Выходит, мы во всем зависим от Богов?—тихо спросил я. — Не можем обойтись без их опеки?

Это не совсем так, — покачал головой Виго.— Я ведь говорил, что тебя никто не заставляет со­трудничать с Богами. Ты волен в своих поступках, Боги никому ничего не навязывают и уж точно ни­когда не мстят. И Мельница Богов — это просто механизм, управляющий этим миром, без него ни на Земле, ни в других мирах вселенной не было бы жизни. Жернова приводят этот мир в движение, связывают его воедино, при всех его кажущихся недостатках этот механизм нам жизненно необхо­дим. Да, он опасен, но только от нас зависит, смо­жем ли мы ему противостоять. Представь бушую­щий океан, опасный и безжалостный, по которому ты плывешь на утлом суденышке. Ты можешь вы­плыть к прекрасному острову, а можешь разбить­ся о скалы. Шансов разбиться гораздо больше, но у тебя есть выбор — плыть самому или попросить помощи у лоцмана. Для нас таким лоцманом явля­ется Бог. И если в нашей жизни мы не гнушаемся просить помощи у самых разных людей, то поче­му так недоверчиво смотрим на Бога? На того, кто бесконечно величественнее всего, что мы можем вообразить? Да, для этого нужно смириться, сло­мить свою гордыню. Но в этом нет ничего постыд­ного. Взгляни на ребенка, на то, как цепляется он за руку матери, — есть ли для него в этом что-то по­стыдное? Ребенок растет, с каждым годом ему по­зволяют все больше и больше. И однажды наступит

момент, когда он пойдет по жизни сам. Так же и с Богами: они просто держат нас за руку, не дают на­делать глупостей. И с радостью позволят нам идти самим — когда мы станем этого достойны.

— Вы уже идете сами? — спросил я.

Виго улыбнулся.

— Нет, — ответил он, качая головой. — Это не так просто. Не в этой жизни.

— Я понял. Вы тоже верите в жизнь после смерти.

— Вёрю? — улыбнулся Виго. — Ну что ты, вы­кинь из головы эти глупости. Я не верю — я знаю.

— Как же можно об этом узнать? — усмехнул­ся я. — Оттуда еще никто не возвращался.

— Возможно, — согласился Виго. — Но чело­век — это прежде всего сознание и только потом тело. Сознание может проникать в те миры, куда живому человеку путь заказан. Может прони­кать — и возвращаться обратно. Возможно, когда- нибудь ты убедишься в этом сам-.

Виго замолчал, глядя на текущую в ручье воду.

— Мы отвлеклись, — сказал он после недолгого молчания. — Ты пришел сюда за помощью. Но так уж получилось, что помочь себе ты можешь толь­ко сам. Переломишь гордыню, сможешь с благо­дарностью принять помощь Богов — они приведут тебя к счастью. Не сможешь, откажешься — Боги покинут тебя.

— Но ведь крутом столько людей — не думаю, что все они живут с Богом. Что у вас, что в моем мире. Что у сваргов.

— Ты прав, — кивнул Виго. — Это наша общая беда. Мы слишком заняты собой, у нас не хватает ни времени, ни желания разобраться в том, что про­исходит в этом мире. Разобраться в себе, найти в этой жизни свое место. Тем и примечательнее твой приход сюда. Ты должен благодарить судьбу за то, что она предоставила тебе такой шанс.

— Я понимаю это — умом. Но ведь если я ска­жу сейчас, что верю Богам, это будет обман.

Виго улыбнулся.

— Хорошо, что ты это понимаешь. Уверен, Боги выбрали тебя далеко не случайно. Дай себе время, тебе надо просто побыть какое-то время одному, во всем разобраться. Ничто так не укрепляет дух, как одиночество.

— Я должен уйти? — Мне показалось, что кол­дун меня снова выгоняет.

— Если ты пойдешь вдоль ручья, то часа че­рез два увидишь хижину. В ней давно никто не живет, можешь там остановиться. Поживи там, подумай. Когда решишь, что настал срок, воз­вращайся.

— Хорошо. — Я подумал о том, что мне и в са­мом деле не помешает небольшой отдых. Уйти, по­жить какое-то время одному. Забыть обо всех про­блемах. — А чей это дом?

— Тебе так хочется это знать? — улыбнулся Виго.

— Да нет. — Я пожал плечами. — Просто спро­сил.

