ГЛАВА 40. С самого начала многоопытный Мулла не сомневался, что семерых новеньких водят в больницу неспроста: не в санатории

Мулла сразу догадался, что на зоне произошло нечто очень важное. Новый этап в целом не слишком привлек его внимание. Заинтересовался он странной семеркой заключенных, которых Беспалый сразу отгородил от прочих соэтапников и поместил далеко друг от друга – в разные бараки, стоявшие в дальних углах зоны. Самое непонятное было то, что, как шептали верные гонцы, этих семерых сразу же по прибытии сводили к доктору Ветлугину «на профилактику». Вот это‑то и было самое странное. Потому что Димка Ветлугин был никакой не врач, а простой колхозный ветеринар, правда с двадцатилетним стажем. К тому же ветеринар плохой, у кого коровы каждую зиму мерли как мухи. Все эти годы Ветлугин по совместительству с должностью ветврача работал главврачом в колонии. И единственное, что он уверенно мог делать, так это держать в своих корявых руках шприц. Инъекции он всаживал в задницы зекам и впрямь мастерски – быстро и безболезненно. Так что когда из центра приходила бумага с приказом провести очередную вакцинацию, бывалые зеки шли оголять задницы к Ветлугину, а не к его грудастой медсестре. Трахнуть ее мечтали, конечно, все поголовно (и кое‑кому такое счастье перепадало, потому что Лизка очень уважала это дело, но была брезглива и с кем попало в койку не ложилась), но на уколы ходить не любили. Медсестра делала их из рук вон плохо, не то что Ветлугин. Поговаривали, что Ветлугин набил руку на уколах опять же в своем колхозном коровнике, где, вооружась гигантской спринцовкой, наполненной спермой племенного быка, осеменял сотни несчастных телок. Но Мулла знал и о других тренировках Ветлугина: свое мастерство иглоукалывания он оттачивал, запершись в своем кабинете, где ширялся краденым морфием. И еще было ведомо Мулле, что, узнай подполковник Беспалый, куда исчезают из тюремной аптеки ампулы с морфием, не миновать бывшему ветеринару тяжелой карающей десницы Александра Тимофеевича. Потому что при всех недостатках своей мерзкой, развращенной натуры и склонности к самым изощренным излишествам (главным образом сексуального толка) подполковник Беспалый на дух не выносил наркоты и презирал наркоманов.

С самого начала многоопытный Мулла не сомневался, что семерых новеньких водят в больницу неспроста: не в санатории, чай, находились заключенные; какие процедуры мог прописать больному зеку ветеринар Ветлугин, Мулла знал доподлинно, на собственной шкуре не раз проверял и никогда не сомневался в том, что легче умереть в страшных муках в грязном холодном бараке, чем вынести лечебный курс, прописанный бо‑ольшими специалистами своего дела «доктором» Ветлугиным и «главврачом» Беспалым. А коли уж вновь поступившие «больные» после этих уколов неделями не могут прийти в себя, значит, Ветлугин, конечно, по распоряжению Беспалого, «лечит» их основательно. Значит, есть за что. Значит, Беспалому зачем‑то нужно держать эту семерку у себя «под колпаком». Значит, ребята нужны ему «больными», беспомощными, ни к чему не годными.

Муллу такой расклад не устраивал. Зная Беспалого, он понимал, что уступать ему ни в чем нельзя: дай палец – останешься без руки. Хлипкое воровское влияние на зоне нуждалось в самой тщательной опеке. Не находя объяснений возникшей ситуации, Мулла сразу же разослал по соседним зонам малявы с единственной просьбой – разузнать, что за народ оказался на его территории. Полученный через пару недель ответ сильно озадачил старого зека. Верные люди писали, что конкретно не знают и ничего не могут понять, но в Москве, Питере и в других городах России накануне Нового года и сразу после прошел очень крутой шмон, коснувшийся сотен и сотен людей. Пострадали в основном законные: кто‑то из них арестован, кого‑то убили, а кто‑то попросту исчез. Какие силы замешаны во всех этих событиях, никто не знал. Но то, что действовали серьезные профессионалы, было всем ясно.

Такого крупного избиения законных Мулла не помнил со сталинских времен. Тогда, в конце сороковых, по всем зонам России в несколько дней произошло поголовное уничтожение воров в законе. Без суда и следствия.

