Развитие ландшафта

В делении изменений ландшафта на обратимые и необратимые
есть известная условность, поскольку полной обратимости не бывает.
Допущение об обратимости теоретически и методически оправдано
при исследовании режима функционирования ландшафта или поиске
закономерностей долговременных ритмических колебаний: в этих
случаях мы сознательно абстрагируемся от непрерывно идущего
процесса направленных изменений. Этот процесс на первый взгляд
незаметен и затушеван более ярко выраженными и легче фиксируе-
мыми циклическими сменами состояний ландшафта. Однако после
каждого цикла или нарушения структуры ландшафта какими-либо
внешними факторами система возвращается к исходному состоянию
с большим или меньшим «сдвигом».

Каждый цикл, даже относительно непродолжительный, например
годичный, оставляет после себя в ландшафте некоторый необрати-
мый остаток: теряется из-за стока какое-то количество минерального
и органического вещества, в глубь водоразделов продвигаются
овраги, прибавляется количество ила в озерах или торфа в болотах;
незаметно, путем постепенного ежегодного количественного накопле-
ния увеличивается толща наносов на аллювиальных равнинах, про-
исходит зарастание озер, деградация многолетней мерзлоты и т. д.
Подобные процессы имеют определенно направленный характер,
хотя и ритмически пульсируют, то ускоряясь, то ослабляясь по се-
зонам или стадиям многолетних циклов.

Отдельный цикл можно сравнить с витком восходящей спирали:
его завершающее состояние отличается от исходного, и чем больше
продолжительность цикла, тем сильнее это отличие. Поскольку
долговечность ландшафта несоизмерима с длительностью крупней-
ших циклов, повторные циклы могут совершаться уже на иной
ландшафтной основе. На протяжении одного геологического цикла
на одной и той же территории успевают многократно смениться
различные ландшафты, и ясно, что в ландшафтоведческом аспекте
об обратимости геологического цикла не может быть речи. Для менее
долговечных геосистем топологического уровня даже вековые и внут-
ривековые циклы оказываются необратимыми. Рассматривая, напри-
мер, в рамках отдельных фаций или урочищ восходящую или нисхо-
дящую ветвь 1850-летнего климатического цикла, мы будем воспри-
нимать ее как направленный процесс усыхания или увлажнения, так
как времени, на протяжении которого процесс идет в одну сторону,
достаточно для полной трансформации геосистемы такого уровня.
Этого, однако, нельзя сказать о ландшафте как системе более слож-
ной, устойчивой и долговечной.

Вопрос о причинах, или движущих силах, развития ландшафта
принципиально ясен. Долгое время географы объясняли трансфор-
мацию ландшафтов лишь воздействием какого-либо внешнего фак-
тора (тектоническими движениями, изменениями солнечной активно-

сти, перемещениями полюсов Земли) или изменением одного из
компонентов, который считался «ведущим». Во втором случае, по
существу, причины смены ландшафтов также сводятся к внешним
силам, поскольку «ведущие компоненты» — обычно климат или рель-
еф — находятся на входах в систему и оказываются простыми
передатчиками внешних воздействий.

То, что ландшафты подвержены необратимым изменениям под
воздействием внешних космических и тектонических сил,— бесспор-
ный, не вызывающий сомнений факт. Однако признание этого факта
не дает объяснения диалектической сущности развития ландшафта
как процесса саморазвития, основу которого составляют борьба
противоположностей и переход количественных изменений в ка-
чественные.

Способность саморазвития доказывается тем, что ландшафт по-
ступательно изменяется и без вмешательства внешних факторов, при
их постоянстве. Это было ясно еще В. В. Докучаеву, он показал,
в частности, что озеро «носит в себе зародыши будущей своей смер-
ти»: даже при постоянстве стока и других внешних условий оно
постепенно мелеет, расход воды на испарение начинает превышать
приход и в конце концов озеро неизбежно исчезает, т. е. превращает-
ся в комплекс другого типа (болото, солончак).

