Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Глава 7. Июнь II



Мидзуно-сан умерла.

Эту новость я узнал вечером того же дня, и меня словно по голове ударило. До того мне удалось выяснить только, что в больнице произошло какое-то ЧП, но я еще раньше стал готовиться к худшему.

Ее звонок на большой перемене…

Не приходилось сомневаться, что с Мидзуно-сан что-то случилось. Я раз за разом набирал ее номер, но дозвониться никак не получалось. В итоге, лишенный всякой возможности узнать, что именно произошло, я провел несколько часов, не находя себе места от тревоги.

– Мидзуно-сан? Та молоденькая медсестра?

Бабушка, когда услышала, тоже явно была в шоке. Она несколько раз встречалась с Мидзуно-сан в апреле, когда я лежал в больнице.

– Мидзуно… Санаэ ее звали? Вы с ней так хорошо ладили. Беседовали о твоих книжках…

– Кажется, я тоже как-то раз видела ее в больнице. Когда я зашла тебя навестить, она…

У Рейко-сан был очень подавленный вид. После ужина она приняла те же таблетки, что и вчера. Похоже, у нее опять разболелась голова.

– Она была такая молодая, – грустно сказал я. – Хоть бы ее младшие братья это перенесли.

– У нее были братья? – спросила бабушка.

– Один из них в моем классе, – ответил я. – Его зовут Такеру-кун.

– Господи, – у бабушки округлились глаза. – Какой ужас. В твоем классе ведь совсем недавно с девочкой несчастный случай произошел?

Я, задумавшись, свел брови. В висках пульсировало.

– Сказали, что в больнице тоже был несчастный случай… Что бы это могло быть…

Никто мне не ответил.

Но тот кошмарный звук, который я слышал в трубке на большой перемене, продолжал звучать у меня в ушах. И стон Мидзуно-сан, тонущий в помехах.

Не в силах этого вытерпеть, я зажмурил глаза.

Может, рассказать им прямо сейчас, что было на большой перемене? Если подумать – у меня просто нет причин колебаться… и все же.

Я им не рассказал. Нет – не смог рассказать. Думаю, это потому, что в глубине души я чувствовал что-то вроде вины и никак не мог избавиться от этого чувства.

– Ааа, аа, – неожиданно произнес своим старческим голосом дедушка, до сих пор сидевший тихо. Он прижал руки к бесцветной, морщинистой коже лба. – Когда человек умирает, всегда проходят похороны. Я не хочу… не хочу больше ходить на похороны.

Может, завтра плохой день, может, еще что, но отпевание назначили на послезавтра, а похороны, соответственно, на послепослезавтра[20], на субботу. Суббота? А, да… 6 июня.

«Кстати, ты смотрел "Омен"?»

Я отчетливо вспомнил разговор с Мидзуно-сан в ресторанчике. Это было всего лишь вчера.

«Нам обоим следует быть осторожнее. Особенно надо остерегаться несчастных случаев, которые обычно не происходят».

А теперь она мертва.

Послезавтра отпевание, на следующий день похороны. Все это казалось таким нереальным. Сейчас я испытывал лишь потрясение. Эмоции – печаль и другие – до меня пока что не добрались.

– …Не хочу больше ходить на похороны.

Я услышал, как дедушка медленно повторил ту же фразу, и слово «похороны» оставило что-то вроде грязного пятна в моем сердце. Тут же вокруг этого места начала медленно вращаться черная воронка, и наконец – как бы это выразить словами? – меня окружило странное низкое гудение.

Я снова зажмурился. И что-то в моем сознании застыло.

На следующий день, 4 июня, гнетущая атмосфера заполнила кабинет класса 3-3 с самого начала.

Такеру, младший брат Мидзуно-сан, не пришел. К концу второго урока по классу уже разошелся слух, что он отсутствует из-за внезапной смерти старшей сестры. А в самом начале третьего урока (это был японский язык) Кубодера-сэнсэй в открытую сказал, что это правда.

– Вчера со старшей сестрой Мидзуно-куна произошел несчастный случай…

Внезапно кабинет охватила странная, удушливая тишина. Как будто воздух затвердел и дыхание всех до единого учеников разом остановилось…

И, что хуже всего, ровно в этот момент в класс вошла Мей Мисаки.

Даже не подумав извиниться за опоздание, не выказывая ни намека на стыд, она молча направилась к своему месту. Я провожал ее глазами, и в груди у меня ворочалось беспокойство. Потом я переключил внимание на реакцию остального класса.