— Его когда-то построил Корриган. Он прожил там девять лет.

Я быстро взглянул на Виго, но ничего не сказал. Колдун улыбнулся.

— Ты боишься?

— Нет. — Я покачал головой. — Просто не ожи­дал этого.

— Сходи туда. Тебе это будет полезно.

— Он действительно прожил там девять лет?

— Да, — кивнул Виго. — Даже немного больше.

Я почесал лоб. Услышанное меня сильно оза­дачило, я подумал о том, что вряд ли смог бы так долго жить в лесу.

— Я бы так не смог, — сказал я, взглянув на Виго. — Девять лет — это очень много. К тому же

Корриган тогда был очень молод. Я просто не пред­ставляю, как он это выдержал.

Виго усмехнулся.

— У Корригана железная воля, он всегда знал, чего хочет. Я ведь говорил тебе, что это очень се­рьезный противник. И что бы мы о нем ни дума­ли, его дух, его воля к победе заслуживают ува­жения.

Какое-то время мы молчали, потом Виго снова взглянул на меня.

— Иди. И помни о том, что помочь себе ты мо­жешь только сам.

* * *

Часы на дворцовой башне пробили полдень. Сидя в своем кресле, Корриган задумчиво смотрел на стоящего перед ним человека.

— Ты мог бы сказать об этом мне. Я прислал бы людей, тогда бы Райв не сбежал. Но ты пожадни­чал, и результат налицо. Точнее, на лице. — Кор­риган усмехнулся, взглянув на Инди.

Глаза разбойника блеснули — реплика Корри­гана попала в цель. И хотя шутки насчет его уха уже стоили двум шутникам жизни, на этот раз Инди сдержался. Просто хорошо понимал, с кем разговаривает.

— Я боялся опоздать, — пояснил он. — Райв мог удрать в любую минуту. К тому же мне про­сто помешали. Если бы не это, я принес бы вам его голову.

— В самом деле? — удивился Корриган. — И кто же этот рискнувший встать у тебя на доро­ге смельчак?

— Это не имеет отношения к делу. — Инди на­хмурился. — Что касается Райва, то его в городе нет, в этом я уверен.

— Ты не ошибаешься?

— Его в городе нет, — с нажимом повторил Инди. — Я ведь нашел его один раз, нашел бы и второй.

— Хорошо, ты меня убедил. Если вдруг барон объявится, сразу ко мне. Не стоит без необходи­мости рисковать вторым ухом. — Корриган снова улыбнулся.

Именно эта улыбка бесила Инди больше все­го, он подумал о том, что зря связался с Коррига- ном,—об этом уже поползли слухи. Кое-кому даже пришлось укоротить языки, но все равно дела идут все хуже и хуже.

— А деньги? — спросил он. — Мне надо пла­тить людям.

— Деньги? — наигранно удивился Корриган.— Ты считаешь, что заработал их?

Инди молчал, сжав зубы, горящим взглядом буравя пол и не осмеливаясь бросить его на Кор­ригана.

— Ну ладно, ладно, — усмехнулся Корриган.— Ты меня убедил...

Он полез в стол, достал мешочек с монетами. Демонстративно взвесив его на ладони, сунул об­ратно, потом достал другой, поменьше.

— На... — Он бросил деньги Инди, разбойник на лету поймал мешочек. — Иди и постарайся отыс­кать мне Райва.

— Я постараюсь, — пробормотал Инди, повер­нулся и вышел из кабинета.

Пока он шел за стражником к выходу из зам­ка, его трясло от ярости. Убить, всех убить! Райва убить, дрянь эту удавить непременно — он вспом­нил презрительный взгляд Яны и сжал зубы. Кор­ригана убить — о, если бы это было возможно!

Инди смог немного успокоиться, лишь дойдя до ведущей в сад двери, его уже не смогло за­деть подчеркнуто пренебрежительное отношение стражника, сочно сплюнувшего ему вслед и за­хлопнувшего за его спиной дверь. Ничего, при­дет его время...

Пока Инди шел по саду, в голову ему пришла интересная мысль. Сначала она показалась ему не­лепой, потом заинтересовала. Да, трудно, но почему бы и нет? Ведь там у него наверняка много денег: слышно же было, как перебирал он свои мешоч­ки. Здесь монет сто — Инди сунул руку в карман, взвесил на ладони мешочек. Конечно, неизвестно, сколько денег хранит Корриган в своем столе, но наверняка это тысячи и тысячи. Вот если бы их прибрать к рукам...

