете.

Вечером мы организовали в гостиной «Монополию» – упрощённую версию, потому что на шикарные экономические ходы меня никогда не хватало, хотя Марина обыкновенно блистала в игре капиталами, а под конец – всей моей недвижимостью. Мы двигали фишки по карте, изображающей парк аттракционов, подшучивая над неудачами, утаскивая друг у друга бонусные карточки, «купюры» и жульничая изо всех сил.

- Марин! – донеслось бабушкино.

- Да! – хором откликнулись мы с Мариной.

- Старшая!

- Иду! – я вылезла из-за стола, - Так, ничего не трогать, я всё запомнила!

Выходя из комнаты я резко обернулась – Маринина рука немедленно оттянулась от моих карточек. Я погрозила ей кулаком и убежала.

Я была весьма удивлена. Звонила мама и жаждала со мной поговорить. Её звонка я не ждала совершенно. Тем не менее, оказалась готовой принять новое испытание и поговорить с человеком, о которым сама мысль была противна.

Но мама звонила вовсе не из нежных чувств.

- Марина! – рявкнула она в трубку. Я от неожиданности выронила мобильник.

- Ты меня слышишь?!

- Вечер добрый! – холодно поздоровалась я.

Но меня, кажется, не слушали.

- Ты разговаривала с Даниэлем вчера?!

- Что?.. Нет!

- Не ври мне! – мама сорвалась на визг. Я ошарашено посмотрела на экран телефона, словно там могло отразиться её лицо. Ну да, оно там было – для её номера я поставила фотографию. Только на ней мама улыбалась. А сейчас орала, как резаная.

- Да что там у вас случилось?

- Ты с ним вчера разговаривала и наговорила уйму всякой дряни о нас с Джорджем. Did you get me?[14]

Мама начала мешать английскую и русскую речь. Я, понимая уж, что тут произошло, и кто тут виноват, начала постепенно разъяряться. Какого чёрта этот подонок наговорил им с три короба?!

- Ты говорила, что мы идеально друг другу подходим, потому что оба тупы, невоспитанны, что мы два урода, которым, так и быть, надо держаться друг за друга в этой жизни, и что Джордж озабоченный жердяй, и что я замучила бедную Харриет, что у нас не семья, а чёрт знает, что такое…

- I said nothing of the kind![15] – возмутилась я, чуть не рыча.

- Shut up![16] – рявкнула мама, я выругалась про себя. – Ты сказала, что мы все недоразвитые ублюдки…

- That’s rubbish![17] – громко сказала я. Мама поутихла.

- Я не знаю, что наговорил тебе этот идиот, но я точно знаю, что у нас с ним взаимная ненависть, так что делай выводы.

- Ты говорила это! – визжала мама. – Дэнни не станет обманывать взрослых, ты, маленькая…

- Закрой рот! – заорала я, услышав окончание предложения. – Закрой рот! Да чтобы ты ещё раз сюда приехала со своим американским отродьем!.. Живи с этими святыми, как хочешь, только попробуй привезти своего Дэнни сюда! Я его убью, я тебе обещаю!

Мама кричала что-то с другого конца мира; я готова была и её убить. Тупая, безмозглая…

- Не зря я не хотела ребёнка! – вопила мама, попутно нажимая какие-то кнопки (в трубке что-то противно пищало), - Получила, б***ь, малолетнюю сучку…

Я размахнулась и швырнула мобильник об стену.

- Что ж, придётся покупать тебе новый телефон… - сказал дедушка, как-то неуверенно хрустя пальцами – как школьник, не знающий ответа.

Бабушка смерила меня внимательным взглядом, скрестив руки на груди.

Антонина Васильевна укоризненно покачала головой.

Марина выглядела довольно серьёзно, но временами на губах проступала улыбка.

Харриет откровенно улыбалась мне.

Я побарабанила пальцами по подлокотнику кресла.

- Мда. Прошу прощения за такую выходку.

Бабушка внезапно улыбнулась.

- Ничего. В любом случае, нам нужно что-то тебе подарить!

