Человек и мир (соотношение рационального и моральноговосприятия мира)

Не менее значимой чертой российской национально-культурной ментальности, имеющей основание в национальной психологии, является доминирование духовно-целостного отношения к жизни, т.е. синкретичность и недифференцированность сознания, его слабая ориентация на понимание сложностей и противоречий природного и социального мира, способность и стремление видеть мир целостным и нерасчлененным. Синкретичный менталитет анализ и критику заменяет оценкой и толкованием явлений и событий преимущественно в моральных категориях добра и зла, истинных и неистинных ценностей, он мифологичен и мистичен, опирается на безусловную веру в абсолютные категории и ценности.

На эмпирическом, бытийном уровне духовно-целостное отношение к миру выражается в единстве сознания и образа жизни простого человека, синкретичностинародного искусства, труда, быта. Это особенно характерно для Московской Руси, когда весь уклад народной жизни составлял органичное единство веры и быта (бытовое исповедничество), в котором государственная идеология, материальная культура, искусство, религия“были нераздельными частями единой системы, системы, теоретически не выраженной и сознательно не формулированной, но тем не менее пребывающей в подсознании каждого и определяющей собой жизнь каждого и бытие национального целого”.[230]

Целостное и нерасчлененное восприятие мираи “изначальная враждебность” русского сознания всякой “культурной дифференциации” коррелирует с низким формообразующим началом русской культуры. По мнению Ф.Степуна, тяготение к бесформенности (“формоборчество”) и постоянное сопротивление структурной дифференциации есть специфическая русская черта, проявляющаяся во всех формах и сферах общественной жизни, истоки которой в характере русского пейзажа, в способах ведения хозяйства и отношении к земле, в “субстанциальной религиозности” русского человека. “Религиозная тема России роковым образом связывается в России со своеобразным тяготением к бесформенности, - с каким-то специфически-русским формоборчеством. Есть нечто в русской душе(нечто очень глубокое и очень правдивое), что затрудняет всякий переход религиозной жизни в религиозную культуру и тем самым тесно связывает русскую религиозность с некультурностью России”.[231]

Целостность миросозерцанияи единство жизненного стиля объясняет и ту непонятную, на первый взгляд, обратную зависимость “культурнохозяйственной убогости” русской жизни и высокого накала духовности, нравственного подвижничества, энергию которому может дать только вера человека. “Всякая культурная нерасчлененность, формальная невозделанность, научная, художественная и правовая неоформленность сознания способны пребывать культурою лишь внутри подлинно верующей души. Падение веры неизбежно превращает недифференцированную целостность народного сознания из явления прикровенной культуры в явление откровенного варварства. Как убогость форм русского пейзажа формально прекрасна, благословенна, тиха лишь в охвате уходящих в бесконечность - в географическую вечность - горизонтов, так и формальная убогость русского народного сознания культурно-значительна лишь в оформлении религиозным горизонтом веры”.[232]

Таким образом некультурность в контекстезападноевропейского менталитета парадоксальным образом становится фактором позитивным, отражающим и подчеркивающим национально-культурную аутентичность. “Если культура - целостность миросозерцанияи вытекающее из нее единство жизненного стиля, то не подлежит, конечно, никакому сомнению, что крепко веровавший, по старинке живший, тонко чувствовавший традиционный чин жизни и всегда знавший, что пристойно и что непристойно, старый, русский дореволюционный хлебороб-хозяин был высококультурным человеком в самом подлинном смысле этого слова”. Оставаясь “темным и непросвещенным”, русский человек как бы тем самым уберег эту веру. Необразованность задержала процесс “обездушенья и расцерковления народного сознания”, характерный для западного “просвещенного рационализма”, поэтому “темнота русского простого человека как явление внутрицерковной жизни скорее культура, чем некультурность”.[233] Основанием духовного мира русского человека были не знания, а вера, не образование, а просвещение. Суть последнего Н.В. Гоголь сформулировал так: “Просветить не значит научить, или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь”.[234]

Простота и синкретичность сознания была связана с социальной организацией народной жизни, основанной на коллективистской системе ценностей, со своеобразным демократизмом, утверждавшим первичность “мы” и сочетавшим в себе “вертикальный” авторитаризм с “горизонтальным” эгалитаризмом.[235]

Целостность, недифференцированность миросозерцанияи мировосприятия определила специфику образа национальных духовных референтов (и определялась ею), который представляет собой единство творчества, служения, подвига. Эта черта менталитета во-многом объясняет специфику научного и художественного творчества, а также то обстоятельство, что в России никогда по-настоящему не было гуманистической культуры в западноевропейском смысле этого слова: как независимой от религии науки, этики, общественной жизни.