В конце полученной Муллой малявы сообщалось, что вместе со многими другими куда‑то подевался смотрящий по России Варяг. Вроде бы последний раз его видели в Москве в аэропорту, где его якобы арестовали. Что с ним произошло дальше, никто не знает. По одной версии утверждали, будто он совершил побег и снова слинял в Америку, по другой – его следы терялись после побега в России. Более подробно о его судьбе никому ничего не было известно, хотя прошло уже много времени – около двух месяцев. Кроме того, помимо Варяга пропали еще по крайней мере два десятка, если не больше, самых авторитетных законных России.

Мулле несложно было сопоставить события и понять, что массовое исчезновение законных произошло аккурат за месяц‑полтора до прибытия к ним на зону странной семерки. Дело, похоже, начинало проясняться. К Беспалому и раньше частенько присылали на правеж самых крутых. Кто‑кто, а Беспалый умел обламывать непокорных, строптивых, неугодных, особенно если об услуге его просили высокие московские чины. И хотя Мулла не знал прибывших в лицо, но с этой минуты ему стало ясно, откуда у них такая стать и манеры, которые опытному глазу видны даже сквозь их тяжелую непонятную болезнь, сквозь сомнамбулическое состояние, в котором они пребывали.

Это было неслыханно – не один, не два, а аж семеро авторитетных людей оказались в «сучьей» зоне! Мулла чувствовал в том какой‑то недобрый знак, некую серьезную опасность для того мира, который он считал родным.

Состояние же прибывшей семерки делало ситуацию окончательно запутанной и зловещей. Что могло скрываться за тем, что ни один из «чокнутых» не помнил ни своего имени, ни прошлой жизни? Нет, конечно, они не выглядели совсем уж беспомощными, и даже наоборот, на общем фоне в минуты прояснения выделялись особой страстью и непримиримостью, свойственной разве что людям особой масти, привыкшим властвовать. И все же было что‑то жалкое в том, как они, вдруг замерев на полуслове, на полудвижении, подобно обесточенному роботу, погружались в странную задумчивость, словно мучительно силились что‑то вспомнить.

Особенное внимание Муллы привлек один из вновь прибывших – молодой и, видимо, сильный мужчина. То, что он вор, Мулла ни секунды не сомневался, хотя манера держаться, какие‑то иностранные слова, проскальзывающие в его разговоре во сне, сильно озадачивали старого зека. Вот уже вторую неделю Мулла через своих людей пристально наблюдал за этим парнем. Впрочем, что‑либо понять было сложно, поскольку новичок почти все время лежал в беспамятстве или полудреме. С легкой руки соседей по бараку к нему уже приклеилось явно новое для него погоняло Иностранец, на которое, впрочем, он никак не отзывался.

Было очевидно, что странные провалы в памяти страшно раздражают и самого Иностранца, и он всячески пытался даже в таком состоянии скрыть свою болезнь перед соседями, не дать им повода сомневаться в его полноценности.

Утром Мулле верные люди доложили, что после очередного посещения санчасти Иностранец переведен Беспалым в восьмой барак, где традиционно мотали свой срок пацаны с придурью, которых промеж себя зеки обычно прозывали «отмороженными», и где власть прочно принадлежала местному авторитету по кличке Щеголь. В восьмом бараке Щеголь был бог и царь, других авторитетов «отмороженные» не признавали.

Это «удельное княжество» давно раздражало Муллу. Беспредел восьмого барака был головной болью старого вора: ценой огромных усилий он сдерживал на зоне всю ту нечисть и мразь, какая выплескивалась из «восьмерки». Но договариваться с этими дебилами Мулле удавалось с большим трудом.

Узнав о том, что Беспалый отправил Иностранца к «отмороженным», Мулла понял – в самое ближайшее время следует ждать развязки.

И события не заставили себя ждать. Уже к вечеру Мулле сообщили о суровой расправе, которую Иностранец учинил в своей новой «хате». Последние слова в поступившей маляве расставили все точки над «i»: «Наказав обидчиков и загнав пахана под шконку, новик назвался Варягом». Мулла возликовал и обеспокоился одновременно. Теперь все становилось на свои места – Варяг здесь. В «сучью» зону решили, значит, поместить смотрящего России! И хотя удручал размах подступившей беды, все же теперь был ясен путь выхода из сложившейся ситуации. Мулла осознал, что сейчас в его руках находится судьба не только ряда авторитетных людей, не только жизнь смотрящего России, но и будущее воровской идеи, всего воровского дела: не известно, как там повернется жизнь на воле, но то, что сегодня все сосредоточилось, стеклось в этой небольшой, Богом забытой зоне, было понятно старому опытному вору в законе. Действовать следовало незамедлительно.

В сотый раз обдумывая события, происшедшие в колонии за последние месяцы, Мулла нутром почуял, что угроза исходит не только от Беспалого и не только извне. Она рядом.