Ни одна голова не повернулась к Мей. Все взгляды были жестко, почти неестественно устремлены вперед. И Кубодера-сэнсэй – он тоже не взглянул на Мей, не обратился к ней. Как будто…

Да – как будто просто не было в классе ученицы по имени Мей Мисаки. Как будто она не существовала.

Когда урок японского закончился, я быстро встал и подошел к Мей.

– На минуту, – бросил я и, взяв ее за руку, потащил в коридор. Не обращая внимания, слушает нас кто-нибудь или нет, я спросил: – Ты слышала, что произошло с Мидзуно-сан?

– Что? – Мей склонила голову набок; явно до сих пор она ничего не знала. Глаз, не скрытый под повязкой, недоумевающе заморгал.

– Она умерла. Старшая сестра Мидзуно-куна вчера умерла.

Мне показалось, что от изумления цвет на миг вернулся к ее лицу. Но тут же исчез обратно.

– …Понятно, – в голосе ее не было ни тени эмоций. – Она болела? Или это был несчастный случай, или что-нибудь еще?

– Сказали, что несчастный случай.

– …А.

Возле двери кабинета собралась кучка одноклассников. Там были парни и девчонки, которых я знал по именам, но с которыми до сих пор толком не общался. Накао, Маэдзима, Акадзава, Огура, Сугиура… там и Тэсигавара тоже был. Со вчерашней большой перемены он мне не сказал ни слова.

Я знал, что они все украдкой поглядывают на нас. Словно наблюдая со стороны, как разворачиваются события.

Неужели?.. Вот сейчас эту мысль уже надо рассмотреть всерьез.

Неужели они все видят только меня?

И –

Когда начался следующий урок, Мей в классе не было. Естественно, все это проигнорировали.

Как только настало время большой перемены, я подошел к парте Мей, последней в ряду у окон, и осмотрел ее.

Деревянная парта, отличающаяся по виду от остальных. И стул от этой парты – такой же. Как будто ими пользовались десятки лет. Невероятно старые парта и стул.

Почему так, спросил я себя. Почему только лишь парта Мей такая?

Решив не обращать внимания на взгляды одноклассников, я сел на ее место. Поверхность парты была вся исцарапанная и неровная. Сильно сомневаюсь, что здесь можно нормально писать, скажем, на экзамене, если только не подложить что-нибудь под лист.

Помимо царапин, парта была еще и исписана.

Большинство надписей были старыми – чертовски старыми, – как и сама парта. Часть была сделана карандашом, часть ручкой. Часть вырезана – возможно, иглой циркуля. Некоторые надписи уже почти исчезли, другие оставались с трудом, но различимы. И среди них –

Мой взгляд прилип к словам, написанным, судя по всему, совсем недавно.

Они были у правого края парты, написанные синей ручкой. Определить их автора по почерку было совершенно нереально, но, едва их увидев, я тут же понял, что это Мей.

«Кто мертвый?»

Вот что там было.

– …Интересно, как Миками-сэнсэй себя чувствует? – задал риторический вопрос Юя Мотидзуки, сидящий рядом со мной за рабочим столом. – Неужели ей так плохо? Вчера она выглядела совсем никакой…

По расписанию пятым уроком было рисование с Миками-сэнсэй, но ее самой в кабинете на первом этаже нулевого корпуса пока не было.

Когда прозвенел звонок, в класс вошел другой учитель.

– Миками-сэнсэй сегодня не придет.

Потом он будничным тоном сообщил, что сейчас у нас будет самостоятельное занятие, и предложил каждому нарисовать карандашом собственную кисть руки. Задание было совершенно неинтересным, и, как только учитель вышел, со всех сторон донеслись апатичные вздохи. Вполне естественная реакция.

Я открыл альбом, после чего – в конце концов, какая разница? – положил левую руку на стол и принялся разглядывать. Но, откровенно говоря, моя мотивация была практически на нуле. Знал бы заранее – прихватил бы книжку. Хотя читать Кинга, Кунца или Лавкрафта я тоже был не в настроении.

Кинув взгляд на Мотидзуки, фаната Мунка, я обнаружил, что он совершенно не собирается рисовать руку. Но альбом был открыт не на чистом листе – Мотидзуки работал карандашом над полузавершенным рисунком. Потихоньку приглядевшись, я увидел, что он рисовал женщину, похожую на Миками-сэнсэй.