Если их прибрать к рукам да прибавить к ним те, что лежат у него в тайнике, получится очень даже приличная сумма. А там видно будет, мож­но даже в Ордею перебраться: умные люди и там живут неплохо. И уж тем более там можно про­жить с деньгами.

Мысль действительно была интересной. Оста­валось решить одну маленькую проблему: как обокрасть Корригана. И не просто обокрасть, но и

остаться при этом в живых.

За прошедшие годы лианы разрослись чересчур густо, я с трудом пробрался к двери сквозь густые заросли. Дверь оказалась не заперта, я осторожно открыл ее и вошел внутрь.

В доме было очень темно и сыро, он представлял собой единственную комнату размером примерно пять на пять метров, с двумя маленькими окош­ками. В окнах был колдовской лед — выходит, он весьма долговечен.

Вся мебель оказалась самодельной. Я разгля­дел грубую деревянную кровать, стол, пару полок на стенах и валявшийся кверху ножками табурет. Особый колорит интерьеру придавала густая бах­рома паутины, опутавшая потолок и стены, особен­но много ее было в углах.

Нагнувшись, я поднял табурет и отпрянул, об­наружив под ним пару жирных черных сороко­ножек. Кривясь от отвращения, быстро раздавил сапогом их головы — не хотел, чтобы эта гадость удрала и потом меня покусала. Оставив обезглав-? ленных сороконожек извиваться на полу, быстро вышел на улицу.

Здесь было сухо и тепло. И тихо — если не счи­тать громких криков какой-то птицы, выражавшей решительный протест против моего бесцеремонно­го вторжения.

— Можешь не кричать, не уйду, — взглянув на глупую птицу, я вытянул из посоха меч и начал под корень вырубать окружавшие дом лианы.

Может, они и красиво цветут, но как-то слиш­ком уж тут из-за них тоскливо. Темно, мрачно, све­та не видно — и что Корриган в них нашел?..

Лианы оказались довольно крепкими, я заме­тил, что срезы тут же окрашивались в бледно-ро- зовый цвет, это вызывало неприятные ассоциации с кровью. Для того чтобы полностью очистить дом, мне даже пришлось взобраться на крышу: крепкие усы лиан намертво впились в бревна. Обрубив их, я сбросил вниз и сгнивший камыш — теперь при­дется искать, где он растет, чтобы заново накрыть крышу- Потом спустился вниз и оттащил обрублен­ные лианы в сторону, сложив их в одну большую кучу. Подойдя к дому, взглянул на него — и остал­ся доволен проделанной работой.

Остаток дня я посвятил уборке дома: сметал со стен паутину, выметал пыль и грязь, тщательно выскоблил, оттащив к ручью, стол. Подумав, так же поступил и с табуретом. И лишь когда сгусти­лись сумерки, я наконец-то уселся на табурет и облегченно вздохнул.

На ужин у меня было сушеное мясо койва и чистая вода из ручья. Горела на столе колдовская свеча — подарок Альвароса, я жевал мясо и думал о том, насколько все это странно. Не верилось, что здесь, в этой комнате, на этом самом стуле и за этим самым столом когда-то сидел Корриган. Но вот она, вырезанная ножом на столешнице буква «К». И еще, чуть выше, женское имя «Эмма» — уж не пассия ли Корригана? Теперь, когда я отскоблил стол, над­писи стало видно еще лучше — черные буквы на светлом фоне. Сидел он здесь когда-то, вырезал их. О чем он тогда думал? И каково было ему, сваргу, привыкшему к цивилизации, оказаться в этом глухом лесу? Сколько ему тогда было — меньше двадцати? Я старше, я гасклит и вроде бы должен быть привычнее ко всему этому — но даже мне не по себе. Я задержусь здесь на неделю, от силы на две. А он прожил здесь девять лет...

Спать я лег на кровати Корригана. И так же, как когда-то он, лежал на свежих ветках строзии — успел наломать их еще засветло. Старые, слежав­шиеся и пожелтевшие, я выбросил во время убор­ки. Я лежал и думал о том, что даже лапник этот мы ломали с одних и тех же деревьев.

