Европейской интеграции в начале XXI в

В начале XXI в. Единая Европа приняла в свой состав уже 13 стран-«новичков», включая Хорватию. Такое масштабное расширение европейского интеграционного поля, безусловно, самым существенным образом повлияло на динамику развития Европейского Союза. Потребовалась трансформация всей институциональной структуры ЕС, что косвенно способствовало углублению интеграции^[63]. С другой стороны, процесс расшире-ния в какой-то степени тормозит углубление: чем больше стран, тем они разнороднее, а «новички» не готовы сразу присоединиться к продвинутым формам интеграции.

Ю.А. Борко утверждает, что в формуле «углубление – расширение» ведущим началом является углубление, т.е. процесс экономической интеграции как таковой, который и создаёт, и усиливает гравитационное поле. Но и расширение, в свою очередь, увеличивает общий потенциал региональной группировки и, тем самым, «силу её притяжения».^[64] Можно согласиться, в целом, с таким подходом. Однако отметим, что под «углублени-ем» следует понимать не только экономическую, но и политическую (включая военно-политическую) интеграцию. Разумеет-ся, полноценная европейская федерация, если и будет когда-ли-бо создана, то лишь в отдалённом будущем. Концепт «Соединённых Штатов Европы», известный с первой половины XIX в., отражает федералистские устремления отдельных европейских политиков. Но на практике сегодня призыв создать СШЕ внутри ЕС означает придать институциональный характер «Европе разных скоростей» и «Европе переменной геометрии».

Абсолютно ясно, что расширение ведёт к закреплению «Ев-ропы а ля карт»^[65] в качестве доминанты европейского интеграционного процесса. «Новички» довольно медленно интегриру-ются в Шенгенское пространство и еврозону. Так, Румыния, Болгария и Кипр всё ещё не вошли в Шенгенскую зону, а Латвия, Литва, Польша, Чехия, Венгрия – в зону евро. Кроме того, устойчивость самой зоны евро сегодня ставится под вопрос. Можно отметить, что в связи с последними событиями в Греции единая европейская валюта утратила значительную часть своей привлекательности для стран-«новичков».

Существует несколько принципиальных подходов к соотно-шению процессов расширения и углубления. Одни считают при-оритетным расширение ЕС, которое должно содействовать эко-номической и политической стабилизации в Центральной и Вос-точной Европе. То, что постоянное расширение затрудняет или даже делает невозможным создание федерального Европейского Союза, их вполне устраивает. Такой позиции придерживают-ся, например, многие политики Великобритании и Дании.

Другие провозглашают приоритетом углубление интеграции, которое превращает ЕС в действительно сильный экономи-ческий и политический союз. При этом расширение должно про-ходить медленно и поэтапно. Такую позицию неоднократно за-нимали лидеры Франции, Испании, Португалии, Греции, Ирландии.

Третьи рассматривают углубление как средство расширения. Они полагают, что, с одной стороны, нельзя допускать «раз-мывания» успехов интеграции, а, с другой стороны, расширение должно проходить достаточно эффективно. Это мнение время от времени озвучивали политические деятели Германии, Италии, Австрии, Швеции, Финляндии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга. Однако в последнее время германские политики, в целом, солидаризируются с французскими – и тоже предпочи-тают «взять паузу», предлагая пройти определённую «фазу кон-солидации»^[66].

В Брюсселе хорошо понимают, что дальнейшее расширение Евросоюза приведёт к тому, что средний уровень благосо-стояния в ЕС будет продолжать снижаться, ибо большая часть кандидатов не отличается высокими показателями социально-экономического развития (единственное исключение – Исландия). К проблемам, которые сегодня создают Румыния и Болга-рия, прибавятся совершенно аналогичные, которые вызовут Ма-кедония и Черногория. В этом плане настоящей катастрофой было бы вступление в ЕС Албании. Однако есть все основания полагать, что в ближайшем будущем такого расширения не про-изойдёт. С другой стороны, в результате кризиса зримо обедне-ли и те страны ЕС, которые ещё недавно считались сравнитель-но благополучными (Ирландия, Испания, Португалия, Греция). Определённые трудности испытывает даже Италия, старейший участник европейской интеграции.