Да что с ним такое? Я чуть не брякнул это вслух.

Он что, правда в нее влюбился? Вот этот пацанчик? В учительницу, которая как минимум на десять лет его старше? …Ну, вообще-то это твое личное дело, приятель.

Тем не менее у меня уже было сумбурное настроение, когда я слушал его бормотание насчет Миками-сэнсэй, и…

– …Не, не может быть, – произнес Мотидзуки и вдруг повернулся ко мне. – Слушай, Сакакибара-кун…

– Ч-чего?

– А у Миками-сэнсэй нет какой-нибудь смертельной болезни?

– Э? Аа… – своим вопросом он полностью застиг меня врасплох. Все, что я смог, – без эмоций ответить: – Не, конечно, нет.

– Наверное, ты прав, – в голосе Мотидзуки звучало нескрываемое облегчение. – Нет, ты точно прав. Ничего такого у нее быть не может. Угу, угу.

– Ты так сильно беспокоишься?

– Ну… понимаешь, Сакураги-сан и ее мама совсем недавно умерли, а теперь еще и сестра Мидзуно-куна. И я подумал…

– Думаешь, это как-то связано? – я ухватился за возможность, которую он мне предоставил. – Сначала Сакураги, потом Мидзуно-сан; допустим на минуту, что что-то случится с Миками-сэнсэй. Ты хочешь сказать, что это все как-то связано? Что есть что-то общее?

– Ну… это…

Мотидзуки начал было отвечать, но тут же смолк. Отвел глаза, будто избегая моего вопроса, и беспомощно вздохнул. Блин, даже этого пацанчика что-то заткнуло и не дало рассказать мне то, что я хотел узнать.

Я подумал, что, может, стоит нажать на него посильнее, но отказался от этой идеи и сменил тему.

– Как дела в кружке рисования? Сколько у вас сейчас народу?

– Всего пятеро… – вздохнул Мотидзуки, и его взгляд снова метнулся ко мне. – Хочешь вступить?

– …Ну уж нет.

– Тебе правда стоит.

– Если агитируешь, про меня забудь. Как насчет Мисаки?

Я это нарочно сказал, чтобы его поддавить. Мотидзуки среагировал в точности так, как я от него ожидал, – зашлепал губами, замолчал и снова отвел глаза. Он даже не дышал.

– Она классно рисует, – продолжил я как ни в чем не бывало. – Я видел кое-какие штуки в ее альбоме.

Да – это было в дополнительной библиотеке. Когда я проходил мимо вместе с Мотидзуки и Тэсигаварой после урока рисования…

Рисунок красивой девушки с шарнирными суставами, как у куклы.

«В самом конце я собираюсь дать этой девочке большие крылья». Так мне тогда сказала Мей. Интересно, она их уже пририсовала или нет?

Я махнул рукой на Мотидзуки, который по-прежнему упорно смотрел в сторону и не пытался даже слово в ответ сказать. Свой альбом я захлопнул. С начала пятого урока прошло всего полчаса, но заниматься этой «самостоятельной работой» мне совершенно не хотелось.

– Ты куда? – спросил Мотидзуки, когда я встал со своего места.

– В библиотеку. Дополнительную, – я нарочно ответил коротко. – Надо посмотреть кое-что.

Сказав Мотидзуки, что мне надо кое-что посмотреть в дополнительной библиотеке, я почти не покривил душой. «Почти» – потому что я чуть-чуть, самую малость надеялся встретить там Мей. Но этой надежде не суждено было сбыться.

Библиотека вообще пустовала. Если не считать библиотекаря Тибики за стойкой.

– А вот и знакомое лицо, – обратился он ко мне, пристально глядя сквозь линзы своих очков в черной оправе. Он опять был во всем черном и с теми же растрепанными волосами с проседью. – Сакакибара-кун, пришедший к нам недавно. Класс три-три, не так ли? У меня не такая уж плохая память. Почему ты не на уроках?

– У нас рисование, и, эээ, учительницы нет, так что у нас самостоятельная работа, – объяснил я, и библиотекарь в черном не стал дальше вникать.

– Чем я могу помочь? – спросил он. – Сюда ученики редко заглядывают.

– Эмм, я хочу поискать кое-что, – снова принялся объяснять я, подходя к стойке, за которой он сидел. – У вас есть старые школьные фотоальбомы?

