ГЛАВА 9. Графика и орфография русского языка

8.1. ГРАФИКА как термин обозначает: 1) совокупность регистрируемых зрением знаков, через которые устная речь передаётся на письме (буквы, ударение, апострофы, цифры, смайлы), а также начертательно-письменные или комьютерные способы и правила фиксации фонем и их вариантов буквами алфавита; 2) наука, изучаюшая графические средства отражения звучащей речи на письме.

Графика языка по преимуществу фиксирует фонемы, а не звуки речи, она представляет собой перечень букв (алфавит) и натуральный ряд чисел в вице цифр, а также свод правил и принципов их соединения Основная единица графики - графема (буква), впервые открытая и описанная И.А. Бодуэном де Куртенэ.

И. А. Бодуэн де Куртенэ первым в мировой лингвистике провел отчетливую грань между буквой и звуком, а затем прибавил к этим чисто материальным лингвистическим объектам и ментальные соответствия: звуку соответствовала фонема - как образ звука, букве — графема как образ написанной, начертанной буквы.

О различии между «произносительно-слуховой и писанно-зрительной» формой речевой деятельности Бодуэн писал в работе «Об отношении русского письма к русскому языку» (Бодуэн1963, т. II. С. 209–235). Но к одному различию и противопоставлению в теории Бодуэна дело не сводилось, он также аргументированно объяснил взаимосвязь между ними. Так, он пишет: «Действительная связь между письмом и языком может быть связью единственно психическою. При такой постановке вопроса как письмо и его элементы, так и язык и его элементы превращаются в психические величины, в психические ценности. А так как и преходящие звуки языка во всем их разнообразии, и остающиеся буквы мы должны представлять себе происходящими и существующими во внешнем мире, то, когда дело доходит до психических величин и психических ценностей, и буквы и звуки надо заменить их психическими источниками (точнее, эквивалентами. — Е. К.), т. е. представлениями (т.е. образами-Е.К.) звуков и букв, существующими и действующими постоянно и беспрерывно в индивидуальной человеческой психике» (Бодуэн, 963. С. 210).

Заметим, что несколько архаизированный язык И. А. Бодуэна де Куртенэ требует комментария. Сам по себе психический подход Бодуэна к элементам языка следует понимать в ментальном смысле, т. е. его термин «психическое» в современном метаязыке может соответствовать термину «ментальное», «образное». И в целом подход Бодуэна к языку может соответствовать когнитивной идеологии описания языка. В этом случае «психические ценности» означают не что иное, как образно-ментальные величины и ценности. Важнейшим термином в системе Бодуэна является «представление», — этот термин нельзя понимать иначе, как образ, т.е ментальная копия материального предмета в сознании человека. Так буква, будучи артефактом материальным, отображаются в сознании, точнее, в его лингвистическом блоке в виде ментальных образных копий, т.е. образов, непрерывно и постоянно существующих в лингвистическом секторе сознания грамотного человека на протяжении все жизни.

Итак, в приведенных выше словах в кратком виде изложена суть устройства механизма графической системы языка. И. А. Бодуэн де Куртенэ далее замечает: «Между психическими элементами языка, т. е. произносительно-слухового языкового мышления, и между психическими элементами письма, т. е. писанно-зрительного языкового мышления, нет никакой необходимой «естественной связи», а имеется только случайное сцепление, называемое ассоциацией» (Там же. С. 210–211). Другими словами, между формой буквы и самим звуком никакой естественной связи нет, эта связь произвольная, что превращает букву в произвольный знак звука (не-символ). И это действительно так в определенной степени в настоящее время, но это не могло быть так в момент возникновения письма, о чем мы скажем ниже.

Из положений, выдвинутых Бодуэном, следует, что графическая система соответствует как вторичная знаковая система фонетической (звуковой) системе языка, и поэтому существуют две ассоциированных единицы — фонема (звукопредставление) и графема («буквопредставление», т. е. образ буквы.

По отношению к фонемам Бодуэн усматривает возможность их расщепления на более мелкие атомарные единицы — кинемы и акусмы (впоследствии Р. Якобсон и Н. Трубецкой предложили термин «различительный признак» фонемы. Однако Бодуэн не считает, что буква способна к разложимости на конструктивно составляющие элементы, которые терминологически можно было бы обозначить как, например, «штрихемы», т.е. горизонатльные, вертикальные и закругленные черт как состовные элементы букв.

