О гостях с золотыми зубами

Телефон прозвенел неожиданно под самое утро. И это несмотря на то, что аппарат был поставлен на ночной режим и начинал звонить только после седьмого гудка. А следовательно, звонивший человек очень желал до него дозвониться.

Рядом, обхватив одной рукой подушку, посапывала Инна. Спина обнажена, красивая упругая грудь подпирала подушку, а соски, совсем махонькие, напоминали созревающие вишенки. Девушка никак не реагировала на заливистые трели – спала глубоко и спокойно. И если бы сейчас Захар пристроился к ней сзади и скоренько так совершил обыкновенное мужское дело, то она вряд ли обнаружила бы его вероломство.

Телефон стоял подле кровати, оставалось только протянуть руку и достать трубку. Но на это требовалось колоссальное усилие и напряжение всех волевых качеств. А этот чертов телефон звонил, не переставая, и вгрызался сердитой музыкой в подкорку.

Захар оторвал взгляд от обнаженного тела Инны и, подавив в себе нешуточный аппетит, поднял трубку.

– Слушаю, – произнес он сонно.

– Это Захар?

– С кем разговариваю?

– Вспомни своего дружбана по интернату, – почти торжественно раздался голос Матвея.

Сон пропал мгновенно, словно его только что окатили колодезной водой.

Окончательно проснувшись, Маркелов присел на край кровати.

– Ты где? – спросил Захар, помня о том, что два дня назад Кузьмич проверял его трубку на наличие «жучков». Телефон оказался чист.

– Ага, слышу, очухался. Спасибо тебе, ты многое для меня сделал.

– Не надо об этом, ты для меня сделал не меньше. Давай быстро ко мне, расскажешь все как есть. Я один… почти.

– Понимаю, – в голосе Матвея прозвучали одобрительные нотки. – Только я ведь уже не в Москве. Звоню тебе по межгороду. Со мной все в порядке. Завтра в «Криминальной хронике» появится сообщение, что я убит при попытке к бегству. Ты этому не верь. В общем, я жив и здоров, чего и тебе искренне желаю.

– Когда мы с тобой встретимся?

– Честно говоря, не знаю, – после некоторой паузы протянул Матвей. – Скажем так, я тут заключил кое‑какой контракт, и мне нужно его отработать.

– Ты будешь хоть позванивать? – с надеждой спросил Маркелов.

Вновь недолгое молчание. В этот раз голос Матвея зазвучал менее уверенно:

– Буду звонить по мере возможности.

– С тобой действительно все в порядке? – встревоженно спросил Захар.

– Не хочу сказать, что я счастлив от предстоящей жизни, но, во всяком случае, это гораздо лучше, чем гнить где‑нибудь заживо за Полярным кругом. А ты молодец, так держать. Обнимаю тебя.

Захар не успел попрощаться, в трубке ударили короткие навязчивые гудки.

Инна открыла глаза.

– Что‑нибудь случилось?

– Спи. Так, пустяки.

Уснуть уже больше не получится, это уж точно. Захар поднялся. Взял со стула брюки, здесь же висела рубашка. Подумав, решил надеть и ее. Застегивать не стал. Босиком, позабыв про стоящие у кровати тапочки, прошел на кухню.

Включил электрический чайник, который мгновенно и негромко зашумел.

Инна уже спала. Дышала глубоко и ровно. Захар, стараясь не разбудить ее, взял телефонную трубку и вернулся в кухню. Быстро набрал нужный номер.

Ждать пришлось недолго, уже после четвертого гудка трубка отозвалась голосом полковника Крылова:

– Слушаю.

– Товарищ полковник, это Захар вас беспокоит.

– Ты что, лейтенант, сдурел, что ли? Ты знаешь хоть, сколько сейчас времени? Или ты думаешь, что мне твой бас приятно слышать в любое время дня и ночи? Распустил я вас, однако!

– Тут такое дело, товарищ полковник… Ну, в общем, все уладилось…

Извините, что так получилось. Так я завтра в охрану иду?

– Здесь все продумать нужно. Не хотелось бы мне, чтобы твои неприятности скоропостижно закончились. Люди там серьезные. Ты вот что, продли пока свой бюллетень и особенно не высовывайся, а мы тут своими делами займемся, – и, не прощаясь, повесил трубку.