– О, школьные альбомы? Здесь у нас полный комплект.

– А их разрешено смотреть?

– Вполне.

– Тогда, эээ…

– Они вон там, – он наконец-то встал и вытянул руку. Показывал он на книжный шкаф у стены, отделяющей библиотеку от коридора, справа от входа. – На той полке; насколько я помню, в заднем ряду. Тебе, с твоим ростом, лестница вряд ли понадобится.

– А, ага.

– Какой год ты ищешь?

– Ну… – я запнулся совсем чуть-чуть. – Двадцать шесть лет назад… 1972 год.

– Семьдесят второй? – брови библиотекаря сошлись, и он строго посмотрел на меня. – Зачем тебе этот альбом?

– Ну, на самом деле… – изо всех сил стараясь сохранить душевное равновесие, я наконец дал безвредный ответ. – В том году моя мама закончила эту школу. А потом она, ээ, она умерла молодой, и у меня не очень много ее фотографий, и поэтому я, ну…

– Твоя мать? – лицо библиотекаря слегка помягчело. – Понятно. Хорошо. Но надо же, именно семьдесят второй, – последнюю фразу он пробормотал себе под нос. – Ты его найдешь легко. Но выносить этот альбом нельзя. Когда досмотришь, поставь туда же, где взял. Понятно?

– Да.

Через две-три минуты поисков я обнаружил и достал с полки нужный мне альбом. Положил его на большой стол и пододвинул стул. Потом, кое-как взяв под контроль сбившееся дыхание, перевернул обложку с серебряной надписью «Северная средняя школа Йомиямы».

В первую очередь я стал разыскивать фотографию класса 3-3. И быстро обнаружил разворот с цветным групповым фото на левой странице и черно-белыми фотками учеников, разбитых на отдельные группки, на правой.

Тогда учеников было больше, чем сейчас. Сорок с лишним на класс.

Групповое фото было снято где-то вне школы. То ли на берегу реки Йомияма, то ли еще в каком-то похожем месте. Все были в зимней форме. Они улыбались, но я чувствовал в их улыбках некое напряжение.

Мама – где она?

Вряд ли я смогу ее отыскать, просто разглядывая лица. Придется смотреть на имена, подписанные под фотографией…

…Вот она. Вот.

– Мама… – вырвалось у меня.

Второй ряд, пятая справа.

Она была в темно-синем блейзере, в точности как у нынешней формы. С белой заколкой в волосах… и она улыбалась, как и все. С такой же, как у всех, тенью напряжения на лице.

Фотографию мамы времен средней школы я видел впервые. Меня поразило, какой молодой она здесь выглядела – совсем ребенком, фактически. Сделав поправку на возраст, я понял, что она действительно была очень похожа на Рейко-сан, свою младшую сестру.

– Нашел ее? – спросил библиотекарь.

– Да, – ответил я, не оборачиваясь, и вернул взгляд к списку имен под групповой фоткой. Я хотел проверить, есть ли там имя или фамилия «Мисаки». Но…

С чего бы ему там быть.

Мисаки умер или умерла весной, задолго до того, как начали готовить этот альбом. Так что этого имени там быть не могло.

– В каком классе училась твоя мать? – задал библиотекарь новый вопрос. Его голос прозвучал куда ближе, чем в прошлый раз. Удивленно обернувшись, я увидел, что он покинул свое место за стойкой и подошел ко мне вплотную.

– Ээ, это, мне сказали, что она была в классе три-три.

Брови библиотекаря вновь сошлись.

– Хм?

Опершись рукой о край стола, он заглянул в альбом.

– Где тут твоя мать?

– Вот, – показал я.

– Дай посмотрю, – библиотекарь поправил очки и нагнулся над альбомом. – А, Рицко-кун?..

– Ээ… это, вы ее знали?

– Мм… ну, понимаешь ли…

Библиотекарь, уклонившись от вопроса, отошел от стола. Потом понял, что я продолжаю смотреть на него, и встрепал волосы.

– Сын Рицко-кун. Подумать только…

– Мама умерла пятнадцать лет назад, вскоре после моего рождения.

– Понятно. Что означает… А. Да, понятно.

Я подавил желание спросить, что именно ему понятно, и вновь опустил взгляд на фотоальбом.

Второй ряд, пятая справа.

Я смотрел на мамино лицо, на ее улыбку с тенью напряжения, потом перевел взгляд на других учеников, и вдруг…

…Э?

