Лекция 5. Сибирское градообразование, формирование и эволюция системы административного управления, как факторы колонизации Зауралья в конце ХVI – первой половине ХIХ вв

Истоки историографии сибирского градообразования, процессов заселения и оформления городского пространства Зауралья уходят своими корнями в ХVII век. В материалах приказного делопроизводства этого времени («сказках», «наказах»), характеризовались быстро растущие города. Данная сторона жизни Сибири была отмечена современниками – Николаем Спафарием и Юрием Крижаничем, размышлявшими о программе преобразования края, важным элементом которой они видели акт включения Сибири в мировой торговый оборот, что не представлялось возможным без усиления значения местных городов.

Фрагментарная информация описательного свойства относительно особенностей сибирского градостроительства и жизни городских образований, содержалась в путевых дневниках учёных-путешественников ХVIII столетия – И. Гмелина, С. Крашенинникова, П. Палласа, И. Лепёхина. Во второй половине ХVIII – начале ХIХ вв. были произведены первые опыты, направленные на обобщение и осмысление накопленных источников. В трудах Г.Ф. Миллера («Описание Сибирского царства»), А.Н. Радищева («Описание тобольского наместничества»), были подробно освещены культурно-исторические и этнографические аспекты становления и эволюции старейших сибирских городов: Тюмени, Тобольска, Тары, Берёзова, Верхотурья, Томска и др.

Симптоматично, что выводы Г.Ф. Миллера, сообразно с которыми в основе процесса сибирского градообразования и развития лежало мощное государственное начало, были востребованы и последующими поколениями исследователей. В частности, П.А. Словцов, автор фундаментального научного сочинения «Историческое обозрение Сибири, возведение городов связывал с процессом «покорения» аборигенов, являвшимся значимым сегментом государственной политики в отношении окраин в конце ХVI – ХVII вв.

Важным фактом развития историографии сибирского города во второй половине ХIХ столетия стали труды историко-этнографического характера, вышедшие из-под пера Н.М. Ядринцева, Г.Н. Потанина, П.М. Головачёва, П.Н. Буцинского. В частности, Н.М. Ядринцев, в фундаментальной монографии «Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении», характеризовал сибирские города в качестве эпицентров общественной жизни, обратив пристальное внимание на процесс сословной эволюции городов в Сибири, формировавшихся первоначально путём привлечения служилого элемента, инородцев и уголовных преступников, а с ХVIII в. за счёт гражданской колонизации и политической ссылки, что способствовало трансформации облика городов Зауралья.

Г.Н. Потанин, подчеркнув особую цивилизующую роль города в Сибири, предложил оригинальную классификацию сибирских городов, в основе которой лежал принцип их деления на буржуазные (Тюмень), бюрократические (Омск) образования и города смешанного типа (Иркутск). Идеи демократизма и однородности социальной структуры сибирского города отстаивались в работах П.М. Головачёва, а вопросам социально-экономической истории сибирских городов, численности и состава населения, хозяйственной деятельности были посвещены труды П.Н. Буцинского.

История сибирского города оставалась предметом научного интереса историков в советский и постсоветский периоды. В круг внимания исследователей (Д.Я. Резун, Р.В. Василевский, И.А. Куприянов, Р.М. Кабо, А.П. Толочко, Д.А. Алисов и др.) входили такие темы, как этапы градообразования в Сибири, функции и роль городов Зауралья в экономической жизни России, общественная жизнь сибирских городов, организация самоуправления, специфика формирования социокультурного облика сибирского города.

Переходя к фактической стороне вопроса, отметим, что по получению известия о гибели Ермака, правительство отправляет в Сибирь отряд в 300 человек под командованием воеводы Василия Сукина и его помощника Ивана Мясного, которым вменялось в обязанность, избегая военных действий с Кучумом и его сторонниками построить русский город и укрепиться в нём. Воеводы, выполняя наказ царя Фёдора, построили близ речки Тюменки на берегу Туры в июле 1586 г. Тюменский острог.

Летом 1587 г., с целью максимального приближения к столице царства Кучума в Сибирь отправляется новый отряд, под предводительством письменного головы Данилы Чулкова, в результате чего был построен Тобольский острог. По сообщению сибирских летописей, отряд Чулкова двинулся из Тюмени к устью Тобола, где находился Кашлык. Татарские воины приготовились к длительной обороне, но к их изумлению казаки выволокли струги на берег в 15 верстах от Кашлыка, стали разбирать их на части и втаскивать на высокий мыс. В результате, из ладейного леса были построены крепостные стены и первые здания Тобольска: воеводский дом, склад, амбары, казачьи землянки.

В 90-х г. ХVI в., из соображений создания военно-стратегической и экономической базы для дальнейшего продвижения русской оседлости вглубь сибирской территории, в регионе появляется цепь укреплённых пунктов. В 1590 г. на реке Лозьве вдоль новой дороги, шедшей через Уральские горы, был сооружён Лозьвинский городок. Спустя три года, в 1593 г. на берегу Тавды построена новая русская крепость – Пелым, а на северном чрезкаменном пути в устье реки Сосьвы в 1594 г. Берёзовский острог и в 1595 г. Обдорский «острожек». Таким образом, со строительством Обдорска, Березова и Мангазеи (1600-1601 гг.) правительство взяло под свой контроль вольнопромышленную колонизацию по северному морскому пути.

Освоение территории Приобья выше устья Иртыша, начавшееся в 1594 г. привело к строительству здесь при содействии местных князцов ряда русских крепостей, в частности Сургута. Крепость Сургут сыграла роль опорного пункта в противостоянии русских Пегой орде – племенному объединению селькупов, склонных к военному союзу с Кучумом. С целью предотвращения образования этого союза, в 1596 г. в центре Пегой орды под руководством казачьего атамана Т. Фёдорова был воздвигнут Нарымский острог.

Путь по Вишере и Лозьве был длинным и тяжелым. Памятуя о зимнем переходе чердынского воеводы Никифора Траханиотова через "Верхотурье" на Тобол, Иртыш, Обь, в результате которого был построен Бордов, московское правительство издало в 1595 г. указ, по которому желающим предлагалось "проведывать" прямую дорогу в эти места. Удача улыбнулась крестьянину деревни Верхняя Усолка Соликамского уезда Артемию Сафоновичу Бабинову, проложившему новую сухопутную дорогу от Соликамска на верховья Туры. Осенью 1597 г. из Москвы в Сибирь были посланы Василий Петрович Головин и Иван Васильевич Воейков. В соответствии с царским наказом им повелевалось быть на государевой службе "на новой на сибирской на Верхотурской дороге - на старом на чюцком городище на Неромкуре поставити город". Вслед за этим стрельцов для лозьвинского гарнизона велено было "полати на Верхотурье для городового дела и для их строенья, потому что лозвинским людем тамо быти". На протяжении долгого времени город Верхотурье являлся главными воротами в Сибирь. Во многом это делалось искусственно, т.к. стремясь направить основной поток людей и грузов через его таможенную заставу, правительство всякую новую дорогу "мимо Верхотурья" приказывало "засечь накрепко, чтобы отнюдь конным людем проезду, а пешим проходу не было". И только лишь в 1763 г. это давно уже не действовавшее на практике распоряжение формально было отменено.

