Наказание исключительно на основании закона 10 страница

Вышерассмотренные основные критерии справедливого судебного разбирательства - осуществление судебного разбирательства в разумные сроки, публично, беспристрастным и независимым судом, созданным на основании закона, при соблюдении справедливого разбирательства в условиях фактических обстоятельств дела - должны обеспечиваться при разбирательстве дел, касающихся "гражданских прав и обязанностей", а также "уголовного обвинения". Суд при рассмотрении дела, если применяется ст. 6 Конвенции, всегда выясняет, идет ли речь о деле, касающемся "гражданских прав и обязанностей" или "уголовного обвинения". В практике иногда возникали споры применительно определению объема вышеуказанных категорий. Так, по делу "Наговицын против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что судебное решение о выделении заявителю льготного кредита не было обусловлено "спором о гражданских правах и обязанностях". Поэтому в соответствующей части п. 1 ст. 6 Конвенции неприменим (п. 40 Постановления от 24 января 2008 г.).

С учетом прецедентов толкования соответствующих конвенционных положений в отношении Российской Федерации представляется возможным и целесообразным остановиться на объеме понятий гражданских прав и обязанностей и уголовного обвинения.

Примечание. Рассмотрение в рамках настоящей статьи вопроса о понятии гражданских прав и обязанностей и уголовного обвинения, определение объема указанных понятий не должны интерпретироваться как допустимость несоблюдения справедливого судебного разбирательства при рассмотрении иных категорий дел.

7.4. Понятие гражданских прав и обязанностей

Назначение пенсий, иных социальных выплат

Суд обратил внимание, что вопрос об увеличении размера пенсии по старости является имущественным по своей натуре и, безусловно, касается гражданских прав по смыслу п. 1 ст. 6 Конвенции ("Смирницкая и другие против Российской Федерации", п. 33 Постановления от 5 июля 2007 г.).

Пункт 1 ст. 6 Конвенции применим к процедурам, касающимся перерасчета размера пенсий, потому что если даже точный размер пенсий не определен судебным решением, рассматриваемая судебная процедура устанавливает четкое материальное обязательство государства по отношению к заявителю и, без всяких сомнений, пенсии и аналогичные выплаты, являющиеся экономическими по своей натуре, представляют собой гражданские права по смыслу п. 1 ст. 6 ("Кумкин и другие против Российской Федерации", п. 21 Постановления от 5 июля 2007 г. Аналогичная позиция нашла отражение при рассмотрении дела "Ведерникова против Российской Федерации" (п. 20 Постановления от 12 июля 2007 г.)).

Спор, касающийся долга заявителю со стороны государства <1>, является материальным по своей сущности и, безусловно, касается гражданского права по смыслу п. 1 ст. 6 Конвенции (п. 33 Постановления по делу "Найденков против Российской Федерации" от 7 июня 2007 г.).

--------------------------------

<1> Речь шла о взыскании социальных пособий вследствие участия заявителя в операции на Чернобыльской АЭС.

Трудовые споры

Практика Суда свидетельствует, что трудовые споры по общему правилу охватываются понятием "гражданские права и обязанности" и, как следствие, на эти споры распространяется действие п. 1 ст. 6 Конвенции (см., например, Постановление от 17 июля 2008 г. по делу "Кабков против Российской Федерации" (п. 36)). Однако следует иметь в виду, что если речь идет о трудовом споре между государством и официальным должностным лицом, то такой спор не охватывается понятием гражданских прав и обязанностей. При рассмотрении дела "Канаев против Российской Федерации" Суд, обратившись к делу "Pellegrin против Франции", использовал "функциональный тест" на применимость п. 1 ст. 6 к трудовым спорам, стороной которых является публичный служащий. За основу берется характер трудовых обязанностей. Трудовой спор исключается из сферы действия п. 1 ст. 6 Конвенции, если он касается должностного лица, чьи обязанности представляют собой специальную деятельность по выполнению публичной службы, когда лицо действует как носитель публичной власти, ответственный за защиту государственных интересов.

Примечание. Ярким примером в этом отношении является служба в правоохранительных органах и армии (см. частично несовпадающее мнение судьи А.И. Ковлера по делу "Канаев против Российской Федерации").