Дом, в котором жил покойный Мерзоев, оказался в Западном округе на улице Багрицкого. Не сказать, что какой‑то уж престижный район, но глухоманью тоже не назовешь. С одной стороны – Можайское шоссе, с другой – петляет Сетунь.

Шибанов уверенно поднялся на второй этаж и позвонил соседям Мерзоева.

Дверь открыли не сразу. Поначалу он слышал робкое топтание и почти физически ощущал, как его рассматривают через «глазок», после чего недружелюбный женский голос сдержанно полюбопытствовал:

– Вам кого?

– Я из милиции, – придал своему голосу спокойную уверенность Шибанов и для пущей убедительности развернул удостоверение. – Интересуюсь вашим соседом Мерзоевым.

Дверь открылась через пару минут. Очевидно, хозяйка все еще терялась в подозрениях. Наконец вера в гуманизм взяла верх, и женщина осторожненько, опасаясь коварного подвоха со стороны нежданного гостя, приоткрыла дверь.

Соседкой Мерзоева оказалась брюнетка лет пятидесяти пяти, с густыми, явно крашеными волосами. Лицо приятное, даже располагающее, но во взгляде, подозрительном и колючем, ощущалось недоверие ко всему мужскому роду.

– Так, значит, вы к Васеньке?

– Да. Ваш сосед скончался… И мы расследуем причины его смерти, – не стал вдаваться в подробности капитан.

– Какой кошмар! Какой кошмар! – картинно ухватилась ладонями за щеки женщина. И ее голова, в знак наивысшего траура, принялась потихонечку раскачиваться из стороны в сторону.

Однако Шибанов прочитал иное – в ее глазах просматривалась скрытая радость: вместе с уходом соседа наступит конец его многочисленным пьянкам за полночь и оргиям с визжащими девками.

– Вы его хорошо знали? – мягко прервал стенания женщины Григорий.

– Обычно… Как это бывает между соседями. Здравствуйте и до свидания, – от прежнего сочувствия остался лишь грустный голос, а глаза, по‑молодому озорные, блестели девичьим любопытством, – но мужчина он был обходительный, и вперед пропустит, и слово приветливое скажет. Мне даже показалось, что он слегка заигрывал со мной, – не без жеманства ответила женщина.

– А к нему кто‑нибудь приходил?

– Приходили… Девушки. Разные. Оно и понятно, все‑таки мужчина он был интересный. Оставались у него подолгу, бывало, до следующего утра.

– А постоянные женщины у него были? Соседка задумалась:

– Не думаю. Как ни откроешь дверь, у него все разные, – невольно ее губы слегка дрогнули, выказав брезгливость.

– А из мужчин у него кто‑нибудь бывал?

– Ах, вы об этом… – удивленно вскинула брови женщина. – Не думаю, мне кажется, у него была правильная ориентация.

– Вы меня не так поняли, – чуть улыбнулся Григорий. – Может, к нему приходили какие‑нибудь приятели, друзья? Может быть, вы слышали, о чем они говорили?

– К нему в основном приходил один такой мужчина:

Явно не русский, не то татарин, не то башкир, не поймешь! Голова у него такая круглая, вроде как бритая, а может, лысая. А смотрит так, будто душу наизнанку выворачивает. Мне показалось, что он у них за старшего был. Васенька смотрел на него с уважением. А когда этот нерусский говорил, то Вася все больше поддакивал.

Шибанов вытащил фотографию Каримова.

– Это случайно не он?

Женщина осторожно взяла снимок и сделала небольшой шаг вперед. Отчасти причина ее нерешительности прояснилась: ее домашний халатик был необыкновенно коротким, из‑под него выпирали толстоватые ляжки. То, что пошло бы восемнадцатилетней девочке, никак не вязалось с обликом женщины, давно распрощавшейся со своей пятидесятой весной.

Григорий сделал вид, что не замечает ее легкомыслия.

– Он! – уверенно произнесла она. – Вместе с ним еще приходил один…

Как сейчас их называют, лицо кавказской национальности. Сам молодой такой, не больше двадцати лет, а глазками так стреляет, как будто в постель затащить хочет.