Отсутствие единственного общеевропейского языка сущест-венно затрудняет функционирование институтов ЕС, в то время как лингвистическое и культурное разнообразие внутри Евросо-юза постоянно нарастает. В частности, ЕС уже использует в ка-честве официального мальтийский язык – по сути, один из вари-антов арабского (с латинской графикой и большим количеством заимствований из таких европейских языков, как итальянский и английский). Кроме того, после пятого расширения резко воз-росло число славянских, балтийских и финно-угорских официальных языков ЕС. Вскоре расширение в направлении Западных Балкан принесёт в Евросоюз новые славянские языки (хорватский, сербский, македонский). С другой стороны, список официальных языков ЕС со временем может пополниться и за счёт таких «региональных языков», как баскский, каталонский, гали-сийский, сардинский, корсиканский, бретонский, уэльсский. Не-мецкий язык, наиболее широко распространённый в Евросоюзе, сравнительно редко используется в качестве рабочего языка в институтах ЕС, а оригинальные слова Фридриха Шиллера к гимну Евросоюза – «Оде к радости» Л. ван Бетховена – не име-ют официального статуса. Дальнейшее расширение Евросоюза, означающее усиление «разноголосицы», явно не будет способствовать углублению европейской интеграции.

В ходе расширения Европейского Союза выявились как силь-ные, так и слабые стороны Европейской социальной модели. Единое социальное пространство ЕС формируется достаточно медленно. В странах ЦВЕ имелись серьёзные трудности бюджетного финансирования расходов на социальные нужды. Про-цессы трансформации, протекавшие в условиях экономического кризиса, сопровождались кризисом общественных финансов, частично связанным с изменением источников бюджетных поступлений^[67]. После вступления в ЕС многие страны ЦВЕ с трудом входили в единое европейское социальное пространство. В частности, Польша первоначально выторговала для себя существенные уступки в данном вопросе. Однако, несмотря на серь-ёзные различия между европейскими странами и существующие до сих пор региональные дисбалансы, все государства-члены ЕС декларируют стремление соответствовать Европейской социальной модели, которая, в свою очередь, постоянно совершенствуется и отражает изменения, происходящие в обществе^[68].

Можно отметить отсутствие принципиального влияния со стороны государств «Новой Европы» на процесс трансформации общеевропейской социальной политики (в силу ограничен-ного развития национальных социальных систем в вышеупомя-нутых странах). Напротив, имело место существенное воздейст-вие на социальные структуры стран ЦВЕ со стороны единой со-циальной системы Европейского Союза с целью включения но-вых стран-членов в общее социальное пространство и выравни-вания уровней социальной защищённости на всей территории ЕС. При этом расширение на Восток не только обострило неко-торые социальные проблемы (в частности, цыганский вопрос), но и дало Единой Европе новые возможности. Например, сравнительно дешёвая рабочая сила стран-«новичков» позволила перевести часть предприятий из Западной Европы в ЦВЕ и заполнить центральноевропейскими и восточноевропейскими ми-грантами многие вакансии в западноевропейских странах.

Евросоюз снял 1 мая 2011 г. ограничения на трудовую миграцию из восьми государств, присоединившихся к ЕС в 2004 г. При их вхождении в Союз 15 «старых» стран-членов предусмо-трели возможность введения семилетнего транзитного периода, при этом часть из них сразу же открыли свой рынок для тру-дящихся из «стран-новичков». Однако Германия и Австрия не сделали этого, продержав мораторий на трудовую миграцию в течение максимально возможных семи лет. Определённые сло-жности испытывали трудовые мигранты из «Новой Европы» в Великобритании. Основной причиной принятия транзитного пе-риода послужило стремление защитить национальную рабочую силу от дополнительной конкуренции на рынке труда.

При этом только по официальным данным в начале 2011 г. в Германии существовало более 460 тыс. вакансий. А глава Фе-дерального объединения немецких работодателей Дитер Хундт в конце апреля того года заявил, что данная цифра сильно зани-жена, потому что не все компании официально регистрируют свои вакансии. По мнению Хундта, на самом деле Германия нуждалась в 2011 г. в миллионе работников, особенно в технической сфере и отраслях, связанных с естествознанием. Кроме того, ФРГ постоянно не хватает специалистов по уходу за боль-ными и престарелыми людьми^[69]. Как известно, на заработки в Германию приезжают, в основном, граждане Польши. Некоторые из них не являются трудовыми мигрантами в традиционном смысле, ибо продолжают жить в приграничных регионах на территории своей страны.

