Теория этногенеза

Гумилев отрицательно относится к теории исторического прогресса, считая ее «иллюзией роста»^[119]. Недостаток теории прогресса, по его мнению, состоит в том, что игнорируется явление распада цивилизаций. Циклическая теория исторического развития преобразуется у Гумилева в учение о пассионарных толчках.

Идеи Гумилева противоречили общепринятым в советский период мнениям. Так, например, он считает, что клановая организация укрепляет этнос. Эта мысль противоречила господствующему тогда мнению, что прогресс всегда связан с устранением социально-классовых различий и перегородок. Другой «крамольной» мыслью была мысль о том, что природу и культуру губят свободное общение^[120] и свободная любовь: «Что выигрывается в общественной свободе, то теряется при контакте с природой, точнее – географической средой и собственной физиологией»[121]. С этим трудно согласиться, оставаясь на позициях марксизма. Неудивительно, что идеи Гумилева вызвали многочисленные критические отзывы в печати. Однако научные дискуссии по его идейному наследству, не стихавшие на протяжении десятилетия, послужили большой известности автора в России и за рубежом. Между тем Гумилев, в рамках своей теории этногенеза, воспроизводит основные идеи Освальда Шпенглера и его последователей.

Гумилев говорит о двух уровнях существования этносов: историческом и этнографическом. Создание этносом своего государства можно считать выходом его на исторический уровень бытия. И наоборот, потеря нацией государственной самостоятельности всегда связана с возвратом этноса на этнографический уровень. Такой подход имел место в социологии Шпенглера, когда он говорил об исторической жизни «высоких культур». До и после периода исторической жизни народы существуют на биологическом уровне, как и другие животные виды. Всемирная история имеет место только в период существования внутри высокой культуры нескольких национальных государств. Гумилев указывает, что существует еще один уровень, а именно уровень, который можно назвать уровнем «биологического» бытия, когда данный этнос полностью исчезает с лица Земли, когда остатки старого этноса смешиваются с новыми этносами.

В соответствии с этими двумя уровнями существования этносов Гумилев выделяет два основных их состояния: инерция пассионарного толчка (историческое развитие) и гомеостаз (устойчивое равновесие с окружающей средой). Если этнос не получил «пассионарный толчок», он тесно включен в определяемый ландшафтом биоценоз и свою основную задачу видит в поддержании традиций. Поведенческие стереотипы определяют развитие этносов, а не язык, раса или религия. Они являются формой адаптации этноса в ландшафте. Разнообразие ландшафтов приводит к разнообразию этносов.

Используя системную теорию, Гумилев предлагает рассматривать этнос как систему, а ее элементами (таксонами) считает конвиксию, субэтнос, этнос, суперэтнос^[122]. Таксоны низшего ранга растут по мере увеличения пассионарности. Конвиксия – это коллектив с разделением функций, преследующий общие цели. Субэтнос сопоставим с такими понятиями, как «социальная прослойка», «каста», «народность». По мере роста пассионарности количество субэтносов в этносе возрастает, и наоборот, по мере убывания пассионарного напряжения структура этноса упрощается и количество входящих в него субэтносов уменьшается.

Гумилев выделяет три основные черты этноса: противопоставление себя всем остальным, мозаичность, единообразный процесс развития. Этнос – это основа нации, а нацией в строгом смысле слова он становится только в период своего исторического развития. По своему значению и центральному месту понятие этноса у Гумилева соответствует понятию нации у Н.Я. Данилевского.

Под суперэтносом Гумилев понимает группу этносов, схожих в культурном отношении. Эта категория по своему содержанию совпадает с понятием «высокая культура» у Освальда Шпенглера. Суперэтнос, как и «высокая культура», является максимально широкой категорией исторического анализа. Гумилев пишет: «Предел исторического исследования – суперэтнос, а за ним стоит изучение человечества как вида, что уже относится к биологии»^[123]. Человечество как вид нельзя исследовать, а можно только представить как некоторое отвлеченное понятие, когда речь идет о всемирной истории. Вместо понятия человечества Гумилев использует термин «гиперэтнос», но при этом он отмечает, что анализ всемирной истории начинается и заканчивается на уровне суперэтносов. Критикует Гумилев и использование понятия «всемирная история»: «"Всемирная история" – просто способ подачи материала, когда произвольно выбрана точка отсчета. Например: Западная Европа, в традиционных учебниках весьма условно делимая на Древнюю, Среднюю и Новую^[124], а кругом "дикость" и "отсталость". Итак, само понятие "всемирная история» только литературный прием, впрочем, весьма удобный"»[125].

Рассматривая проблему языка в жизни этносов, интересно сравнить точку зрения Гумилева с мнением Н.Я. Данилевского, для которого наличие общего языка является основанием для выделения культурно-исторического типа. «Всякое племя или семейство народов, – пишет Н.Я. Данилевский, – характерное отдельным языком или группой языков, довольно близких между собою, составляет самобытный культурно-исторический тип»^[126]. В отличие от Н.Я. Данилевского Гумилев считает, что ни язык, ни культура не являются основными признаками этносов. Таковым признаком для Гумилева выступает стереотип поведения. Он пишет: «Различие этносов между собой определено не расой, языком, религией, образованностью, а только стереотипом поведения, являющимся высшей формой активной адаптации человека в ландшафте»[127]. Язык Гумилев рассматривает как один из многих факторов, характерных для этноса. Он считает, например, что французский этнос говорит на четырех языках: французском, кельтском, баскском и провансальском. Но для самосознания нации необходим тем не менее один общий язык. Гумилев отмечает важность осознания принадлежности к данному этносу по принципу «мы – они», важность же общего языка при этом отрицает.