Костяк общей теории письма, созданный Бодуэном, обрастал частностями, хотя в основе своей сохранился и не потерял теоретической ценности до сих пор, хотя в последнее время была даже создана графемика как особый раздел лингвистики (Амирова 1985), основанная на иных теоретических положениях, нежели концепция Бодуэна. Тем не менее, стало ясным, что при очень хорошей степени владений языком могут возникать прямые ассоциации между значением слова и его графическим экспонентом при быстром чтении. С другой стороны, при научении чтению и медленном (не в смысле Л. В. Щербы) чтении, если иметь в виду индивидуальный язык (идиолект), то такая связь звука и буквы возможна только через ступень графемно-фонемных ассоциаций, что доказывается микродвижениями органов речи при медленном чтении. Характеризуя ситуацию быстрого чтения, Д. Нериус пишет: «Письменный язык из первоначальной вторичной знаковой системы, которая служила лишь для передачи звучания, превращается в первичную знаковую систему, элементы которой, как и элементы устной речи, функционируют как формы материализации значений» (цит. по: Зиндер, 1967. С. 12). Л. Р. Зиндер поставил и такой вопрос: возможно ли влияние написания на произносительную норму и ответил на него положительно, приведя в качестве примеров русскую орфоэпическую огласовку фамилий Гегель, Гирт, которые по-немецки звучат одинаково с начальным (h). Можно добавить в качестве примера петербуржское произношение слов что, конечно без диссимиляции (т. е. с аффрикатой вместо шипящего звука, как в московской норме), которое также навеяно их письменной формой.

В последующем изучении русского письма был преодолен запрет Бодуэна на расчленения букв на составляющие элементарные частицы, названные здесь штрихетами (условимся, что штрихета — это горизонтальная, вертикальная или закругленная черта как часть буквы). З. М. Волоцкая, Т. Н. Молошная и Т. М. Николаева (1964), вопреки мнению Бодуэна, предприняли попытку расчленить буквы на дифференциальные признаки, подобно фонемам, — и эта попытка оказалась более чем удачной по отношению к современным буквам русского кириллического алфавита.

И. Е. Гельб книгой «Опыт изучения письма» заложил основы направлению в изучении письменной формы языка, получившему название «грамматология» (см. также работы Т. А. Амировой (1977, 1965), А. А. Волкова (1962). Суть грамматологии сводится к утверждению о том, что первоначально письмо имело независимый от звучащей речи характер, но потребность в адекватной передаче имен собственных привела к развитию фонетизации написаний (Гельб, 1982. С. 73).

И. А. Бодуэн дэ Куртенэ в своей основополагающей работе, упомянутой выше, разделял такие понятия, как алфавит и графика. Это разделение алфавита и графики, на первый взгляд, кажется непонятным, однако в нем есть смысл. Л. Р. Зиндер, характеризуя эту точку зрения Бодуэна, пишет: «Из дальнейшего изложения видно, что и в том и в другом случае речь идёт об отношении между буквой (графемой) и звуком (фонемой), но только с разных точек зрения. Если брать за исходное буквы и устанавливать, какие фонемы ими обозначаются, — это алфавит; если же отправляться от фонем и других звуковых единиц, например, слогов, и определять, при помощи каких графем или их сочетаний они обозначаются, — это графика» (Зиндер, 1988. С. 54).

Современные представления теории информации позволяют рассматривать письмо как разновидность кода, переводящего акустический речевой сигнал в оптический, причем обязательным свойством кода является его условность: код создается сознательно и произвольно и его можно произвольно менять, поэтому возможны случаи смены алфавита у одного и того же языка (Зиндер, 1988. С. 43). Например, татарский литературный язык сначала пользовался арабской графикой, затем перешел сначала на латинский алфавит, а затем на кириллицу, которая не менее удобна для отражения звуковых особенностей татарского языка, чем латиница или арабская вязь. Сейчас в Татарстане и некоторых других республиках рассматривается вопрос о переходе с кириллицы на латиницу, и по этому поводу можно выразить лишь сожаление: быть графическим анклавом в кириллическом море экономически нецелесообразно.

И все же наибольший интерес представляют вопросы происхождения письма, которое находится в тесной связи с эволюцией языкового строя. К рассмотрению этих важнейших вопросов мы и обратимся в дальнейшем.