Осознав кое-что, я моргнул. Привстал было со стула, но тут же сел обратно и пригляделся к альбому повнимательней. И как раз в этот момент –

– Вот ты где, Сакакибара-кун.

Эти слова произнес ученик, шумно отодвинувший дверь и вбежавший в библиотеку одновременно со звонком об окончании пятого урока. Томохико Кадзами.

– Тебя ищет Кубодера-сэнсэй. Он хочет, чтобы ты как можно скорее зашел в учительскую.

– Коити Сакакибара-кун, верно?

Этот вопрос задал мне один из двух незнакомых мне мужчин, сидевших в учительской – круглолицый, средних лет. Говорил он, я бы сказал, излишне успокаивающим тоном, однако же расспрашивал безо всякого стеснения.

– Вам известно, что произошло с Санаэ Мидзуно-сан, работавшей в городской клинике?

– …Да.

– Вы хорошо ее знали?

– Она хорошо со мной обращалась, когда я лежал в больнице в апреле, так что…

– Вы с ней общались по телефону?

– Да, несколько раз.

– Вчера около часа дня она разговаривала с вами по мобильному телефону?

– …Да.

Когда я зашел в учительскую в корпусе А, куда меня вызвал Кубодера-сэнсэй, меня ждали одетые в штатское сотрудники криминальной полиции Йомиямы – следователи, в общем. Два человека, как положено. В отличие от первого – средних лет, круглолицего и веселого на вид – второй был помоложе, с узким лицом и выступающей челюстью, в больших очках с темно-синей оправой; он здорово смахивал на стрекозу. Звали их Оба и Такеноти.

– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов. Ваш учитель дал разрешение. Вы не возражаете?

Это сказал Такеноти несколько секунд назад – сразу, как только я вошел. Прозвучало не настолько плохо, чтобы годилось слово «бесцеремонность», но по его тону явно чувствовалось, что он говорит всего лишь со «школьником, а значит, недочеловеком».

– У нас дальше расширенный классный час, – добавил Кубодера-сэнсэй. – Но если тебе придется задержаться, то ничего страшного, так что можешь пообщаться спокойно.

Сразу после этого прозвенел звонок на шестой урок; Кубодера-сэнсэй передал меня и полицейских другому учителю и поспешно вышел.

В углу учительской стоял диванчик; на него я и сел, глядя на следователей. Учитель, которому пришлось с нами остаться, представился как «Ясиро, учитель по профориентации» и сел рядом со мной. Похоже, школа категорически не может оставить ученика одного в подобной ситуации.

– Вы знаете, что Санаэ Мидзуно-сан вчера скончалась? – продолжил Оба своим более-успокаивающим-чем-нужно голосом.

– …Да.

– А обстоятельства ее гибели?

– Нет, в деталях нет. Просто знаю, что в больнице был несчастный случай.

– Понятно.

– А вы не читали сегодняшнюю газету? – вмешался Такеноти. Я молча покачал головой. Вдруг до меня дошло, что бабушка с дедушкой вообще не выписывают газет. И телевизор в тот вечер тоже никто не смотрел…

– Произошла авария с лифтом, – сообщил мне Такеноти.

Об этом-то я и так догадывался. Среди перешептываний, наполнявших класс, проскакивали такие слова. Но когда я услышал это официально, от следователя, мое тело все онемело от потрясения.

– В больничном стационаре рухнул лифт. Кроме потерпевшей, там никого не было. После падения она ударилась об пол; кроме того, от сотрясения с потолка лифта сорвалась стальная балка и упала на нее, – объяснил младший из следователей с оттенком превосходства в голосе. – И, к несчастью для нее, прямо на голову.

– …

– Причиной смерти послужил ушиб головного мозга. Когда ее забрали с места происшествия, она была без сознания. Врачи сделали все, что смогли, но в конечном итоге спасти ее не удалось.

– Аа, это… – робко начал я. – В этой аварии, эээ, было что-нибудь подозрительное?

Может, поэтому сейчас следователи работают, подумалось мне.

– Нет, нет, просто несчастный случай, – ответил следователь постарше. – Невероятно печальный несчастный случай. Но когда в больнице падает лифт, необходимо провести определенную работу – определить причину, установить ответственных лиц. Этим мы и занимаемся.

– …А.