По настоящему делу заявитель являлся офицером Военно-морских сил РФ, капитаном третьего ранга, и он олицетворял собой часть государственного суверенитета. С учетом вышеизложенного п. 1 ст. 6 неприменим к настоящему делу (п. п. 17 - 19 Постановления от 27 июля 2006 г. по делу "Канаев против Российской Федерации"). Как следовало из текста Постановления, речь шла о взыскании офицером Российской армии несвоевременно выплачиваемого денежного довольствия. Представляется, что вопрос взыскания заработной платы, денежного довольствия военнослужащего, независимо от того, кто ее (его) пытается взыскать, по смыслу и духу Конвенции должен охватываться понятием гражданских прав и обязанностей и, как следствие, охватываться действием п. 1 ст. 6 Конвенции. Другое дело, если речь идет об увольнении такого должностного лица. В этом случае такие вопросы не должны подпадать под регулирующее воздействие п. 1 ст. 6 Конвенции.

Примечание. По делу Pellegrin против Франции была сделана оговорка, что споры о пенсиях между бывшими военнослужащими и государством охватываются диспозицией п. 1 ст. 6 Конвенции (см. также частично несовпадающее мнение судьи А.И. Ковлера по делу "Канаев против Российской Федерации").

Судья А.И. Ковлер в своем особом мнении, цитируя дело "Pellegrin против Франции", отметил, что если отношения между государством и его должностными лицами не обусловлены "особым чувством доверия и лояльности", то соответствующие споры подпадают под действие п. 1 ст. 6 Конвенции. По мнению судьи Loucaides, принципы, изложенные в деле "Pellegrin против Франции", направлены на ограничение доступа к суду и поэтому должны ограничительно толковаться. Для подтверждения своего подхода судья Ковлер сослался на дело "Новиков против Украины", где спор между отправленным в отставку офицером и государством охватывался п. 1 ст. 6. Функциональный подход, отраженный в деле "Pellegrin против Франции", должен приниматься с учетом существа возникшего спора. По настоящему делу ("Канаев против Российской Федерации") должно быть исполнено решение суда, касающееся взыскания транспортных и судебных расходов. Как эти вопросы, по мнению судьи А.И. Ковлера, могут охватываться "специальными отношениями" между публичным служащим и государством-нанимателем, отношениями, которые предположительно защищались в деле "Pellegrin против Франции". Далее судья А.И. Ковлер обратил внимание на следующее. Суд признал факт неисполнения судебного решения о взыскании с государства транспортных и судебных расходов как свидетельство нарушения ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции. Однако как можно признавать нарушенным право на беспрепятственное пользование принадлежащим имуществом, гарантируемое ст. 1 Протокола N 1, и одновременно отрицать применение п. 1 ст. 6 в связи с тем, что речь не идет о гражданских правах и обязанностях.

Ради справедливости стоить отметить, что при рассмотрении ряда дел Суд все-таки применял п. 1 ст. 6 Конвенции к трудовым спорам, связанным со взысканием денежного довольствия, стороной по которым выступали действующие и/или бывшие военнослужащие. Так, по делу "Придатченко и другие против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что военные суды являются трибуналами по смыслу ст. 6. Заявители, несмотря на свой специальный статус <1>, имели право на обращение в суды по смыслу ст. 6. Суд пришел к выводу, что ст. 6 применима к рассматриваемым судебным процедурам (п. 47 Постановления от 21 июня 2007 г. См. также Постановление от 20 ноября 2008 г. по делу "Безбородов против Российской Федерации" (п. 37); Постановление от 6 ноября 2008 г. по делу "Дементьев против Российской Федерации" (п. п. 17 - 21); Постановление от 31 июля 2008 г. по делу "Бормотов против Российской Федерации" (п. 13). По делу "Бормотов против Российской Федерации" власти Российской Федерации утверждали, что ст. 6 Конвенции неприменима, поскольку заявитель являлся военнослужащим. Однако Суд посчитал, что если национальное законодательство явно не исключает возможность обращения такой категории лиц в суды, то ст. 6 должна применяться. По указанному делу речь шла о неисполнении судебного решения о выделении квартиры).

--------------------------------

<1> На момент обращения в национальные суды одни являлись действующими военнослужащими, другие - военнослужащими в отставке.