Я непонимающе на неё уставилась.

- И Марине, и Харриет…

Тут уж уставились на неё мы все трое.

- Ах, ну да, разве мы вам не говорили? Мы пропустили Маринин день рождения, день рождения второй Марины, а у Харриет не было нормального праздника в этом году… И мы решили тридцать первого декабря отпраздновать тройной день рождения!

Мы оказались не в состоянии подобрать челюсти с пола.

- Ну что, здорово? – радостно поинтересовался дедушка. – На Земле – Новый Год, и у вас, образно выражаясь, тоже!

Мы переглянулись.

- Ну… - промычала Марина. – Идея супер…

- Да, давайте разорим все окрестные семьи на подарки! – я энергично потрясла кулаком в воздухе.

Все засмеялись. Харриет плюхнулась в кресло и мечтательно обвела взглядом гостиную.

- Гостей ведь будет много?

- О, разумеется, мы уже составили список! – воскликнула Антонина Васильевна. – Вот…

Мы уткнулись тремя моськами в длинный лист и синхронно опускали головы до самого его конца.

- Ну, всё сойдёт, - кивнула Марина.

- Нет, не всё! – рявкнула я, ткнув пальцем в самый низ. – Робертсы?!

С бабушки разом слетели все краски.

- Да, а что?..

- ЧТО?! – в гостиной зазвенели стёкла. Хо-хо, Князь с лужёной глоткой – это вам не хухры-мухры. – Ты ещё спрашиваешь?!

- Хорошо, Робертсов из списка вычеркнем! – испуганно пролепетала бабушка, ища ручку.

- Харриет, ты ведь…

- Нет, что ты, не меньше твоего не хочу их видеть! – заверила меня сестра.

- И здесь моя мама и твой папа, Марин! – подала голос вторая, вчитываясь.

- Где? Правда?

- Ага.

- Ну… Папу вычёркивать незачем… А с твоей мамой я в не настолько плохих отношениях…

- Глядишь, помиритесь! – сложила ручки бабушка.

- Нет! – отрезала я.

- Тогда оставляем! – завершила дебош Харриет.

- Ну тогда идеально, товарищи! – возвестил дедушка, оглядывая замаранный немного список. – Можете выбирать себе платья…

- ПЛАТЬЯ?! – ахнули мы с Мариной.

Боже, нет, нет, нет!

- Ну, можно и не платья…

Мы с облегчением выдохнули и потрусили наверх.

Тараска обрадовался тому, что будут гости. Я планировала показать его Диане, Данте и Андрею.

Мда, странный, однако, у меня вкус на домашних животных.

Приехала Диана, привезла новости: она тоже посмотрела «Тёмного Дворецкого». Два сезона за три дня. Кстати говоря, Марина и Харриет тоже успели оценить все прелести этого сериала. Я успевала только за голову хвататься и драть оставшиеся редкие волосы.

- Князь, а Князь, мне приглашение прислали, что у вас тут будет?

Мы сидели в моей комнате. В моей компании это называлось «беседовать в приватной обстановке».

Я наскоро объяснила идею мероприятия.

- С ума сойти! – Диана отбросила с лица волосы. – Итак, мне искать тебе подарочек?

- О боже, найди какую-нибудь фиговинку, и дело с концом…

- А ты что хочешь?

- То, что хочу, ты мне не подаришь…

- Ну скажи хоть!

- Кота хочу. И скрипку.

- За скрипку хвалю, а за кота – нет.

- Ну я так и знала…

- Зачем он тебе, а?

- Отстань! Я знаю, что ты не любишь кошек!

- Нет, чтобы собаку…

- Я ненавижу собак!

- В Себастьяна играешь?

- НЕТ! Я просто на дух не переношу псов!!

- Ну ладно, господи, я ж пошутила…

- Ага, все вы тут шутите…

Диана вернула мне забытый мною словарь.

- Вся педиатрия приходила посмотреть! – гордо рассказывала она. – Теперь это прям притча во языцех. Легенда!

