Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Глава VI поземельная собственность 4 страница



Единственный сколько-нибудь серьезный довод, который можно представить в пользу сохранения у нас в настоящее время общинного владения, состоит в опасении повального обезземеления крестьян, которые, будучи предоставлены себе, могут распродать свои участки и остаться батраками. Но этот вопрос вовсе не имеет необходимой связи с общинным владением. Обезземеливанию крестьян можно противодействовать не сохранением права собственности за общиною, а воспрещением отчуждать участки. В пользу такого воспрещения, как временной меры, можно привести довольно веские соображения. Народонаселение, которое в течение веков было крепостным и лишено было собственности, легко может при получении свободы размотать свое достояние, тем более что денежные средства его скудны, и оно не успело приобрести необходимых для прочного благосостояния привычек бережливости, трезвости и трудолюбия; при таких условиях оно как раз попадет в руки кулаков и мироедов, которые воспользуются его неопытностью для собственных выгод. Поэтому, освобождая крестьян, государство может найти необходимым еще некоторое время держать их под своею опекою, прежде нежели предоставить их полной свободе. Все это можно допустить, но если окончательная цель государства состоит в том, чтобы поставить крестьян на собственные ноги, то именно этой цели всего более может содействовать упрочение личной собственности, ибо только при этом условии у крестьян могут развиться те чувства и привычки, которые требуются от домохозяина, привыкшего полагаться на себя, а не на других. При общинном же владении они останутся вечными младенцами. Такое положение несовместно с тем новым гражданским порядком, в котором они предназначены жить. Этот порядок весь основан на свободе; в нем человек должен сам устраивать свою судьбу и сам за себя отвечать; а это необходимо влечет за собою личную собственность, как последствие и опору свободы. Таким образом, и этот довод обращается против общинного владения.

Следует ли после всего этого признать свободную собственность окончательною целью человеческого развития? Не так давно еще это считалось аксиомою в политической экономии; но в настоящее время многие в этом сомневаются. Не далее как несколько месяцев тому назад вышла брошюра одного из замечательнейших ученых Германии, Лоренца Штейна, в которой этот заслуженный писатель, к сожалению увлекшийся общим потоком, объявляет, что свободная собственность неизбежно ведет к разорению как землевладельцев, так и арендаторов, вследствие чего в видах спасения поземельной собственности он взывает к вмешательству государства*. Этот вопрос касается самых животрепещущих интересов дня; а потому мы должны на нем несколько остановиться.

______________________

* Stein L. Die drei Fragen des Grundbesitzes und seiner Zukunft (die irische, die continentale und die trasatlantische Frage). 1881.

______________________

Штейн видит троякую опасность в порожденной новою историею свободе собственности: эксплуатацию фермера землевладельцем, эксплуатацию землевладельца капиталистом в виде кредитора, наконец, подрыв европейского земледелия вследствие свободы торговли и конкуренции Северной Америки. Первый вопрос он называет ирландским, второй континентальным, третий трансатлантическим.

Ирландский вопрос, по его мнению, не есть исключительно вопрос местный. В Ирландии он только обострился, но он имеет общее значение. У всех европейских народов вследствие свободы собственности рушились все прежние связи, прикреплявшие подчиненного владельца к земле. Землевладелец и съемщик остались друг против друга, как два совершенно независимые одно от другого лица, которых отношения определяются чисто на основании свободного договора. В этом отношении землевладелец является капиталистом, а фермер работником. Но капитал всегда стремится в увеличению своего дохода и имеет на то законное право. Работник же не в состоянии противостоять этому стремлению, вследствие чего капиталист, пользуясь своим преимуществом, отнимает у него всякую прибыль, так что фермер наконец не может уже возобновлять свой капитал. Отсюда рождается отношение между лишенною капитала работою, с одной стороны, и праздным капиталом, с другой, отношение, которое составляет сущность всякого социального вопроса (стр. 98-103).