Свечу я не гасил, благо она и в самом деле была вечной. Просто со светом я чувствовал себя как-то

Спокойнее. На табурете рядом со мной лежал меч, я долго смотрел на его лезвие, размышляя о том, что Ив после себя оставил хотя бы этот меч. А что оставлю я? Мне двадцать девять лет, но сделал ли я хоть что-нибудь, способное напомнить потомкам о жившем когда-то на этом свете Кирилле Ворон­цове? И речь даже не об имени, я не прошу, что­бы меня помнили. Просто останется ли после меня хоть что-то, помимо могильною холмика с крестом? А ведь может не быть и этого...

Там, в моем мире, мне очень нравилось ходить в музеи, я искренне восхищался картинами, скуль­птурами, разными изящными вещицами. Мне нра­вилось все, в чем чувствовался вкус, что волновало душу и притягивало взгляд. Может, именно поэто­му я всегда без особого интереса проходил мимо витрин с разного рода черепками — не интересно мне было смотреть на грубые кувшины и плош­ки, даже изящные линии амфор не могли надолго притянуть мой взгляд. Но ведь и эти грубые кера­мические плошки тоже когда-то кто-то делал, на них даже остались следы пальцев канувшего в не­бытие мастера. Его давно нет, а вышедшие из-под его рук вещи живут до сих пор. И пусть они серые и неказистые — они есть, и это главное. Я не могу мечтать о многом, но буду искренне рад, если по­сле меня в этом мире останется хотя бы серая гли­няная плошка.

* * ♦

Шел третий час дня. Корриган сидел в своем кабинете, склонившись над стопкой бумаг. Вчиты­ваясь в строки отчетов и донесений, он иногда улы­бался, встретив что-то смешное. А иногда его лицо становилось суровым, — казалось, в такие секун­ды даже часы на стене испуганно затихали, боясь потревожить Повелителя. Часть отчетов Корриган

сразу бросал в корзину, часть сортировал и откла­дывал в сторону. Этой рутинной работе он теперь ежедневно посвящал несколько часов, потому что время выдалось очень напряженное: скоропостиж­ная смерть короля Любомира многое изменила. Че­рез восемь дней состоится Совет Родов, на котором решится вопрос о новом главе королевства. Агенты Корригана докладывали, что далеко не все видят его на этом месте, герцог Нартов даже сумел объ­единить недовольных, желая протолкнуть в монар­хи своего старшего сына. И хотя родство герцога с Любомиром было весьма отдаленным, Совет Родов мог пойти Нартову навстречу. Да, кто-то побоится выступить против Корригана сам, кого-то удаст­ся запугать, кого-то купить, пообещав места при дворе. Но в любом случае его перевес в этой борь­бе будет невелик — если он будет вообще. Слиш­ком все ненадежно, а Корриган не любил неопре­деленности. Именно поэтому следовало кое-что предусмотреть.

— Луис! — позвал Корриган.

Дверь открылась, в комнату вошел слуга.

— Да, Повелитель?

— Позови Власа.

— Слушаюсь, Повелитель-

Слуга ушел, Корриган встал из-за стола и по­дошел к окну. Взглянул на дворцовую площадь, внизу было тихо и пустынно. Корриган улыбнул­ся: правильно, нечего зря шляться. При Любомире что ни день был, то праздник — балы, пирушки... Казна по швам трещит, а этот идиот начал чека­нить новые монеты с профилем принца Иржи. Хо­рошо, что теперь все это в прошлом, — Корриган удовлетворенно вздохнул.

Раздался вкрадчивый стук в дверь.

— Вы звали меня, Повелитель?

— Да... — тихо ответил Корриган. Постояв еще несколько секунд у окна, повернулся к почтитель­но вытянувшемуся Власу. — Вот этот документ,— Корриган взял со стола и протянул Власу лист бума­ги, — надо передать Нартову за полчаса до заседа­ния Совета. Желательно без свидетелей. Все ясно?

— Да, Повелитель... — произнес Влас, прини­мая документ. — А что это?

— В более цивилизованных мирах это назы­вают компроматом, — усмехнулся Корриган. — Я буду не я, если старый болван не отзовет своего сыночка.

— Я понял, Повелитель, — сказал Влас, вчи­тавшись в строки. — А это все правда?

— Как ни странно, да... — Корриган внезапно замер, словно прислушиваясь к чему-то, его лицо напряглось.

— Что-то случилось? — встревоженно спросил Влас.

— Тише... — не сказал — прорычал Корриган. Его дыхание становилось все тяжелее, по лицу по­ползли капли пота. — Проклятье...