В русской философской мысли эта национальная черта проявляется в созерцательности и стремлении охватить мир в его всеобщей взаимосвязи, в ее постоянной отягощенности нравственной проблематикой. Русская философия, отмечал Ф.Степун, есть философия “целостности и соборности”, которая развивается на почве православия, “одинаково чуждого и духу католического законничества, духу индекса, и духу чрезмерно-индивидуалистического, протестантского свободолюбия”. Философская мысль не столько рационально познает противолежащий ей предмет, сколько пребывает во власти “рационально непостижимого Бытия”. История русской философии - это утверждение “враждебного всякой дифференциации целостного духа”, это “художественно-свободное слово”, закрепляющее “волевое устремление к религиозному преображению жизни”.[236] В силу этого философия не оформляется в специализированную и автономную систему знаний, “равнодушно” взирающую на дистанцированный объект познания, а “размывается” по различным сферам культуры, сливается с ними, пронизывая искусство, становясь частью и основой историко-культурного процесса.

Органичность самосознания особенно характерна для почвеннического крыла русской мысли. Концепция национальной самобытностиРоссии, уникальности ее пути, выработанная в рамках идеологии славянофильства, была предельно целостной и принципиально внерациональной. Духовные доминанты и “субстанциальные начала” национальной жизни надо было “угадать” сердцем, а настоящееи будущееРоссии понять “поэтической интуицией”, “внутренним видением”. Именно славянофилы фактом общественного сознания сделали представление о писателе как пророке, религиозном учителе, мифотворце и мифохранителе.

Не только философия, но и другие сферы духовной жизни трудно дифференцируются как стилистически, так и проблемно-тематически - они неразрывно спаяны с самим бытием, погружены в его стихию. Даже искусство в России никогда не было “искусством для себя”, оно всегда было или “религиозным исканием”, или “нравственно-общественным служением”, или способом воспитания “человека нового типа” - всесторонне и гармонически развитой личности. Об этом свидетельствует философско-этическая насыщенность произведений русских писателей, уникальная функция русской литературы, которая есть не столько “культура книги”, сколько “культура, растворившая в себя в книжном слове”, “культура, погруженная в тональность литературы”, “самодостаточная стихия словесности, не только живущая художественнойдостоверностью вымысла, но и уравнивающая его с достоверностью знания как такового”. Поднятая до уровня “метаязыка”, такая литература в культуре обретает функцию идеологии.[237]

Синкретичность самосознания и его “отягощенность бытием” прослеживается в том влиянии, которое оказали социально-художественные и общественные организации и кружки ХIХ века на развитие политических теорий и национальных идеалов, в общности основного вопроса русской художественнойи философской мысли конца ХIХ - начала ХХ века, стремящейся понять русскую историю, определить место русской культуры в контекстедругих мировых культур, а также в особой роли искусства в идеологической системе советского государства.

Максимальная загруженность русского искусства жизненной проблематикой наблюдается в кризисные для российской культуры периоды, связанные с деформацией традиционной системы ценностей. Например, в периоды рационализации общественной жизни искусство своей синкретичностью и мифологичностью пытается как бы компенсировать усиливающиеся в культуре несвойственные ей тенденции путем акцентирования противоположного начала. В частности, лирические эпохи в русской словесности с характерным для них интересом к мистике, магии, древним верованиям, суевериям, чудесам, к “логике последних сроков и развязок” совпадают с периодами давления “порочного и тупикового... просветительства с его рассудочным скепсисом, догматизмом”.[238] “Ответом” становится золотой век русской культуры (конец ХУIII - начало ХIХ века) с его романтизмоми мифологичностью, его “Пророками” и “Вакханками”, ”Русалками” и “Домовыми”, “Демонами” и “Ангелами”, лирикой мистических видений и переложением псалмов. Схожая “идеология ответа” на духовный кризис общества и у “серебряного века”, для которого, по мнению Д.Мережковского, характерно три главных элемента: мистическое содержание, символыи расширение художественнойвпечатлительности. “Все стихи всех действительно поэтов - молитвы” (З.Гиппиус). “Мы идем тропой символа к мифу. Большое искусство - искусство мифотворческое....К символу миф относится как дуб к желудю” (Вяч. Иванов). “Романтизм есть восстание против материализма и позитивизма, какие бы с виду формы ни принимали они” (А.Блок). И сегодня, в эпоху очередного натиска утилитаризма и рационализма, искусство активно обращается к магической силе заклинаний, молитвам и пророчествам, к традиционно романтическим направлениям: религиозно-христианскому, демоническому, пантеистическому, к оккультизму и неоязычеству, к молитвенным образцам древности.[239]