Каким же образом может землевладелец заставить свободного арендатора платить ему такую наемную цену, что уже для самого съемщика не остается прибыли? По мнению Штейна, это делается посредством устройства возможно меньшего объема ферм и установления возможно коротких сроков аренды. Через это фермер ставится в полную зависимость от землевладельца. Конечно, ему остается исход, именно, самому купить участок земли; но землевладельцы, которые держат в своей зависимости государственную власть, препятствуют достижению этой цели учреждением фидеокоммиссов, закрепляющих землю в руках настоящих собственников. Все управление обращается в пользу владычествующего класса, и арендатору запирается всякий выход. Результатом является постепенное его обеднение; а так как с этим сопряжен упадок земледелия, то он наконец не в силах платить требуемую ренту. Сам землевладелец вследствие этого беднеет. Наконец, он прогоняет арендатора с участка, не приносящего более дохода, и пользуется землею уже для своего удовольствия. Водворяются латифундии с свойственным им способом хозяйства. Фермер же, лишенный средств пропитания, уходит в город, где он становится чернорабочим, или же он падает на попечение общественного призрения, или, наконец, он выселяется из страны. "Я полагаю, - говорит автор, - что ни один из наших читателей не усомнится в том, что мы говорим о положении Англии и Шотландии" (стр. 117-125).

Если бы почтенный автор не сделал этого замечания, то едва ли можно было бы догадаться, о какой стране идет речь. Известно, что в Англии фермерское хозяйство не только не привело земледелия к упадку, а напротив, довело его до такой высоты, как ни в одной европейской стране. Известно также, что в Англии не господствует система возможно мелких ферм, а напротив, преобладают фермы более или менее обширных размеров: 85 процентов всей обработанной земли разделены на фермы, имеющие средним числом до 168 акров или с лишком 62 десятины. Английский фермер - капиталист, получающий относительно больший доход, нежели землевладелец, ибо он с своего капитала получает 10 процентов, из которых 5 можно считать собственно процентами, а 5 прибылью, тогда как землевладелец получает не более двух или трех. Поэтому не только фермеры не стремятся сделаться поземельными собственниками, а происходит совершенно обратное явление: мелкие собственники продают свои участки, с тем чтобы сделаться фермерами. В конце XVI века в Англии было до 160000 мелких землевладельцев; в 1816 г. их было всего 32000, а в 1831, кроме корпораций и церквей, не более 7200. Все остальные добровольно продали свои участки, с тем чтобы сделаться фермерами или капиталистами. И немудрено: мелкий собственник, обратившийся в фермера, получает втрое более дохода, нежели прежде. Когда зажиточные классы готовы заплатить за землю гораздо более того, что она стоит по сравнению с капиталом, то выгодно ее продать*. Поэтому совершенно неверно изображение отношения землевладельцев к арендаторам в Англии как отношение праздного капитала к лишенной капитала работы. Английский землевладелец очень тщательно смотрит за своими землями и сам делает все капитальные улучшения; в этом именно состоит отличительная черта английской системы. Фермеры же не только не суть нищие, из которых вытягивают последнюю копейку, а составляют, напротив, один из самых зажиточных и почетных классов в стране. "Англия, - говорит Лаверн, - полна состояниями, составленными в земледелии; эти примеры делают это поприще одним из самых привлекательных по своей выгодности; вместе с тем оно одно из самых приятных, самых уважаемых и самых здоровых для души и тела"**. В последние годы положение фермеров, бесспорно, ухудшилось, но это произошло не от причин, лежащих в землевладении, а главным образом от целого ряда неурожайных годов, частью же от конкуренции Северной Америки. Вследствие этого сами землевладельцы принуждены значительно понизить свою ренту.