Одновременно нельзя не обратить внимания на следующую позицию Суда, касающуюся трудовых споров, возникающих в ходе осуществления гражданской службы. Если государство-ответчик, желая избежать применения по делу ст. 6 Конвенции, ссылается на статус заявителя как гражданского служащего, то необходимо соблюдение двух условий. Первое: государство должно явно исключить возможность доступа к суду соответствующей категории служащих. Во-вторых, такое исключение должно быть оправдано объективными причинами, обусловленными наличием государственных интересов. Сам факт, что заявитель работает в органах, которые осуществляют полномочия, предусматриваемые публичным правом, не является решающим. Для того чтобы вышеуказанное исключение было оправданно, недостаточно установить, что гражданский служащий участвует в отправлении публичных полномочий или что существует особая обязанность быть лояльным и пользоваться доверием между служащим и государством, выступающим в качестве работодателя. Государству необходимо продемонстрировать, что предмет спора касается осуществления государственных полномочий или возникает вопрос о реализации особого обязательства - быть лояльным и пользоваться доверием. В принципе не может быть оправданий для исключения действия гарантий по ст. 6 применительно к обычным трудовым спорам, касающимся заработной платы, пособий или каких-либо иных прав на материальные средства, принимая во внимание особую природу отношений между гражданским служащим и государством. Реально должна быть презумпция применения ст. 6. На государство возлагается обязанность продемонстрировать, что, во-первых, служащий, являющийся заявителем по делу, не имеет права на доступ к суду согласно национальному праву, и во-вторых, исключение из прав, предусмотренных ст. 6, является оправданным (п. 62 Постановления от 19 апреля 2007 г. по делу "Vilho Eskelinen and Others v. Finland". Указанная правовая позиция нашла отражение в Постановлении от 6 ноября 2008 г. по делу "Дементьев против Российской Федерации" (п. п. 19 - 21); в Постановлении от 23 октября 2008 г. по делу "Богунов против Российской Федерации" (п. п. 14 - 17); в Постановлении от 9 октября 2008 г. по делу "Ицлаев против Российской Федерации" (п. 27); в Постановлении от 7 июня 2007 г. по делу "Довгучиц против Российской Федерации"; в Постановлении от 21 июня 2001 г. по делу "Придатченко и другие против Российской Федерации" (п. 46)).

По делу "Довгучиц против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что заявитель обладал правом на доступ к суду согласно национальному законодательству. Он использовал свое право и предъявил иск своему работодателю <1>. Рязанский военный гарнизонный суд, изучив требование заявителя, присудил искомые заявителем денежные средства. После того как 22 февраля 2002 г. окончательное решение было отменено в надзорном порядке и дело вновь рассмотрено, требования заявителя были удовлетворены частично. Ни суды, ни власти Российской Федерации не обращали внимания, что заявитель был лишен доступа к правосудию. Соответственно, ст. 6 применяется в настоящем деле (п. 24 Постановления от 7 июня 2007 г. по делу "Довгучиц против Российской Федерации").

--------------------------------

<1> Заявитель, будучи военнослужащим, предъявил иск о взыскании денежного довольствия.

Оспаривание решений, принимаемых органами государственной

и/или муниципальной власти

При рассмотрении дела "Росэлтранс против Российской Федерации" Суд посчитал, что вопрос оспаривания решений Комитета по управлению государственным имуществом, касающихся прекращения деятельности акционерного общества, относился к гражданским правам и обязанностям (п. п. 27, 28 Постановления от 21 июля 2005 г.). Учитывая, что оспариваемые решения непосредственно касались "гражданских прав и обязанностей", Суд справедливо пришел к выводу о применимости п. 1 ст. 6 Конвенции.

Оспаривание в гражданском порядке лишения свободы.

Вопросы компенсации

При рассмотрении дела "Шулепова против Российской Федерации", исследуя вопрос о применении ст. 6 Конвенции, Суд пришел к выводу, что спор о законности лишения заявительницы свободы в связи с ее психическим состоянием, а также требования компенсации причиненного ущерба по своему характеру являются гражданско-правовыми и поэтому охватываются понятием "гражданские права и обязанности". "Право на свободу является гражданским правом" (п. п. 58 - 60 Постановления от 11 декабря 2008 г.).