Важную стратегическую роль в освоении территории Западной Сибири и защите новых русских владений на востоке страны, сыграло основание Тарского острога в 1594 г. Попытки установления дипломатических отношений с ханом Кучумом, предпринятые тобольскими воеводами в самом начале 1590-х гг., оказались безуспешными. Воины Кучума совершали регулярные разорительные набеги на кочевья коренного населения. Среднее течение Оби и Иртыша в этот период стало место ожесточённых схваток. В 1594 г. для сооружения города из Тобольска была отправлена команда в 1 500 человек под началом князя Андрея Васильевича Елецкого. Главная задача, которая ставилась перед воинами – окончательное низложение Кучума и его сторонников. Новая русская крепость была возведена в 30 верстах от р. Тара в месте её впадения в р. Аркарку. Здесь был оставлен многочисленный гарнизон – 320 служилых казаков. Именно тарскому воеводе Андрею Воейкову принадлежит заслуга разгрома остатков кучумова воинства летом 1598 г., когда последние отряды некогда всесильного хана были разбиты в сражении, произошедшем на левом берегу Оби недалеко от устья маленькой речки Ирмень.

Результат победы над Кучумом можно охарактеризовать как двоякий. С одной стороны, более чем 20-летнее доминирование Кучума в регионе приучило коренное население к повиновению, гарантировало их от междоусобных столкновений и конфликтов. С другой стороны – поражение Кучума способствовало эскалации межплеменной розни и вынуждало представителей отдельных племён обратиться к поиску новой объединяющей силы, в качестве которой объективно могли выступить только русские. В 1603 г. в Москву отправился предводитель одного из татарских племён – эуштинцев, «князец Тоян», который довёл до сведения московских властей просьбу своих соплеменников о защите от набегов кочевников из южных степей: калмыков, телеутов, киргизов. Для этого Тоян просил русского царя Бориса Годунова в обмен на большой ясак основать на землях племени русскую крепость. Челобитные такого рода принимались в Москве чрезвычайно благосклонно. В итоге, в январе 1604 г. воеводы сибирских городов получили предписание из столицы выделить людей в экспедиционный отряд. Формирование отряда происходило в Сургуте. Начальниками его были назначены воеводы, Гавриил Писемский и Василий Тырков. Участниками экспедиции стали служилые люди из разных крепостей Сибири – Тюмени, Тобольска, Пелыма, Берёзова, а также присоединившиеся к ним тобольские татары и ханты. В результате, 7 октября (26 сентября ст. ст.) в Москву был отправлен отчёт о завершении строительства Томского острога.

Постигшая российское государство в начале ХVII в. Смута временно приостановила градостроительство вплоть до 1618 г. Но с этого года начинается новый этап возведения городов, связанный с дальнейшим продвижением на восток. Строятся Кузнецкий и Маковский (1618 г.), Енисейский (1619 г.), Мелеский (1621 г.), Красноярский, Рыбинский, Тарханский (1628 г.), Усть-Ишимский (1629 г.), Киренский, Илимский, Тебендинский, Братский, Вагайский и Усть- Кутский остроги (1631 г.), Якутский острог, Армашевская и Ирбитская слободы (1632 г.). Все эти поселения имели уже статус «острогов»[82]. На плечи Кузнецка и Красноярска легла задача дальнейшего продвижения в южную Сибирь; из Енисейска и Якутска осуществлялось проникновение в в Забайкалье и Приамурье и на берега Тихого океана. Самым крупным из них был Енисейский острог. Из всех слобод, возникших в это время, большое значение имела Ирбитская слобода, ставшая очень скоро большой торговой ярмаркой, которая к концу XVII в. вошла в число крупнейших российских торговых центров, догнав по своим оборотам знаменитую Нижегородскую ярмарку, а в конце XVIII в. ставшая уже городом[83]. С 1636 г. начинается новый этап градостроительного освоения Сибири. Правительство не ставит перед собой далеко идущие планы и процесс ограничивается благоустройством уже освоенной территории; ставятся остроги и слободы, выполнявшие военно - административные функции (Белослудская, Барневская слободы, Исетский острог) и являвшиеся центрами ясачного сбора (Канский, Олекминский, Верхоленский остроги и т.д.). Всего за время с 1636 по 1652 гг. было поставлено 16 таких поселений. Следующий этап начинается с 1654 г., когда по народной инициативе ставится Албазинский острог и начинается градостроительное освоение Прибайкалья, Забайкалья и Приамурья. Возникают Албазинский, Балаганский (1654 г.), Иргенский (1657 г.), Нерчинский и Телембитский (1658 г.), Иркутский (1661 г.), Селенгинский (1665 г.) и Верхнеудинский (1666 г.) остроги. Здесь Россия впервые непосредственно столкнулась с Китаем, Монголией и Джунгарией. Маньчжурский Китай сам в это время претендовал на Приамурье и Монголию. Московское правительство, занятое внутриполитической борьбой, испугалось угроз Китая и не откликнувшись на просьбы о помощи Джунгарии, по условиям Нерчинского договора 1685 года сдала Приамурье Китайцам, тем самым отодвинув Русскую колонизацию Дальнего Востока почти на 150 лет. Другим определяющим фактором этого периода является основание Иркутского острога, который в скором времени станет самым главным административным и экономическим центром всей Восточной Сибири. В старых внутренних районах основываются Катайский (1655 г.), Сосновский, Вернетомский (1657 г.), Мехонский (1660 г.), Белослудский (1664 г.) остроги. В последующий период, с 1667 г. остроги и крупные слободы ставятся в основном в уже освоенных районах Западной Сибири и в общей сложности, за это время возникло 15 острогов и слобод. Таким образом, в Сибири за период с 1586 по 1698 гг., было основано более 80 городов, острогов и слобод. Однако, собственно городов и острогов, как уездных центров насчитывалось всего 19.

Специфика сибирского градообразования определялась, прежде всего, текущими целями колонизации региона. К числу наиболее приоритетных, на стыке ХVI –ХVII вв., относились задачи военно-экономического характера. Обширность и слабая степень заселённости осваиваемых российским государством территорий, требовала активного участия в данном процессе военного контингента, что, в свою очередь позволяло добиваться значительных успехов в деле организации сбора ясака. По замечанию П.Н. Милюкова, в сложившейся ситуации московское правительство, не имея возможности и сил для планомерной организации колонизационной работы, «принуждено было заниматься…завоеванием Сибири и усмирением туземных племён…в результате чего занятие Западной Сибири сохраняло характер военной экспедиции»[84]. Всё это предопределило значительное преобладание в крае на рубеже ХVI – ХVII вв. военного населения над гражданским. Когда в 1624 г. производилось описание г. Тобольска, в нём оказалось 10 церквей, 53 двора посадских людей, 9 дворов пашенных крестьян и 325 дворов служилых людей, в числе которых значились боярские дети, стрельцы, казаки и иноземцы.

С конца ХVI столетия, московские власти решали проблему заселения региона, используя отработанную практику прибора и перевода. В первом случае воеводе поручалось набирать отряд из служилых и «охочих» людей. Воевода набирал сотников, сотники десятников, а десятники рядовых казаков. Перевод касался, главным образом, служилых людей регулярного войска, отправлявшихся в Сибирь за различные служебные провинности и «продерзости».