______________________

* См.: Sugenheim. Geschichte der Aufhebung des Leibeigenschaft. S. 301 и след.; ср.: Lavergn. Economie male de l'Angletter. 1858. P. 124, - а в новейшее время речь Кэрда, председателя английского статистического общества ("Times", 18 November 1881. Weekly Edition).
** Lavergn. Указ. соч. Р. 119.

______________________

Таким образом, пример Англии никак не может служить доказательством в пользу эксплуатации фермеров землевладельцами и проистекающего отсюда обеднения обеих сторон. Уже несколько веков существует там этот порядок, но ничего подобного не видно. По замечанию Кэрда, отношение фермера к землевладельцу в Англии состоит в том, что первый получает от последнего за 3 процента капитал, который он пускает в оборот за 10*. Если сосредоточение поземельной собственности в руках высших классов, проистекающее не от ее свободы, а напротив, от ее связности, имело невыгодные последствия, то никак не для фермеров.

______________________

* См. речь в "Times", 18 Ноября 1881 г. (Weekly Edition).

______________________

Система вымогательства не существует и в Ирландии. Парламентское следствие, которое послужило опорою для последнего Земельного Акта, выяснило, что огромное большинство ирландских землевладельцев взыскивает вовсе не чрезмерную ренту, и сам Гладстон, в недавней речи в Лидсе, указал на возрастания депозитов ирландских фермеров в банках в течение последних тридцати лет с 5 миллионов фунтов на 30 миллионов. Отношение между фермерами и землевладельцами тут действительно ненормальное, но оно проистекает от иных, чисто местных причин. Штейн верно характеризует их, когда он говорит, что тут идет вековая борьба между началом ирландской поземельной собственности, основанной на кланном, или родовом, устройстве, и началом английской личной и аристократической собственности. Ирландский народ был насильственно лишен земли: до нынешнего столетия католикам запрещалось даже иметь поземельную собственность. Между тем ирландцы искони считали и доселе считают себя настоящими владельцами почвы; поселянин к ней привязан и стремится к ней всеми силами. Гладстон характеризовал это стремление, назвавши его неутолимым "алканием земли". Но этому алканию нет исхода, ибо поземельная собственность находится связанною в чужих руках. Естественным выходом из этого положения было бы уничтожение этой связности, то есть отмена законов о наследстве, воспрещающих ее отчуждение; ибо, если полезно сохранение семейного имущества, то это не должно совершаться в ущерб остальному народонаселению и преграждать ему путь к собственности. Когда известный порядок наследства ведет к сосредоточению собственности в немногих руках, то государство имеет полное право его отменить; в этом никто не сомневается. Но вместо того чтобы посягнуть на эту вековую основу английского гражданского быта, что в отношении к Ирландии пришло бы, может быть, даже слишком поздно, английские государственные люди предпочли сделать уступку требованиям ирландцев, давши фермерам известное право на землю. Отсюда произошел последний билль, на который однако сами его защитники в Англии смотрят с значительными опасениями. "Нельзя было бы впасть в большую ошибку, - писали в "Тайме"*, - как вообразивши, что Ирландский Поземельный Билль был встречен с восторгом какою-либо значительною частью политических людей нашей страны. Он был принят как необходимость, оправданная существованием в Ирландии исключительных и прискорбных условий, к дурным последствиям которых должно быть приложено лекарство, в себе самом сомнительное и даже опасное". Но никогда никто от себя не скрывал, что положение вещей, которое Поземельный Билль имеет в виду установить в Ирландии, составляет отступление назад от начал образованных обществ. Не только Консерваторы, но и Либералы всех школ, исключая немногих Радикалов, зараженных антиэкономическими ересями иностранных революционных партий, признают, что уничтожение свободных договоров в отношении к земле, "вмешательство судилища для установления ренты и других предметов, которые обыкновенно предоставляются соглашению партий, а равно и многие другие постановления Билля, не могли бы быть терпимы ни в какой страны, кроме такой, где существующая система действовала так дурно, что всякий опыт может быть законным образом произведен. Как опыт, в случае иначе почти безнадежном, Поземельный Билль был изобретен и будет приложен".