Представляется, что указанный вывод является справедливым ко всем случаям лишения свободы, предусматриваемым в п. 1 ст. 5 Конвенции.

Ряд вопросов, по мнению Суда, не охватывался понятием "гражданские права и обязанности", что, как следствие, обусловливало неприменение по делу ст. 6 Конвенции.

Вопросы правопреемства

При рассмотрении дела "ОАО "Плодовая компания против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что п. 1 ст. 6 касается только споров, связанных с "гражданскими правами, которые достаточно основательно признаются на уровне законодательства государства". Спор должен быть реальным и серьезным, он может касаться не только существования права, но и его объема, а также способов реализации, и в конце концов последствия судебной процедуры должны непосредственно влиять на гражданские права. Суд постоянно обращал внимание, что еле уловимая связь или отдаленные последствия недостаточны для того, чтобы п. 1 ст. 6 действовал. Касаемо вышеуказанных правовых позиций заявитель защищал в арбитражных судах требование о правопреемстве между юридическими лицами, которое не имело каких-либо оснований в национальном законодательстве. Принимая это во внимание, Суд пришел к выводу, что для целей ст. 6 Конвенции заявитель не обладал гражданскими правами, признаваемыми в национальном праве. Соответственно, отсутствуют какие-либо основания для применения и анализа ст. 6 (п. п. 34 - 35 Постановления от 7 июня 2007 г.).

Признание недействительными

свидетельств о праве собственности

Рассматривая дело "Жигалев против Российской Федерации", Суд пришел к выводу, что спор о признании недействительными свидетельств о собственности и пожизненного владения на земельные участки не касается "гражданских прав и обязанностей" и, как следствие, судебное разбирательство по таким делам не охватывается гарантиями ст. 6 Конвенции (п. 161 Постановления от 6 июля 2006 г.) (см. подробнее лекцию 13).

Представляется, что современная интерпретация понятия "гражданских прав и обязанностей" свидетельствует о готовности Суда к более широкой сфере применения п. 1 ст. 6 Конвенции. В связи с этим национальные суды должны обеспечивать гарантии, содержащиеся в ст. 6 Конвенции, практически по всем рассматриваемым делам.

7.5. Понятие "уголовное обвинение"

По делу "Менешева против Российской Федерации" Суд отметил, что для того чтобы определить, можно ли для целей Конвенции правонарушение рассматривать в качестве уголовного, в первую очередь необходимо убедиться, входят ли нормы права, определяющее правонарушение, в уголовно-правовую систему норм права государства; следующее - необходимо определить существо правонарушения и уровень тяжести наказания, с которым может столкнуться лицо. Что касается национальной классификации, то Суд уже исследовал сферу отношений, именуемую "административная", и пришел к выводу, что часть правонарушений являются уголовными по своей сути, но слишком незначительными, чтобы регулироваться уголовным правом. Суд также подчеркнул, что угроза быть лишенным свободы в качестве наказания по общим правилам относит соответствующее правонарушение к категории уголовных, если только по своей сути, продолжительности или способу реализации не наносит особого ущерба. В настоящем деле заявительница была лишена свободы на пять дней и была закрыта в участке во время срока отбывания наказания. В конце концов цель санкции, наложенной на заявителя, являлась чисто карательной. Указанные соображения позволили прийти к выводу, что правонарушение, в котором обвинялась заявительница, было уголовным по смыслу ст. 6 Конвенции (п. п. 92 - 95 Постановления от 9 марта 2006 г.).

По делу "Нурмагомедов против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что уголовное обвинение установлено, когда приговор стал окончательным и определен. Согласно устоявшейся практике, ст. 6 не применяется к процедурам, касающимся требований о пересмотре дела. Только новые судебные процедуры, после того как дело возобновлено, могут рассматриваться в аспекте определения "уголовного обвинения". Факт того, что процедура осуществляется судом, сам по себе не позволяет говорить о наличии определяемого уголовного обвинения. Суд должен принять во внимание существо вопросов, которые национальный суд должен разрешить во время разбирательства, и их полномочия в отношении окончательного осуждения. Суд посчитал, что процедура приведения приговора, вынесенного в отношении заявителя, в соответствии с новым уголовным законодательством не позволяет говорить о наличии процесса "определения уголовного обвинения". Более того, рассматриваемая процедура не касается законности осуждения заявителя. Процедуры не являются решающими для освобождения заявителя и, как следствие, не касаются гражданских прав и обязанностей. Поэтому процедуры, обжалуемые заявителем, не охватываются ст. 6 Конвенции (п. п. 44, 47, 48, 50, 51 Постановления от 7 июня 2007 г.).

