ГЛАВА 23. «Но почему я так решил, что все затеял Шрам?» – поймал себя на мысли Варяг

Итак, Питер. Варяг вспомнил все, что происходило там за последние месяцы. Зарвавшийся Стреляный – стремившийся в смотрящие по Питеру, его смерть по приговору сходняка. Гибель других авторитетов – беспредельщиков из города на Неве. Приглашение Шрама на роль главаря питерской братвы. Шрам был человеком серьезным, хотя, пожалуй, и излишне честолюбивым. Именно потому, что Шрама всегда чуть больше, чем положено вору, волновала собственная шкура, Варяг приставил к нему Пузыря. Негласно приставил. Так, что об этом знали только они двое. Нет, Шрам не был трусом, он был слегка, совсем немного, жадным – не до денег, до власти. Теперь Варяг понимал, что поторопился и, вполне возможно, совершил тогда ошибку, допустив этого человека до столь серьезного дела. Ведь, в сущности, всем известны недостатки Шрама. Но уж больно сложной была обстановка в Питере. И нужно было определяться со смотрящим быстро, пока питерские бандиты не успели опомниться от серии взрывов и выстрелов. Варяг тогда посчитал, что достаточно, если при Шраме будет его, Варяга, человек – преданный, как собака, толковый, самостоятельный, сильный. Такой, как Пузырь (Трубач его очень ценил и рекомендовал). Преданный ли? Теперь Варяг и в этом сомневался. Кто знает… Власть делает с людьми самые невероятные штуки. Если Пузырь был верен и клялся Варягу служить ему верой‑правдой до гроба, то почему он не сообщил ему о заговоре против смотрящего по России? Почему никого не предупредил? Не заметил? Или не захотел заметить? А может, он вместе со Шрамом? А, черт! А может, уже убит?.. Да нет, не может быть. Узнать о том, что Пузырь – человек Варяга, Шрам мог только от него самого, и только в этом случае постарался бы от него избавиться.

«Но почему я так решил, что все затеял Шрам?» – поймал себя на мысли Варяг. Не проглядеть бы реального врага. Если это Шрам, то?.. Почему тогда в деле замешаны менты, ФСБ и кто‑то там еще? При чем тут государственники? Не круче ли дела обстоят? Варяг терялся в мыслях: слишком много вопросов и слишком мало ответов. Ясно было одно – в Питере предательство, в котором замешан один из самых доверенных людей Шрама! Кое‑кто из воров ссучился, и это нужно немедленно выяснить и удавить гада ползучего. Удавить собственными руками.

Он по‑прежнему не давал себе думать о Нестеренко. И о семье. Светлана и Олежек были его слабым местом, и, зная это, кто‑то там, видимо, посчитал необходимым взять их как заложников. Уничтожать их нету никакого смысла, скорее всего они живы. Но что же тогда все эти люди захотят от него? И самое главное, кто‑то стремится его убрать, а кто‑то желает шантажировать. Вот корень.

Душа болела, болела так, что временами Варягу не хватало воздуха, и он приоткрывал окно, впуская холод в машину. С тоской глядел в темноту, как будто пытаясь там разглядеть истину.

* * *

Едва прибыв в Питер, Варяг первым делом позвонил Пузырю и, услышав его голос, повесил трубку. Через пять минут он стоял на пороге его квартиры, нажимая на кнопку звонка. Он услышал шаги, глазок в двери замутнел – кто‑то смотрел на Варяга, потом раздался сдавленный возглас – то ли радостный, то ли испуганный, – в конце концов дверь распахнулась. На пороге стоял, в чем мать родила, Пузырь и радостно смотрел на Варяга.

– Ты?! – изумился он.

Варяг, не отвечая, заглянул через его плечо.

– Не один? – коротко спросил он. Пузырь открыл шире дверь, впуская Варяга.

– С девкой, – весело отвечал он. – Ты проходи, я ее сейчас отправлю домой.

Он скрылся в глубине квартиры. Варяг, на всякий случай держа руку с пистолетом в кармане, прошел за ним. В постели, чуть прикрыв бедра простыней, лежала смазливая грудастая девка и нагло пялилась на Варяга.

– Никуда я не пойду, Мишаня, – заявила она, видимо отвечая Пузырю. – Мы еще не закончили. Ты сегодня обещал довести дело до семи разиков, а закончили мы на каком? На третьем. Верно?

– А ну пошла! – возмутился Пузырь и, виновато глянув на Варяга, стащил деваху с кровати вместе с простыней. – Если не свалишь отсюда за две минуты, то четыре раза тебя трахнут мои пацаны… в жопу… шваброй. И, милая, будь уверена – загонят ее на всю длину. Ну‑ка, марш!

Девка фыркнула, бесстыдно сбросила с себя простыню и, прихватив ворох одежды, потрясая необъятными грудями, начала неохотно одеваться.

– Давай, давай, – подгонял ее Пузырь, тоже одеваясь и чувствуя себя неловко перед Варягом, который молча ждал.

Когда девка наконец удалилась, не забыв бросить уничтожающий взгляд на Пузыря, он закрыл дверь и вернулся в комнату.

– Ты как… – начал он. Но, не закончив фразу, отлетел к стене – мощный удар кулаком сшиб его с ног.

Варяг подошел к нему и, подняв его за ворот рубашки, врезал еще раз. Смачно, так, что голова последнего со звоном треснулась о стену.