- Ещё бы! Мой словарь, как-никак!

- От скромности не помрёшь…

- Соглашусь. Как твои экзамены, кстати? Я что-то всё пропустила с этой чёртовой болезнью…

- Не ругайся!

- М?..

- Ты чертыхашься. Поминать чёрта – хуже, чем материться.

- Это по твоему мнению?..

- Нет, это по Библии!

Я хотела сказать, что не верю в Бога уже окончательно, но решила прикусить язычок и не нарываться лишний раз на ссору.

- С экзаменами всё нормально, но я тебе сейчас расскажу, как я сдавала гистологию… Князь… Она меня ненавидит!..

- Гиста-то?

- Какая гиста?! Преподша наша!

- Ну, ты говорила…

- Я распиналась перед ней десять минут, а она заявляет: «Ой, а я тебя не слушала! Начни сначала!», и так три, три раза!..

Обедали мы вместе, и, когда Диана уехала, прибыл не кто иной, как Андрей.

- Добрый день! – он поцеловал руку мне, потом Харриет, потом Марине. – Кстати, Мариш, мы исполнили твою, хм, предсмертную волю – я научил Харри танцевать.

Почему-то мне сразу показалось, что я нашла причину сестринской задумчивости.

- Ну и как?

- Прекрасно! – промурлыкал Андрей. – Просто прекрасно! А что ты до этого танцевала, Харриет?

Мы с ней быстро переглянулись.

- Уличные танцы! – соврала она, не моргнув глазом.

- О, как Марина?

Я горячо кивнула.

- Именно.

- Вы так похожи… - удивился Андрей, проходя вперёд.

Мы с Харриет пожали друг другу руки у него за спиной.

Однако после обеда Харриет заявила, что плохо себя чувствует, и отказалась от запланированной прогулки в Город. Поэтому отправились мы втроём: Марина – две штуки, Андрей – одна штука.

Было небольшое потепление, ознаменовавшееся двумя десятками снежков, прилетевших нам от Андрюхи – ничего не могу сказать супротив его меткости. Но благо нас с Мариной было вдвое больше, чем Андрея, мы отмстили – макнули его в сугроб головой. Он, конечно, посмеялся вместе с нами, но больше снегом не кидался. А впрочем, дошли мы скоро и весело.

Поболтавшись по главному проспекту, мы дошли до одной торговой точки с занимательным названием «Объедашка». Решили зайти внутрь и купить себе что-нибудь для лёгкого перекуса.

Мы стояли рядом с кассами (Марине приглянулась пара журналов и она наскоро их пролистывала, пытаясь выяснить, какой интереснее и какой купить), в сами кассы стояли две порядочные очереди, день был выходной и народу было прорва. Я, честно говоря, здорово жалела, что мы вообще здесь объявились – и без нас троих здесь было тесно, но что уж теперь.

Марина зачитывала Андрею что-то, он смеялся, а я вертела головой по сторонам. И тут заметила кое-что.

Метрах в трёх от меня в очереди стояла девушка. Симпатичная, полненькая, улыбающаяся, с рыжеватыми вьющимися волосами до плеч – эдакая копна, в чёрном драповом пальто, через плечо переброшена сумочка. А за ней стоит парень, лет двадцати пяти, и в эту самую сумочку лезет.

Я сначала открыла рот, закрыла; Андрей глянул на меня и понял, куда я смотрю. Ткнул Марину. Теперь мы все трое глядели на это действо. Девушка, понятное дело, ничего не знала, она и не чувствовала, что кто-то лезет в её сумку.

Тут мне как в голову ударило – да что же это мы, в конце-то концов, стоим тут, три дурака, и пялимся, как у человека деньги крадут!

- Девушка! – крикнула я, сложив ладони рупором. Она повернулась ко мне. – К вам в сумку лезут!

Девушка ахнула, резко развернулась. Парень матюкнулся, хотел отскочить, а рука у него застряла – дамская сумочка, если не замечали, маленькая!