– Сотовый телефон Мидзуно-сан упал на пол упомянутого лифта. В списке звонков мы нашли ваши номер и имя, Сакакибара-кун. Более того, последний звонок был сделан около часа пополудни, именно тогда, когда произошла авария. Мы считаем, что вы последний человек, с которым она говорила.

Понятно. Теперь, когда они сказали это вслух, все стало очевидно.

Единственный человек на свете, который, вероятно, знал, что было непосредственно до и сразу после вчерашней аварии. Они поняли, что этот человек – ученик средней школы, с которым она говорила по телефону, Коити Сакакибара. И они были правы – я действительно слышал вчера, как это случилось.

Но не поздновато ли они пришли? Такая мысль у меня тоже возникла. Я, конечно, вполне мог представить себе, какой хаос творился вчера на месте происшествия, но все-таки…

По просьбе полицейских я рассказал все, что тогда было.

Как Мидзуно-сан позвонила мне вчера на большой перемене. Как сперва качество связи было нормальным, а потом все изменилось, когда она ушла с крыши в лифт. Как я почти сразу услышал ужасные звуки, потом стук, как будто телефон уронили, потом стон Мидзуно-сан, а потом связь прервалась. Все это, похоже, укладывалось в картину той аварии.

– Вы кому-либо рассказывали об этом?

– Когда это случилось, я понятия не имел, что происходит. Я пытался ей позвонить, но не мог дозвониться.

Изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие, я описал свои вчерашние действия.

– Но я подумал, что могло случиться что-то плохое, и пошел искать Мидзуно-куна.

– Мидзуно-куна?

– Такеру Мидзуно-кун, младший брат Мидзуно-сан. Он учится со мной в одном классе. Я рассказал ему, что услышал по телефону, но, по-моему, он не понял, что я хотел сказать, и просто отмахнулся…

«Ты вообще о чем? Ерунду какую-то несешь».

Так среагировал на мои слова Мидзуно-младший. Сердито, но в то же время озадаченно.

«И вообще, кончай забивать моей сестре голову всякой фигней. У меня из-за тебя куча проблем».

После этого единственное, что я мог сделать, – связаться с больницей.

Пост медсестер в больнице ответил, и я спросил про Мидзуно-сан. Но они тоже не смогли ее найти, как я и подозревал, а затем на том конце поднялась большая суматоха… Дальше, сколько я ни пытался дозвониться, получал только короткие гудки, и на этом мои возможности исчерпались.

– Она была на крыше, верно? – уточнил Оба. – Потом она вошла в лифт и… понятно.

Старший из полицейских закивал, делая записи в блокноте.

– Как вы думаете, из-за чего это произошло? – спросил я его.

– Это пока расследуется, – ответил младший. – Мы знаем, что лифт рухнул из-за обрыва троса. Существуют защитные приспособления, так что в норме такого происходить не должно. Но зданию больницы уже несколько десятков лет, и, похоже, в его конструкцию был внесен ряд ненужных модификаций. Упомянутый лифт находился в задней части здания, его так и называли – «задний лифт». Пациенты, конечно, никогда им не пользовались, и персонал, как правило, тоже.

– Сакакибара-кун, вы знали об этом лифте?

– Нет, никогда не слышал.

– В любом случае, помимо того, что лифт был очень старым, остается вопрос, осуществлялось ли его техническое обслуживание на должном уровне.

– Понятно.

– Это действительно был несчастный случай. И, поскольку произошел он в общественном месте, это, естественно, вызывает серьезные опасения. Все же гибель человека из-за неисправного лифта в наши дни случается крайне редко. Все, что можно сказать, – ей просто невероятно не повезло.

«Нам обоим следует быть осторожнее».

Опять у меня в ушах эхом отдались слова Мидзуно-сан, которые она сказала при нашей последней встрече.

«Особенно надо остерегаться несчастных случаев, которые обычно не происходят».

Когда следователи освободили меня от этого «добровольного допроса», прошло уже больше тридцати минут шестого урока.

Я вышел из учительской и добросовестно поспешил в класс, но, когда я туда пришел, меня ждал сюрприз. В кабинете класса 3-3 не было ни одного ученика.

Осмотревшись, я увидел, что все сумки были на месте. Значит, дело не в том, что они закончили раньше времени и разошлись по домам. То есть…

Они все вместе пошли еще куда-то? Других идей у меня не было.





Дата публикования: 2015-02-18; Прочитано: 141 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.024 с)...