Быть или не быть

Строительство ядерного реактора под руководством Гейзенберга

Самое страшное заключалось в том, что бомбу действительно можно было сделать. Немецкая школа физики считалась самой передовой в мире, и, хотя много учёных эмигрировало из Германии (в основном, евреев), «Урановый клуб» представлял мощный коллектив светил с мировыми именами. В их числе, например, был Отто Ган – тот, кто первым расщепил ядро атома и открыл цепную реакцию. Как это ни странно, немцы же первыми... запатентовали бомбу. В британском журнале «Мир физики» была опубликована их схема плутониевого оружия, в которой использовалась реакция расщепления. Кроме лучших «мозгов», Германия, завоевавшая пол-Европы, обладала и мощной индустрией, специально для уранового проекта в Норвегии был построен большой завод по производству тяжёлой воды. К 1941 году «Урановый клуб» далеко опередил американцев в исследованиях деления ядра. Как писал позднее сам Гейзенберг, «в сентябре 1941 года мы увидели, что перед нами прямая дорога к созданию атомной бомбы». Эта «дорога» и привела его к порогу дома Нильса Бора.

Вернер: «Быть или не быть?»

Осенью под благовидным предлогом уговорить Бора принять участие в немецко-датской научной конференции Вернер приехал к другу в оккупированный немцами Копенгаген. Нильс принял его настороженно. Тот факт, что он наполовину еврей, теперь был существенен: он ожидал репрессий со стороны соотечественников Гейзенберга. Вернер, опасаясь «прослушки» гестапо, намёками дал понять другу, что его исследования вплотную подошли к созданию бомбы. Это была первая часть послания – и, как считал Гейзенберг, через Бора она дойдёт до союзников. Вторая часть касалась трудного вопроса: что делать физикам в такой ситуации? Если саботировать создание бомбы, то нужно это делать с обеих сторон. Гейзенберг не хотел, чтобы его родину превратили в радиоактивные руины...

Вторую часть речи с подтекстом вспыльчивый и уязвлённый Нильс Бор не услышал. Он даже не понял, чем рискует его друг, сообщая ему важнейший военный секрет Германии. Он услышал только одно: Вернер делает бомбу. И ничего не ответил. Расстались они холодно, дружбе их пришёл конец.

Вопрос «быть или не быть» так и повис в воздухе. 4 июня 1942 года имперский министр вооружений Альберт Шпеер созвал в Берлине совещание, желая выяснить перспективы уранового проекта. От Гейзенберга ждали прямого ответа: будет бомба или нет? Вернер ответил: нет. Мол, потребуется слишком много лет и средств. Поверив ученому, проект закрыли, и группе Гейзенберга поручили делать «урановую машину» (ядерный двигатель) для подводных лодок. А Нильс Бор тем временем был тайно переправлен в Америку и подключен союзниками к проекту «Манхэттен» – созданию американской бомбы.

Союзники не знали, как продвигаются урановые дела в Германии, и решили ликвидировать Гейзенберга. В Швейцарию, где учёный в декабре 44-го должен был делать доклад перед студентами Цюрихского университета, американцы послали агента Берга, сына украинского еврея-эмигранта. Берг пришёл на лекцию, внимательно прослушал доклад о чудном мире квантовой механики, о котором Гейзенберг говорил с увлечением, и взялся проводить его до гостиницы. Всю дорогу этот молодчик сжимал в кармане пистолет... Стрелять в профессора он не стал.

Опасения американцев были небезосновательны. Что-то у немцев все-таки делалось. Как утверждают историки, в конце войны, помимо «Уранового клуба» Гейзенберга, в Германии была собрана группа Курта Дибнера, которому поручили разработать тактическое ядерное оружие против наступления советских войск. Есть свидетельства очевидцев, что это оружие испытывалось 12 октября 1944 года на о.Рюген в Балтийском море: «Сверкнула ослепительная вспышка, и появилось густое облако в форме гриба. Деревья, стоявшие вокруг, превратились в уголь. Не осталось ничего живого». Но время все равно было упущено, построить бомбу для армии уже не успевали.