Призвание Богом Моисея. Возвращение в Египет (Исх. 3 и 4)

Настало время, когда Моисей оказался готовым к великому делу и удостоился откровения. Первое откровение совершилось ему в пустыне Синайской, среди гор Хорива, когда он пас стадо своего тестя. Моисей увидел огонь среди ветвей одного из терновых кустов: «терновый куст горит огнем, но куст не сгорает». Когда он подошел поближе «посмотреть на это великое явление», раздался голос Бога. Повелев снять ему обувь, ибо место, на котором он стоял, было свято, таинственный голос открывал ему новые и теснейшие отношения Бога к Его избранному народу и возлагал на смущенного пастуха поручение быть Его пророком и избавителем народа от рабства египетского. Открыв трепещущему Моисею свое страшное имя «Сущего» (Иеговы), Господь посылает его к народу с известием о предстоящем освобождении: «Иди к твоим братьям и сынам Израилевым, и скажи им: Иегова, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, послал меня к вам. Вот имя Мое на веки; так называйте Меня из рода в род». Моисей должен был возвестить своим братьям, что этот Сущий Бог, помня Свой завет с Авраамом, готов был освободить их от рабства и привести их к горе, где Он даст им законы как Своему народу и поведет их затем в землю, которую Он обещал отцам их.

Невольно устрашившись столь возвышенного и трудного поручения, Моисей желал получить особенное заверение в соприсутствии с ним Бога, прежде чем явиться перед лицом фараона или попытаться пробудить угнетенный народ от апатии. Но ему дается и это уверение. Откровение было подтверждено двумя знамениями, которые показывали, что он стоит в присутствии не только Сущего, но и Всемогущего Бога. Рука Моисея, пораженная проказой и затем опять исцеленная, указывала на силу, при помощи которой Моисей мог освободить народ, считавшийся у египтян прокаженным. Пастушеский посох, обращенный в змея и опять превратившийся в свое прежнее состояние, сделался жезлом Моисея и жезлом Божиим, как бы скипетром в управлении вверяемым ему народом и орудием чудес, которые содействовали освобождению народа и поражали врагов его.

Однако Моисей чувствует еще одно препятствие к успешному исполнению великого дела. Он не красноречив, косноязычен. Но и здесь ему дается уверение, что ему придется только руководить, а брат его Аарон будет выражать его указания в надлежащих словах. Таким образом, у него есть могущественный Защитник и Покровитель, который и будет главным Избавителем. Народ будет избавлен не искусством или умом предводителя, а только силой Иеговы. Это избавление – исключительно дело одного Иеговы, и народ должен был во все последующие века видеть в этом залог того, что Он избрал его Своим народом.

После этих уверений Моисей решил возвратиться на берега Нила, тем более, что там уже «умерли все искавшие души его».

Когда Моисей отправился в путь (во время которого получил грозное внушение от Бога за то, что не совершил обрезание над своим сыном), в пустыне у горы Хорив он встретился со своим братом Аароном. Моисей рассказал своему брату о полученной им миссии, Аарон же мог сообщить Моисею, что израильтяне, наконец, после долгих лет охлаждения опять запылали ревностью к вере своих отцов, так что можно было надеяться на их содействие в исполнении плана к освобождению их от рабства и идолопоклонства.

Доказательств этому не пришлось долго ждать. Все старейшины Израиля, будучи собраны на совещание и получив известие о приближающемся событии, с радостью приняли эту весть, и через них она облетела все колена, все племена и семейства, народ поднял голову и исполнился радостью. Старейшины сообщили Моисею и Аарону, что «народ поверил» им и в благодарственном уповании «поклонился» Богу. Тогда оставалось только сообщить волю Божию фараону и просить его об освобождении народа, и братья-освободители пошли к гордому монарху.

5. Ходатайство перед фараоном (Исх. 5; 6; 7:1-13)

Когда Моисей снова явился на берегах Нила, то бывшего угнетателя израильского народа уже не было в живых, и престол перешел к его наследнику — бесхарактерному, но жестокому деспоту, который своим упорством подверг страну ужасным бедствиям. Любимой резиденцией фараона этого времени был город Танис или Цоан, лежавший на одном из северных каналов Нила, в области Гесем. Туда и пошли Моисей с Аароном.

