Книга вторая

СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ ВТОРОЙ

Тень Кругала, одного из павших в бою ирландских героев, являетсяКонналу, предсказывает поражение Кухулина в следующей битве и настоятельносоветует ему заключить мир со Свараном. Коннал сообщает Кухулину о своемвидении, но тот остается непреклонен: повинуясь законам чести, он не хочетпредлагать мир первым и решает продолжать войну. Наступает утро. Сваранставит Кухулину унизительные условия, которые тот отвергает. Начинаетсябитва, и оба воинства упорно сражаются, пока бегство Грумала не вынуждаетирландскую армию отойти. Кухулин и Коннал прикрывают ее отступление. Карилотводит воинов на ближайший холм, куда вскоре вслед за ними приходит и самКухулин. Он замечает флот Фингала, плывущий к берегу, но наступившая ночьскрывает суда от его взора. Кухулин, удрученный поражением, приписываетнеудачу гибели своего друга Ферды, которого он сам убил незадолго до этого.Карил, желая доказать, что неудача отнюдь не всегда преследует того, ктонечаянно убил друга, рассказывает историю Комала и Гальвины. Коннал лежал под вековым древом, внимая шуму горной реки. На мшистомкамне покоилась его голова. Сквозь вереск Лены долетал до него пронзительныйголос ночи. Вдали от героев лежал он, ибо сын меча не страшился врага.* * Ландшафт, где отдыхает Коннал, хорошо знаком всякому, кто бывал вгорных районах Шотландии. Поэт показывает героя вдали от войска, чтобы темсамым увеличить ужас явления тени Кругала. Вероятно, читателю будетнебезынтересно узнать, как изложили подобный предмет два других древнихпоэта. Там Ахиллесу явилась душа несчастливца Патрокла, Призрак, величием с ним и очами прекрасными сходный; Та ж и одежда, и голос тот самый, сердцу знакомый. Стала душа над главой и такие слова говорила. Гомер. Илиада, XXIII [65]. Вот во сне у меня в глазах с печальнейшим Гектор Видом предстал, и слез обильные лил он потоки, Парой коней уносим как некогда, черен в кровавом Прахе, со вдернутыми в опухшие ноги ремнями. Горе, каков-то он был! Как против того изменился Гектора, что приходил одетый в доспехи Ахилла, Или кидал в корабли данаев фригийское пламя. С грязной он был бородой, волоса слипались от крови; Ранами тела покрыт, которых он множество принял Вкруг отеческих стен. Вергилий. Энеида, II [270]. Погружен в дремоту, узрел мой герой темно-багровый поток огня, которыйсвергался с холма. Кругал, вождь, накануне павший, несся на нем.. Он пал отдлани Сварана, сражаясь в битве героев. Лицо его, словно луч заходящей луны,одеяние - тучи холма, а очи, словно два огня угасающих. Чернеет рана в егогруди. "Кругал, сын Дедгала, славного на оленьем холме, - сказал могучийКоннал, - почему так бледен ты и угрюм, сокрушитель щитов? Никогда небледнел ты от страха. Что тревожит сына холма?" Смутный, с очами, полными слез, стоял он, простирая бледную длань, надгероем. Еле слышно звучал его слабый глас, как ветерок в тростниках Лего. "Дух мой, о Коннал, скитается на родимых холмах, но тело лежит набереге Уллина. Вовек тебе не беседовать с Кругалом, не находить одиноких егоследов на пустоши. Легок я, точно ветер Кромлы, и проношусь, пелене туманаподобный. Коннал, сын Колгара,* вижу я мрачное облако смерти: нависло ононад равнинами Лены. Падут сыны зеленого Эрина. Беги же с поля духов". Какзатуманенный месяц, исчез он в свистящем вихре.