______________________

* 19 августа 1881 г. (Weekly Edition).

______________________

Гладстон в речи, произнесенной в Лидсе, прямо заявил, что между Англиею и Ирландиею не может быть в этом отношении никакой параллели; а другой член кабинета, Фосетт, указал, в каком смысле должна происходить реформа поземельного законодательства в Англии: "есть одно правило, - сказал он, - которое мы не можем слишком упорно держать в своем уме; это именно то, что свобода составляет сущность либерализма. Если как либералы мы бросим взор на прошедшее, мы найдем, что величайшие наши политические победы были упрочены расширением свободы во всех направлениях. И как было в прошлом, так будет, я думаю, и в будущем. Возьмите, например, поземельный вопрос. Главная цель, к которой, как мне кажется, мы должны идти, есть большая свобода продавать, а следовательно и большая свобода покупать. Эта большая свобода может быть достигнута не только облегчением перехода земли из рук в руки, но и освобождением ее от множества стеснений, связанных с существующею системою субституций". При этом Фосетт настаивает на том, что правительство, стремясь к расширению поземельной собственности, не должно прибегать ни к каким искусственным мерам и еще менее связывать с этим какое-либо стеснение прав. "Если мы позаботимся о том, чтобы лишить поземельную собственность всяких несправедливых привилегий, - говорит он, - то мы не менее должны позаботиться о том, чтобы владение землею не приносило с собою каких-либо невыгод, которые не соединяются с другими видами собственности"*.

______________________

* "Times", 4 ноября 1881 г. (Weekly Edition).

______________________

Во всяком случае, когда вопрос идет о свободе собственности и об ее последствиях, то не на Англию и не на Ирландию следует указывать, ибо тут именно собственность не свободна. При установленном законами праве первородства, при всеобщем господстве субституций, наконец, при тех бесчисленных затруднениях, с которыми сопряжен всякий переход поземельной собственности в этих странах, о свободе ее говорить невозможно. Для примера надобно взять не Англию, а Францию, где эта система действует уже в продолжение целого столетия. Что же мы там видим? Вымогают ли землевладельцы у фермеров последнюю копейку, не оставляя им никакой прибыли? Ничуть не бывало. "Фермеру, - говорит Леруа-Болье, - досталась гораздо большая доля в увеличившемся земледельческом производстве, нежели землевладельцу. Не то чтобы собственно возрос размер процентов и барышей, которые он получает за свои издержки; но требования его и его семейства относительно удобств жизни необыкновенно возросли. Он считает действительною прибылью только то, что он может ежегодно откладывать, по вычете из дохода своего содержания и содержания своего хозяйства. Между тем он уже не довольствуется темным и узким жильем, редкою и бедною мебелью, умеренною и простою пищею, постоянною и суровою личною работою, к которым привыкли старые фермеры; ему нужна жизнь удобная, широкая, частью праздная, и на те расходы, которые она влечет за собою, он смотрит как на общие издержки, которые составляют его достояние, и которые он должен возвратить себе прежде всякой прибыли. Эти привычки сделались ныне общими в классе фермеров, и они поглощают собою весьма значительную часть увеличения валового дохода земель... Во многих местах удвоенная цена произведений не увеличила арендной платы даже на 10 или на 15 процентов, а в иных случаях она не помешала ей остаться неподвижною или даже понизиться"*. И во Франции в последние годы конкуренция Америки уменьшила доходность земледелия, но последствие этого переворота состояло не в том, что фермеры попали в руки землевладельцев, а в том, что землевладельцы гоняются за фермерами и не могут их добыть.

______________________

* Leroy-Beaulieu P. Essai sur la repartition des richesses... P. 113.