При государственной беспечности фараона, едва ли имевшего возможность знать действительное состояние своего государства и судившего о нем только по окружавшей его придворной пышности и раболепству придворных льстецов, появление во дворце каких-то дерзких представителей ничтожного племени могло вызвать у фараона только улыбку презрения. На просьбу Моисея и Аарона отпустить израильский народ в пустыню для принесения жертвы Господу, фараон высокомерно, хотя и не без благодушия отвечал, что он не знает никакого их Господа и советовал бы им не сеять смуту в народе, а идти и заниматься делом. «Зачем вы, Моисей и Аарон, отвлекаете народ мой от дел его? Ступайте на свою работу», - сказал он и выпроводил ходатаев за угнетенный народ.

Фараон, очевидно, не понимал еще всей важности готовящегося события, но видел, что в израильском народе началось какое-то незаконное движение. Движение это, считал он, происходило от праздности, и поэтому он велел усилить работы и повинности. Египетским надзирателям запрещено было выдавать рабочим даже солому для кирпичей, и народ должен был сам искать ее для себя, а между тем от них требовали изготовления прежней нормы кирпичей, подвергая жестоким побоям и наказаниям за ее невыполнение.

Народ еще больше возопил и выражал негодование на Моисея и Аарона, считая их виновниками своих усилившихся страданий. Тогда Бог, возобновив Свое обетование вывести народ в землю обетованную, дал Моисею и Аарону окончательное поручение ходатайствовать пред фараоном. Упорное противодействие монарха должно было послужить лишь к обнаружению всемогущества Божия и заставить самих египтян признать силу Иеговы. И вот, братья-освободители опять явились во дворец, чтобы решительно потребовать отпустить народ, подтверждая свое право на это необычайными знамениями.

На этот раз фараон внимательнее отнесся к представителям израильтян, созвал придворный совет, чтобы официально выслушать их заявления. В доказательство правоты своего требования Аарон бросил свой жезл на пол, и он мгновенно превратился в шипящего и извивающегося змея. Как ни чудесно было это знамение, но оно, по-видимому, не особенно смутило фараона. Он позвал своих придворных волхвов, и те смогли сделать нечто подобное; жезл Аарона только в том отношении превзошел жезлы египетских волхвов, что, превратившись в змея, пожрал их. Фараон очевидно только с любопытством просвещенного деспота взглянул на этот, по его мнению, «фокус» представителей израильского племени. О том, чтобы отпустить народ, он и думать не хотел. Тогда над Египтом разразился ряд бедствий, которые по быстроте следования и величию были беспримерны в истории страны и по справедливости получили название казней египетских.

6. Казни египетские (Исх. 7:14-24 и 8-10 гл.)

Все казни египетские имеют не стихийный характер, но религиозно-нравственный смысл. Они имеют целью не только сломить упорство правительства, но и подорвать в глазах народа значение его богов.

Когда фараон решительно отказался удовлетворить справедливую просьбу Моисея, страну постигло первое бедствие: вся вода обратилась в кровь. Первая казнь была прямо направлена против главного божества страны, Озириса, олицетворявшего Нил, который оказался бессильным защитить страну от этого бедствия, и жрецы которого своими чарами могли только увеличить бедствия, также обращая воду в кровь, а не очищая ее. Вода оказалась непригодной для употребления, рыба погибала в ней, и египтяне вынуждены были искать новые источники, чтобы не погибнуть от жажды.

Вторая казнь – нашествие жаб, также направлена была к подрыву египетского идолопоклонства, а именно культа богини Хект, «гонительницы жаб», изображавшейся с головой жабы. Жабы регулярно во множестве появлялись в Египте, особенно когда Нил и его каналы во время разлива заливали все низменности. Тогда древние египтяне обращались за помощью к богине Хект. Так было и теперь, но в еще более ужасной, небывалой степени. «Гонительница жаб» оказалась бессильной помочь беде, и жабы наполняли даже дома и постели. Волхвы своим искусством только усиливали бедствие, которое очевидно было так необычайно и тяжело, что фараон вынужден был обратиться за помощью к Моисею и Аарону. Тут он показал первый признак уступчивости, которая, однако, скоро опять сменилась упорством высокомерного деспота.