Число трудовых мигрантов из «новых» восьми стран ЕС вы-росло примерно с 1 млн чел. в 2004 г. (0,3% от общего числа жителей ЕС) до 2,3 млн в 2010 г. (0,6%). При этом в конце 2010 г. в 15 «старых» странах ЕС работало около 19 млн нерезидентов Евросоюза (немногим менее 5% населения). Комиссия ЕС считает, что число работников из восьми «новых» стран-чле-нов, находящихся в 15 «старых» государствах Евросоюза, вырастет до 3,3 млн чел. в 2015 г. и до 3,9 млн – к 2020 г., а их до-ля увеличится до 0,8 и 1% соответственно^[70]. И это без учёта трудовых мигрантов из Румынии, Болгарии и – в ближайшем будущем – Хорватии.

В ноябре 2006 г. Великобритания и Ирландия ввели ограни-чения на право работать в этих странах для граждан Болгарии и Румынии. Дело в том, что за два предыдущих года в Британию и Ирландию въехали более 600 тыс. человек, в основном из Польши (не считая тех, кто работает не по найму). Только Ирландия, всё население которой составляет 4,2 млн, за два года приняла 200 тыс. иммигрантов. Такая ситуация вызвала на Бри-танских островах серьёзную озабоченность, поскольку сильный приток рабочей силы перенасытил рынок труда и, по мнению многих, отнял ряд рабочих мест у британцев и ирландцев. В 2007 г. Великобритания согласилась принять лишь ок. 20 тыс. неквалифицированных рабочих из Румынии и Болгарии, причём исключительно для работы в сельском хозяйстве и пищевой промышленности, без права получения каких-либо пособий. Кроме того, срок их пребывания в стране ограничивался 6-ю месяцами. Квалифицированным рабочим, чтобы получить возможность трудоустройства в Великобритании, нужно доказать, что их работу не могут выполнять британцы, а также пройти ряд тестов. Исключение составили только те квалифицированные рабочие, которые работали не по найму. Студенты могли устраиваться на работу на полставки при условии, что они учатся в колледже. Нелегально работающим в Великобритании румынам и болгарам грозили штрафы в размере £1000, причём крупные штрафы налагаются и на их работодателей. Таким образом, гра-ждане самых бедных страны ЕС – Болгарии и Румынии – оказа-лись на Британских островах в неравном положении с гражданами тех «стран-новичков», которые вступили в ЕС в 2004 г.

В июле 2011 г. Испания также ужесточила правила въезда в страну граждан Румынии. Вновь прибывшим румынам теперь приходилось запрашивать разрешение на работу, которое с 2008 г. давалось им автоматически при регистрации проживания в Испании. Главной причиной закрытия испанского рынка труда от иностранцев остаётся растущая в стране безработица. При этом ужесточение правил получения права на работу коснулось только румын, потому что их число постоянно пополнялось молдаванами, тысячи которых ежемесячно получали гражданство Румынии и с новыми паспортами тут же отправлялись на жительство и работу в Западную Европу, преимущественно – в Испанию. Впрочем, ограничение румын в праве на работу име-ло и политическую подоплеку. В Испании близились выборы 2012 г., и правящим социалистам приходилось подстраиваться под мнение избирателей, в частности, о вине иностранцев в рос-те безработицы. «Еврососедей», проживающих в Королевстве, теперь 2,4 млн чел., что на 5,8% больше чем в начале 2010 г. Больше всего среди них представлены граждане Румынии (817 460 человек), за которыми с ощутимым отрывом следуют британцы и итальянцы (соответственно 228 108 и 167 402 чел.)^[71].