Таким образом, представителями царской власти в Сибири первоначально стали воеводы, что являлось адекватным составу населения края, а также целям и задачам его освоения в конце ХVI – первой половине ХVII вв.

В соответствии со сложившимися условиями, в начальной стадии освоения Сибири выстраивалась и административно-территориальная система управления краем. С началом включения сибирских территорий в состав Московского царства, а также появления крупных административных центров, выполнявших военно-мобилизационные и фискальные функции (Тюмень, Тобольск, Берёзов, Сургут, Тара) за Уралом формируется уездная система управления. Главной целью такой системы являлось создание простых и эффективных технических условий для сбора ясака с аборигенного населения. В 1637 г. Сибирский приказ, входивший ранее в состав Казанского дворца выделяется в самостоятельное административное учреждение и становится вершиной финансово-административной «вертикали власти», призванной обеспечить регулярное пополнение государственной казны за счёт богатейших ресурсов осваиваемого региона. Во главе преобразованного учреждения встали крупные представители московской бюрократии – князья Н.И. Одоевский, А.Н. Трубецкой, И.Б. Репнин. С момента своего создания и фактически до упразднения Сибирский приказ имел широкие полномочия, что находило выражение в управлении административным аппаратом всех уездов края, военными силами, организации внешнеполитических сношений с географическими соседями, сборе ясака, контроле за земледелием и переселениями. Обширность полномочий данного учреждения в практической плоскости означала постепенную смену военно-мобилизационных методов колонизации, политико-административными.

Изменение методов колонизации восточных окраин страны способствовало расширению и разнообразию функций сибирского города, а также дальнейшей эволюции системы административного управления краем.

Примечательно, что в начальный период освоения Сибири города концентрировались в лесной полосе региона, а с переменой политической ситуации в начале ХVIII столетия градостроительство смещалось на юг – в степные и лесостепные районы, где последовательно были заложены крепости, преобразовавшиеся впоследствии в города: Омск (1716), Семипалатинск (1718), Усть-Каменогорск (1720), Барнаул (1730), Петропавловск (1752). По мере закрепления русской оседлости на тихоокеанских рубежах, появляются новые города в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке: Николаевск-на-Амуре (1852), Благовещенск (1856), Владивосток (1860).

По справедливому замечанию Н.И. Никитина, на сибирские города и остроги жизнь обычно возлагала несколько важнейших задач; обеспечивать оборону края, управление им, сбор налогов с населения; они должны были служить местом торговли, промышленного производства, перевалки грузов. Но для каждого отдельного города (или группы городов – М.Ч.) в каждый период развития, какая-то из задач являлась приоритетной. Она и определяла лицо данного города как, прежде всего, военно-административного или торгово-промышленного центра[85].

Уже со второй половины ХVII века, когда разворачивается процесс активной трансформации сибирских крепостей и острогов в города, в их хозяйственно-экономической деятельности начинают проявляться специфические черты и особенности, позволившие во второй половине ХIХ в. Г.Н. Потанину предложить оригинальную концепцию классификации сибирских городов по трём типам: буржуазные, бюрократические и промежуточные.

Эволюция сибирского города, в период с конца ХVI до середины ХIХ вв. определялась многими составляющими, среди которых решающую роль играли ход и логика колонизации края, а также природно-географические и ресурсные условия региона.

Какое влияние оказывала колонизация Сибири на города можно проиллюстрировать следующими примерами. Фактически до конца ХVIII века, основным районом русской колонизации Зауралья, а также главным ареалом расселения являлась лесная полоса Западной Сибири, где функцию хозяйственно-культурного и административно-политического центра выполнял город Тобольск. Благодаря удобному географическому положению и защищённости от нападений кочевников с востока, тобольская торговля выступала в качестве связующего моста между лесным севером и степным югом, а через Тобольск шли товары европейского и русского производства. Однако, дальнейшее продвижение русской оседлости на восток (основание Томска, строительство крепостей и острогов в Восточной Сибири) и юг (основание Омской крепости) приводило к тому, что лидирующее политическое положение Тобольск уступил Омску, а экономическое – Томску. Симптоматично, что подобное положение вещей, отвечало потребительским задачам колонизационного процесса – реальным (обнаружение золота в Мариинской тайге, освоение и эксплуатация горных месторождений Алтая) и мнимым (неудачный поход Бухгольца в поисках «песошного золота»). Как бы то ни было, постоянное раздвижение рамок оседлости приводило и к смещению географического центра Сибири. Так, интенсивное градостроительство в восточной части региона (Иркутск, Енисейск, Красноярск, Троицкосавск, Якутск) способствовало расцвету таких городов, как Томск, стоявшему на пересечении главных водных и сухопутных путей, связывавших Западную и Восточную Сибирь; Барнаул – центр Алтайского горного округа; Омск – форпост восточной военной политики России ХVIII в. в пределах и за пределами южной степной полосы Сибири.

В связи с расширением колонизационного контекста резко снижалось значение одних «перевалочных» городов и возрастала роль других. Ещё в ХVII столетии через Верхотурье шли все главные дороги в Сибирь, но уже с начала ХVIII в., по мере оттока населения на юг региона появились новые, более удобные дороги на восток страны, что в конечном итоге привело к закрытию верхотурского тракта. На фоне падения роли Верхотурья и сооружения дороги, соединившей Поволжье, горнозаводской Урал и Сибирь импульс к динамичному развитию получили южные города. В этот период, некогда захолустный Ирбит, стал центром беспошлинной торговли и выполнял эту роль вплоть до стартового периода строительства сибирской железной дороги.

Судьба северных городов Сибири в конце ХVI – первой половине ХIХ вв. также была подчинена колонизационным задачам и непосредственным образом зависела от географического места и ресурсных условий. Жители северных городков Западной Сибири – Берёзова, Обдорска, Сургута, Нарыма специализировались на занятиях пушным промыслом, а сами названные города выполняли одновременно функции центов «ясачного» сбора и пограничных укреплений. Пушнина, вплоть до середины ХIХ в. являлась главным предметом сибирской торговли и сибирского импорта, составляя значительную (13) часть государственного дохода.

Колонизационная программа российского государства, центральное место в которой занимала «военная» и ресурсно-добывающая компонента, не могла не оказать воздействия на темпы и специфику развития старых русских городов, построенных в лесостепной полосе Западной Сибири. Основанные на рубеже ХVI – ХVII вв. как военные укрепления Тара, Ишим, Курган, Кузнецк, Ялуторовск, Бийск очень быстро утратили своё военное значение в тот период, когда границы отодвинулись на юг. Преобладающее значение в указанных местностях приобрела земледельческая колонизация. Скотоводство и хлебопашество в данном регионе стало играть приоритетную роль не только в деревенской округе, но и в городах, что повлияло и на образ жизни населения, и на его численность (в пределах 1-3 тыс. человек).