** * Коннал, сын Кайтбата, друг Кухулина, иногда, как, например, здесь,зовется сыном Колгара по имени основателя рода. **... душа Менетида, как облако дыма, сквозь землю С воем ушла. Гомер. Илиада, XXIII, 100. "Постой, - промолвил могучий Коннал, - постой, мой темно-багровый друг.Останься на этом луче небесном, сын открытой ветрам Кромлы. В какой пещерехолма обитель твоя одинокая? Какой зеленоглавый холм упокоил тебя? Неуслышим ли мы твой голос в буре? в шуме потока горного, когда появляютсяслабые чада ветра и несутся на вихре пустыни?" Встал сладкогласный Коннал в доспехах гремящих. Он ударил в свой щитнад Кухулином. Сын битвы проснулся. "Зачем, - сказал колесницы правитель, - зачем вторгается Коннал в ночи?Копье мое могло б устремиться на звук, и Кухулин оплакал бы гибель друга.Говори же, Коннал, сын Колгара, говори: твой совет, как светило небесное". "Сын Семо! - ответствовал вождь, - дух Кругала вышел ко мне из пещерыхолма своего. Тускло мерцали звезды сквозь призрак его, и голос звучал, какдалекий поток. Это посланный смерти. Он вещает о темном и тесном жилище.Проси мира, о вождь Дунскеха, или беги по вереску Лены". "Он говорил с Конналом, - молвил герой, - хотя звезды тускло мерцалисквозь призрак его. Сын Колгара, это ветер роптал в пещерах Лены. А если тобыл Кругала призрак, что же ты не заставил его предстать моим взорам; *Спросил ли ты, где пещера его, жилище сына ветра? Мой меч отыскал бы тотглас и заставил открыть. что он знает. Только мало он знает, Коннал, ибо ещесегодня был здесь. Не успел он уйти за наши холмы. Кто же мог предсказатьему нашу погибель?" * Поэт раскрывает нам господствовавшие в его время представления одуше, отделившейся после смерти от тела. Из слов Коннала о том, что "тускломерцали звезды сквозь призрак" Кругала, и из последующего ответа Кухулина мыможем заключить, что оба они считали душу материальной, чем-то вроде eidwlon[призрак] древних греков. "Духи летают на тучах и мчатся на ветрах, - ответствовал мудрый голосКоннала. - Они покоятся вместе в пещерах своих и там толкуют о смертных". "Так пусть же они толкуют о смертных, о каждом, но не обо мне, вождеЭрина. Пусть обо мне позабудут в пещере своей, ибо не побегу я от Сварана.Если я должен пасть, могила моя возвысится в славе грядущих времен. Охотникпрольет слезу на мой камень, и скорбь поселится рядом с высокогрудойБрагелой. Не смерти страшусь я, но бегства, ибо Фингал часто видел меняпобедителем. Ты, смутный призрак холма, покажись мне, явись на небесном лучеи в длани своей мою смерть покажи; но и тогда не побегу я, о ты, бессильныйсын ветра. Ступай, сын Колгара, ударь в щит Катбата, он висит между копьями.Да восстанут по звуку его герои мои на битву Эрина. Пусть медлит Фингалявиться с племенем бурных холмов, мы будем сражаться, сын Колгара, и гибнутьв битве героев". Далеко разносится звон щита. Словно гребни бегущих синих волн, один задругим герои вздымаются. На вересковой равнине стояли они, словно дубы, чтовширь простирают ветви, когда цепенеют они под напором мороза и сухая листваих шуршит на ветру.