В наказание за это последовала третья казнь, притом уже без предупреждения. Почва берегов Нила считалась священной, и ее боготворили под именем Себ или отца богов. Теперь она должна была подвергнуться осквернению. Вся земля закишела мошками и разными насекомыми. «И были мошки на людях и на скоте». Под мошками (скнипами), очевидно, разумеются не только безвредные, но и ядовитые насекомые, причинявшие страшные страдания не только людям, но и скоту.

Собственно ядовитые насекомые явились вследствие четвертой казни, наведшей на страну «песьих мух». Эти ядовитые мухи тучами наполнили воздух и были истинным бичом для людей и для животных. Ужасная казнь кроме нанесения телесных страданий также направлялась к подрыву египетского идолопоклонства, в котором были и специальные «боги мух». Боги эти считались защитниками страны от ядовитых насекомых, и эта казнь доказывала их полное бессилие против бедствия.

Едва страна успела вздохнуть от описанного бедствия, как ее постигла пятая казнь – моровая язва на скот. Покровители скота в Египте (Озирис, Изида и другие божества) оказались бессильными отвратить бедствие, и оно большим ужасом поразило бы египтян, если бы от язвы погиб и боготворимый ими бык — Апис.

В шестой казни брошенный Моисеем пепел произвел язву, поразившую не только скот, но и людей. В различных египетских городах, посвященных богу Сет или Тифон, ежегодно приносились в жертву рыжеволосые люди из инородцев. После сожжения их живыми на жертвеннике пепел их рассеивался жрецами в воздухе, как бы для очищения атмосферы от всяких вредных стихий. Теперь же пепел, брошенный Моисеем, произвел как раз противоположное действие и поразил язвой суеверных египтян, и особенно жрецов, для которых бедствие от нее было двойное, так как по закону оно делало их нечистыми и неспособными к отправлению своих жреческих обязанностей.

Как ни тяжелы были все эти бедствия, но они еще не могли сломить упорства высокомерного фараона и заставить его исполнить просьбу Моисея. Тогда послана была седьмая казнь. Над полями пронеслась страшная буря, сопровождавшаяся опустошительным градом. Это крайне усилило страх народа пред грозными явлениями, быстро следовавшими одно за другим и поражавшими страну различными бедствиями.

Восьмая казнь совершилась посредством наведения саранчи, самого страшного бедствия для земледельческой страны, особенно уже значительно опустошенной градом. Страшное бедствие постигло Египет; и только когда саранча произвела свою опустошительную работу, сильный ветер со Средиземного моря унес и потопил ее в Красном море.

Все эти бедствия, наконец, поколебали фараона. Он спешно призвал к себе Моисея и Аарона и на этот раз уже с несвойственным ему смирением просил их простить его за отказ в их просьбе. Но как только прекратилось бедствие, в нем опять ожило высокомерие, и он поддался внушению жрецов, которые утверждали, что все эти бедствия — простые явления природы, и потому не следует на основании их государству лишаться бесплатной рабочей силы. Впрочем, другие из приближенных сановников фараона, более понимавшие нужды и состояние страны, стали убеждать его уступить просьбе Моисея, так как иначе, говорили они, Египет погибнет. Переговоры, которые обеим сторонам давали знать, что собственно разумелось под предлогом трехдневного празднования в пустыне в честь Иеговы, должны были принять теперь более крутой и откровенный оборот. Моисей отверг условие фараона пойти в пустыню без семейств.

Между тем страну постигла девятая казнь. Солнце было верховным божеством Египта, и теперь оно также должно было обнаружить свое бессилие пред всемогущим и грозным Иеговой. Страну покрыла непроницаемая тьма, продолжавшаяся три дня, так что люди не могли видеть друг друга, и приостановилась всякая деятельность. Напуганный страшной тьмой, фараон еще раз выказал уступчивость. Но требование Моисея, чтобы народ взял с собой и все свои стада, опять пробудило строптивость разъяренного деспота, и аудиенция кончилась страшными угрозами фараона, что дерзкий нарушитель его спокойствия должен будет умереть, если только опять увидит лицо его. Но события приняли уже вполне решительный оборот, и Моисей мог с иронией ответить фараону, что он уже действительно не увидит лица его.