На очевидном контрасте с городами лесостепной зоны Западной Сибири развивались сосредоточенные на южной границе русских владений по рекам Лена, Енисей и Ангара города-крепости Восточной Сибири. По констатации П.Н. Милюкова: «…За Енисеем кончается европейский характер западного месторазвития. Меняются рельеф, климат, почва…, состав населения. Колонизация становится гораздо более затруднительной. Удобные для земледельческих культур лесостепные почвы исчезают или уходят на юго-восток…Тем не менее, русская колонизация не только не останавливается в этой фазе, но, напротив, с обновлённой силой пробивает себе путь к третьему – тихоокеанскому месторазвитию…»[86].

Освоение Восточной Сибири и начало в этом регионе градостроительных процессов стартовало с выходом русских на Енисей в начале ХVII столетия. Само же движение на восток от Енисея шло двумя основными, часто пересекавшимися потоками – северным (от Мангазеи через Туруханск к нижней Тунгуске) и южным (через Енисейск), куда направлялась основная масса колонистов.

Наиболее крупным городом Восточной Сибири к ХVII столетии являлся Енисейск, заложенный как острог в 1619 г. К началу ХVIII в. Енисейск трансформировался из земледельческого в крупный торгово-промышленный город региона.

В начале ХIХ в. на первый план в Восточной Сибири выходят Красноярск и Иркутск. Ускоренные темпы развития Красноярска были обусловлены исчезновением военной угрозы со стороны инородцев – енисейских кыргызов и джунгар. Красноярск – губернский город Енисейской губернии относился к числу городов, расцвет которых объяснялся утверждением и ростом золотопромышленности. Благодаря добычи золота Красноярск в начале ХIХ столетия обзавёлся городской лечебницей, женской гимназией, музеем. Все культурные здания города в этот период были сооружены на средства золотопромышленников.

Бурными темпами в ХVIII – ХIХ вв. развивался и город Иркутск, который по мнению Г.Н. Потанина успешно совмещал функции города буржуазного и бюрократического. В конце первой четверти ХIХ в. Иркутск стал административным центром Восточной Сибири, а к середине столетия наиболее густо населённым городом Зауралья (к 1861 г. население Иркутска составило 28 тыс. человек). Преимущества Иркутска проявились в том, что город являлся конечным пунктом московского тракта, вспомогательные ветки которого вели в Забайкальск и Кяхту. Благодаря этому обстоятельству через Иркутск проходила вся русско-китайская торговля.

Из городов Забайкалья самое оригинальное значение принадлежало городу Троицкосавску, достоинство которого определялось торговой слободой Кяхта, расположенной в 5 верстах от самого города. Кяхта состояла из 10-15 домохозяйств, занимавшихся преимущественно чайной торговлей. До строительства сибирской железной дороги все чаи, предназначенные для России, прибывали сначала в Кяхту, а затем местные купцы реализовывали их по всей стране. Кяхта была практически исключительно купеческим поселением (1/3 всех жителей), с ежегодным денежным оборотом от торговли 5 млн. руб. в год.

Наконец, самым крупным городом в бассейне реки Лена являлся Якутск, где порядка 50% населения на рубеже ХIХ – ХХ вв. составляли автохтоны – якуты, занимавшиеся промыслами и торговлей. В геополитическом отношении Якутск связывал освоенные территории на юге Восточной Сибири с необжитым северо-востоком и тихоокеанским побережьем.

Промысловое освоение Восточной Сибири и интенсификация там градообразовательных процессов в значительной мере способствовало эволюции системы административно-политического управления Зауральем, постепенному изменению роли города в этой системе, образованию новых административных центров края. При этом на первый план выходили природно-ресурсные условия осваиваемых местностей, геополитические достоинства сибирских городов, а также изменения идеологического характера. Так, тенденция, в соответствии с которой российская государственность эволюционировала от идеи сословно-представительной монархии к абсолютизму, приводила к усилению централизации и бюрократизации власти, что выразилось в сосуществовании двух противоборствующих тенденций: неограниченных полномочий местной администрации (воеводского произвола) в городах, распространявшегося на финансовую и личную жизнь граждан; в то же время, географическая отдалённость Сибири от Европейской России требовала от властей осуществления жёсткого контроля над местной властью. Всё это требовало от государства осуществления периодических мероприятий по приведению в соответствие систем административного управления в европейской части страны и колонизуемом регионе. Данная деятельность, в свою очередь, способствовала как образованию новых административных центров в регионе, так и медленному, но неуклонному расширению правовых возможностей городского населения, вследствие предоставления в ХVIII столетии ограниченного самоуправления сибирским городам. Так, уже в 1736 г. огромная Сибирская губерния была разделена на Тобольскую и Иркутскую провинции. Данный акт положил начало делению Сибири на Западную и Восточную, чем подчёркивался приоритет последней в колонизационной программе властей.

К концу первой четверти ХIХ в. эта тенденция была окончательно закреплена административными реформами М.Сперанского, в результате которых были образованы Западно-Сибирское и Восточно-Сибирское генерал-губернаторства, с центрами соответственно в Омске и Иркутске, городами, игравшими знаковую роль в военно-политической, дипломатической и торгово-экономической жизни Зауралья.

Контрольные вопросы и задания

1. Как и когда возникли первые сибирские города? Покажите их на карте.
2. Чем, на ваш взгляд, определялась специфика процесса сибирского градообразования? Каковы были функции городов Сибири в конце ХVI – начале ХVII вв.? Поясните, какие изменения в назначении города произошли в последующие периоды колонизации региона?
3. Назовите основные способы, которые практиковало московское правительство для заселения первых городов Сибири. Дайте им детальную характеристику.
4. Г.Н. Потанин классифицировал города Сибири по следующему принципу: города буржуазные, бюрократические и промежуточного типа. Прочитайте описания главных сибирских городов, распределите их по предложенной Потаниным типологии. Аргументируйте свой выбор (Приложение 4).
5. Поясните, в чём заключались особенности экономического развития городов Восточной Сибири?
6. Что такое «уездная система управления»? Как она складывалась? Какие главные цели преследовала?
7. Как эволюционировала система административно-территориального управления Сибирью? С какими факторами был связан данный процесс?
8. Выявите основные причины реформы административного управления Сибирью в конце первой четверти ХIХ в. Какие цели она преследовала? Охарактеризуйте основные результаты реформы для различных сфер социально-политической жизни Зауралья.

Лекция 6. Земледельческий опыт освоения Сибири (конец ХVI – первая половина ХIХ вв.)

Одной из ярких страниц истории Сибири, в контексте её завоевания и освоения является организация в регионе пашенного дела. Проблема земледельческого освоения Зауралья: численности хлебопашцев, хозяйственных занятий, повинностей, особенностей быта и сознания сибирских крестьян впервые затрагивается в дорожных дневниках учёных-путешественников ХVIII в. И. Лепёхина, И. Гмелина, П. Палласа, И. Фалька.

Профессиональные основы изучения аграрного вопроса в Сибири и его составляющих были заложены изысканиями П.А. Словцова, провозгласившего тезис о медленном утверждении землепашества за Уралом. Словцов полагал, что в условиях жёсткого государственного администрирования и преобладания казённых интересов к колонизуемому региону, сибирское земледелие на долгие годы было обречено выполнять вспомогательные функции, решало сиюминутные задачи «прокормления» служилого элемента. Так же, П.А. Словцов считал, что росту земледелия в Сибири препятствовали ограниченный характер торговли и зачаточное состояние местной промышленности.