* * Так сосны и дубы, Когда их опалит огонь небесный, Вздымая ветви гордые, стоят На выжженной равнине... Мильтон [Потерянный рай, I, 612]. Чело высокой Кромлы от облаков поседело; рассвет трепещет наполуозаренном океане. Медленно плывет серо-голубой туман и скрывает сыновейИнис-файла. "Восстаньте же, - молвил король темно-бурых щитов, - вы, пришельцы сЛохлинских волн. Сыны Эрина бежали от нашей угрозы, топите же их по равнинамЛены. А ты, Морла, ступай в чертоги Кормака и вели ему сдаться Сварану, покане полег в могилу его народ и не смолкли навек холмы Уллина". И поднялисьони, словно стая морских птиц, когда волны сгоняют их с берега. И зашумелиони, словно тысяча гулких потоков, что встречаются в долине Коны, когдапосле бурной ночи они крутят темные заверти в бледном рассвете утра. Как мрачные тени осени летят над холмами злачными, так один за другимпоспешали угрюмо-суровые воины гулкозвучных лесов Лохлина. Высокий, каколень Морвена, шествовал король дубрав. Щит, прикрывавший его, сверкал, какночной костер среди вереска, когда в мире темно и безмолвно и путникувидится дух, снующий в луче. Вихрь с возмущенного моря рассеял густой туман. Сыны Инйс-файлаявились, как гряда прибрежных скал. "Ступай, Морла, ступай, - сказал король Лохлина, - и предложи им мир.Предложи им условия, какие даруем мы королям, когда их народы пред намисклоняются, когда их герои мертвы, а девы рыдают на поле". Пришел могучий Морла, сын Сварта, и шествовал он величаво, властительщитов. Он сказал синеокому сыну Эрина, окруженному сонмом, героев. "Прими мир Сварана, - молвил воин, - мир, который дарует он королям,когда народы пред ним склоняются. Оставь нам равнины любезные Уллина и отдайсупругу свою и пса. Супругу твою высокогрудую, дивнопрекрасную. Пса твоего,что быстрее ветра. Отдай их, признав, что десница твоя слаба, и живи отнынепод нашей властью!" "Скажи Сварану, скажи сему надменному сердцу, что Кухулин вовек несдастся. Я отдаю ему темно-синий простор океана, а не то отдам. народу егомогилы, отверстые в Эрине! Но вовек пришлецу не достанется желанныйсолнечный луч Дунскеха, и вовек на холмах Лохлина не поскачет олень предбыстроногим Луатом". "Колесницы правитель тщеславный, - ответил Морла, - ужели ты, хочешьсразиться с моим королем, с тем королем, чьи суда несметные могли б увезтивесь твой остров? Ибо ничтожно мал зеленохолмый Уллин. пред властелиномбурных валов". "В словесной пре многим я уступлю, Морла, но этот меч никому неуступит. Эрин будет под властью Кормака, доколе Кухулин и Коннал живы. ОКоннал, первый из могучих мужей, ты слышал речи Морлы. Станешь ли ты и нынедумать о мире, о сокрушитель щитов? Тень Кругала павшего! почто ты грозиланам смертью? Твой тесный дом приимет меня, озаренного славой. Вздымайте,сыны Инис-файла, вздымайте копья и напрягайте луки; устремитесь во мраке насупостата, как призраки бурных ночей!" И тогда зловещий, ревущий, глубокий и яростный сумрак сраженьяпростерся, словно туман, над долиной клубящийся,* когда бури застят мирныйсолнечный свет небес. Вождь во всеоружии шествует впереди, словно гневныйдух пред тучей, когда, окруженный огнем метеоров, он в дланях сжимает темныеветры. Далеко на вересковой пустоши Карил велит трубить в рог битвы. Онначинает песнь и изливает свой пыл в души героев. * Так туман вечерний, С реки взлетев, струится вдоль болот И льнет к стопам усталым селянина, Бредущего домой... Мильтон [Потерянный рай, XII, 629]. "Где же, - вещали уста песен, - где же павший Кругал? Он лежит наземле, забытый, и безмолвен чертог пиров. Горюет супруга Кругала, ибо чужаяона в чертоге скорби своей.* Но кто это, словно солнечный луч, летит наполки супостатов? Это Дегрена ** дивно прекрасная, супруга Кругала павшего.