Великие исторические события не совершаются сразу. Прошло более поколения с того времени, как Моисей в порыве негодования убил египетского надзирателя за его жестокость к своему соплеменнику. Он думал, что «братья его поймут, что Бог рукою его дает им спасение» (Деян. 7:25), и надеялся, что этот случай послужит для них сигналом к общему подъему на борьбу за свободу. Но рабство въелось в душу этого народа, и он был глух к призыву освободителя, который сам должен был спасаться бегством от грозившей ему смертной казни. Это, однако, не убило в нем надежды. Когда с берегов Нила дошла до него радостная весть, что родной ему народ воспрянул духом и готов был принять освободительную миссию двух братьев, началась описанная выше борьба между представителями угнетенного народа и деспотическим угнетателем.

Последняя страшная казнь более всего навела ужас на египтян, и приближенные сановники более чем когда-либо умоляли фараона отпустить этих рабов. Но слабохарактерный и вместе с тем высокомерный деспот дождался того, что его страну постигло новое бедствие, еще более ужасное, чем все предыдущие, и притом такое, которое лично коснулось самого фараона.

7. Установление праздника Пасхи (Исх. 11; 12; 13:1-6)

Моисей уже предвидел неминуемый исход борьбы и велел всем евреям готовиться к выходу из Египта. Народ должен был запастись всем, что могло понадобиться в пустыне. Рабская жизнь не могла способствовать экономическому благосостоянию. В течение долгого времени они не получали никакой платы за свой труд, и поэтому если и были некоторые счастливые исключения людей, сумевших накопить богатства, то основная масса была крайне бедна. Перед уходом из страны народ должен был, так сказать, сразу взять у египтян плату за свой вековой труд, и каждый должен был выпросить взаймы у знакомых египтян все, что может оказаться необходимым в пустыне: одежды, драгоценные украшения, сосуды и тому подобные вещи. С массой египетского народа израильтяне жили в дружественных отношениях, так как почти одинаково несли тяжкую долю рабства, но последние события заставили и высшие классы снисходительнее относиться к израильтянам, и потому все охотно давали им свои вещи.

Наступила последняя роковая ночь, последняя ночь рабства перед зарей свободы. Память о ней необходимо было увековечить в народном сознании. Народ должен был бодрствовать в эту ночь и совершить торжественный обряд в знак своего освобождения. Был установлен новый праздник, как знамение великого исторического момента в жизни нарождающегося народа, именно праздник Пасхи, и Моисей повелел праздновать ее с такими обрядами и в такой обстановке, которые навсегда запечатлелись бы в народной памяти. Теперь еврейский новый год должен был начинаться с месяца Авива (Нисана), в четырнадцатый день которого должна ежегодно совершаться Пасха. Каждый дом должен совершать ее отдельно, закалывать ягненка и есть его с пресным хлебом и горькими травами, так чтобы чувствовалась и сладость свободы и горечь испытанного рабства. Все должны были есть ее наготове к отправлению, стоя с посохами в руках, в сандалиях, с поясами и сумками, есть «с поспешностью», как требовалось особенностями исторического момента освобождения народа. Никто не должен был выходить из дома, а быть наготове — по первому знаку собираться под знаменами своих обществ для выхода из страны рабства. Страшная торжественность этой ночи и этого обряда усиливалась кровавыми знаками на дверях, дававшими знать, что в эту ночь совершится последняя, десятая казнь над деспотическою страною.

И казнь совершилась. «И сделался великий вопль во всей земле египетской: ибо не было дома, где не было бы мертвеца»; и в самом дворце фараон оплакивал своего наследника. Ангел поразил всех первенцев египетских: «от первенца фараона, сидевшего на престоле своем, до первенца узника, и все первородное из Египта».

Узнав о страшном бедствии, постигшем страну и его собственный дом, фараон еще ночью призвал Моисея и Аарона и с отчаянием сказал им: «встаньте, выйдите из среды народа моего, — возьмите все и идите, и благословите меня». Теперь уже и сами египтяне, пораженные ужасом, торопили израильтян к выходу из страны, иначе, говорили они, «мы все помрем». И народ двинулся в путь, собираясь под знаменами своих старейшин и сосредоточиваясь вокруг главного знамени, где находился вождь и освободитель народа Моисей.