Примечание. По делу "Нурмагомедов против Российской Федерации" заявитель жаловался на то, что процедура приведения ранее вынесенного приговора в соответствие с новым Уголовным кодексом нарушала ст. 6 Конвенции.

Рассматриваемая правовая позиция также была отражена в Постановлении от 15 декабря 2005 г. по делу "Ваньян против Российской Федерации" (п. 56). Суд указал, поскольку президиум Московского городского суда, рассматривая дело в порядке надзора, изменил судебные акты первой и кассационной судебной инстанций, соответствующие судебные процедуры касаются предъявления обвинения против заявителя. Сторонами не оспаривается, что к возникшим отношениям применяется п. 1 ст. 6 Конвенции (п. 58 Постановления по делу "Ваньян против Российской Федерации").

В практике Суда возникал вопрос о соотношении ст. 13 и п. 1 ст. 6 Конвенции. Позиция Суда заключается в следующем: п. 1 ст. 6 рассматривается как специальный закон по отношению к ст. 13 (п. 60 Постановления от 10 февраля 2005 г. по делу "Сухорубченко против Российской Федерации"). Если речь идет о рассмотрении судами дел, касающихся гражданских прав и обязанностей или уголовного обвинения, то прежде всего действуют гарантии, содержащиеся в ст. 6 Конвенции. Указанные гарантии в первую очередь распространяются в отношении судебного разбирательства, являющегося одним из средств правовой защиты, которыми, согласно ст. 13 Конвенции, государство должно обеспечить частное лицо в случае предполагаемого нарушения конвенционных прав и свобод.

7.6. Принцип презумпции невиновности

7.6.1. Пункт 2 ст. 6 Конвенции

Суд отмечает, что принцип презумпции невиновности запрещает преждевременное высказывание со стороны суда, иных органов государственной власти точки зрения о том, что обвиняемое в совершении уголовного правонарушения лицо виновно до тех пор, пока его виновность не будет доказана в установленном законом порядке.