Компенсаторная природа искусствапо отношению к рационализму других сфер общественной жизни (или даже цивилизации в целом) обнаруживает себя во всех культурах - искусство как бы стремится растворить в иррационализмечрезмерную рациональность бытия(например, искусство фашистской Германии с его языческой черной магией, иррациональными заклинаниями, кумиротворчеством и ритуальным оправданием жертвенной крови; мистический и мифологический импульс в искусстве США и Западной Европы начала 60-х годов, сегодняшние образы, мотивы и темы “конца истории”, магии, парапсихологии, восточной мистики и др.). Однако в России эта природа искусства проявляется в более явной и контрастной форме - художественный акт (его тематика, форма, содержание) здесь “мотивирован” не столько самовыражением творца, сколько идеей или даже инстинктом (не всегда осознаваемым) общественного служения, призвания, долга.

Итак, охарактеризованные выше национально-культурные особенности, являющиеся ценностно-ориентационным отражением историко-культурных, психологических, географических, этнических черт совокупного субъекта российской культуры, и составляют ядро национальной ментальности, отражают ее специфику, которая фиксируется не только аутентичными представителями российской культуры (т.е. носителями данной ментальности), но и “извне”, представителями “других” культур. Например, различия в национальных характерах по критериям видения мира, целей жизни и восприятия ближнего В.Шубарт обозначил (конечно, с большой долей идеализации и схематизации) следующим образом:[240]

Националь-ность	Видение мира	Цель жизни	Восприятие ближнего
Англичанин	Мир - фабрика	Прибыль	Выгодный партнер
Француз	Мир - салон	Слава	Импонирующий
Немец	Мир - казарма	Власть	Подчиненный
Русский	Мир - церковь	Служение	Брат

Чтобы еще раз и более отчетливо увидеть специфику российского менталитета, попробуем его сопоставить по соответствующим критериям с другими культурами, имеющими противоположную аправленность, например, с культурой США, оказывающей сегодня весьма ощутимое влияние на ценностные ориентации и общее состояние российской культуры.

Используя широкую шкалу анализа, можно обнаружить, что ментальность “типичного” американца противоположна ценностным доминантам российской культуры. В этом смысле лозунг “здесь и теперь” является наиболее сущностным выражением пространственно-временной ориентации американской культуры: личный успех, активный и упорный труд, эффективность и полезность, прогресс (вера, что новое - лучше старого), вещи, уважение к науке.[241] Немногим отличается другая классификация ценностей американской культуры, изложенная в учебнике по социологии: продвижение и успех; трудовая активность; моральная ориентация на основе иудейско-христианской этики; практичность и эффективность; прогресс и вера в будущее; материальный комфорт; равенство возможностей; свобода от насилия; вера в науку и разум; терпимость и доверие к другим; национализм и патриотизм; демократия как способ распределения власти и разрешения конфликтов; автономная и ответственная личность.[242]

Приведенные выше классификации ценностных ориентацийамериканского общества, если их рассматривать как факт самопознания культуры, позволяют определить стержень американского образа и стиля жизни, ядро которого составляют самодисциплина, ограничение удовольствий, материализм, прагматизм, потребительство, достижение успеха. Потребность в будущем нивелируется высокими темпами развития технической культуры и цивилизационными изменениями, которые позволяют американцу получить новые ощущения и необходимые предметы потребления “сейчас”. Низкая значимость будущего находится в определенной корреляции с восприятием прошлого, которое рядовому американцу в вечной погоне за настоящим кажется “скучным” и “ненужным”.[243]

Особенности национального характераамериканца, оформившиеся в культуре, трудно преодолимы даже в тех социальных движениях, которые являются альтернативными по отношению к официальной культуре США. Даже контркультурное движениехиппи, пропагандируя ценности личного самовыражения, желание жить днем сегодняшним, полную свободу и равенство мужчин и женщин, в главном и существенном не смогло преодолеть культурных традиций, составляющих ядро американской культуры. Декларативно отказавшись от ориентации на “здесь и теперь”, порвав с традициями дома и семьи, внешне отвергнув блага цивилизации, молодежь не смогла преодолеть психологию “сейчас”, сохранив стиль жизни, ориентированный на самореализацию в каждый данный момент времени.

В целом образ ментальности американской культуры укладывается в рамки рационально-экстравертированного типа с поверхностной антропоцентристской ориентацией, что по своим характеристикам и доминирующим ценностям является противоположностью идеационно-интровертированной и социоцентристской направленности российской культуры.