Введение в науку

История экономики – относительно молодая наука, возникшая на стыке исторических и экономических дисциплин. Её генезис связан с фор­мированием в начале Нового времени политической экономии. Наблюдая ломку старой феодальной машины, зачинатели политико-экономической науки смело вскрывали исторические корни тогдашней действительности. Историко-экономическая проблематика затронута в ряде трудов французских ученых XVI – XVIII вв., в экономико-статистических произведениях англичанина У. Петти и других европейских авторов. Особенно важную роль в утверждении историко-экономического анализа сыграл классик британской политической экономии А. Смит.

Его знаменитое «Исследование о природе и причинах богатства народов» изобилует историческими экскурсами. Но главное не в этом. Сама концепция великого шотландца, объясняющая разницу в благосостоянии народов достигнутой степенью общественного разделения труда и развития рынка, обусловливала исторический анализ этих явлений. Смит не только повернул лицом к истории экономистов, но и открыл историкам, традиционно занятых летописаниями «сильных мира сего», новую сферу приложения их профессиональных навыков. Триумфальному шествию «смитианства» способствовала и гениальная простота изложения взглядов, сделавшая книгу доступной для всей читающей Европы (даже для такого «лишнего человека», как Евгений Онегин).

Важным этапом в формировании историко-экономической науки явилась деятельность К. Маркса и Ф.Энгельса. Разработанный ими метод исторического материализма стал основополагающим в марксистском обществоведении. Убеждённые в общеисторическом единстве мирового развития, классики обнаружили его в последовательной сменяемости способов производства: первобытного – рабовладельческого – феодального - буржуазного.

Основу того или иного способа производства, по их мысли, составлял господствовавший тип собственности, отражавший диалектическое единство производительных сил и производственных отношений. Поступательное развитие производительных сил является движущей силой общественного прогресса, поскольку изменения в них отражаются в производственных отношениях, модифицируют тип собственности. По мере количественного накопления «новообразований», достижения ими «критической массы», происходит смена низшего способа производства высшим, переход к более прогрессивной формации. В конечном счёте коммунистическое будущее гарантировалось всему человечеству.

Такой универсальный подход, трактующий всемирную историю как перманентное восхождение от низшего к высшему через смену способов производства и соответствующих им формаций, со временем стал называться формационным. В той или иной степени его влияние испытали большинство обществоведов XIX – XX вв., а в СССР марксистская периодизация и типизация исторического процесса были единственно допустимыми. Однако универсализм формационной схемы соответствовал лишь историческому пути Западной Европы, на основе которого она и была составлена. Север и Восток Европы не изведали, в частности, развитого рабовладения. (Поэтому основоположникам марксизма приходилось оговаривать принципиальную возможность «перепрыгивания» через отдельные ступеньки формационной лестницы). А за пределами Европы, на необъятных просторах Азии, вообще открывался иной мир, никак не желавший укладываться в рамки формационной теории.

Помимо марксистской концепции, концентрирующей внимание на типах собственности и способах производства, с античных времён по наши дни предпринимались попытки найти другие принципы периодизации всемирной истории. При всех различиях их объединяет универсализм, убежденность в единстве и линейности исторического процесса на всех континентах. В двадцатом веке наибольшую известность приобрели теория стадий экономического роста У. Ростоу, выделение Д. Беллом до-индустриального – индустриального – постиндустриального этапов развития общества. О. Тоффлер отделял аграрную, индустриальную и технотронную цивилизации.

Однако столь же давней является противоположная тенденция, выдвигающая на первый план неповторимость, самобытность, специфичность исторических путей отдельных народов и цивилизаций. Локальные цивилизации, по мнению русского учёного XIX в. Н.Я. Данилевского, являются основной реальной единицей всемирной истории. Закономерно, что различные варианты цивилизационного подхода сопряжены с теориями циклического кругооборота. (Особенно широкую известность в наше время получили взгляды историка-энциклопедиста А.Тойнби. По мнению англичанина, вся человеческая история является лишь арифметической суммой специфических, изолированных друг от друга цивилизаций, каждая из которых проходит одни и те же стадии – зарождения, расцвета, упадка и гибели).