Сущность внутренних противоречий как движущей силы разви-
тия геосистемы состоит в том, что ее компоненты в ходе взаимодейст-
вия стремятся прийти в соответствие между собой, т. е. система
стремится к равновесию, но это равновесие может быть только
временным, относительным, ибо сами же компоненты его неизбежно
нарушают. Самый активный компонент, как известно,— биота. Стре-
мясь наиболее полно приспособиться к абиотической среде, биота
в то же время вносит в эту среду изменения в результате своей
жизнедеятельности (например, в лесу происходит выщелачивание
верхнего горизонта почвы и образование водоупорного иллювия
в нижнем, в связи с чем ухудшаются дренаж и аэрация); следова-
тельно, биоте приходится постоянно перестраиваться, приспосабли-
ваясь к ею же измененным условиям, в результате постепенно пе-
рестраивается вся система. Внутренне противоречивые взаимоотно-
шения существуют и между другими компонентами или процессами
(например, между стоком и испарением), но главное противоре-
чие — между биотой и абиотическими компонентами.

Саморазвитие ландшафта протекает относительно медленно
и редко выражено «в чистом виде», ибо на него накладываются
изменения, вызываемые внешними воздействиями (как особый род
внешних воздействий можно рассматривать влияние на данный
ландшафт процессов развития смежных ландшафтов и вмещающих
региональных геосистем высших рангов — стран, областей и др.)
Внешние воздействия нарушают закономерный ход развития (само-
развития) ландшафта, могут обратить его вспять и вовсе пресечь,
в последнем случае нарушение оказывается катастрофическим.

Трансформации, обусловленные внешними причинами, строго гово-
ря, нельзя относить к развитию, хотя они являются неотъемлемыми
составляющими истории ландшафта, и в этой истории запечатлева-
ются даже более глубоко, чем закономерные эволюционные измене-
ния. Примером могут служить катастрофические исчезновения мно-
гих ландшафтов в результате наступания материковых льдов или
морских трансгрессий.

«Механизм» развития ландшафта состоит в постепенном количе-
ственном накоплении элементов новой структуры и вытеснении эле-
ментов старой структуры. Этот процесс в конце концов приводит
к качественному скачку — смене ландшафтов. В свое время еще
Б. Б. Полынов и Л. С. Берг обратили внимание на то, что в
ландшафте могут быть представлены разновозрастные элементы.
Б. Б. Полынов различал в ландшафте элементы реликтовые, консер-
вативные и прогрессивные. Первые сохранились от прошлых эпох,
они указывают на предшествующую историю ландшафта. Реликто-
выми могут быть формы рельефа (например, ледниковые), элементы
гидрографической сети (сухие русла в пустыне, озера), биоценозы
и почвы (степные сообщества с соответствующими почвами в тайге,
древние торфяники и т. п.) и целые фации или урочища. Консерва-
тивные элементы — те, которые наиболее полно соответствуют совре-
менным условиям и определяют современную структуру ландшафта.
Прогрессивные элементы наиболее молодые, они указывают на
тенденцию дальнейшего развития ландшафта и тем самым служат
основанием для прогноза. Примеры прогрессивных элементов: по-
явление островков леса в степи, пятен талого грунта в области
многолетней мерзлоты, эрозионных форм рельефа в моренных ланд-
шафтах.

Процесс развития ландшафта наиболее отчетливо проявляется
в формировании его новых морфологических частей, возникающих
из первоначально едва заметных парцелл, или фациальных микро-
комплексов: эрозионных промоин, очагов заболачивания в микропо-
нижениях, сплавин, куртин деревьев или кустарников на болоте,
таликов в мерзлоте и т. п. Но для того чтобы трансформировалась
вся морфологическая структура ландшафта, требуется значительно
более длительное время. Полностью проследить закономерности
этого процесса можно лишь при относительном постоянстве внешних
зональных и азональных условий. Фактическая картина развития
ландшафта складывается из многих перемен, обусловленных слож-
ным переплетением внутренних и внешних стимулов. В ходе развития
на прогрессивное движение накладываются ритмические колебания
и регрессивные сдвиги.