В эволюции письма и языка можно выделить ряд этапов. Так, древнейший вариант письма — идеография возникла как самый первый и простейший вариант письма, основанного на непосредственном изображении предмета в иероглифической форме. Такая форма письма, как пишет Л. Р. Зиндер, «должна была сохраняться по крайней мере до того этапа развития языка, когда его звуковая сторона приобрела автономность. Естественно, что пока нерасчлененный звуковой комплекс был однозначно связан с соответствующим «смыслом», только передача этого «смысла» без учета его выражения в речи была целью первоначальной стадии развития письма. Эту стадию полностью отражает идеография, приспособленная только к передаче содержания. Можно сказать, что пиктография не передает речь, а замещает ее» (Зиндер, 1988. С. 45, 47).

Заметим однако, что идеография как система графики, представляющая собой непосредственный рисунок предмета, не была обязательной стадией в эволюции всех языков индоевропейского ареала. До начала «осевого времени» цивилизации у многих индоевропейцев просто не было никакой письменности, что не означает, что индоевропейцы не пользовались собственно рисунком для передачи информации. В книгах по палеонтологии описаны типы «пещерных» рисунков, которые обнаруживаются на индоевропейской территории с древнейших времен и которые не только информативны, но и эстетичны.

Иероглифическое письмо значительно продвинуло графическую систему записи информации вперед, но соответствовало такому типу языка, в котором слово не было и не могло быть производным, разложимым на морфемы, — такое слово вычленялось в речи как целокупная самостоятельная единица. К такому типу языков принадлежат китайский и др. Этот тип языка можно назвать морфемно-внедеривационным (в нем нет морфологического типа словообразования в общепринятом смысле слова, однако широчайшим образом представлено семантическое словопроизводство. Этим языкам характерна такая черта, как равенство слога слову, слова морфеме, — то и другое представлено в изолированном виде «морфемословослога». Безусловно, иероглифическое письмо было прогрессивным для такого типа языка и превосходно справлялось с функцией коммуникации на этапе развития общества, почти не использующего абстрактную лексику и морфемное словообразование. Поразительным свойством такого письма является удивительная транстемпоральность, — речь идет о способности грамотного человека читать тексты тысячелетней давности как современные, поскольку те и другие написаны на принципиально одной графике.

Однако по мере нарастания в подобных языках абстрактных слов типа «дружба», «отношение» и подобных, которые трудно «нарисовать», начался процесс преобразования иероглифического письма, когда во многих случаях иероглиф уже не является рисунком предмета, а обозначает слог или звукокомплекс, хотя до сих пор конкретные предметы в китайском, например, языке просто передаются «на письме» схематичным рисунком, — такими иероглифами являются знаки «человек», «дом», «вода» и многие другие. В ряде стран (прежде всего в Японии и в Китае) возникла ситуация графического двоевластия, когда используется иероглифика и латиница параллельно, при этом латиница чаще всего обслуживает язык коммерции и международной рекламы.

Качественный скачок в развитии системы письма произошел с появлением современной буквенной системы письма.Основным является вопрос о механизме формирования буквы как языкового знака, поэтому обратим основное внимание на разгадку феномена буквы как таковой, т. е. попытаемся разгадать природу возникновения буквы, оставив за пределами рассмотрения шумерскую клинопись и иероглифику Однако основной интерес после разгадки феномена происхождения буквы как таковой, будет лежать в плоскости проблемы происхождения кириллицы. Другими словами, нас будет интересовать славянская протобуква, которая легла в основу древнейшего славянского письма, а также вопрос о графике, которую создал Константин Философ (в монашестве Кирилл) в 9 веке нашей эры.

Суть деяния Кирилла сводится к тому, что он заменил существовавшую издревле у славян глаголицу новой азбукой, созданной на основе греческой азбуки и частично более древней глаголицы. Естественно, что эту новую азбуку, созданную Кириллом, потомки назвали кириллицей, она и вытеснила древнейшую дохристианскую глаголицу в последующие века развития и расширения православия на южно — и восточнославянских землях. У западных славян победу одержала римская латиница, также пришедшая на смену более древней глаголице, хотя использование глаголицы у южных славян было более длительным, даже до сих пор можно встретить ее использование в Боснии и Черногории в сакральных целях.