Он быстро повернулся к окну, вцепился в по­доконник, его глаза впились в полосу леса на го­ризонте.

— Он там... Этот чертов гасклит там...

Корриган медленно повернулся к Власу, тот в

страхе попятился — до того мрачным было лицо Корригана.

— Он рубит мои лианы...

Корриган застонал, прижав ладони к вискам, его лицо исказилось от боли. Снова взглянул на Власа.

— Вон отсюда...

Власа не надо было упрашивать. Даже не по­клонившись, он быстро выскочил из кабинета.

Корриган тяжело упал в кресло, откинулся на спинку, трясущейся рукой расстегнул ворот ру­бахи. Его дыхание было хриплым, лицо стало не­обычайно бледным, зрачки глаз расширились до предела. Вот он опять застонал, его тело изогнулось от боли. Снова выпрямился, поднял ладони перед грудью. Левую сжал в кулак, правой обхва­тил ее сверху. Корригана трясло, по его лицу гра­дом катился пот.

— Инглус глатус ирк, — произнес он, глядя прямо перед собой. — Инглус гратос этос... Инглус гратос гламус...

Его голос становился все тише и тише, затем и вовсе сошел на нет, лишь губы Корригана продол­жали шевелиться в беззвучном шепоте.

Шли минуты, дыхание Корригана постепен­но стало тихим и спокойным. И хотя лицо все еще оставалось бледным, с него уже не стекали струй­ки пота. Корриган уже ничего не шептал, он За­крыл глаза и просто сидел в кресле, сцепив руки перед грудью. Прошло почти полчаса, прежде чем он медленно открыл глаза, разжал ладони. Устало вздохнул, его тело расслабилось.

— Ты сделал ошибку, Виго, — очень тихо ска­зал он. — Ты не должен был посылать его туда. Это мой дом, мои лианы... — Корриган сжал кула­ки, скрипнул зубами. Медленно поднялся с крес­ла.— Ты слышишь меня, Виго?! — закричал Кор­риган во весь голос, потрясая кулаками. — Он убил мои лианы!!!

Его снова затрясло, на этот раз от злости. Кор­риган подошел к окну, впился взглядом в далекую полоску леса.

— Я убью тебя, Виго... — сказал он. — Я знаю, ты меня слышишь. Я убью тебя, я убью твоего щен­ка, посмевшего это сделать. Вы все умрете...

Корриган стоял и смотрел на далекий лес.

И странное дело — по щекам его ползли слезы...

я занимался обустройством своего нового жилища. К моему удивлению, мне не пришлось думать о еде: на следующий день, выйдя из дома, я увидел си­девшего у порога чупика — небольшого зверька, чем-то похожего на зайца. Прыгнув ко мне, зверек ткнулся головой в землю и замер. Я осторожно под­нял его — чупик был мертв.

Не оставалось сомнений, что Виго решил поза­ботиться о моем пропитании: я уже видел, как при­бегали к нему чупики, видел, как он ловил рыбу, просто похлопав ладонью по воде. Звери и птицы не просто давали ему пропитание, они служили ему верой и правдой. Сам Виго относился к окру­жающему миру очень бережно и брал от него не больше, чем ему требовалось.

Конечно, первый чупик мог оказаться случай­ностью, но, когда через день у порога появился второй, я понял, что голодать мне не придется. Тем лучше...

Впрочем, я быстро осознал, что ничего особо хорошего в этом нет: у меня появилось много сво­бодного времени, я не знал, куда его девать. И ху­же всего было то, что мне приходилось думать о том, что со мной произошло. Я не мог отвлечься от преследующих меня мыслей, не мог не думать о том, как мне жить дальше. Пытался занять себя какой-то работой, но осознание ее бесполезности и ненужности не позволяло мне как следует на ней сосредоточиться. В конце концов я бросил благо­устраивать дом и большую часть времени прово­дил у ручья, сидя на берегу и глядя на медленно текущую воду.

Так было и сегодня. Шел пятый день моего пре­бывания в доме Корригана, я только что позавтра­кал, пожарив на костре куски мяса, и теперь сидел у ручья на полюбившемся мне месте. Уверен, что Корриган тоже любил здесь сидеть: я нашел по­лусгнившую доску, служившую ему некогда сиде­ньем. Интересно, о чем он думал, сидя здесь и глядя на воду, наблюдая за медленным шевелением пря­дей водорослей на песчаном дне? Странно все это. Я представлял себе Корригана совсем другим.