8. Исход евреев из Египта (Исх. 12:37-42; 13:17-22)

Исходным пунктом движения был Раамсес, один из тех «городов для запаса», которые построены были каторжным трудом израильтян. Почувствовав свободу, народ устремился в путь. У него всего еще было вдоволь, он и понятия не имел о тех лишениях и нуждах, которые предстояли ему, и был одушевлен единственной мыслью об обетованной земле, которая течет молоком и медом, и желал, чтобы его прямо вели туда. Это последнее желание, по-видимому, исполнялось, когда после короткого отдыха в сборном стане вожди повели народ прямо на палестинскую дорогу и, пройдя по направлению к востоку свыше двадцати пяти километров по линии канала с пресной водой, остановились станом в Сокхофе или Суккоте — «палатках», где, вероятно, была стоянка какого-нибудь пастушеского племени. Воды было достаточно по всему пути, но многие наверно уже отставали, дети истощались и заболевали, скот падал, — неизбежное явление в массовом поспешном движении. Кроме того, видимо, робость возникала в душах менее отважных мужчин, когда они вспоминали, что пред ними тянется укрепленная сплошная стена, и прежде, чем проникнуть за нее пустыню, им придется встретиться с хорошо вооруженными египтян.

На следующий день остановились вблизи Ефама, одной из крепостей этой стены, «на краю пустыни». При виде бастионов крепости страх разросся еще больше, и хотя израильтяне находились еще на египетской земле, между ними уже послышались голоса, выражавшие сожаление, что оставили Египет: лучше было бы рабствовать там, чем умирать в пустыне.

Моисей знал, что если бы ему и удалось прорваться чрез эту стену, то на него не замедлили бы напасть находившиеся в союзе с Египтом князья филистимские, которые не преминули бы поживиться такой большой добычей. Нужно было избежать всего этого. Поэтому Моисей, руководимый чудесно предшествовавшим ему столпом облачным днем и столпом огненным ночью, повернул от Ефама на юг и повел свой народ параллельно со стеной, на некотором расстоянии от нее. Движение это было крайне поспешное, так как крепостные войска могли сделать нападение. Наконец, неподалеку от Чермного (Красного) моря они достигли места под названием Пигахироф — «место, где растет тростник» («между Мигдолом и между морем, пред Ваал-Цефоном»). Там они могли поставить шатры и отдыхом подкрепить свои силы среди обильных родников пресной воды и прекрасных пастбищ.

В таком движении виден глубоко обдуманный план. Подступ к крепости Ефам и затем быстрое отступление от нее и исчезновение в пустыне могли заставить начальников крепостей предполагать, что Моисей оставил намерение прорваться чрез крепостную стену, потерял дорогу и заблудился в пустыне. Когда об этом донесено было фараону, то и у него могло явиться предположение, что бежавшие от него рабы «заблудились и пустыня заперла их».

9. Переход евреев через Чермное море (Исх. 14; 15:1-21)

Донесения из пограничных крепостей должны были показать фараону, что у Моисея действительно было намерение окончательно вывести свой народ из Египта, а не просто временно побыть в пустыне с целью совершения религиозных обрядов и празднеств. Фараон приказал снарядить погоню. В качестве передового отряда были высланы шестьсот лучших колесниц, за которыми двинулись и главные силы. Сам фараон отправился во главе передового отряда.

Между выходом израильтян и погоней за ними прошло довольно много времени. У египтян настолько велико было почтение к умершим, что самые важные государственные обстоятельства не могли нарушить обрядового церемониала, совершаемого фараоном по своему умершему сыну-наследнику. В семействах воинов также совершались подобные обряды над умершими первенцами. Для оплакивания сына фараона требовалось до семидесяти двух дней, и в это время отлагались все остальные дела. Но если фараон вынужден был долго откладывать преследование, то теперь тем быстрее он должен был пуститься в погоню за беглыми рабами.

Бедственная участь израильтян казалась неизбежной. Между тем они медленно двигались к Чермному морю. Узнав о преследовании, израильтяне пришли в ужас, и опять начался ропот малодушных на своего вождя. Ввиду неизбежной гибели ропот превратился в обвинения, в которых звучала горькая усмешка отчаяния: «Разве нет гробов в Египте, что ты нас привел умирать в пустыне? Что это ты сделал с нами, выведя нас из Египта? Не говорили ли мы тебе в Египте: оставь нас, пусть мы работаем египтянам? Ибо лучше нам быть в рабстве у египтян, чем умереть в пустыне». В этом ропоте слышалось малодушие рабов, для которых цепи рабства желаннее, чем свобода, достигаемая отвагой и мужеством. Можно представить, как тяжело было положение Моисея, но великий вождь сумел вовремя успокоить тревогу, пока она еще не перешла в гибельную панику: «не бойтесь, стойте – и увидите спасение Господне, которое Он соделает вам ныне, ибо Египтян, которых видите вы ныне, более не увидите во веки; Господь будет поборать за вас, а вы будьте спокойны». Господь услышал вопль Моисея и повелел народу идти вперед, несмотря на бушующие волны, обещая, что море расступится перед ними и представит широкий путь для прохода. И первым знамением этого покровительства было то, что Ангел Господень и столп облачный, двигавшиеся впереди стана теперь стали позади его, чтобы укрыть народ от египтян.