О специфике развития сельского хозяйства в Сибири достаточно подробно повествуется в публицистических трудах и научных статьях идеологов «сибирского регионализма». Так, А.П. Щаповым была сформулирована концепция о складывании за Уралом своеобразного «народно-областного типа» сибиряка-крестьянина. С.С. Шашков, развивая данную доктрину, находил, что развитие сельского хозяйства в крае подрывало нравственные устои сибирского общества, поскольку становление земледелия в Сибири происходило за счёт ущемления экономических и социальных прав коренного населения.

Противоположных взглядов на факт земледельческого освоения Зауралья придерживался Н.М. Ядринцев. Виднейший публицист и общественный деятель считал, что именно благодаря земледелию, русское крестьянство получило реальную возможность добиться экономического успеха, что подтверждалось, в частности, более высоким уровнем жизни сибирского землепашца, в сравнении с аналогичными параметрами у выходцев из европейской части страны. Кроме того, Н.М. Ядринцевым была зафиксирована исходная хронологическая граница начала сибирской пашни, датируемая 1590 г.

Вопросам хозяйственной жизни сибирского крестьянства, семейных отношений, верований, обрядов, фольклора, основанных на обработке собранного экспедиционным путём материалов, были посвещены работы Г.Н. Потанина.

Вопросами состояния и экономической эволюции сибирского земледельческого сектора, характера и способов заселения Сибири, крестьянского быта, во второй половине ХIХ в. предметно занимались такие исследователи, как Н.Н. Козьмин, В.И. Семевский, Д.Н. Беликов, П.Н. Буцинский. В их работах был представлен обширный фактический материал по истории сибирского земледелия в конце ХVI – первой половине ХIХ вв., что создавало условия для исследовательской деятельности последующим поколениям историков.

В советский период историографии вопроса о становлении и развитии сибирского земледелия, исследователи концентрировали своё внимание главным образом на хозяйственно-экономических сюжетах истории этой отрасли. В то же время, специалисты в области сибиреведения, несмотря на серьёзные идеологические барьеры, пытались выйти за пределы предначертанных идеологией рамок, обнаруживая известное разнообразие факторов, определявших процесс развития земледелия за Уралом. Так, наличие предпринимательского начала в сибирском земледелии было отмечено С.В. Бахрушиным, обстоятельства генезиса сибирской земледельческой экономики и общины убедительно показали В.И. Шунков (им же были определены территориальные рамки земледелия за Уралом), Ф.Г. Сафронов, А.А. Преображенский, А.Д. Колесников, В.А. Александров, З.Я. Бояршинова, М.М. Громыко и др.

Известно, что в стартовый период колонизации края, население группировалось либо в малопригодных для земледелия районах, либо в местах совершенно недоступных для сельскохозяйственных занятий. Лишь в южных лесостепных районах Сибири было достаточно условий для землепашества. Именно там и возникли первые пашенные очаги. Следует отметить, что первые «насельники» сибирского края – военные люди и духовенство, находились в Сибири на полном государственном иждивении, питаясь хлебом, ввозимым из европейской части страны. Хлеб завозился в Сибирь в виде поставки черносошными крестьянами «сошных запасов» из Перми, Соли Камской, Кайгородка, Вятки, Устюга, Чердыни.

В конце 80-х – начале 90-х гг. ХVI в. правительство предпринимает первые попытки по созданию хлебопашества в Сибири силами русского и местного населения. Воеводы Тобольска, Тюмени, Пелыма пытались произвести учёт местных земледельцев (манси, татар) и обложить их хлебным оброком взамен уплаты ясака пушниной. Однако эти меры оказались неэффективными. Инородцы, обложенные хлебными сборами, подавали в воеводские правления челобитные, в которых просили перевести их в прежнее положение, так как земледелие «им не за обычай».

В конечном счёте, было решено развивать хлебопашество в крае силами русских переселенцев. В известной степени, принятию данного решения способствовало и постоянное расширение географического ареала русской колонизации. Уже в конце ХVI столетия, принятие властями оперативных мер по созданию в крае пашенного земледелия и привлечения к нему профессиональных землепашцев стало жизненно необходимым делом.

Самое раннее упоминание о распашке земли в регионе относится как раз к концу ХVI в. Это были пашни тюменских, пелымских и верхотурских деревень, расположенных по реке Тура. Первыми русскими крестьянами в Сибири стали «переведенцы» (30 семей) из Сольвычегодского уезда 1590 г. В 1592 г. в Зауралье прибыли крестьяне из Перми и Вятки, в 1600 г. – из Казани. По «дозору» 1623 г. в Сибири насчитывалось: 41 деревня служилых людей, 17 деревень посадских, 24 деревни пашенных крестьян и 8 деревень ямщиков. К 1645 г. в Пелымском уезде было зафиксировано 56 крестьянских семей, обрабатывавших 66 десятин государевой пашни. В основу организации государевой пашни был положен опыт южно-российских пограничных городов, где выделяли особые пахотные поля для прокормления «рутных» людей. Следует сказать, что процесс организации государевой пашни в Сибири был сопряжён со значительными трудностями, что выражалось, прежде всего, в недостатке крестьян и отсутствии земледельческих навыков у коренного населения. Лишь с появлением вольных крестьян-переселенцев из России появилась реальная возможность обработки государевой пашни и решения продовольственных задач.

К концу ХVI в., когда был открыт сухопутный путь через Верхотурье, ключевым районом земледелия стал Туринский острог. Сюда из Казани было переведено 55 крестьянских семей и ещё 6 семей ямщиков с условием организации пашенного хозяйства. Крестьянам выделялись участки земли с 2-3 - годичным освобождением от тягловых обязательств. Первые поселенцы-землепашцы получали ссуды (возвратные) и подмоги (безвозвратные) деньгами, скотом и прочим имуществом, что позволило им создать достаточно прочные хозяйства. По окончании льготного периода земледельцы были обязаны обрабатывать не только свой надел, но и участок государевой пашни, который формировался пропорционально его земельному участку. Крестьяне были обязаны пахать, сеять, убирать урожай, свозить его в государственные амбары.

В виду того, что с началом сибирского земледелия в основе крестьянского землепользования лежал принцип простого фактического завладения (пахать там, где «соха и коса ходит»), воеводы, борясь с практикой самовольных захватов, в скором времени отменили устоявшийся порядок определения объёма крестьянских работ на государевой пашне. Вольное земледелие стало ограничиваться «десятинной пашней». Это означало, что крестьянин был обязан обрабатывать 1 десятину 250 саженей государевой пашни, независимо от размеров своего земельного владения. Категория данных крестьян получила название пашенных.

В деревни, где сосредотачивалось пашенное крестьянство, власти назначали приказчиков, в обязанности которых входила забота о государственной прибыли. В связи с этим, приказчик выступал как организатор крестьянских работ и надсмотрщик за результатами труда хлебороба.