При рассмотрении дела "Исмоилов и другие против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что рассматриваемое конвенционное положение связано с обеспечением справедливого судебного разбирательства посредством воздержания от заявлений, сделанных применительно к конкретному судебному процессу. Если дело не рассматривается либо уже завершено, то заявления, ставящие под сомнение невиновность человека, скорее должны рассматриваться через аспект распространения не соответствующей действительности информации в рамках ст. ст. 8, 6 Конвенции. Презумпция невиновности является одной из сторон справедливого судебного разбирательства, гарантируемого п. 1 ст. 6. Рассматриваемое конвенционное положение запрещает выражение со стороны судьи мнения, что обвиняемое лицо является виновным до тех пор, пока вина такого лица не будет доказана в порядке, предусмотренном законом. Указанный запрет распространяется и на и иных официальных лиц в отношении рассматриваемого уголовного дела, чьи высказывания могут заставить общество поверить в виновность обвиняемого или обусловить пристрастную оценку фактов со стороны судебной власти. Применительно к рассматриваемому делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", в первую очередь необходимо было выяснить, являлись ли заявители обвиняемыми в совершении уголовного преступления по смыслу п. 2 ст. 6 во время осуществления мер по их экстрадиции. Суд подчеркнул, что заявителям в Российской Федерации не выдвигались какие-либо обвинения. По смыслу ст. 6 решения об экстрадиции не касаются определения уголовного обвинения. Соответственно, во время осуществления экстрадиционных мер в Российской Федерации отсутствовало уголовное дело в отношении заявителей, применительно к которому высказывания сотрудников прокуратуры могли быть расценены как предвзято влияющие на последствия по делу. По настоящему делу Суд должен был убедиться в том, существует ли какая-либо тесная связь с законодательством, практикой или фактическими материалами между высказываниями, сделанными в рамках экстрадиции, и уголовным обвинением, выдвинутым в отношении заявителей в Узбекистане, которое позволило бы рассматривать заявителей как лиц, "обвиняемых в совершении уголовного преступления" по смыслу п. 2 ст. 6. Суд отметил, что экстрадиция заявителей осуществляется в связи с уголовным обвинением. Соответственно, процедура по экстрадиции имеет непосредственную связь с уголовным обвинением против заявителей в Узбекистане. Суд посчитал, что наличие вышеуказанной тесной связи между уголовными процедурами в Узбекистане и решениями об экстрадиции оправдывает распространение п. 2 ст. 6 и в отношении экстрадиционных процедур. Более того, буквальное толкование решений об экстрадиции ясно свидетельствует, что органы прокуратуры рассматривали заявителей как лиц, "обвиняемых в совершении уголовного преступления", что достаточно для применения п. 2 ст. 6 Конвенции. Далее Суд определил, является ли мотивировка, содержащаяся в решении заместителя Генерального прокурора РФ об экстрадиции, определением виновности заявителей в нарушение п. 2 ст. 6. Суд указал, что принцип презумпции невиновности будет нарушен, если судебный акт, высказывание, заявление официального лица, касающееся обвиняемого лица, отражают позицию о виновности лица до того, как его вина будет доказана согласно закону. Даже отсутствие формального заключения достаточно, если имеются какие-либо основания, чтобы официальные лица считали лицо виновным. Необходимо проводить четкое различие между заявлением в том, что лицо подозревается в совершении преступления, и высказываниями, при отсутствии вступившего в силу приговора, из которых следует, что лицо совершило преступление. Суд обращает внимание на то, как словесно выражена была позиция до того, как лицо будет судимо и признано виновным в совершении конкретного преступления. Решение об экстрадиции не нарушает принцип презумпции невиновности. Однако жалоба заявителей направлена не против самого решения об экстрадиции, а применительно к мотивировке решения. Суд посчитал, что решение об экстрадиции может обусловить применение п. 2 ст. 6, если мотивировка такого решения по существу определяет виновность лица. Решения об экстрадиции предусматривали, что заявители должны быть экстрадированы, поскольку они совершили террористические акты и другие преступления в Узбекистане. Мотивировка не была ограничена подозрением в совершении преступления заявителями, она свидетельствует о факте, без каких-либо оговорок, что заявители совершили преступления, не упоминая их отрицания вовлеченности в данные преступные акты. Суд посчитал, что мотивировка решений об экстрадиции представляет утверждение о виновности заявителей, что заставляет общество верить в их виновность и предопределяет оценку фактических обстоятельств со стороны суда в Узбекистане. Учитывая вышеизложенное, было допущено нарушение п. 2 ст. 6 Конвенции ("Исмоилов и другие против Российской Федерации", п. п. 160 - 170 Постановления от 24 апреля 2008 г.).

Применительно к нарушению п. 2 ст. 6 Конвенции по рассматриваемому делу судья А.И. Ковлер высказал частично несовпадающее мнение. В решении по делу "Zollmann против Великобритании", подчеркнул А.И. Ковлер, Суд отметил, что п. 2 ст. 6 направлен на недопустимость нарушения справедливого судебного разбирательства, высказывая предварительные суждения, касающиеся рассматриваемого дела. Если отсутствует дело либо такое дело уже было рассмотрено, заявления, касающиеся уголовного либо иного недопустимого поведения, имеют значение для дела, связанного с защитой репутации, достоинства, либо доступа к суду для определения гражданских прав и обязанностей в рамках ст. ст. 6 и 8 Конвенции". По настоящему делу заявители не обвинялись в каком-либо уголовном правонарушении в России, в отношении их не существовало и не предполагалось возбуждать какого-либо дела, результаты которого могли быть предвосхищены заявлениями заместителя Генерального прокурора РФ. Более того, отсутствует какая-либо связь в правовом, фактическом отношении между заявлениями Генеральной прокуратуры и уголовным делом, расследуемым в Узбекистане. Нет необходимости рассуждать, каким образом заявление органов прокуратуры, несмотря на их четкое профессиональное толкование, могло неблагоприятно повлиять на судебные власти другого суверенного государства, призванные решать вопрос виновности или невиновности заявителей (см. частично совпадающее мнение А.И. Ковлера к Постановлению от 24 апреля 2008 г. по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации").