______________________

Очевидно, следовательно, что свобода собственности не имеет тех последствий, которые приписывает ей Штейн, а потому государству, кроме совершенно исключительных случаев, нет никакой нужды вмешиваться в договорные отношения. Фермер, который чувствует себя стесненным тем, что он хозяйничает на чужой земле, имеет полное право требовать, чтобы ему открыта была возможность приобрести свой собственный участок. Но находить приобретение собственного участка невыгодным и хотеть быть совместным хозяином на чужой земле, есть ни с чем не сообразное притязание.

Основательнее ли опасение, что землевладелец, силою вещей, попадает в полную зависимость от своих кредиторов и таким образом поземельная собственность порабощается денежным капиталом?

Штейн уверяет, что землевладелец волею или неволею должен войти в неоплатные долги. К этому ведут семейные разделы, недоплаты при покупке, которые остаются долгом на имение, потребность в капитале для улучшений, наконец, необходимость временных уплат при обороте (стр. 166 и след.). Частный поземельный кредит не в состоянии удовлетворить всем этим потребностям, ибо он дает взаймы по 5 процентов с полупроцентом погашения, тогда как поземельная собственность в Европе приносит не более 27, или 3-х процентов (стр. 192). Последствием же этих долгов является то, что землевладелец становится в служебное отношение к капиталисту, а под конец совершенно даже лишается земли, которая переходит к последнему. Но этим самым уничтожается основное требование государственного порядка, состоящее в прочности поземельной собственности, требование, которое в германском мире искони порождало связь полноправного гражданина с землею, на чем основывались и обязанности его к обществу. Поэтому здесь государство во имя собственных интересов должно вступиться, ограждая землевладельца от притязаний кредиторов и охраняя в его руках поземельную собственность, которой устойчивость составляет главный залог общественного благоденствия (стр. 147-152).

Итак, землевладелец, который в отношении к фермеру являлся капиталистом, в отношении к капиталисту представляется работником, и притом то и другое в силу рокового закона. Трудно понять такую двуличность; но еще труднее согласиться с тем, что тут есть роковая необходимость. От землевладельца всегда зависит держаться относительно долгов в пределах умеренности и благоразумия; если же у него долги возрастают так, что они почти равняются доходам, то лучше продать имение, нежели оставаться в таком положении. Охотники всегда найдутся, ибо, если земля капитализируется из 2-х или 3-х процентов, тогда как капитал приносит 5, то это означает, что земля имеет такую притягательную силу, которая побуждает денежных людей помещать в нее свои капиталы даже за низкие проценты. Государству же решительно нет никакой выгоды удерживать землю в руках прежнего задолжавшего владельца и помешать ей перейти в руки другого, более денежного, а потому имеющего более средств извлечь из нее настоящую пользу. Связь землевладения с гражданскою полноправностью, которую Штейн считает принадлежностью германского племени, относится к первобытным временам или к средневековому порядку, в котором частное право смешивалось с публичным. Отличительная же черта нового государства, как весьма хорошо бьгло выяснено самим Штейном, состоит в разделении частного права и публичного. Новое государство держится уже не сословным порядком, который присваивал землю известному классу людей; провозгласивши начало свободы, оно тем самым допускает беспрепятственное передвижение граждан из одного класса в другой, а с тем вместе и переход земель из рук в руки. Самое политическое право не связывается уже с тем или другим видом собственности. Там, где существует ценз как признак политической правоспособности, он основывается на уплате известной суммы податей, и государству совершенно все равно, кто их платит. Приобретение имущества, дающее правоспособность, оно предоставляет свободной деятельности лиц, не заботясь об их ограждении от собственной их хозяйственной несостоятельности. Такое разделение частного права и публичного, соответствующее истинным началам государственного устройства, одно отвечает и требованиям человеческой свободы, которая в неприкосновенности частного права видит главный свой оплот, а на вмешательство государства в эту область должна смотреть не иначе, как с крайним недоброжелательством и опасением. Без сомнения, разорившемуся и обремененному долгами помещику всегда приятно, если государство оградит его от притязания кредиторов; еще приятнее, если ему на общественный счет дан будет дешевый кредит, какого он не может получить от частных лиц; но это может быть сделано только в ущерб и кредиторам, и обществу.