К сложным и дискуссионным вопросам теории развития ланд-
шафта относится вопрос о его возрасте. Высказывалось мнение, что
возраст ландшафта следует отсчитывать со времени появления
новой территории — после выхода ее на поверхность в результате
регрессии моря или отступания ледникового покрова. Однако если

континентальный режим на данной территории может существовать
непрерывно с архея, это вовсе не значит, что ландшафты здесь
архейского возраста. Даже на территориях, освободившихся от
материковых льдов 10—15 тыс. лет назад, ландшафты не раз сменя-
лись вследствие зональных трансформаций климата, которые влекли
за собой смещение ландшафтных зон. Естественно, что смена ланд-
шафтных зон одновременно является и сменой ландшафтов. Такие
события хорошо изучены, в частности, для области Валдайского
оледенения.

Таким образом, возраст ландшафта нельзя отождествлять с воз-
растом его геологического фундамента или с возрастом суши, на
которой он развивался. Совпадение возможно лишь в том случае,
когда ландшафт формируется на молодых участках морского дна,
обнажившихся уже в современную эпоху, например на площади
бывшего дна Каспийского моря, которая осушилась в результате
понижения его уровня. На таких новых территориях еще не успели
смениться различные ландшафты, и мы наблюдаем первичные про-
цессы их формирования, начало которых совпадает с выходом
территории из-под уровня моря.

Теоретически возраст ландшафта определяется тем моментом,
с которого появилась его современная структура, или, согласно
В. Б. Сочаве, возраст ландшафта измеряется временем, прошедшим
с момента возникновения его инвариантного начала. Однако на
практике установить такой момент крайне сложно — уже по той
причине, что история ландшафтов изучена слабо, и мы не всегда
имеем возможность восстановить ее этапы. Принципиальная же
сложность задачи определяется тем, что новая структура сменяет
старую не внезапно: процесс перестройки — от появления новых
элементов до установления полного соответствия между компонента-
ми — может быть длительным. Качественный скачок также имеет
определенную продолжительность. В течение некоторого промежутка
времени «старый» и «новый» ландшафты как бы перекрываются.
Даже после катастрофических перемен между ними сохраняется
известная преемственность, многие элементы прежнего ландшафта
достаются в наследие новому, в него полностью переходит наиболее
консервативный компонент — геологический фундамент, а также
морфоструктурные черты рельефа, и долго могут сохраняться ре-
ликтовые почвы и биоценозы.

С представлением о возрасте ландшафта близко соприкасается
понятие долговечности. Долговечность ландшафта — продолжитель-
ность его существования, т. е. время, в течение которого он может
сохранять основные черты своей структуры и функционирования.
Здесь мы сталкиваемся с аналогичной трудностью — долговечность
различных элементов ландшафта неодинакова. Как в процессе ста-
новления ландшафта, так и в процессе его «старения» и смены
новым ландшафтом различные структурные элементы не могут по-
являться и исчезать одновременно и мгновенно.

Признавая структуру основным критерием при определении воз-
раста ландшафта и его долговечности, мы оказываемся перед новым
вопросом: что принять за точку отсчета — время появления эле-
ментов новой структуры или же то время, когда сложилась современ-
ная структура. В любом случае ответ будет недостаточным и фор-
мальным, в нем не найдет отражения стадиальность развития ланд-
шафта. Всякий ландшафт переживает две главные стадии в своем
развитии: 1) стадию формирования и 2) стадию эволюционного раз-
вития. Первая протекает сравнительно быстро, например на новой
территории, появившейся в результате регрессии моря или отступа-
ния материкового ледяного покрова. «Готовый» геологический фун-
дамент сразу же подвергается воздействию солнечной радиации,
атмосферных осадков, поверхностных вод, начинает заселяться рас-
тениями и животными. В начале этой стадии ландшафт характеризу-
ется быстрой изменчивостью и носит черты молодости и несложив-
шейся структуры: несформировавшиеся биоценозы, слабо развитые
почвы, малорасчлененный рельеф, неразработанная гидрографиче-
ская сеть.