Кудри ее развеваются по ветру, очи красны, пронзителен глас. Зелен,бесплотен теперь твой Кругал, чье тело осталось в пещере холма. Онприближается к уху спящего и подъемлет слабый свой глас, что звучит, какжужжание горных пчел пли мушиного роя в сумерках. Но Дегрена падает наземь,словно туман на рассвете; Лохлина меч пронзил ее грудь. Карбар, пала она,восходящая надежда твоей младости. Пала она, о Карбар, надежда твоих молодыхгодов". * Кругал женился на Дегрене незадолго до сражения, и поэтому вполнеуместно назвать ее чужой в чертоге ее скорби. ** Deo-ghrena означает солнечный луч. Свирепый Карбар услышал горестный стон и ринулся, словно кит океанский.Он увидел смерть своей дочери, и рев его раздался средь тысяч.* Его копьепоразило сына Лохлина, и битва простерлась от края до края. Словно стоветров пронеслись над дубравами Лохлина, словно пожар охватил ели стахолмов, так с грохотом падали на поле ряды порубленных ратников. Кухулинкосит героев, словно чертополох, а Сваран опустошает Эрин. От руки егопадает Курах и Карбар с горбатым щитом. Морглан почил вечным сном, псодрогается Ка-олт, дух испуская. Его белая грудь запятнана кровью, ирассыпались светлые кудри по праху родимой земли. Часто давал он пиры там,где ныне полег, и часто играл на арфе, когда псы его радостно вкруг скакали,а юные ловчие готовили луки. * И средь тысяч пылает. Вергилий [Энеида, I, 491]. Неумолимо движется Сваран, как поток, из пустыни прорвавшийся. На путион сметает холмы невысокие, а по сторонам его полузатоплены скалы. НоКухулин стоял перед ним, как гора, что хватает тучи небесные. Ветры спорят всоснах ее чела, град гремит по ее утесам.* Но неколебима в силе своей стоитона, ограждая долину тихую Коны. * Вергилий и Мильтон использовали сходные сравнения. Я приведу то идругое, чтобы читатель мог сам судить, который из двух поэтов большепреуспел в этом. Словно Афон иль Эрике, или когда расшумится, Потрясая дубы, сам отец Апеннин, что ликует Снежной вершиной своей, таким подымаясь на воздух. [Вергилий. Энеида, XII, 701]. В смятенье надмеваясь и сбирая Всю мощь свою, там Сатана стоял, Как Атлас или Тенериф недвижен, Главой упершись в небо. Мильтон [Потерянный рай, IV, 985]. Так ограждал Кухулин сынов Эрина, стоя посреди тысяч. Горным ключомструилась кровь героев, трудно дышащих вкруг него. Но редели с обеих сторонрати Эрина, как снега под солнцем полдневным. "О, сыны Инис-файла, - молвил Грумал, - на поле брани Лохлин беретверх. Зачем же противимся мы, словно тростник ветрам? Бежим к холмамтемно-бурых ланей". Он пустился бежать, как серна Морвена, и копье позадисверкало, как дрожащий луч света. Но мало кто побежал за Грумалом, вождеммалодушным. Многие пали в битве героев на гулкозвучной пустоши Лены. На колеснице, сверкавшей каменьями, высился вождь Эрина; он сразилмогучего сына Лохлина и сказал торопливо Конналу: "О Коннал, первый изсмертных мужей, ты обучил эту десницу разящую! Неужто не будем мы биться сврагом, хотя и бежали сыны Эрина? О Карил, сын минувших времен, собери моихдрузей, что остались в живых, на том кустистом холме. Коннал, здесь мыбудем, как скалы, стоять и спасем бегущих друзей". Коннал взошел на колесницу сверкающую. Они выставляют щиты, подобныепомеркшей луне, дочери звездного неба, когда сумрачным кругом ходит она потверди. Шифадда, тяжко дыша, поднялся на холм, и Дустронал, конь величавый.Как волны вслед за китом, хлынули вслед им враги. И вот на склоне Кромлы высоком скорбно стояли немногие чада Эрина,словно роща, по которой пламя промчалось, гонимое ветрами бурной ночи.