Интеграция в принимающие общества Германии, Франции, Великобритании, Испании и Италии трудовых мигрантов и чле-нов их семей из стран ЦВЕ, безусловно, проходит гораздо успешнее, чем, скажем, турок, пакистанцев или арабов. Расширение способствует решению демографических проблем Единой Европы, связанных с низкой рождаемостью и старением населе-ния. Но данный ресурс не бесконечен, ибо надо учитывать, что страны ЦВЕ в среднем тоже не отличаются высокой рождаемостью. При этом Евросоюз не приветствует увеличение мигра-ции из неевропейских стран. На совещании глав МВД стран ЕС в Сопоте в июле 2011 г. было принято решение, что при массовом наплыве иммигрантов действие Шенгенского соглашения может быть приостановлено^[72]. Подобный шаг может означать серьёзный откат в деле европейской интеграции.

Следует отметить, что пока ни одна из стран-членов ЕС не выражала намерения покинуть Союз. Возможно, такие мысли возникнут рано или поздно у некоторых руководителей «государств-доноров», ибо – благодаря Лиссабонскому договору – появился соответствующий механизм. «Первой на выход» в си-туации полномасштабного кризиса ЕС явно претендует Велико-британия, но даже в этом довольно маловероятном случае британцы не уйдут из Единой Европы в пустоту: их страна, безусловно, останется членом ЕЭП. Для европейской интеграции (в целом) это может оказаться определённым ударом, так как, во-первых, будет создан прецедент, а во-вторых, уйдёт одна из важ-ных стран-доноров. Следовательно, Союз ещё больше «обедне-ет», а его способность помогать экономическому росту «нович-ков» ослабнет.

Хорошо известно, что Евросоюз периодически сотрясают мощные кризисы – и не только финансово-экономические. Один из них – кризис европейской идентичности. В частности, вопрос о том, принимать ли в ЕС Турцию (с её постоянно растущим и слабо европеизированным населением, а также нерешёнными курдской, кипрской и многими другими проблемами) может окончательно расколоть европейское общественное мнение. Для сравнения: Турция подала заявку на вступление в ЕС ещё в 1987 г., но только в 1999 г. получила статус официального кандидата, в то время как Хорватия, подавшая заявку на членство в фев-рале 2003 г., уже в июне 2004 г. была признана Европейским Советом страной-кандидатом, а Исландия, подавшая заявку в июле 2009 г., признана кандидатом в июне 2010 г. Другими сло-вами, на процесс признания официальным кандидатом у Турции ушло 12 лет, у Хорватии – год с небольшим, у Исландии – меньше года.

Хорватия станет 28-м членом ЕС 1 июля 2013 г.^[73] Исландия, вероятно, вступит чуть позже, в 2014 г. Договор будет под-писан, но его ратификация в самой Исландии не гарантирована. Затем наступит черед Черногории, которая может завершить переговорный процесс примерно к 2015 г. и вступить в 2017 г. Впрочем, ЕС в данном случае может ускорить процесс, чтобы Черногория, де-факто давно перешедшая на евро, вступила, на-конец, в зону евро и де-юре. Македония, вероятно, постарается «догнать» Черногорию, при поддержке Евросоюза устранив возражения Греции. Сербия, вероятно, откажется от Косово – и сможет вступить в 2018–2020 гг. С принятием Косово, Боснии и Герцеговины, Албании торопиться не будут. При этом вполне вероятен распад Боснии и Герцеговины – на две или три части. Наконец, Турция в обозримой перспективе членом ЕС не станет. Когда-нибудь договор с Турцией, возможно, придётся под-писать, но его ратификация вряд ли не состоится. В ЕС всегда найдётся целый ряд стран, готовых заблокировать вступление Турции в Евросоюз. Законодательство и судебная система Тур-ции всё ещё далека от европейских норм. Кроме того, Турции, благодаря её огромному (по европейским меркам) населению, придётся выделять соответствующие квоты во всех институтах ЕС (практически – наравне с ФРГ)^[74].

Ясно, что дальнейшее расширение ЕС на Восток не сможет решить проблему регулирования миграционных потоков. В ча-стности, рабочие из стран ЦВЕ не смогут вытеснить с рынков труда в западноевропейских странах трудовых мигрантов из Се-верной Африки. А дальнейший наплыв ближневосточных мигрантов угрожает не только нормальному функционированию Шенгенской зоны, но и стабильности европейского социального пространства.