Поднялось что-то невероятно громкое. Девушка схватила этого воришку недоделанного за руку, а он умудрился-таки выкрутиться, сзади мужчина уцепил его за воротник ручищей. Кто-то куда-то звонил, ахи, охи, крики, потасовка, и вот, наконец, явилась милиция, и ей сдали этого умника на руки.

Какой он там штраф выплачивал, или сколько сидел за это – я не знаю. Одно знаю точно, что парой тысяч господам служащим он точно не отделался – вот уж что-что, а взятки у нас не прокатывают.

Наша троица улизнула из магазина со мной во главе: мне как-то совсем не хотелось выслушивать благодарности и становиться народным героем.

Только когда мы отмахали пару улиц и полтора переулка, Марина ухватила меня за куртку, умоляя остановиться. Мы с Андреем тормознули.

- Уф! Уф… - она тяжело дышала. Да и я что-то заметно запыхалась. Мы все присели на железную низенькую ограду очередного магазинчика. – У-уф… Ты как сие узрела-то, Марин?

Я пожала плечами. Грудь ходила ходуном.

- Случайно, честно.

Андрей кивнул.

- Твои дражайшие бабушки тобой гордились бы.

Я расхохоталась так, что свалилась с заборчика, рухнув на спину в сугроб. Марина и Андрей уставились на меня, мягко говоря, непонимающе.

Насмеявшись вдоволь, я протянула к ним руки и меня из сугроба таки изъяли. Стряхнувши с себя снег, я покачала головой.

- И не надейтесь. Мне бы прочитали нотацию и потребовали, чтобы я впредь такого не делала.

У обоих глаза на лоб вылезли.

Я посмеялась уже над их лицами.

- Пойдёмте хоть выпьем чего-нибудь горячего! Тут неподалёку должна быть кафешка… А я вам по дороге расскажу, почему всё так.

Это имело место быть прошлой зимой, в январе месяце. В школе собиралась экскурсия в Прагу. Я туда отпросилась, и в один прекрасный день должна была везти деньги.

Мне до школы путь неблизкий, а бабушка тогда гостила у своей подруге в Москве, и деньги я должна была взять оттуда загодя. Посему я и явилась в дом Анны Геннадьевны в центр русской столицы.

Бабушка отдала мне двадцать тысяч, а я раздумывала, куда бы их положить. С собой я всё везла в рюкзачке, ибо в тот день были курсы по литературе. Вот я стою, верчу этими тысячами, а бабушка говорит (Анны Геннадьевны в тот день не наблюдалось дома):

- Ты наверх не клади! Вниз положи! Нет, нет! Не клади вниз. Дно разрежут, вынут деньги…

Я про себя рассмеялась, но положила бумажки во внутренний потайной кармашек. Его и в нормальных-то условиях открыть сложно, а на ходу невозможно в принципе. Всё-таки вряд ли кому-то понадобится взрезать дно рюкзака у девочки, на вид всего лишь студентки (правда, дама сия пока что школьница). Бабушке я так и сказала: мол, сумлеваюся.

- Ой, Марина! Я тебе что хочу сказать – я столько раз видела, как воруют, ой! Столько раз!..

Я уселась пить чай, а сама понимала, что сейчас наступит лекция «Один день из жизни твоей бабушки». Просто я прекрасно знаю цену этим «рассказам». Половина из них приукрашена до неузнаваемости, половина никогда не имела места в реальности. Всё это мне растолковали несколько лет назад разные люди – мама, отец, дедушка, другие бабушки. Маме я верила, несмотря на всё ей со мной поведение. Я не помню, чтобы она врала о чём-либо объективном. Дедушке я верила полностью. А папа – ну, и ему тоже.

Поэтому я весьма скептически была настроена. Но нынешние приключения оказались довольно правдивыми.