Ночью, по указанию Божию, Моисей простер руку свою на море, и сильный северо-восточный ветер с такой яростью стал гнать воду, что море сделалось сушей: «и расступились воды. И пошли сыны Израилевы среди моря по суше; воды же им были стеною по правую и по левую сторону». Израильтяне успели перебраться на другую сторону моря со всеми своими стадами. Несомненно, это была страшная ночь, как можно видеть из описания ее псалмопевцем, воспевавшим это достопамятное событие столетия спустя: «Облака изливали воды, тучи издавали гром, и стрелы Твои летали, и глас грома Твоего в круге небесном, молнии освещали вселенную; земля содрогалась и тряслась» (Пс. 76:17-19).

Едва израильтяне успели перебраться на восточный берег, как у западного берега показались египтяне. Фараон решил незамедлительно преследовать добычу. Думая, что буря еще долго будет сдерживать воду, он со своей конницей ринулся вброд. Между тем, по описанию иудейского историка Иосифа Флавия, разразился страшный бурный ливень, с громом и молнией, и вместе с порывистым ветром заставил невольно смутиться гонителей, которые в то же время, видя огни, зажигавшиеся в различных местах среди израильтян для указания пути отдельным частям, потеряли прямое направление и в смятении кое-как пробирались по дну. Но вот, когда войско уже находилось среди перехода, ветер, по мановению руки Моисея, мгновенно переменил свое направление и с прежней яростью подул со стороны моря. Долго сдерживавшаяся им вода ринулась к берегу, и пенистые волны стали заливать место перехода. Идти ни вперед, ни назад было невозможно. Отчаянные крики погибающих людей и храп испуганных лошадей, бессильно бившихся в упряжи увязших в песке колесниц, представляли (как можно предположить) страшную картину, усиливаемую непроницаемой тьмой ночи и ревом разъяренной стихии. Но борьба была непродолжительна. Стихия одолела, и поутру берега были усеяны трупами погибших в ту ночь египтян, среди которых, вероятно, был и сам фараон.

Чудесное избавление от страшной опасности привело израильтян в неописуемый восторг. Этого спасения никак нельзя было приписать самим себе: оно было в собственном смысле чудесно, и народ ликовал, прославляя Иегову и своего вождя Моисея. Душа израильского народа вдохновенно выразилась в хвалебной песни, которая сделалась историческим заветом народа и послужила основой для его религиозной и гражданской поэзии во все последующие века. «Моисей и сыны Израилевы воспели Господу песнь сию:

Пою Господу, ибо Он высоко превознесся,

Коня и всадника его ввергнул в море.

Господь моя крепость и слава:

Он был мне спасением,

Он Бог мой, и прославлю Его,

Бог отца моего, и превознесу Его».

Началось народное празднество. Мариам, сестра великих братьев-освободителей, организовала хороводы и с тимпаном в руках вдохновляла женщин и дев к пляскам, песням и играм. Это был самый счастливый день в истории избранного народа.

Такое необычайное событие, конечно, не могло пройти незамеченным в тогдашнем мире, и предания о нем долго сохранялись у соседних народов. Племена к востоку от Чермного моря, говорит Диодор Сицилийский, бывший в Египте незадолго до Рождества Христова, «имеют предание, передающееся в течение веков, что однажды весь залив во время сильного отлива обнажился от воды, которая стенами стояла по обеим сторонам, делая видимым дно». Греко-иудейский писатель Артапан, живший также незадолго до Рождества Христова и написавший книгу об иудеях, отрывки которой сохранены Евсевием Кесарийским, говорит, что «жрецы Мемфиса обыкновенно рассказывали, что Моисей тщательно изучил время отлива и прилива Чермного моря и провел через него народ свой, когда мели совсем обнажились. Но жрецы Илиопольские рассказывают эту историю иначе. Они говорят, что когда царь египетский преследовал иудеев, то Моисей ударил воды своим жезлом, и они расступились, так что израильтяне могли пройти как посуху. Когда же египтяне решились вступить на этот опасный путь, то были ослеплены огнем с неба, море ринулось на них, и они все погибли частью от молнии, частью от волн».[7]

