Глава 5. У героя одной из тех многочисленных книг, которые я тогда читал, была привычка все на свете переводить в численный эквивалент

*

У героя одной из тех многочисленных книг, которые я тогда читал, была привычка все на свете переводить в численный эквивалент. Когда герой ехал на электричке, он подсчитывал количество пассажиров, когда поднимался по лестнице – число ступенек. Он знал, сколько сигарет он выкурил и сколько половых актов совершил. Таким способом он постигал свой raison d`etre – «смысл жизни». Ему казалось, что числами, в силу их правильности и неизменности, легче всего объяснить окружающий мир.

*

До того, как в первый раз встретиться с Аней, я послал ей 27 писем и получил в ответ 28 писем.

На улице таял мартовский снег, блестели лужи-зеркала, с крыш свешивались сосульки, – а я, придя домой из института, первым делом включал компьютер и проверял свою почту. Получив письмо от Ани, я читал его быстро, наспех – словно странник, который измучен жаждой и пьет жадными глотками воду. Затем переодевался, обедал, возвращался к себе в комнату и читал письмо повторно – уже медленно, наслаждаясь каждой строчкой. Я перечитывал его три или четыре раза. Писал ответ не сразу – весь следующий день, в институте и дома, только обдумывал свое письмо. И лишь вечером садился писать.

У нас с Аней сразу же, сам собой, сложился определенный график переписки. Как правило, мы писали друг другу через три дня на четвертый. Получалось, что два дня каждый из нас ждал письмо, и два дня каждый из нас обдумывал ответ. Мы соблюдали строгую очередность; а я незаметно для себя стал жить от письма до письма. Кажется, так рождается привязанность – когда соединяются привычка и ожидание.

*

Когда люди знакомятся на улице, они оценивают друг друга по внешнему виду, жестам, голосу. В этой оценке задействованы все пять органов чувств. Так складывается впечатление о человеке и его характере, и соответственно строится отношение к нему.

У нас с Аней все было не так. Свое первое впечатление о ней я черпал из писем. Я собирал по маленьким кусочкам Анин образ, как паззл. Письма тоже могут быть живыми. Даже если они – электронные.

У писем Ани было несколько особенностей. Так, она очень любила постскриптумы: в конце Аня обязательно ставила хоть одну приписку. Она говорила, что постскриптум в каком-то смысле символизирует надежду. «Я не люблю заканчивать письмо обычными прощальными словами. Будто закрываешь дверь. Постскриптум – это мостик к следующему письму. Я люблю оставлять дверь приоткрытой».

В многоточии Аня всегда ставила лишь две точки. Казалось, что она все время забывает поставить последнюю точку – или ей просто лень это делать. Как-то я спросил у Ани об этом. «Ты ограничиваешься двумя точками в многоточии специально или по небрежности?» – написал я. «О, это давняя история, – отвечала Аня. – Я так печатаю, а точнее, пишу еще со школы. Необычно и оригинально. Я и название новому знаку препинанию придумала – «недоточие». А вот моя учительница по русскому языку моих пунктуационных забав не понимала – она была очень въедливой и строгой. И даже порой снижала из-за этого отметки. Но себе я так и не изменила».

*

Мы обсуждали книги, музыку, учебу. По большому счету, что именно обсуждать, нам было не важно. Радовал сам факт переписки. Нет ничего приятней, когда открываешь свой электронный почтовый ящик, а там – «У вас одно новое письмо». Это как мороженое в морозильнике.

Первым делом я спросил Аню про те фотографии, которые попали ко мне столь странным образом. Мне было интересно, где, когда и кем они были сделаны.

«Снимки сделаны в прошлом году, в конце октября, – написала Аня. – На первой фотографии, как ты, наверно, догадался, я стою у Медного всадника. Тогда ветер сильный поднялся – всю прическу мне сбил. А вторая фотка – одна из моих любимых. Снята она неделю спустя. Это Летний сад после дождя. Кем снято? А кем снято – не важно. Совсем не важно».