Заметную роль в становлении историко-экономической науки сыграла в XIX в. немецкая историческая школа политической экономии (культурно-историческая школа). Её представители А. Мюллер, Ф. Лист, К. Бюхер, Б. Гильденбрандт, в отличие от своих соотечественников и современников К.Маркса и Ф.Энгельса, проявляли сдержанный скептицизм по отношению к классической политической экономии. Они отрицали сам факт существования универсальных для всех стран и народов экономических законов. Экономическая реальность изучалась ими через поступки и мотивы поведения людей, обусловленных, по их мнению, культурными традициями, возникшими в ходе длительного национально-специфического развития. Отдельную благодарность представители данной школы заслужили тем, что с истинно немецкой пунктуальностью собрали и ввели в научный оборот громадный фактический материал по истории народнохозяйственной жизни средневековой и постфеодальной Европы.

Историко-экономическая проблематика разрабатывалась и в России. Среди многих русских учёных, занимавшихся ею, такие корифеи, как С.М. Соловьёв и В.О. Ключевский, освещавшие эволюцию экономической жизни России. Л.И. Мечников предложил оригинальную периодизацию всемирной экономической истории по ступеням развития водных транспортных путей: речной период (Древность), средиземноморский (Средневековье) и океанический (Новое и Новейшее время). М. М. Ковалевский выдвинул ряд идей, связанных с ролью демографического фактора, полагая, что рост населения является главным двигателем народного хозяйства. В начале XX в. научной классикой стали обобщающие труды российского исследователя И.М. Кулишера по истории «экономического быта» Западной Европы.

К этому времени сложились все предпосылки для выделения истории экономики в самостоятельную дисциплину и включения её в учебную программу высшей школы. Ещё в 1880-е гг. экономическую историю читал А.Тойнби в Оксфорде, К. Бюхер в Базельском университете. На исходе XIX в. была открыта первая кафедра экономической истории (при Гарвардском университете в США).

Общественное признание придало дополнительный импульс новому научному направлению. С началом XX столетия всеобщее внимание привлекают исследования М. Вебера и В. Зомбарта. Тот и другой вышли из немецкой культурно-исторической школы, и оба раздвинули её рамки. Оба испытали влияние марксизма, и оба не стали марксистами. Общим для них было понимание каждой эпохи как феномена, прежде всего, духовной жизни. Определяющую роль в генезисе капитализма, в частности, они отводили не производственным, а культурно-этическим, религиозным факторам.

Сфера интересов и область приложения творческих усилий Вебера невероятно широки даже для его времени, не говоря уже о нашем: политическая экономия, социология, этнография, юриспруденция, психология, религиоведение... И всё это рассматривалось Вебером в историческом ракурсе. Классической стала его работа «Протестантская этика и дух капитализма», где блистательно показано, как этические ценности католических «раскольников» – повседневный труд во славу Божью и даруемый Господом за него достаток вкупе с доходившей до скопидомства бережливостью рождали новый буржуазный мир.

В отличие от многогранного Вебера, В. Зомбарт – «всего лишь» историк. Но как исследователь он достиг таких глубин, что уже при жизни был назван классиком. Благодаря его книгам утвердился сам термин «капитализм», ставший едва ли не самый популярным в двадцатом столетии. В дореволюционной России его многочисленные труды быстро переводились и издавались. Интересно, что ими зачитывались во всех непримиримых лагерях российского политического спектра: от правительственного до революционного. Полтора десятка лет его широко публиковали у нас и после 1917 года. А вот впоследствии не только книги Зомбарта, но и само его имя просто исчезли из оборота. Чрезмерное увлечение престарелого классика национально-культурными «духами» шло в унисон, как это ни грустно, с выработкой концептуальных основ германского национал-социализма. «Измен» в СССР не прощали.

Местоположение истории экономики на стыке исторических и экономических наук не означает её равной удалённости от обоих полюсов во все времена и во всех историко-экономических школах. Подтверждением этому является сосуществование в XX в. двух научных направлений – школы «Анналов» во Франции и Новой экономической истории, существенно отличающихся друг от друга проблематикой и методикой исследований. Первое направление получило свое наименование от названия журнала по социальной и экономической истории (анналы – вид краткой летописи), издающегося во Франции с 30-х гг. прошлого столетия.