10. Воды Мерры (Исх. 15:22-27)

Снявшись со своего стана, народ израильский под покровом Божиим и водительством Моисея двинулся по направлению к югу, вероятно, караванной дорогой из Египта к Синаю и в Аравию, неподалеку от морского берега. Чем дальше, тем местность становилась гористее. Это была пустыня Сур. В течение трех дней народ тяжело двигался вперед, подкрепляясь запасенной в кожаных мехах водой, но последняя, наконец, исчерпалась, и мýка жажды начала сказываться на всех. Это было неутешительным началом новой свободной жизни и резко противоречило с тем, что израильтяне, вероятно, ожидали после своего чудесного избавления от фараона.

Наконец они прибыли в долину Хувар, известную тогда под названием Мерра («Горечь»), и там нашли воду, но она оказалась слишком соленой и горькой. Нравственное воспитание израильтян началось: Иегова спас их при Чермном море и хотел приучить их уповать на Него и в будущем. Но это был тяжкий урок, и народ опять разразился громким ропотом против Моисея. Это действительно было страшное испытание их надежды на невидимого Вождя и Покровителя. Но помощь была близка, если бы только у них больше было терпения и самоотречения. «Моисей возопил к Господу, и Господь показал ему дерево, и он бросил его в воду, и вода сделалась сладкою», так, что народ смог утолить жажду.

Направляясь отсюда дальше на юг, израильтяне следующий свой стан устроили при Елиме — «деревах», в местности называемой так от семидесяти финиковых пальм, орошавшихся двенадцатью родниками.

Дальнейший путь шел по местности обнаженной, холмистой и трудной для путешествия, и народ рад был, когда впереди показалась синева моря, на берегу которого и был раскинут стан. Направление это было, вероятно, избрано частью для того, чтобы народ вздохнул свежим морским воздухом после палящего и душного зноя пустыни, а также быть может и для того, чтобы воспользоваться всем, что мог предоставить в распоряжение народа находившийся здесь египетский порт — запасы пищи и предметов, которые могли оказаться полезными в пустыне.

11. Пустыня Син: манна Небесная (Исх. 16)

Дорога от приморского стана шла на некотором расстоянии вдоль берега. Израильтяне вступили на равнину Мургаб, называемую в книге Исход пустыней Син; это кремнистая и почти лишенная всякой растительности местность. Даже бедуины, обычно легко выдерживающие зной, чувствуют здесь особенную тяжесть. Можно представить, с какими тягостями сопряжено было здесь путешествие для огромной массы израильтян, устало тянувшихся с женами, детьми, стадами всякого скота и громадным обозом. Кроме того, запасы пшеницы, муки и других продуктов, захваченные из Египта (очевидно огромные, если они велись так долго), наконец, начали подходить к концу, несмотря на пополнения, произведенные во время стоянки у египетского порта.

Прошло уже шесть недель со времени перехода Чермного моря. Еще недавно евреи едва не погибли от жажды; теперь угрожал им голод, и ввиду новой опасности забыто было недавно совершенное перед ними чудо. Против Моисея и Аарона опять поднялись ожесточенные крики, и в толпе стали раздаваться возгласы сожаления, что народ не остался в рабстве на берегах Нила, где он сидел у котлов с мясом и ел хлеб. Неблагодарный и грубый народ, приученный вековым рабством полагаться в отношении своего пропитания на заботу господ, не хотел знать, что свобода требовала от него мужества и самостоятельности и неразлучна с испытаниями. Но он должен был убедиться, что Моисей освободил его не для голодной смерти в пустыне и потому скоро открыл ему новые, чудесные источники пропитания.