Кухулин стоял у дуба. Молча вращал он багровые очи и слушал, как ветерсвистит в густых его волосах, когда пришел с океана дозорный, Моран, сынФихила. "Корабли, - он вскричал, - корабли с одинокого острова! Это подходитФингал, первый из мужей, сокрушитель щитов. Пенятся волны пред черными егосудами. Мачты его с парусами стоят, словно леса, облаками покрытые". "Дуйте же, - молвил Кухулин, - дуйте, все ветры, что носятся надостровом милых туманов. Явись на погибель тысячам, о вождь оленьих холмов.Твои паруса для меня, о друг мой, - облака рассветной зари, твои корабли -небесный свет, а ты сам - огненный столп, проливающий свет в ночи. О Коннал,первый мой воин, как любезны сердцу наши друзья! Но мрак ночной сгущаетсявкруг; где теперь корабли Фингала? Проведем же здесь часы темноты, ожидаялуны в небесах". Ветры сошли на леса. Потоки свергались со скал. Дождь нависал надглавою Кромлы. И алые звезды мерцали меж облаков пролетающих. Печально набреге потока, чей шум отдавался от дерева, печально на бреге потока сиделвождь Эрина. Был там и Коннал, сын Колгара, и Карил, древний годами. "Нет счастья деснице Кухулина, - молвил сын Семо, - нет счастья десницеКухулина с тех пор, как сразил он друга. О Ферда, сын Даммана, я любил тебя,как себя самого". "Поведай, Кухулин, сын Семо, как пал сокрушитель щитов? Хорошо я помню,- молвил Коннал, - благородного сына Даммана. Высок и прекрасен он был, какрадуга над холмом". "Ферда пришел из Альбиона, вождь сотни холмов. В чертоге Мури оннаучился владеть мечом* и обрел дружбу Кухулина. Вместе ходили мы на охоту,и общим было наше ложе на вереске. * Как сообщают ирландские барды, Muri было название школы в Ольстере,где обучали владению оружием. Само слово означает скопление людей, чтоговорит в пользу такого мнения. Согласно преданию, Кухулин первый ввел вИрландии снаряжение, целиком изготовленное из стали. По утверждениюсенахиев, он обучил ирландцев искусству верховой езды и первый в этомкоролевстве стал пользоваться колесницей. Последнее обстоятельство далооснование Оссиану так подробно описать колесницу Кухулина в первой книге. Деугала была супругою Карбара, вождя просторов Уллина. Свет красотыозарял ее, но в сердце жила гордыня. Она полюбила благородного сына Даммана,этот солнечный луч юности. "Карбар, - сказала жена белорукая, - отдай мнеполовину нашего стада. Не останусь я доле в твоих чертогах. Раздели жестадо, мрачный Карбар". "Пусть Кухулин, - ответил Карбар, - разделит стадо мое на холме. Грудьего - престол справедливости. Отыди, свет красоты". Я пошел и разделил ихстадо. Остался один белоснежный бык. Карбару дал я того быка. Вспыхнулаярость Деугалы. "Даммана сын, - сказала красавица, - Кухулин язвит мне душу. Пустьуслышу я весть о смерти его или волны Лубара скроют меня. Тень моя бледнаястанет блуждать близ тебя и скорбеть о моей уязвленной гордыне. Пролей жекровь Кухулина или пронзи эту высокую грудь". "Деугала, - рек белокурый юноша, - как я посмею убить сына Семо? Онведь друг моих сокровенных мыслей, так подыму ли я меч на него?" Три днярыдала она пред ним, на четвертый он согласился сразиться. "Я сражусь с моим другом, Деугала, но лучше б я пал от его меча. Каксмогу я бродить по холму и зреть там могилу Кухулина?" Мы сразились нахолмах Мури. Мечи наши тщатся не ранить. Они скользят па булатным шлемам и,звеня, чуть касаются глади щитов. Усмехаясь, Деугала рядом стояла, и сказалаона сыну Даммана: "Слаба десница твоя, о солнечный луч юности! Не созрелигоды твои для булата. Сдайся же сыну Семо. Он, как утес на Малморе". Слезами наполнились очи юноши. Трепетным голосом он мно сказал:"Кухулин, подъемли свой щит горбатый. Защищайся от длани друга. Душу моюотягчает горе, ибо я должен убить вождя мужей". Я вздохнул, словно ветер в скалистой расселине. Высоко я вознес остриебулата. И пал солнечный луч брани, первый из друзей Кухулина! Нет счастья деснице Кухулина с тех пор, как пал герой". "Печальна повесть твоя, сын колесницы, - сказал Карил, древний годами.