Учредители журнала и основатели школы М. Блок и Л. Февр продолжили, с одной стороны, богатые традиции французской исторической науки, с другой – решительно выступили против её академизма, подчёркнутой отстранённости от злободневных проблем. Историк, по их мысли, должен задавать прошлому такие вопросы, которые волнуют людей в настоящем. В центре внимания французов – человек в исторически сложившейся системе общественных отношений, человек – в единстве всех его проявлений, которого бессмысленно разделять в исследованиях на человека экономического, человека политического или ещё какого бы то ни было.

Однако целостное восприятие человека в истории невозможно без изучения окружавшей его среды: природных условий, средств коммуникаций, форм обмена, состояния техники; равно как и духовных ценностей, коллективной психологии, менталитета соответствующей эпохи. «Люди больше похожи на своё время, чем на своих отцов» – это арабское изречение любил цитировать М.Блок. Участник двух мировых войн подтвердил целостность собственной личности, сражаясь в Движении Сопротивления в оккупированной нацистами Франции и приняв смерть героя от рук гестаповцев в июне 1944 года.

Новая экономическая история конституировалась как особое направление научных исследований в 1950/60 гг. в США, а затем в Великобритании. В центре внимания его разработчиков А. Конрада, Дж. Мейера и др. не человек, как в школе «Анналов», а социально-экономические явления – экономика плантационного рабства на юге США, перипетии железнодорожного строительства в них же и т. п. В дальнейшем внимание указанных авторов перешло на анализ долговременных тенденций хозяйственного прогресса – экономической динамики. На основе синтеза Новой экономической истории и Экономической динамики к середине 1970-х гг. возникла ещё одна модификация – историческая экономика, в которой доминируют проблемы экономического роста.

Работающим в указанном спектре учёным присуще широчайшее использование статистических методов исследования, привлечение категорий современной экономической науки к изучению экономической истории. Правомерность такого подхода подтвердил факт присуждения американским учёным Р. Фогелю и Д. Норту Нобелевской премии 1993 г, что одновременно можно рассматривать как косвенное признание заслуг учёных всех школ и поколений, трудившихся по историко-экономической проблематике.

В последнее время специалисты всё чаще ставят вопрос о необходимости нового синтеза в экономической истории. Как правило, под этим подразумевается соединение традиций школы «Анналов» и методики статистических исследований, характерной для представителей исторической экономики. С нашей точки зрения, основные контуры такого сочетания уже прослеживаются в творчестве, наверное, самого авторитетного историка XX в. Ф. Броделя.

Интеграция истории и географии, времени и пространства характерны уже для его раннего труда «Средиземноморье во времена Филиппа Красивого», который был продуман автором во время своего заключения в фашистских лагерях для военнопленных. Средиземное море Броделя – это не бесчувственная железная дорога в трудах «ново - историков», а настоящий океан человеческих контактов, не знавших государственных и национальных границ, прообраз современной единой Европы. Органическое сочетание количественного анализа и проникновения в дух эпохи в полной мере проявились в его замечательном трёхтомнике «Материальная цивилизация, экономика, капитализм: XV – XVIII вв.».

Пока же существенная разница в понимании сути историко-экономической проблематики обусловила неодинаковое размещение соответствующих учебных курсов в системах высшего образования отдельных стран. Проблематика «Анналов» стала неотъемлемой частью общеисторического образования во Франции. В ряде других западноевропейских стран экономическая история включена в учебные планы подготовки экономистов и юристов. В США же она в большинстве вузов вновь преподаётся слитно с экономической теорией.

Предпринятый обзор позволяет лучше уяснить суть проблем, связанных с характеристикой сегодняшнего места и значения экономической истории, её предмета. Получается, что у каждого из названных корифеев историко-экономического жанра был свой особый плацдарм историко-экономического анализа. Потому они и корифеи. А что делать нам, дилетантам? Проще всего (для начала) взять за основу самую короткую и одновременно максимально ёмкую формулировку, вполне пригодную для заучивания: «Предметом истории экономики является развитие хозяйственной жизни людей с древнейших времён по наши дни».