– Ас вами сосед случайно не делился, чем он занимается? – с некоторой надеждой спросил Шибанов.

– У нас такого разговора не было… Но знаете, я его несколько раз видела у Курского вокзала с тем самым кавказцем. У меня там племянница живет, вот я к ней и хожу через вокзал. Они там все около киосков вертелись. Мне даже показалось, что они там главные были. Как сейчас говорят, «крыша» вроде.

– Вы уверены, что у Курского вокзала был именно ваш сосед?

– За кого вы меня принимаете, молодой человек? Или вы думаете, что перед вами выжившая из ума старуха?

Вопрос напоминал вызов, и Шибанов благоразумно решил его не принимать:

– Нет, ну что вы! Вы совсем еще молодая женщина. – Возмущение получилось совсем искренним.

– Уверяю вас, это был именно он! Я, слава тебе господи, не слепая.

– А вы не заметили, скажем так, ничего настораживающего в поведении его гостей?

– Ну… люди они молодые, случалось, конечно, всякое, не без того, – сдержанно сказала женщина. – Однажды, помню, часа два ночи было. Слышу какой‑то пронзительный визг. Сплю я очень чутко, проснулась. Подхожу к двери, смотрю в «глазок». А на лестницу голая девушка выбежала, а за ней двое мужчин. И побежала не вниз, как это сделала бы на ее месте всякая другая, а наверх, откуда и убежать‑то сложно. Так вот, за ней двое мужчин… тоже раздетые, с золотыми зубами. И волокут ее обратно в комнату. И что меня удивило, никакого недружелюбия на лице девушки и в помине нет, а даже наоборот, словно довольна такой игрой. Ну, я их понимаю, молодые, – несколько жеманно заключила женщина, манерно поправляя рукой волосы, отчего ее ноги оголились еще больше. И у капитана возникло стойкое подозрение, что под халатиком у собеседницы только восторженная плоть.

– Понятно, – произнес капитан, стараясь погасить улыбку. – А может быть, вы видели, как к нему захаживали какие‑нибудь подозрительные личности?

– Молодой человек, а что мы здесь с вами как‑то стоим в проходе?

Давайте пройдем в комнату да поговорим пообстоятельнее, – неожиданно оживилась женщина, повернувшись.

– Собственно, я ненадолго, – перешагнул порог Шибанов, уже давая себе слово не задерживаться.

Коридор был необычайно аккуратным. Такой можно встретить только у старой девы, помешанной на чистоте, – сразу от порога по длинному коридору в комнату убегал ковер с высоким ворсом. Шибанов, в своей уставной обуви, почувствовал себя едва ли не варваром, перешагнувшим порог храма.

– К нему захаживали разные личности, – доверительно произнесла женщина.

Шибанов невольно отстранился, в ее голосе присутствовал такой сложный спектр томления, что способен был смутить куда более стойкого мужчину. – Но, признаюсь вам откровенно, они мне не нравились. Я даже просто скажу, все какие‑то очень подозрительные. С золотыми зубами, а еще наколки у них на пальцах, – выставила женщина вперед свои белые ладошки. – Ну, какие обычно в тюрьме делают.

– Откуда вы знаете?

– У меня племянник был в тюрьме, – слегка поморщилась женщина, – так вот у него были точно такие же. И в тюрьме‑то недолго сидел, всего лишь года три, а искололся так, как будто сорок лет провел за решеткой. Меня, как учительницу начальных классов, это всегда очень коробило.

– Разумеется, – с серьезным видом поддакнул капитан. – Значит, вы говорите, что видели вашего соседа на Курском вокзале?

– Да, именно так, – подтвердила женщина, – и в окружении очень подозрительных личностей.

– Ну что ж, не смею вас больше задерживать, – официально произнес Шибанов, давая понять, что разговор завершен.

– Может быть, вы все‑таки желаете чаю, как‑то уж очень неудобно получилось, – беспомощно развела руками женщина.

– Извините, служба! – ухватился Григорий за ручку двери, почти уверенный в том, что будь она лет на тридцать моложе, то он вряд ли сумел бы отказаться от ее предложения.