- Она влечет мою душу назад, к временам старины, ко дням минувших годов.Часто слыхал я про Комала, что сразил подругу любимую. Но победа меч егоосеняла, и расточалась битва, едва появлялся он. Комал был сын Альбиона, вождь сотни холмов. Из тысячи рек пили егоолени. Тысяча скал отзывалась на лай его псов. Лицо его было кротостьююности. Десница - смертью героев. Только одну он любил, и прекрасна былаона, дочь могучего Конлоха. Словно солнечный луч блистала она среди женщин.И кудри ее были, как вороново крыло. Псы ее были охоте обучены, и тетивазвенела под ветром лесным. Ее сердце избрало Комала. Часто встречались ихвзоры любовные. Они охотились, вместе, и счастья были полны их тайные речи.Но деву любил Грумал,. мрачный вождь угрюмого Ардвена. Он надзирал ее шагиодинокие в вереске, враг несчастного Комала. Однажды, истомлены ловитвой, когда туман сокрыл их друзей, Комал сдочерью Конлоха сошлись в пещере Ронана.* То был обычный приют Комала. Тамвисели его доспехи. Там сотня щитов с ремнями была, сотня шлемов из звонкойстали. * Несчастная смерть этого Ронана служит темой девятого из "Отрывковстаринных стихотворений", опубликованных в прошлом году. Отрывок этот непринадлежит Оссиану, хотя и написан в его манере и обладает явнымипризнаками древнего происхождения. В нем воспроизводится краткость выраженийОссиана, но сами мысли настолько скудны и ограничены, что не могутпринадлежать этому поэту. Ему приписывают различные стихотворения, которые,очевидно, сочинены в более позднее время. Особенно много таких в Ирландии, инекоторые из них находятся в распоряжении переводчика. Все они до крайностибанальны и скучны. Их отличает либо смехотворная напыщенность, либопрозаичность самого низменного пошиба. "Здесь отдохни ты, - сказал он, - Гальвина возлюбленная, ты, светпещеры Ронановой. Олень поскакал по вершине Моры. Я пойду, но скоровернусь". "Я страшусь, - сказала она, - мрачного Грумала, врага моего; частоприходит он в пещеру Ронанову. Я отдохну средь доспехов, но возвращайсяскорее, возлюбленный мой". Он пошел за оленем Моры. Дочь Конлоха хочет испытать любовь его. Вдоспехи Комала она облекла свое белое тело и вышла из пещеры Ронановой. Онпринял ее за врага. Сильно забилось сердце его. Он изменился в лице, и тьмапомутила взор. Он напрягает лук. Стрела полетела. Гальвина упала в крови.Обезумевший, он побежал, призывая дочь Конлоха. Нет ответа в пустыннойпещере. "Где ты, любовь моя?" Он увидал, наконец, как колышется сердце ее вгруди и бьется вокруг оперенной стрелы. "О Конлоха дочь, ты ль это?" Он пална перси ее. Звероловы нашли чету злополучную; потом он блуждал по холму. Но частонеслышной стопой бродил он вкруг мрачной обители любови своей. Пришликорабли с океана. Он бился, чужеземцы бежали. Он искал себе смерти на полебрани. Но кто мог убить могучего Комала! Он отбросил свой щит темно-бурый.Стрела отыскала его отважную грудь. Он почиет с любезной своей Гальвиной подшум гулкозвучных зыбей. Их могилы зеленые зрит мореход, вздымаясь насеверных волнах".