Дальнейшее уточнение: какие именно аспекты хозяйственной жизни исследуются в курсе истории экономики? – будет затруднительно. Слишком уж ёмкое и многогранное это понятие. Очень даже разные аспекты хозяйственной жизни затрагивали А.Смит, взявший за исходное разделение труда и развитие рынка; К.Маркс, выстроивший лестницу способов производства; М.Вебер и В. Зомбарт, изучавшие «дух капитализма» через систему религиозно-этических ценностей. Да и вообще, можно ли рассматривать эволюцию хозяйственной жизни в отрыве от важнейших политических событий, тысячелетиями складывавшихся систем общественных отношений? Если нет, то часто встречающееся сведение истории экономики к истории рынка выглядит не совсем оправданным.

Сопоставляя проблематику ряда авторов за два прошедших столетия, нельзя не согласиться с Ф. Броделем, отмечавшего, что и в экономической истории перед исследователем стоит «...глобальная история людей, хотя и рассматриваемая с определённой точки зрения». «Определённой точкой зрения» логично было бы считать взгляд с позиций современной экономической мысли. Но последняя также представлена сейчас многими противоречащими между собой школами. И у каждой из них своё понимание предмета экономической теории, терминов «хозяйственное» и «экономическое». Круг замкнулся, проблема осталась. Несомненно одно: при всей важности действий отдельных выдающихся личностей и значимости событий, приоритетом в историко-экономических исследованиях является «история общественных масс и структур, претерпевающих медленную эволюцию...» (Ф. Бродель).

Методология и методы историко-экономических исследований так же многовариантны, как их проблематика. Методологию представляет та или иная теория общего плана, которую разделяет исследователь и использует как ключ к решению собственной задачи. Ключевыми методологическими проблемами истории экономики являются: соотношение экономики с другими сферами человеческой деятельности (первичность или вторичность), природа источников и движущих сил экономического развития (материальная или духовная). При этом материалистические представления о саморазвитии производительных сил столь же доказуемы и недоказуемы, как и позиции оппонентов, отдающих предпочтение человеческому духу. Отдельные элементы формационного и цивилизационного подходов на практике сочетаются в разных пропорциях в конкретных исторических исследованиях, помогая решению старых головоломок и создавая новые. Поэтому Маркс и Зомбарт, Смит и Блок при всей разнице их мировоззренческих и методологических позиций для нас коллеги, выстраивавшие общее здание науки.

Сказанное относится и к методам (способам, приёмам), используемым в историко-экономических исследованиях. В арсенале наших авторов весь комплекс общенаучных приёмов, за исключением экспериментальных проверок, малоприменимых в гуманитарных науках вообще, а в исторических дисциплинах – в особенности. (Ещё Гераклит в Древней Греции подметил, что в одну реку нельзя войти дважды). Отражённая в самом названии стыковая расположенность истории экономики объясняет её естественное тяготение к методикам исторических и экономических наук, описание которых можно найти в соответствующих учебниках.

Функцииэкономической истории как учебной дисциплины в значительной мере определяются местом, которое она может занимать в государственных образовательных стандартах и учебных программах отдельных вузов, факультетов, специальностей. Однако в любом случае исторические факты являются главными свидетельствами истинности тех или иных теоретических положений или их источниками, без привлечения которых любой выдвинутый постулат выглядит не более чем предположение. Поэтому независимо от изменчивости формального статуса историко-экономической проблематики (выделение в самостоятельную дисциплину или интеграцию с экономической теорией) она уже давно является неотъемлемой частью современной науки, цивилизации, культуры, знакомство с которой не повредит никому.

Для студентов же экономического профиля знание исторической преёмственности и изменчивости предмета своей специализации является частью профессиональной подготовки. Отсутствие такого знания делает экономиста похожим на врача, пытающегося лечить, не заглядывая при этом в историю болезни. На многие мысли наводит и медицинский девиз: «лечить не болезнь, а больного». В преломлении к нашим задачам это означает необходимость целостного восприятия эволюции всех параметров материальной и духовной жизни, демонстрируемого в классических образцах историко-экономических исследований.