Ну ладно, это Корриган, — в конце концов, он убийца, и мне нет особого смысла копаться в его чувствах. Но как быть мне? Виго говорит о Богах, о том, что я должен покориться им. Точнее, быть с ними. Только слишком уж все это нелепо. Боги, Жернова... С другой стороны, я был свидетелем творимых Виго чудес — взять хотя бы мое чудес­ное спасение, когда он в буквальном смысле слова вырвал меня из рук Мастера. Слышал я потом, что и подручные его тогда погибли, — выходит, Виго может быть и жестоким.

Есть старая басня про юношу, решившего стать учеником знаменитого мудреца. Но сначала юно­ша пожелал убедиться, что его будущий учитель достоин этого звания. Придя к мудрецу, он попро­сил его явить чудо, — мол, только тогда он будет готов у него учиться. Улыбнувшись, мудрец явил ему чудо. Юноша обрадовался. «Да, — сказал он,— теперь я согласен стать твоим учеником». На что мудрец с улыбкой ответил: «Теперь ты мне уже не нужен».

Виго явил мне чудо, и не одно. Так почему же я до сих пор ему не верю? Даже не так: верю, но не могу принять его истины? Может быть, просто по­тому, что я по-другому воспитан, мне ближе тех­ника, ближе торжество разума — а не веры? Мне было в тысячу раз легче принять чудеса сваргов, чем слова Виго о Богах, об управляющих мирозда­нием законах. Я привык чувствовать себя свобод­ным, привык к тому, что чуть ли не с детских лет все в своей жизни решал сам. И вот теперь получа­ется, что моя свобода всегда была мифом, иллюзи­ей. Сказал ведь Виго: лучший раб — тот, который считает себя свободным.

Так как же мне быть? Как разобраться в этих хитросплетениях веры и разума?

— Слушай свое сердце...

Раздавшийся за моей спиной голос был тихим, но хэчень мелодичным. Кроме того, в нем чувство­валась сила. Я быстро обернулся.

Рядом со мной стояла весьма симпатичная де­вушка, я дал бы ей не больше двадцати лет. Или тридцати —. ко второму варианту я пришел, при­глядевшись к ней внимательнее.

У нее были очень приятные черты лица, вол­ной спадающие на плечи темные волосы, тонкие брови вразлет, мелкие и очень белые зубы — я отметил это, когда она улыбнулась. На незнаком­ке был светлый вышитый сарафан, перетянутый на поясе красивым плетеным пояском. Но больше < всего меня поразили ее глаза. Лучистые, по-насто- ящему бездонные, они буквально придавили меня к земле. Такой — или почти такой — взгляд я ви­дел только у Виго.

— Вы умеете читать мысли? — спросил я, с огромным трудом стряхнув оцепенение.

— Обычно я предпочитаю этого не делать, — улыбнулась девушка. — Мысли людей почти всегт да полны грязи.

— Это верно, — согласился я, вспомнив, что и Кот говорил по этому поводу что-то похожее.

Потом поднялся — неудобно было сидеть в при­сутствии дамы.

— Вы, без сомнения, колдунья?

— Скорее ведьма. — Девушка засмеялась, ее смех был тихим и очень мягким, этим она мне сно­ва напомнила Виго. — Я тебя смущаю?

— Немного, — признался я, чувствуя, что врать в присутствии этой девицы было бы глупо.

— Это пройдет, — заверила она меня, подойдя ближе. — Тому, кто подружился с вечностью, него­же нервничать при виде хорошенькой женщины.

Ведьма насмешливо улыбнулась, я почувство­вал, что начинаю злиться. Но промолчал и просто смотрел на стоявшую передо мной гостью.

— Не переживай... — Она провела ладонью по моей щеке. — Я для тебя слишком стара.

— Вы преувеличиваете. — Я попытался ввер­нуть комплимент. — Я первый кину камень в того, кто даст вам больше двадцати.

Девица улыбнулась.

— Ты мне нравишься... А как насчет ста двад­цати?

Я слегка вздрогнул, девушка явно уловила мою секундную растерянность. Ее глаза сияли, на губах играла ироничная улыбка.

— Тогда вы весьма недурно сохранились, — произнес я, уже догадываясь, кто передо мной стоит.

— Ну, вот и познакомились. — Серафима сло­жила руки на груди. — Котяра говорил, что однаж­ды ты придешь сюда, и вот ты здесь... Амулетик тебе, конечно, дал Альварос? — Девушка косну­лась висевшего у меня на шее крестика.