Однако, земельный простор и обширность колонизационного фонда позволяла властям сочетать десятинную пашню с хлебным оброком, когда часть крестьянского урожая сдавалась в государственные амбары. По мнению многих исследователей, подобная мера была наиболее популярна среди свободолюбивого (пришедшего с русского севера) сельского населения и в конечном итоге возобладавшая в Сибири.

На рубеже ХVII – ХVIII вв., когда потребность в хлебе для населения была в основном удовлетворена, с крестьян, поселившихся на новых землях, стали брать не хлебный, а денежный оброк. Объяснялось это главным образом тем, что старые десятинные пашни выпахались и урожаи были низкими. Назначение денежного оброка ещё более освобождало крестьян. Приказчики теперь не вмешивались в хозяйство крестьянина, а последний мог «вырабатывать» оброк продажей хлеба, скота, промысловой деятельностью, что значительно способствовало расширению спектра хозяйственных занятий крестьянина. Количество денежно-оброчных крестьян стабильно увеличивалось. Только в Тобольском уезде к началу ХVIII в. таковых насчитывалось порядка 40 % от общего числа хлебопашцев[87].

В период к конца ХVI – до начала ХIХ вв. происходило постепенное расширение географической зоны сибирского земледелия, формировались основные районы хлебопашества. Если в конце ХVI в. русский крестьянин начал пахать на самом западе Сибири, то начиная с середины ХVII в. русские пашни были уже на Лене и Амуре, а в начале ХVIII в. – на Камчатке. Таким образом, за одно столетие «русская соха пропахала борозду от Урала до Камчатки»[88]. Пашни шли вдоль основного пути продвижения русских с запада на восток по водной дороге, связывавшей великие сибирские реки: Обь, Енисей, Лену, Амур.

Именно по этому пути сложились основные земледельческие районы Сибири в ХVII столетии. Наиболее значительным из них являлся Верхотурско-Тобольский район, где в ХVII – ХVIII вв. концентрировалась основная масса крестьян-землепашцев (75% крестьянских дворов Верхотурского, Тюменского, Туринского и Тобольского уездов). В этом районе, раньше чем где бы то ни было в Западной Сибири, наблюдался отход земледельческого населения от основной транспортной линии с целью обосноваться в «угожих», пашенных местах. Уже в начале ХVII в. крестьяне этого района начинают пахать на р. Нице, затем по рекам Пышме, Исети, Миассу, Вагаю и Ишиму. По изысканиям специалистов, к концу ХVII в. здесь образовалось порядка 80 деревень, в которых проживало более 8 280 крестьянских семей. Центр Верхотурско-Тобольского земледельческого района располагался по притокам Тобола – река Туре и Исети, а крайняя южная граница ХVII в. проходила около Кургана (Царёво городище). Названный район был главным центром сибирского земледелия, а хлеб отсюда вывозили дальше на восток, где земледелия не было, или земледельческие районы только начинали формироваться.

Вторым по значимости хлебопашенным районом Зауралья являлся Томско-Кузнецкий регион. Он занимал пространство вдоль р. Томь, а земледельческое население группировалось вокруг Томска. Расположение района в стороне от эпицентра колонизации (главной дороги из Тобольска на Енисей и Лену) определило и его специфику: здесь собственно крестьянства практически не было и воеводы вместо выдачи служилым людям хлебного жалованья стали наделять их земельными участками. В результате, к концу ХVII в. 40 % служилых людей Томского уезда «сидели» на пашне и их в роль в земледельческом освоении территории района была весьма заметной. Только к началу ХVIII столетия Томско-Кузнецкий район стал удовлетворять собственные потребности в хлебе. Непосредственно в земледелии было задействовано порядка 1 800 домохозяев.

Третий земледельческий район сформировался в радиусе Енисейского острога на Ангаре и в Приангарье. В его состав входили Енисейский, Красноярский, Илимский, Братский и Иркутский уезды. Тайга и условия горной местности заставляли хлебопашцев распахивать земли в долинах рек, не углубляясь в тайгу. В связи с этим, селения тянулись редкой цепочкой вдоль речных артерий. В середине ХVII в. Енисейский район удовлетворял лишь внутренние потребности в хлебной продукции. В его границах насчитывалось 2 500 дворохозяев.

Ленский земледельческий район располагался в верховьях реки Лена. Местности в его границах были мало пригодны для пашни, но необходимость обеспечения хлебом служилых людей и отдалённые местности (Якутию) заставляли местных воевод принимать меры по организации земледелия. Известно, что первый опыт распашки пашни здесь принадлежал экспедиционному отряду Ерофея Хабарова. Район обеспечивал себя хлебом частично, компенсируя недостачу за счёт Верхотурско-Тобольского и Енисейского зерновых центров Сибири. В бассейне Лены земледелием занималось всего 600 дворохозяев.

Пятый земледельческий район, Забайкало-Амурский, также как и Ленский имел только местное значение. Образовался он в середине ХVII в. вокруг Забайкальских острогов. Наиболее известным эпизодом забайкальско-амурского земледелия являлось освоение русскими приамурских земель от Нерчинска до Албазина и устья реки Зеи. Поход Ерофея Хабарова и распространения известий о богатстве Даурии, создали условия для привлечения в этот район русских переселенцев. Албазинский острог имел вполне реальные шансы стать одним из значимых центров русского земледелия за Уралом, однако осложнение внешнеполитической ситуации и агрессия со стороны Китая приостановили переселения крестьян. В итоге, пашни в Забайкало-Амурском районе сосредотачивались вокруг Нерчинска, вследствие чего район имел только местное значение (земледельческого населения – 200-250 дворов).

Таким образом, в Сибири к началу ХVII в. насчитывалось свыше 13 000 дворохозяев-хлебопашцев (около 60 % к общему количеству русских семей в Зауралье). Русское население края в указанный период могло в основном обходиться произведённой хлебной продукции без поставок из европейской части страны. С 1685 г. обязательное поступление в Сибирь хлеба на жалованье служилым людям было прекращено.

Переселившиеся из Европейской России хлеборобы приносили в Зауралье традиционные приёмы обработки земли, которые, с учётом местных природно-климатических условий либо видоизменялись и совершенствовались, либо исключались из земледельческой практики. В этой ситуации происходило накопление крестьянами не только позитивного, но и негативного опыта, следствием чего являлось определение ими тех мест региона, где занятие земледелием было невозможным. На вновь заведённых в Зауралье пашнях хлеборобы сразу начали проводить опыты по определению средней урожайности, качества земельных угодий. Быть «опытником» заставляли, прежде всего, обстоятельства природно-климатического характера, которые при отсутствии у крестьян систематических агрономических знаний выступали в качестве главного фактора, лимитирующего экономические достижения хозяйств в земледельческой сфере.

Говоря о климате Сибири, как статистическом ансамбле метеорологических характеристик, необходимо подчеркнуть его зональный характер, что предопределило различную степень экстремальности климатических проявлений в обширных территориальных параметрах колонизуемого региона. Северная граница сибирского хлебопашества определялась в основном зоной распространения вечной мерзлоты, южная (относительно благоприятная) зависела от внешнеполитической обстановки, являлась крайне неустойчивой.