Через некоторое время я попросил у Ани еще фотографий. В ответном письме она прислала мне три снимка. «Это мои любимые. Самые любимые. Хотя в большинстве случаев на фотках я себе не нравлюсь. Скорее всего, потому, что прекрасно вижу все свои недостатки. Ну, да ладно».

Наверно, стоит рассказать об этих снимках подробней. Так получилось, что у меня, кроме них, больше фотографий с Аней нет. Если не считать те два снимка, с которых началось наше знакомство.

Первая фотография снималась летом – это было видно сразу. В кадре – только ее лицо. На Ане большие оранжевые солнечные очки и изящная белая панамка. Она смотрит вверх и, чуть сощурив глаза («не от солнца – а от удовольствия»), улыбается. Волосы ниспадают у щек, закрывая уши, по лбу вьется курчавый локон. «Мне здесь 17 лет, – объясняла Аня. – Снято почти три года назад, в конце июля. Я тогда как раз поступила в университет. Видишь, какая я радостная? Счастливое было время…».

Второй снимок был черно-белым. Аня сидит в комнате вполоборота к объективу и задумчиво смотрит в окно. Кажется, зима. Точно не знаю – про время года Аня не написала. В кадре кроме Ани поместился кусок дивана, настенный ковер и подоконник с цветочным горшком. Окно задернуто прозрачной тюлевой занавеской. «Снимала моя подруга, причем я об этом не знала – она щелкнула незаметно. Может, поэтому фотография получилась удачной? Кстати, комната моя. В горшке – кактус. А ковра больше нет. Теперь там висит большая карта мира. У меня два семестра была экономическая география».

На третьей фотографии Аня находится на крыше какого-то здания. Высоко. Аня, скромно улыбаясь, прислонившись к кирпичному выступу и убрав руки за спину, смотрит прямо в объектив. На ней белое платье со светло-зеленым узором. Настоящий ангел – только крыльев не хватает. За спиной Ани видны крыши соседних домов – серебристо-ржавые, с антеннами и чердаками, расположенные большой причудливой лесенкой. Над плечами Ани красуется синее небо без облаков. Если присмотреться, то справа можно увидеть шпиль Адмиралтейства. «Я люблю высоту, и чем выше, тем лучше. Ты разве не знаешь, что вся питерская молодежь обожает гулять по крышам? А еще в Питере любят там загорать. Летом ходишь по крышам, как по пляжу, – все лежат в трусах и купальниках».

Я тоже послал ей свою фотографию. «Странно, но я тебя таким и представляла», – ответила Аня. Почему странно? «Потому что так бывает очень редко».

*

Удивительная вещь – виртуальная реальность. Человек, по сути, живет только в твоем воображении, но тебе он кажется живей, чем все реальные люди из твоего окружения. И занимает он твои мысли больше, чем они.

Когда я учился на пятом курсе, в мой компьютер попал вирус. В результате почти все текстовые документы на жестком диске, включая Анины письма, пропали. Поэтому у меня сохранилось только два ее письма.

*

На нашей второй встрече, в Москве, Аня сказала:

– Знаешь, перед своим отъездом я перечитала все свои письма из нашей весенней переписки. Почему-то захотелось это сделать. И только теперь поняла, насколько я за это время раскрылась. Рассказывая о себе, я словно заново осмысляю свою жизнь. Я же по сути никогда до этого не задумывалась над тем, что из себя представляю. Нет, конечно, думала, но как-то не так… Когда тебе пишу, да и вообще когда что-то тебе рассказываю, мне легче себя анализировать.

Мы стояли на смотровой площадке Воробьевых гор. Аня задумчиво глядела на Москву-реку. А потом она спросила меня:

– Помнишь тот мой список «что я люблю» и «что не люблю»?

Я улыбнулся.