— Да...

— Неплохая штучка, но для серьезных дел не годится... О, да я вижу, ты тут неплохо порабо­тал...— оставив меня, Серафима подошла к дому. Мне ничего не оставалось, как пойти следом.

— Бедный Корри, — сказала она, пнув обутой в мягкий изящный сапожок ногой обрубок одной из лиан. — Почему-то мне кажется, что он очень расстроился. — Серафима улыбнулась и снова взглянула на меня. — Это тебе Альварос посо­ветовал?

— Да нет, — пожал плечами я. — Просто тем­но в доме.

— Теперь светлее, — сказала Серафима и по- чему-то засмеялась. — Кстати, а как там мой дом? Не развалился еще?

— Да нет, — ответил я. — Стоит пока. Теперь он, кстати, мой.

— Пусть будет так, — согласилась девушка.— Давно я у вас не была. Может, погуляем как-ни­будь по городу? Покажешь мне, что там у вас но­венького.

— Я не могу пройти назад, — сказал я. — Не получается.

— Какая жалость, — сказала Серафима, я по­чувствовал в ее голосе насмешку и нахмурился: эта девица начинала действовать мне на нервы.

— Не злись. — Серафима с улыбкой погрози­ла мне пальцем. — Будь снисходителен к женским слабостям.

— Я попытаюсь, — ответил я, все еще не пони­мая, как вести себя с этой эксцентричной особой.

Особа тем временем распахнула дверь и во­шла в дом.

— О, да тут все по-прежнему, — произнес­ла она, окинув взглядом комнату. — Давненько я здесь не была.

Она снова вышла наружу.

— Хорошо тут у тебя...

Взглянув на меня, Серафима подняла руки, сладко потянулась, я поспешно отвел взгляд: уж слишком зримо просматривалась девичья грудь под тонкой тканью сарафана.

Засмеявшись, Серафима подошла ближе, про­вела рукой по моим волосам.

— Ты такой смешной, — сказала она. — Кор­ри был совсем другим. Он просто брал то, что хо­тел.— Серафима снова улыбнулась. — Ладно, не­досуг мне долго с тобой болтать. Увидимся еще...— подмигнув мне, она повернулась и медленно пошла по тропинке.

Я провожал ее взглядом, пока она не скры­лась из глаз. Потом прошел к ручью и сел на свое место.

Я сидел у ручья больше часа, пытаясь понять, какие последствия для меня будет иметь встреча с Серафимой. Странная она — не такая, как все. И очень красивая, я невольно признался себе в том, что она мне понравилась — даже несмотря на то, что была ведьмой. Впрочем, моих знаний о ней не хватало для того, чтобы правильно все оценить. Поэтому, осознав бесплодность моих размышле­ний, я встал, наскоро перекусил, подхватил посох и отправился к Виго.

Виго уже ждал меня. Он сидел за столом поза­ди дома, на двух листьях лопуха дымились аппе­титные куски большой рыбины.

— Присоединяйся, — предложил Виго.

И хотя я недавно поел, отказываться не стал, да и выглядела рыба в самом деле превосходно.

Виго любил поливать мясо и рыбу соком лимо­на. Интересно, что это и в самом деле были лимо­ны, такие же, как у нас, да и название было тем же. Я был уверен, что лимонные деревья сюда привез­ли из моего мира.

Выжав половинку лимона на рыбу, Виго начал есть. Во время еды он никогда не разговаривал, это была одна из его особенностей. Когда мы закончи­ли обедать, Виго жестом предложил мне убрать со стола, а сам пошел к своему любимому месту у ручья. Минутой позже я к нему присоединился, усевшись на своем стуле.

— Познакомился с Серафимой? — спросил Виго, взглянув на меня.

— Да.

— И как она тебе?

— Весьма эксцентричная особа.

Виго улыбнулся.

—Не суди ее слишком строго. Она, конечно, баба взбалмошная, но в целом неплохая. А главное — весьма откровенная. Может просто послать тебя к

Дьяволу, но никогда не будет держать камня за па­зухой. Иногда вспылит, потом первая же приходит мириться. При всем этом она еще и ведьма, и ведьма изумительная. Так что постарайся не раздражать ее сильно, а то превратит тебя в какого-нибудь лур- вика, будешь потом по веткам скакать.