Одним из дел, где Суд представил достаточно детальное толкование п. 2 ст. 6 Конвенции, стало дело "Хужин и другие против Российской Федерации" (Постановление от 23 октября 2008 г.). По указанному делу Суд вновь обратил внимание, что рассматриваемое конвенционное положение связано с обеспечением справедливого судебного разбирательства посредством воздержания от заявлений, сделанных применительно к конкретному судебному процессу. Презумпция невиновности, предусмотренная п. 2 ст. 6, является одним из аспектов справедливого уголовного судопроизводства, требуемого в силу п. 1 ст. 6 Конвенции. Рассматриваемое конвенционное положение запрещает высказывать суду предварительное мнение о том, что обвиняемое в уголовном правонарушении лицо является виновным, до того, как будет доказана вина в соответствии с законом, а также запрещает делать заявления иным должностным лицам государства о рассматриваемом уголовном деле, которые могут заставить общество поверить в виновность обвиненного и предвосхитить оценку фактов, осуществляемую компетентными судебными властями (п. 93 Постановления от 23 октября 2008 г.).

Суд следует устоявшемуся подходу, что принцип презумпции невиновности будет нарушен, если решение суда либо заявление должностных лиц государства, касающиеся обвиняемого в совершении преступления, свидетельствуют о виновности лица еще до того, как его вина будет доказана в порядке, предусмотренном законом. Будет достаточно для констатации нарушения указанного принципа, если даже отсутствует какое-либо формальное решение, однако из суждений следует, что суд или должностное лицо рассматривают обвиняемого в качестве виновного. Существенная разница должна проводится между суждениями о том, что лицо подозревается в совершении преступления, и высказыванием, что лицо совершило вменяемое ему преступление при отсутствии вступившего в силу приговора. Суд всегда придает значение словесным формулировкам, которые используют должностные лица государства в своих заявлениях до того, как лицо судимо и признано виновным в конкретном уголовном правонарушении. Возвращаясь к обстоятельствам дела "Хужин и другие против Российской Федерации", Суд обратил внимание на то, что за несколько дней до начала судебного следствия в отношении заявителей государственный телевизионный канал транслировал передачу, где принимали участие следователь, расследовавший дело заявителей, городской прокурор и глава одного из подразделений прокуратуры по раскрытию преступлений. Участники в деталях обсуждали с ведущим дело заявителей и потерпевшими от их преступных действий. Впоследствии передача дважды транслировалась во время судебного разбирательства в первой инстанции и несколько раз до разбирательства дела в кассационной инстанции. Применительно к содержанию передачи Суд подчеркнул, что все трое сотрудников правоохранительных органов рассказывали о действиях, представляющих собой преступления, совершенные заявителями. Их заявления не были обусловлены начавшимся судебным следствием либо статусом обвиняемых <1>, но речь шла о преступлениях как об установленном факте без каких-либо оговорок, их вовлеченности в совершение преступлений, даже не упоминая о том, что заявители отрицали такую вовлеченность. В дополнение городской прокурор рассказал о прошлых преступлениях заявителей и охарактеризовал их в качестве опасных преступников, сделал заявление, что совершение преступлений стало результатом их личностных качеств - бессмысленной жестокости и зверства. В заключение он сказал, что единственное решение суда - это приговор с соответствующими сроками лишения свободы. Суд посчитал, что такие суждения со стороны должностных лиц государства представляют собой констатацию виновности заявителей и предвосхищают оценку фактов, которую должен осуществить суд. Учитывая, что указанные должностные лица занимают высокие посты в городской и региональной правоохранительной системах, они должны были проявить осторожность в выборе словесных формулировок при описании начавшегося судебного следствия в отношении заявителей. Но, принимая во внимание содержание их заявлений, Суд пришел к выводу, что эти заявления заставили общество поверить в виновность заявителей еще до того, как их вина была доказана в предусмотренном законом порядке. Соответственно, в отношении заявителей было нарушение принципа презумпции невиновности, предусмотренного п. 2 ст. 6 Конвенции (п. п. 94 - 97 Постановления от 23 октября 2008 г.).