Кроме того, земледельческие районы Сибири были освоены неравномерно. Плотность их заселения была обратно пропорциональна степени удаления от Урала. Во многом это объясняется природно-климатической спецификой различных районов края: по мере приближения к Тихому океану количество пригодной для хлебопашества земли уменьшалось, а температурный режим становился жёстче. По констатации В.В. Покшишевского, в Восточной Сибири «надо удивляться не слабому развитию «пашенного дела», но тому, что оно всё же возникало»[89].

При организации пашни в Сибири, знаковую роль играли и универсальные климатические характеристики, свойственные Зауралью. Переход от Восточно-Европейской к Западно-Сибирской равнине, характеризовался ужесточением погодных условий, особенно в зимние и переходные сезоны. Именно эти отклонения и определяли специфику сибирского климата. К числу таковых относились: значительные внутримесячные и сезонные температурные амплитуды, дефицит осадков и неравномерное их распределение по территориям и сезонам года. Обычным явлением для сибирского региона были возвраты холодов в периоды начала вегетации растений, а также ранние (августовские и даже июльские) заморозки, что значительно корректировало сроки посевных и уборочных работ, требовало от землепашца внимания и наблюдательности. Неблагоприятные климатические условия, связанные главным образом с флуктуациями температур, спецификой выпадения и распределения осадков, естественным образом ограничивали возможности земледельческих районов Сибири. Выше уже говорилось о том, что даже располагавшиеся в относительно благоприятных географических условиях Верхотурско-Тобольский и Томско-Кузнецкий районы были самодостаточными (потребительскими) с точки зрения производства хлебной продукции. Производимые излишки зерновых было чрезвычайно трудно собрать и сохранить из-за проливных осенних дождей, а также отсутствия условий для хранения и транспортировки хлебов.

Условия сибирского климата оказывали непосредственное влияние на характер почв в регионе. Почвенный покров в Сибири отличался значительным своеобразием. Сибирским почвам было свойственно отсутствие выраженной зональности, а также «островной» характер распространения чернозёмов, наиболее приспособленных для земледельческой обработки. Плодородные свойства сибирских земель определялись, главным образом, географическими и климатическими агентами влияния: рельефом местности, наличием естественных водных ресурсов, атмосферным орошением. Все эти факторы оказывались решающими в хозяйственной деятельности новопоселенцев, вынужденных путём проб и ошибок адаптировать свои хозяйства к реальностям природно-климатических условий осваиваемого края. Так, уже в ХVII столетии крестьяне определили, что качество сибирских почв может быть разнообразно даже в пределах небольшой территории. Поэтому, сибирский крестьянин никогда не сеял в одном месте, а предпочитал разбрасывать посевные площади в границах округи, дробить запашку, что спасало ещё и от градобитий. Проведение таких опытов стало возможно благодаря земельному простору и продолжалось в течении ХVIII – первой половины ХIХ вв.

К разряду опытнической деятельности сибирского крестьянина следует также отнести выбор места под пашню, доминирование тех или иных зерновых культур, распространение и трансформации земледельческих систем и технологий.

Выбор места под пашню являлся первым шагом в земледельческой деятельности сибирских поселенцев-крестьян. При выборе места учитывались такие характеристики, как близость воды, наличие пустошей, рельеф, метеорологические условия, плодородие почв. О пригодной для выращивания хлеба земле говорили - «добрая». «Досмотрев» «добрую» землю, крестьяне обращались в воеводские избы с просьбой об отводе им пригодных участков. Крестьянские наблюдения, в частности, подсказывали, что если к началу или середине лета не вся земля оттаивала, то производить посевы в этих местах бессмысленно. Кроме того, под пашню земледельцы старались выбирать свободные земли, не принадлежащие аборигенам. Земли обычно присматривались в непосредственной близости к рекам, ручьям, озёрам, что давало возможность строить мельницы. При этом в расчёт принималось и такое обстоятельство, как достаток, но не переизбыток воды, что могло привести к подтоплению пашни.

Обустройство в границах выбранного места влекло за собой определение крестьянином культур, предназначенных под посев. В этой ситуации, также порукой для земледельца становился опытный путь. В организации пашенного хозяйства и выборе посевных культур русский крестьянин в Сибири ориентировался на комплекс традиций, сформировавшихся в местах предыдущего проживания, воспринятых у предшествующих поколений. Вместе с тем, конкретные природно-климатические условия Зауралья вносили объективные коррективы в процесс использования тех или иных сельскохозяйственных культур. В Сибирь, крестьяне-новопоселенцы принесли все известные им семена: рожь, овёс, ячмень, пшеницу, горох, гречиху, просо.

С начала ХVII в. и вплоть до середины ХIХ столетия основной зерновой культурой в крае являлась рожь. В условиях Сибири сформировался местный экотип «зимостойкой» ржи, о которой местные хлеборобы говорили: «…как пшеницу матушку не назови: Белотурка, Кубанка, Гирка, а всё же рожь поименитее будет, даром, что у неё одно имечко…». Действительно, в условиях континентального климата рожь (яровая и особенно озимая) являлась наиболее надёжной культурой, как с точки зрения процесса вегетации, так и с позиций продуктивности. У ржи был наиболее короткий период вызревания, что давало крестьянам больше времени на её уборку с полей (с 1 августа по 15 сентября). Данная культура не требовала регулярной прополки и хорошо справлялась с сорняками, что в условиях сибирской нови, где крестьянам приходилось «не столько пахать, сколько «гоить» почву, было очень важно. Рожь являлась наиболее выгодной в хозяйстве зерновой культурой, т.к. давала гарантированные урожаи при минимуме трудовых затрат, долго не портилась в условиях бытового хранения. Кроме того, после озимой ржи почва была практически идеально подготовлена для посева разнообразных зерновых культур.

Пшеница, вторая по значимости зерновая культура в Сибири, получила распространение за Уралом позднее ржи. Известно, что на первых пашнях, организованных вокруг Тобольска посевов пшеницы не было. Однако, в до русской Сибири, ещё в первой половине ХVI в. татары культивировали полбу – плёнчатую пшеницу («татарский хлеб»). Этот факт был зафиксирован Ермаком в годы его сибирского похода. Сибирские сорта пшеницы появились в результате гибридизации и временной селекции татарских и российских её сортов. Наиболее популярным в Сибири сортом считалась Кубанка, так как на родине (Кубани) она разводилась в районах с относительно прохладным летом и на слабых чернозёмах. Озимая пшеница получила широкое распространение на южных чернозёмах, где высевались такие её сорта, как скороспелая Усанка, а также Гирка – стойкая к заморозкам и туманам. Пшеница, входившая в круг основных потребностей крестьянина, обладала в обстоятельствах Сибири как достоинствами (лучше всего всходила на «нови»), так и очевидными недостатками: земли, занятые под этой культурой требовали регулярной и глубокой вспашки, что в местных природно-климатических условиях было делом затруднительным.