*

Конечно, я тот список помнил. Однажды я попросил Аню написать мне в двадцати пунктах то, что она любит, и что не любит. Вот что она ответила:

«Итак, я люблю:

– манную кашу в любом виде, лучше всего холодную, в виде пудинга, политую медом или йогуртом;

– танцевать перед зеркалом, когда никто этого не видит (иначе – стесняюсь);

– разгрызать, а не рассасывать, леденцы;

– слово «obsession»;

– в сумерках стоять у окна и наблюдать, как меняются краски в небе;

– читать книжку в дождливую погоду, укутавшись в плед, попивая кофе с молоком, когда никуда, никуда не нужно спешить;

– шуршать при ходьбе опавшими на землю листьями в лесу;

– переворачивать в полудреме подушку и припадать головой к прохладной стороне;

– кошек – живых и игрушечных;

– шерстяные носки и мужские свитера с воротом.

Я НЕ люблю:

– оливки, маслины, селедку и сыр с плесенью;

– гречку (терпеть не могу);

– прокуренную одежду;

– красные розы;

– целоваться с открытыми глазами;

– ездить в транспорте без билета;

– когда в туалете подвешивают туалетную бумагу лентой к стене (всегда переворачиваю!);

– окна без штор;

– тупые ножи;

– входить в поезд метро, если он подошел раньше, чем я зашла на платформу».

*

55 наших писем той весной – это около пятисот «смайликов», ста пятидесяти «недоточий», восьмидесяти постскриптумов, двадцати приложенных файлов. Двенадцать разных шрифтов и примерно десять часов чтения. Пять Аниных фотографий и две мои.

Я тоже когда-то пытался найти в числах raison d`etre. Но не все в этой жизни можно объяснить числами.

*

Однажды Аня не прислала письмо в положенный срок. Я сидел, вяло играя в компьютерную игру, и каждые двадцать минут проверял свой почтовый ящик. «На сервере нет новых писем». Ужасная фраза. По-моему, именно она, как никакая другая, в современном мире символизирует одиночество.

Не было ответа и на следующий день. Я проверил настройки почтового ящика, убедился в том, что мое письмо было отослано, и на всякий случай добавил денег на свой интернет-счет. Все было в порядке. Вечером я завел себе еще один почтовый ящик и отослал с него пробное письмо на ящик основной. Мое пробное письмо до меня дошло, а письма от Ани не было.

На другой день все повторилось. Когда, придя домой с института, я вновь нашел свой ящик пустым, я задумался. Аня не пользовалась ICQ и не сидела в чатах. Я не знал ее фамилии. Я не знал ее точного адреса. У меня не было номера ее сотового телефона – взять его я до сих пор не удосужился. Получалось, я не знал об Ане вообще ничего, что могло бы помочь ее найти. Придя к такому выводу, я лег на кровать и долго глядел в белый потолок. Тем вечером я не подходил к компьютеру до следующего утра. Утром, едва проснувшись, я его включил. Когда заходил в свой почтовый ящик, мое сердце сильно застучало. Я дождался, пока загрузится страница. «На сервере нет новых писем».

Она прислала ответ через день. В письме Аня очень извинялась за задержку: оказалось, что деньги на ее счете закончились, а новую интернет-карточку она купить не успела. «Хотела тебя предупредить и послать смс-ку. Вдруг ты беспокоишься. И только тут обнаружила, что у меня нет номера твоего мобильного телефона. Может, обменяемся на всякий случай?» – спрашивала она.

Дочитав до этого места, я улыбнулся.

Об одиночестве Аня в одном из писем написала:

«Человек, который действительно одинок, у которого нет никого в жизни, как правило, с помощью определенного защитного механизма, не чувствует себя одиноким, он привыкает к такому положению дел. Но если он одинок недавно или одинок только в данный момент, то есть если у него есть кто-то близкий, но сейчас его нет рядом, он чувствует одиночество наиболее остро. Такому человеку есть, с чем сравнивать, он невольно думает: «А что если бы близкий человек сейчас был рядом?» И, естественно, он думает, что с этим человеком ему было бы лучше».

*

Мы переписывались весь март и апрель. А в своем 23-м письме я предложил Ане встретиться. В Питере.