Вечером того же дня вся местность около стана покрылась стаями перепелов, а на следующее утро появилась манна на всем окружавшем их пространстве. Манна с этого времени служила для них насущным хлебом до самого вступления в землю обетованную. В вечное воспоминание об этом чудесном хлебе, одна мера (гомор) манны была впоследствии поставлена пред ковчегом завета для доказательства будущим поколениям о том чудесном промышлении, которое Бог имел о своем избранном народе в пустыне.

Правила собирания манны должны были приучить народ не заботиться много о вещественном, полагаться на провидение Божие, а отсутствие ее по субботам служило указанием на необходимость соблюдения субботы как дня покоя, посвящаемого на служение Богу. Пропитание манной было столь необычным явлением, что впоследствии оно сделалось синонимом питания божественным словом, и сама манна стала прообразом Христа, Слова Божия, Который пришел с неба как хлеб жизни, чтобы дать жизнь всем верующим в Него.

Из пустыни Син Моисей повел свой народ в сторону от приморского берега. Местность эта еще безотраднее, так что римляне, проходя по ней во время своих воинских походов, ужасались пустынной дикости этих голых, утесистых гор. Народу приходилось то двигаться по тесным ущельям, то взбираться на скалы, то спускаться в овраги по усеянной камнями дороге. Но тяжесть пути вознаграждалась той целью, достижение которой имелось в виду.

Неподалеку, именно у горы Дофки, называвшейся у египтян Та-Мафной, находились знаменитые египетские рудники, которые служили главным источником добывания серебра, золота и других металлов для Египта. Рудники эти разрабатывались каторжным трудом ссыльных, среди которых, несомненно, было множество израильтян[8]. Поэтому, направляясь сюда, Моисей мог не только воспользоваться египетским провиантом, золотом и серебром, но и освободить своих страждущих братий. Небольшой египетский гарнизон, конечно, не мог оказать серьезного сопротивления и вынужден был удалиться.

От египетских рудников народ прошел по долине Мокаттеб, где был стан Алуш. Долина эта известна множеством надписей на скалах и целых изображений, представляющих картины странствования какого-то племени (и уже древнее предание видело в этом племени израильский народ).

12. Рефидим: изведение воды из скалы и битва с Амаликитянами (Исх. 17)

Большой стан затем был в Рефидиме, само название которого (место остановки) показывает на продолжительное пребывание в нем. Здесь опять возник ропот по случаю отсутствия воды, и Моисей ударом жезла чудесно извел ее из скалы. Источник, по-видимому, сделался постоянным, и из него израильтяне пользовались водой все время пребывания у Синая. Источник этот, по учению ап. Павла, был прообразом Христа, источающего жизнь вечную.

Израильтянам приходилось бороться не только с тягостями пути, но и с враждебными племенами. Когда они находились в Рефидиме, местные жители надумали оказать им сопротивление. Это было племя бедуинов, известное под именем амаликитян, самое сильное племя Синайского полуострова в то время. Для них было крайней, жизненной необходимостью прогнать отсюда вторгшийся народ, который мог отбить у них пастбища. Будучи издавна данниками фараонов, они теперь соединились с египетским гарнизоном, отступившим от рудников Дофки, и совместно ударили по израильтянам.

Народ израильский был крайне истощен тягостями пути и невзгодами, значительно деморализован ропотом на своего вождя, которого даже только что грозил побить камнями. Местность была стиснута гранитными скалами, затруднявшими более или менее правильное военное действие, и стоял невыносимый зной. Правда, израильтяне были гораздо многочисленнее своих врагов, но с ними были жены, дети и стада, что могло вызвать смятение в народе. Моисей быстро оценил все обстоятельства и распорядился оставить весь обоз с женами и детьми позади, а из колен выбрал наиболее сильных и храбрых воинов, которые должны были сразиться с амаликитянами. Отряд был отдан под начальство Иисуса Навина, — имя которого тут впервые появляется в летописях истории. Соединившись с некоторыми более дружественными племенами, искавшими в свою очередь помощи против угнетавших их амаликитян, именно с кенеями и мадианитянами, израильтяне нанесли полное поражение своим врагам. Сам Моисей во время битвы стоял на горе, наблюдая за ходом сражения и придавая чудесную силу своим воинам поднятием рук, знаменовавших силу молитвы и прообразовавших силу креста. На месте победы Моисей воздвиг жертвенник и назвал его Иегова Нисси (Господь знамя мое). Здесь же Моисей получил обетование об окончательном истреблении амаликитян за их коварное нападение на избранный народ.