- Сестра мне рассказывала покойная (Царствие ей небесное!)…

Я несильно изогнула бровь и углубилась в чашку и чаем. Сейчас все оказываются добрыми, милыми и родными, и всем, понимаете ли, Царствие небесное. А я прекрасно помню, что бабушка не общалась ни с кем из братьев и сестёр, что она порвала отношения со всеми, и вообще никто не желала иметь с ней дела. И со мной, кстати, поначалу тоже. Но когда уяснили, что я не в неё характером, успокоились. Поэтому набожное пожелание всякий радостей в мире ином меня не трогало никак. Ещё неизвестно, сколько в нём искренности. Мне частенько думалось, что бабушку так размягчает не смерть сестры, а сама смерть, которая и ей неизбежна. И мысль о смерти напоминает, что нужно всё-таки говорить о людях и хорошее тоже. Однако!

- … Рассказывала, что вот стоит она однажды в очереди. И видит, что у девушки одной впереди из сумки кошелёк тащат – мужчина какой-то.

Я (маленькая была, глупенькая, год-то назад) взволнованно оторвалась от чая:

- О! А она что? Она ведь сказала девушке?

Мда. Говорю же, интеллектом и прозорливостью я на тот момент не блистала ни в коей мере. Явно не оценила благоразумие молодой ещё тогда сестры Милы моей бабушки.

Ибо воззрились на меня, как на идиотку. На идиотку, о которой, кстати, были мнения получше. А нынче эта дура совсем отупела.

- Да ты что! – на меня так и продолжали смотреть. – Как можно?

Мне ужасно захотелось сказать «языком», но было интересно послушать, почему нельзя.

- Оо, милая моя, ты даже и не вздумай никогда никому говорить, ежели увидишь!

- Да почему? – не выдержала я. – У человека крадут вещи, а ты стой и молчи, как последний… предатель?!

Бабушка смотрела на меня, как на истинную дуру.

- Да ты понимаешь, что говоришь-то? Ну, крадут – его проблемы!

Я совсем разжала внутренние вставки из всяких там моральных ограничений, возрастных понятий, ценностей и прочей дряни, которую успели напихать в меня за все эти годы обе бабушки, и заявила с истым ядом в голосе:

- А как же христианская добродетель? Взаимопомощь? Или это что, типа «подставь вторую щёку»? Ну крадут – ну судьба, значит? Как это называется? Между прочим, это вообще-то не по-человечески, знаете ли… А потом у тебя что-нибудь свистнут – и все так и будут стоять и смотреть?

- Ну и пусть, да, пусть стоят! Не их дело, крадут-то у меня!

Я откинулась на спинку стула, который опасно подо мной заскрипел.

- Зашибись общество! Всем всё равно, если что – никто ничего не видел, его тут не было и он ничего не знает! Что это за самоукрывательство? Да и что будет, если скажешь?!

- Как «что»?.. Да не говори никогда, они ж, воришки эти, по одному-то не ходят! Запомнят, найдут потом, да и побьют, убьют и обчистят! Или, чего доброго, изнасилуют…

Я чуть не сплюнула. Ну здрассте! Начинается! Самый дикий бабушкин страх – насилие. На меня даже пианино в коридоре покушается, кажется. Нет ничего более мерзкого, чем выслушивать меры предосторожности – с мальчиками не дружи, не водить, время спросят – беги, крошка, беги! У нас что, все не в адеквате, что ль? Прям как в анекдоте: «- Девушка, не подскажете, который час? – Нет! – А зря, я классный в постели!»

В общем, я там чуть не рехнулась, представив себе такое общество, будь оно состоящим из одних моих бабушек. Это ж хоть вешайся! Называется, каждый свою шкуру спасать будет. Да и какие воры-то? Я же не ныряю в глубины мафии городской, а мелкие карманники бегут от греха подальше. В общем, выслушала я всякие бредни, пару историй, как бабушка доблестно отражала атаки карманных воришек с таким спокойствием, которое и Зевсу не снилось, уверяю! Мол, она им так с достоинством давила на совесть, что их бросало и в жар и в холод, и уходили они… нет, какое там, они летели, сгорая со стыда!

Кстати, пока бабушка Мила наблюдала молча за несчастной девушкой, у неё самой открыли сумку и свистнули кошелёк. Я позлорадствовала.