В одном лишь случае государство могло бы вступиться и оградить должника от неумеренных притязаний кредиторов, именно, когда сельское ростовщичество грозит обезземелением крестьянскому населению. Но тут оно смотрит на крестьян как на малолетних, которых следует опекать, а потому подобная охрана может быть допущена единственно в виде исключения, когда она вызывается крайностью. В обществе, где господствует начало свободы, каждый должен искать опоры в самом себе; в обществе промышленном, особенно где земля требует интенсивной обработки, землевладелец должен быть хорошим хозяином и уметь вести свои дела. Если он запутывается, пускай он откажется от поземельной собственности; это будет выгоднее и для него, и для государства, которое может опираться только на людей, способных стоять на своих ногах. Ему нужны землевладельцы, но именно как наиболее независимый и прочный элемент общественного порядка, а не как класс, который оно должно ограждать от разорения.

Со стороны денежного капитала едва ли землевладению грозит какая-либо опасность. Господство капитала может повлечь за собою разве только переход земель из одних рук в другие. Там, где наследство делится поровну между детьми, можно даже скорее опасаться излишнего раздробления, нежели излишнего сосредоточения поземельной собственности. Но имея в руках законы о наследстве, государство всегда может действовать в том или другом смысле, смотря по тому, на что указывают обстоятельства. Никакой особенной административной деятельности в отношении к поземельной собственности от него не требуется.

Что же касается, наконец, до опасности, грозящей европейскому землевладению со стороны иностранной конкуренции, то в этом отношении действительно может произойти некоторый подрыв. ибо громадные пространства девственной почвы Северной Америки могут обрабатываться при гораздо более благоприятных условиях, нежели это возможно в Европе, а дешевизна перевозки уравнивает расстояния. Но и против этого зла у государства есть надлежащее оружие - таможенные пошлины. Надобно только заметить, что это оружие совершенно одинаково относится к земледелию и к фабрикам. Особенностей, вызываемых поземельною собственностью, тут нет никаких. Еще менее можно видеть в этом какое-либо последствие свободной собственности. Иностранная конкуренция может точно так же подорвать и несвободную собственность, даже в гораздо большей степени, ибо свобода, возвышая производство, дает большую возможность выдерживать соперничество. Имея это в виду, государство должно взвесить, что для народного хозяйства выгоднее: ограждение ли землевладельцев от иностранного соперничества или дешевизна средств жизни? Безусловного ответа на этот вопрос нельзя дать, ибо охранение положенных в землю капиталов и некоторое, по крайней мере, уравнение условий производства могут быть желательны в видах общей пользы; но как общее правило можно думать, что дешевизна жизненных средств составляет такое благо для массы народонаселения, которое всегда будет значительно склонять весы в эту сторону. Во всяком случае, едва ли можно видеть существенный ущерб для народного хозяйства и для государства в том, что хлеб будет очень дешев, или что мясо будет доступно всем.

Итак, мы не можем разделять опасений Штейна насчет гибельных последствий, которыми грозит европейским обществам свободная собственность. Мы полагаем, напротив, что свободная промышленность непременно влечет за собою свободную собственность и что только через это народное хозяйство способно достигнуть высшего своего развития. Можно допустить ограничения свободного перехода во имя семейного начала и прав завещателя; можно допустить и большее или меньшее распространение общественной собственности рядом с частною: это зависит от местных и временных условий. Но вообще вмешательство государства в область частной собственности столь же мало оправдывается экономически, как и юридически. Только чрезвычайные обстоятельства могут вызывать подобные меры, и всегда в них следует видеть исключение, а никак не правило. ________________________________





Дата публикования: 2015-02-20; Прочитано: 179 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.01 с)...