Овёс в Зауралье культивировался до конца ХVI в. татарами. Русские стали сеять его одновременно с оформлением основных земледельческих центров и становлением пашенного хозяйства в начале ХVII в. Так как в европейской части страны овёс был второй по продуктивности (после ржи) зерновой культурой, то и в Сибири его на первых порах старались активно использовать. Действительно, овёс отличался неприхотливостью и хорошо рос на «безнавозных» землях, густо сеялся и отличался стабильной урожайностью. Русские землепашцы, обращая внимание на продолжительность вегетационного периода овса, говорили: «Сей овёс в грязь, будешь князь»[90]. Однако в местных сибирских условиях, для которых были характерны частые возвраты холодов, заморозки на почве, привычка сеять овёс раньше других культур приводила к его низкой урожайности.

Помимо названных культур широкое распространение на сибирских землях получили ячмень (главная культура дорусской Сибири), просо, гречиха, бобовые. С 1776 г. в регионе начинают культивировать картофель, семена которого привезли в Сибирь и впервые высадили в границах Тобольска ссыльные из Запорожья. На сибирских полях также высаживались технические культуры (конопля, лён) и крапива.

По свидетельству источников и изысканиям исследователей сибирское земледелие с точки зрения состава культур в ХVII столетии было в целом таким же, как в средней и северной полосе России. Не случайно, что в Сибирском приказе отмечали, что в Сибири пашут «не против русского обычая»[91].

Некоторая общность с европейскими территориями страны наблюдалась и в отношении приёмов полеводства, характеризовавшихся в Сибири, как и в местах выхода крестьян, крайней пестротой. Однако, следует отметить, что процесс складывания земледельческих систем и технологий в Зауралье отличался и некоторыми специфическими чертами, что определялось характером заселения и земледельческого освоения Сибири.

В ХVI – ХVII вв. в ходе стартового этапа освоения Зауралья земледелие развивалось главным образом в таёжной зоне и лишь местами проникало в более плодородную лесостепь. Пашню в ранние периоды земледельческой колонизации первыми заводили небольшие по численному составу крестьянские семьи из Перми, Вятки, с русского севера. Им приходилось распахивать целинные участки, но, поскольку заселённость края была невысокой, расчистка пашни из-под леса чаще всего была малопродуктивной. Во многом поэтому, сибирская пашня зарождалась на больших полянах (еланях), а первые сельские поселения были небольшими и располагались близко друг к другу. Кроме еланей находились «дикие», «ничейные» земли в долинах сибирских рек, где возникали заимки (дословно – занятый под хозяйство участок земли), постепенно укрупнявшиеся и трансформировавшиеся в деревни, сёла и слободы. Таким образом, начало «пашенного дела» требовала от земледельцев больших трудовых затрат. Чтобы основать населённый пункт, необходимо было отыскать подходящую елань, расширить её, вырубить лес, выкорчевать пни и кустарники, подготовить пашню и поставить дом. В связи с данным обстоятельством, хозяйство первых сибирских землепашцев имело «складнический» характер, а крестьяне создавали для выполнения работ различные по формам сообщества.

Тот факт, что сибирское земледелие начиналось в свободных от леса еланях и пустошах, где подсечно-огневая практика являлась малоэффективной, в первые годы освоения земель, крестьяне обращались к традиционной в Европейской России системе трёхполья. Однако в скором времени многие из хлебопашцев воочию убедились в её неэффективности. Особенностью сибирского хлебопашества являлось то, что новопоселенцы в массе своей приходили из районов, в которых скотоводство фактически отсутствовало или было не развитым. Поэтому навозное удобрение на сибирских землях практически не применялось, а если и использовалось, то исключительно в опытнических целях, не регулярно. В Москву поступали сообщения, что в Сибири, «где на выпашную землю навоз и вывезут, и на той земле хлеб родится плох, побивает травою»[92]. Подобного рода сообщениями пестрят актовые документы ХVII в.: «пашня худа, да хлеб не родится» (1603 г.); архиепископ Сибири Симон сообщал: «в Софийских слободах учинился недород, пашенные земли выпахались»[93].

Альтернативой традиционному русскому трёхполью в Сибири, где вплоть до середины ХIХ в. имелся обширный фонд не занятых земельных площадей, были двухполье и перелог. Неудобство двухполья заключалось в том, что крестьяне оставляли незасеянными после распашки около ½ своей земли, что заставляло их переходить к переложной системе. В этом случае землю «выпахивали», засевая её несколько лет подряд одной и той же культурой, а затем бросали на срок от 8 до 15 лет в «залежь» для восстановления плодородия.

В целом, вопрос о преобладании той или иной земледельческой системе в Сибири не может быть решён однозначно. В выборе крестьянином модели полеводства доминировал порайонный принцип: в местах раннего расселения и таёжной полосе преобладала паровая система в сочетании с перелогом; на вновь осваиваемых в течении ХVII – ХVIII вв. землях (лес, лесостепь, степь) складывалась залежная система.

Движение в Сибири систем земледелия от трёхполья, считавшегося в ХVI – ХVII вв. наиболее передовым к двухполью и перелогу часто трактовалось исследователями как регресс. В то же время, необходимо признать, что каждая система земледелия определяется, прежде всего, условиями, в которых оказался земледелец. Приёмы полеводства, выработанные в ХVII в. крестьянами Зауралья на эмпирической основе в сибирских условиях долгое время были наиболее целесообразными. Об этом косвенно свидетельствуют и технологические модели адаптивного поведения крестьян в обстоятельствах пестроты почвенных условий и разнообразных климатических явлений в регионе.

Так, при организации пашни, крестьянин должен был учитывать характер местности и её климатические условия. Поэтому в северных и восточных (горных) районах осваивались чаще всего высокие места, где было достаточно солнца и растения не страдали от ранних заморозков (инеев), случавшихся в низинах. Об этом очень доходчиво писал профессиональный агроном В.Н. Шерстобоев: «В Ангаро-Илимском крае…под пашню выбирались преимущественно южные или юго-восточные склоны…Спускаться к самой подошве препятствовали ранние осенние и поздние весенние заморозки…»[94].

В южной земледельческой полосе (лесостепь и степь), где преобладали открытые равнинные участки, крестьяне стремились отыскать увалы и сеять на их северных склонах. Делалось это для того, чтобы солнце меньше жгло, и снег медленнее сходил весной.

Свойства рельефа также учитывались крестьянами в сельскохозяйственной деятельности. Землепашцы старались выбирать равнинные участки, где лучше задерживалась влага, что в условиях дефицита осадков было крайне важным. И наконец, для обеспечения стабильной урожайности определяющую роль играло наличие леса и расположение пашни по отношению к нему. Лес выполнял функцию снегозадержателя, защищал посевы от выдувания, позволял накапливать необходимую влагу на полях. Наличие лесной растительности, таким образом, не только создавало трудности для крестьянина, ведущего хозяйство в таёжной зоне, но и гарантировало ему не всегда высокие, но постоянные урожаи.

Опытническая деятельность крестьян, обнаружение ими адекватных систем земледелия, разумного сочетания и чередования сельскохозяйственных культур, а также целесообразных в конкретных природно-климатических условиях технологий, на практике означало завершение важного этапа в русской колонизации восточной окраины страны. К концу ХVII в. из 20 сибирских уездов только 3 – Берёзовский, Сургутский и Мангазейский – оставались «непашенными», остальные имели возделанные поля и прочную основу для развития сельского хозяйства в будущем.

Контрольные вопросы и задания