- Я, конечно, зареклась там перед ней кому-нибудь что-либо сообщать в таких случаях, но сегодня слово своё преступила, и, признаться, не чувствую ни единого укола совести.

Андрей опрокинул в себя остатки кофе. Обожаю его, когда он пьёт кофе – кажется, запах пропитывает его всего насквозь, у него даже волосы пахнут кофеином, и он сам как-то млеет весь, становится мягче, нежнее и любимее.

- Мда. Хороша история. Могу тебе объяснить, почему совесть тебя не жрёт, подруга.

- Ну?

- Потому что ты просто поступила по совести, вот и всё! Ты всё сделала правильно, дорогуша.

Марина задумчиво крутила на пальце крышечку от Андрейкиного кофе.

- Что скажешь, Марина-младшая? – поинтересовался хозяин крышки, отваливаясь слегка назад и пронизывая её мягким, спокойным, кофеиновым взглядом. Точно так же выглядит его отец, между прочим, когда пьёт кофе. Наверное, у них это семейное. И наследственное.

Марина положила крышечку на стол, и подпёрла щёку рукой. Приподняла брови.

- Странные они у тебя, бабушки… Родная, конечно, ещё больше, чем её подруга. Я никак не ожидала такого. Очень странно, правда. Мне не нравится её философия на жизнь.

Я хмыкнула.

- Мне тоже, знаешь ли. А между тем поразительно, как это я ухитрилась прожить с ними бог весть, сколько, и остаться при своём уме и со своим мнением.

- Тебя хрен поменяешь! – заметил Андрей, постукивая пальцами по столу. – Прошу прощения за выражение, но это так.

- Сочту за комплимент.

- Это неправильно… - пробормотала сестра. – Глупо так жить.

- Пусть весь мир утешается тем, что таких людей не так уж и много! – вздохнула я. И прибавила гораздо тише, - И что они свой век уже доживают.

Эти двое воззрились на меня с немым упрёком, но вслух ничего не сказали. Подозреваю, что они тоже так считали.

- Тем не менее, боюсь, от этих ложных принципов нам никуда не деться… - вздохнул Андрей и смял бумажный стаканчик из-под своего напитка.

Мы поболтали немного, как вдруг симпатичная музыка из работающего в кафе радио прервалась выпуском новостей.

- «Всем добрый день, с вами Степан Валов, и я расскажу вам о новостях Старого Города к этому часу!..»

Мы особо не прислушивались, продолжая трепать языком, как вдруг Марина сделала жест, призывающий к молчанию.

- Слушайте!

Мы все развернулись к источнику звука. Из динамиков доносилось:

- «…молодой человек, предположительно кавказской национальности, на вид двадцати пяти лет. Говорит с характерным акцентом, одет по-спортивному и безвкусно. Нападает при наступлении темноты. Пострадавших уже трое, это девушки семнадцати, восемнадцати и пятнадцати лет. Всем, увидевшим его на улицах города, просьба срочно звонить по телефону милиции…»

Наши взгляды снова остановились друг на друге.

- Мы пропустили начало! – жалобно констатировала Марина.

- Это мы и так поняли, - пожал плечами Андрей. – Что там произошло?

- Три изнасилования за два дня, - сказал голос рядом со мной. Я подскочила и немедленно обернулась.

Это была пожилая женщина, сидящая за соседним столиком.

- Что? – Маринка, кажется, ушам своим не поверила.

- Три изнасилования, - печально повторила женщина. – Две девушки обратились в милицию, одну нашли без сознания в Памятном переулке.

Мы переглянулись.

- Все, как одна, заявляли, что это лицо кавказской национальности, молодой человек. Все трое решили срезать и пройти тёмными проулками. Там и попались…

Она покачала головой.

- Не хочу никого настраивать на расистский лад, но уж больно много здесь приезжих… Поговаривают о том, что надо чистить Город. Да и Центр. Тем более сейчас, когда такое преступление… Такие преступления…