Исторический процесс возникновения и развития этносов Гумилев называет этногенезом. Этногенез – это следствие солнечного импульса, энергетического толчка живого вещества биосферы, в результате которого возникает пассионарность. Пассионарность – это историческая энергия, которая постепенно теряется этносом. Под этногенезом Гумилев понимает не только процесс возникновения этноса, но и весь процесс его развития до возврата в первоначальное состояние гомеостаза. Говоря о «линиях» пассионарных толчков, Гумилев объясняет их появление через некие космические излучения, которые вызывают мутации у новорожденных. В своей основной массе мутанты гибнут в условиях естественного отбора, оставшаяся часть их обладает особым свойством – пассионарностью. Мутанты-пассионарии передают свою пассионарность по наследству, что приводит к появлению новых суперэтносов. В результате рассеивания энергии в течение 60 поколений признак пассионарности теряется. Причем количество пассионариев в суперэтносе сначала растет, а затем уменьшается, определяя общий уровень пассионарности этнической системы. В свою очередь, рост пассионарности приводит к усложнению этнической системы, а снижение пассионарного напряжения – к ее упрощению.

Для иллюстрации процесса этногенеза Гумилев совместно с К.П. Ивановым разработал кривую этногенеза – график, отражающий изменение величины пассионарности этнической системы в зависимости от времени. При этом по оси абсцисс расположено время (примерно 1500 лет, или 60 поколений), а по оси ординат – величина пассионарности в условных единицах. Основной смысл данной кривой сводится к следующему: после пассионарного толчка происходит рост пассионарного напряжения этнической системы до некоей максимальной величины, которая характеризуется на поведенческом уровне жертвенностью. В период надлома происходит «перегрев» этнической системы, что проявляется во внутренних кризисах, гражданских войнах и т. п. При этом погибает большое количество пассионариев – носителей пассионарности. После этого периода система теряет пассионарность и примерно через 1200 лет полностью погружается в состояние гомеостаза. Элементы культуры и некоторые социальные институты обладают инерцией и, как правило, «переживают» этносы, их создавшие. Процесс усложнения этнической системы по мере роста ее пассионарного напряжения системы находит выражение в количестве субэтносов (п, п+1, п+2 и т. д.).

Основные фазы этногенеза:

Подъем.

Акматическая фаза.

Надлом.

Инертная фаза.

Обскурация.

Регенерация.

Реликт.

Продолжительность каждой фазы составляет примерно 300 лет, причем переход от одной фазы к другой всегда происходит болезненно из-за смены субэтнической структуры и стереотипов поведения. В эти моменты этнос ослабевает, что обостряет проблему внешней опасности. Эту кривую Гумилев вывел на основе сравнения сорока этносов. Он доказывает невозможность точного измерения величины пассионарного напряжения, однако возраст этноса можно определить с точностью в одно-два поколения. Здесь видна цикличность в исторической эволюции суперэтноса, которая вместе с примерной продолжительностью его исторической жизни (1200-1500 лет) свидетельствует о схожести основных подходов Гумилева с воззрениями других представителей социологии истории.

Говоря о том общем, что имеется между взглядами Гумилева и Шпенглера, следует отметить и понятие такта, которое, по мнению Шпенглера, присуще всякой культуре. У Гумилева этому понятию соответствует представление о внутренней частоте этноса. Через это понятие Гумилев рассматривает все процессы взаимодействия этносов, уподобляя последние взаимодействию энергетических полей с различной внутренней частотой.

В работах Гумилева мы встречаем упоминание и оценки многих представителей исторической социологии. Он даже выделяет в исторической социологии две основные школы, а именно: так называемую всемирно-историческую и культурно-историческую. К первой он относит Гегеля, ко второй Данилевского, Шпенглера и Тойнби^[128]. Характеризуя свое отношение к культурно-историческим концепциям Данилевского, Шпенглера и Тойнби, Лев Гумилев считает, что эти авторы сосредоточили свое внимание на разнообразии «культурных типов», но «опустили то общее, что присуще всем процессам, – "возрасты" или смены фаз»^[129]. Такая оценка не совсем точна, так как у перечисленных авторов встречаются характеристики, показывающие возраст культур, и в целом описание динамики развития культур во многом совпадает с представлениями Гумилева о процессах этногенеза.

Оставаясь в русле традиций исторической социологии, Гумилев отрицательно относится к представлению о прогрессе, считая последний «иллюзией роста, процветания людей за счет беспредельных богатств Природы»[130] Недостаток теории культурного прогресса в том, что игнорируется явление вырождения, ослабления и вымирания целых народов. Проблема зависимости культуры от пассионарного напряжения решается Гумилевым следующим образом: расцвет культуры не прямо определяется уровнем пассионарности. Для культуры важна умеренная величина пассионарного напряжения. Избыток последнего вреден для культуры. При малой пассионарности также отсутствуют условия для развития культуры, поскольку без определенной степени жертвенности невозможно даже удержание старых традиций и тем более создание новых. К этому следует добавить следующее замечание Льва Гумилева: «История культуры и этническая история лежат в разных плоскостях»^[131]. То есть сопоставление процессов этногенеза и культурогенеза позволяет лишь выделить «эпохи» в развитии культуры. Гумилев советует не увлекаться изучением памятников прошлых культур, которые статичны, не изменяются, а только разрушаются.