Постепенно, однако, компоненты ландшафта приходят в относи-
тельное соответствие (равновесие) друг с другом и с общими зональ-
но-азональными условиями развития, территория морфологически
все более дифференцируется, ландшафт приобретает черты устойчи-
вой структуры — достигает зрелости. С этого момента он переходит
во вторую, более продолжительную стадию медленной эволюции,
когда источником дальнейших трансформаций служат противоречи-
вые взаимодействия компонентов — если не произойдет существен-
ного изменения внешних условий, могущих резко нарушить нормаль-
ное течение процесса саморазвития.

Таким образом, понятие «возраст ландшафта» как бы расчленя-
ется на два: возраст первичных элементов современного ландшафта
в недрах прежней структуры и возраст современного ландшафта
в буквальном смысле слова — как сложившегося устойчивого обра-
зования.

Как уже отмечалось, зарождение нового ландшафта может быть
обусловлено как внутренними, так и внешними факторами, причем
последние приводят к более резким трансформациям и играют роль
основных ориентиров при восстановлении истории ландшафта. Так
как нормальная эволюция ландшафта требует постоянства внешних
зональных и азональных условий, то стабильность последних на
протяжении определенного отрезка времени, в течение которого не
наблюдалось сколько-нибудь заметных подвижек ландшафтных зон,
сохранялся устойчивый тектонический режим, отсутствовали макро-
региональные колебания типа оледенения — межледниковья, может
служить отправным моментом для выяснения возраста современных
ландшафтов. Одним из важных индикаторов при этом, по мнению
некоторых исследователей, является почва.

Зрелый почвенный профиль служит своего рода «памятью ланд-
шафта», свидетельствуя об относительной устойчивости всех физи-

ко-географических факторов почвообразования в течение всего того
времени, на протяжении которого формировалась данная почва. Для
образования зрелой почвы требуется от нескольких сотен до несколь-
ких тысяч лет. Так, возраст курского чернозема — около 3000 лет.
В первом приближении можно считать, что устойчивое существова-
ние современных ландшафтов — во всяком случае, с момента по-
следней перестройки зонально-азональной среды — соответствует
этому времени.

Известно, что стабильность зональных условий возрастает с при-
ближением к экватору. Надо полагать, что современные экватори-
альные и субэкваториальные ландшафты отличаются более почтен-
ным возрастом, чем ландшафты умеренных широт, и соответственно
большей «дряхлостью». Это предположение подтверждается рядом
прямых и косвенных признаков. Одним из них может служить мощ-
ная латеритная кора выветривания. Для образования слоя такой
коры мощностью 1 м требуется около 50 тыс. лет в стабильных
климатических и тектонических условиях. 50-метровые толщи лате-
ритной коры в саваннах Африки говорят о многих сотнях тысячеле-
тий медленной эволюции и старения ландшафтов при относительной
стабильности внешних условий. Правда, в современную эпоху лате-
риты здесь не образуются и являются по существу реликтовым
образованием — свидетелем более гумидного климата. Так что
в данном случае можно говорить не о возрасте современных ланд-
шафтов, а о примере долговечности.

Вопрос о возрасте ландшафта нельзя считать вполне решенным.
Впрочем, практически не так важно точно установить «день рожде-
ния» ландшафта, как выяснить устойчивые современные тенденции
и закономерности его развития и тем самым создать предпосылки
для разработки прогноза его дальнейшего поведения. Эта задача
относится уже к прикладному ландшафтоведению и приобретает все
большее значение в эпоху, когда поведение ландшафта зависит не
только от природных закономерностей, но и от вмешательства
человеческого общества.