Расширение Европейского Союза влияет на углубление европейской интеграции неоднозначно: позволяет решать одни проблемы (чаще всего – частично), но тут же создаёт новые. В частности, всё сложнее становится координировать усилия стран-членов в разных областях. Яркий пример – Общая внешняя политика и политика безопасности. Хотя согласно Лиссабонскому договору в ЕС появилась должность Высокого представителя Союза по иностранным делам и политике безопасности (соединила в себе полномочия Высокого представителя ЕС по внешней политике и политике безопасности и полномочия еврокомиссара по внешним отношениям), саму общую внешнюю политику Евросоюза вырабатывать становится всё труднее. Со-гласование национальных интересов и внешнеполитических подходов 27 стран с собственными дипломатическими традициями – весьма непростая задача. И по мере дальнейшего расширения ЕС трудности в данной сфере будут только нарастать.

Нельзя не учитывать и влияние США на европейскую инте-грацию, которое всегда было весьма существенным. Современ-ный Евросоюз часто рассматривается либо как структура внутри Атлантического Сообщества, либо как противостоящий США самостоятельный центр силы. Окончательный выбор в пользу одного из этих путей развития ещё не сделан. Если Великобритания перейдёт на евро и войдёт в Шенгенскую зону (что мало реалистично), не исключено более тесное взаимодействие Евро-союза и США. Если Великобритания покинет ЕС (а процедура выхода из Союза санкционирована Лиссабонским договором), то единая Европа сможет стать полноценной федерацией и – со временем – избавиться от американского влияния^[75].

Председатель Комиссии Ж.-М. Баррозу полагает, что транс-атлантические отношения должны гармонично дополнять евро-пейский интеграционный процесс. Однако есть и другое мнение: единая Европа часто выступает прямым конкурентом США в борьбе за влияние в третьих странах, не наблюдается гармонии между сторонами ни в области торговых взаимоотношений, ни в соревновании евро и доллара. Возможность создания независимой «европейской армии» до сих пор беспокоит амери-канских генералов^[76]. С одной стороны, Единая Европа медленно, но верно превращается в самостоятельный «центр силы» и всё меньше нуждается в опеке «старшего брата». С другой стороны, именно постоянное расширение ЕС способствует сохранению (а иногда и усилению) американского влияния в Единой Европе. Какая тенденция победит – вопрос открытый.

По нашему мнению, не только в краткосрочной, но и в сред-несрочной перспективе сотрудничеству американских стран (не только США, но и Канады, государств Латинской Америки) с ЕС альтернативы нет. В связи с этим важно помнить, что США заинтересованы не в углублении европейской интеграции, а в максимальном расширении Евросоюза, в том числе – за счёт Турции и Западных Балкан. Внутри ЕС американскую точку зрения часто продвигают не только британские политики, но и политические элиты стран ЦВЕ («Новая Европа»). Многие стра-ны-«новички» в значительной степени зависят от США в экономической, военно-политической и идеологической областях.

Расширение ЕС с точки зрения национальных интересов России – процесс неоднозначный, но приемлемый, в отличие от расширения НАТО^[77]. В результате расширения на Восток Единая Европа получила как комплекс проблем, связанных с транзитом в Калининградскую область, так и новые возможности для плодотворного сотрудничества с Российской Федерацией. Однако выработка единой внешней политики ЕС в отношении России затруднена серьёзными противоречиями, которые суще-ствуют между «русофилами», например, Италия и Кипр, и «русофобами», например, Эстония и Латвия. Следует надеяться на то, что заметное улучшение польско-российских отношений, наметившееся в последнее время, позитивно скажется на взаимоотношениях России и ЕС в целом.

«Усталость от расширения», которая хорошо ощущается в западноевропейских столицах, в перспективе, вероятно, будет преодолена. Но ЕС, безусловно, ждут новые трудности, связан-ные с необходимостью координации усилий всё возрастающего числа стран-членов. И, вполне возможно, уже в ближайшее время – не позднее 2014 г. – будет запущен процесс ревизии Лиссабонского договора и подготовки новой полномасштабной реформы институтов Евросоюза.

Н.В. Говорова*