– Ты чего… – попытался закрыться руками ошарашенный Пузырь, изумление на лице которого сменилось обидой.

Но Варяг, не давая ему говорить, сгреб в горсть его волосы и треснул мордой о свою коленку.

Пузырь сполз на пол. Варяг сел в кресло, положил на колени пистолет, закурил и сказал:

– Ссучился, поганец?

– Варяг, давай поговорим как люди. – Пузырь, размазывая кровь по щекам, старался говорить как можно спокойнее.

– Ты много на себя берешь, Пузырь! Мы не будем говорить с тобой, как люди. Здесь я не вижу людей. Я тебя буду спрашивать, а ты будешь мне отвечать!

– Послушай…

– Я не намерен вести с тобой дипломатические дебаты. Ты меня хорошо понял?

Пузырь слегка побледнел, он никогда не видел Варяга таким рассерженным. Хотя тот не повышал голоса, не собирался для пущей убедительности стучать по столу, речь его звучала куда громче, чем автоматная пальба. Михаил не был трусом, наоборот, неоправданный героизм толкал его в такие ситуации, из которых любой другой вышел бы с раскроенным черепом. Но сейчас ему стало по‑настоящему страшно. Видно, так же скверно ощущает себя незадачливый грибник, нос к носу столкнувшись с хищником, хозяином тайги.

– Я тебя понял, Варяг.

– Так вот, я хочу знать, кто меня сдал? По чьей милости я угодил в ловушку? Это была твоя идея?

Даже в сравнении с Варягом Пузырь выглядел гигантом: крупный, с широкой и выпуклой грудью, раздувающейся при каждом вздохе, словно кузнечные мехи, с мускулистыми руками и огромными длинными ногами, он, казалось, был создан для того, чтобы растирать булыжники в песок. Но сейчас он выглядел беспомощным – точь‑в‑точь нашкодивший школьник под взглядом строгого завуча.

– О чем базар, Варяг, разве это похоже на меня?

– Тогда кому, как не тебе, выгодно мое исчезновение?

Пузырь посмотрел на Варяга. Тот был настолько сконцентрирован, что представлял собой сгусток энергии, и Пузырь был уверен, что если сейчас он потянется за пачкой сигарет, то еще через секунду насчитает на своем теле несколько лишних дырок.

– И чем же оно мне выгодно? – хмыкнул Пузырь. – Я из тех людей, которые не забывают добра. А потом, я совсем не жажду того, чтобы мой труп, с камнем на шее, зашвырнули на середину Невы. Ты же знаешь, я никогда никого не предал.

– Да, так было. А как сейчас? – Глаза Варяга недобро сверкнули. – Ты не боишься того, что если я не получу ответа, то твои мальчики на джипах, дежурящие у подъезда, тебя могут просто не Дождаться?

– Ты напрасно клеишь мне это дело, Варяг.

Варяг поднялся. Его сейчас можно было сравнить с горностаем – быстрый, юркий и такой же жаждущий крови. Он неожиданно выбросил вперед три пальца и страшным ударом заставил гиганта сложиться от боли пополам.

– Выслушай меня внимательно, мразь: если ты будешь капризничать, то я могу сделать так, что из твоих ушей до утра будет течь кровь. Представляешь, как будет обидно испачкать собственной кровью такую замечательную ухоженную квартирку. – Пузырь выглядел беспомощным – он как рыба пытался шевелить толстыми губами, старался набрать в легкие побольше воздуха. А Варяг уже набросил ему на шею веревку и уверенно потянул петлю. Из груди гиганта вырвался безобразный хрип. – Не слышу. Громче! Чувствую, ты начинаешь хотеть сказать мне всю правду. Верно? Если ты будешь по‑прежнему упорствовать, то я задушу тебя и отрежу тебе голову! – Очень спокойно развивал свою мысль Варяг. – Ты был хорош для тех мальчиков, что привозят тебе блядей, для них ты босс, а для меня ты – пехота, мясо, которое я могу бросить на прокорм стервятникам.

Он изо всех сил стянул веревку на шее у Пузыря. Глаза гиганта закатились, руки судорожно стали дергаться. В этот момент Варяг отпустил удавку и, встав напротив Пузыря, приставил ему ко лбу пистолет.

Пузырь надрывно кашлял. Когда удушье прошло, он сделал непроизвольное движение, пытаясь встать.

Сильный удар в челюсть опрокинул его в угол комнаты. Пузырь стукнулся затылком о громоздкое старинное трюмо, которое даже не качнулось на своих надежных изогнутых ножках. Падая, Пузырь смахнул рукой с полированной поверхности пузатую вазу. Ваза с дребезгом разлетелась на множество сверкающих осколков.

Варяг опять подошел к Пузырю и наступил ботинком ему на горло.

– Кто?!

– Не знаю, – прохрипел Пузырь. – Я не знаю, о чем ты. Я ведь в точности исполнял все твои инструкции.

– Не знаешь, значит?! Не верю, не верю я тебе, Мишаня. – Варяг ухватил Пузыря за волосы и объявил: – Если ты будешь упорствовать дальше, твоя рожа сейчас искупается вот в этих осколках! Ты этого хочешь?! А может, ты лезешь в герои и хочешь сдохнуть за кого‑то другого?

– Я ничего не знаю! Поверь же, Варяг! У тебя помутился разум. Очнись. Ты меня с кем‑то путаешь.

– Ладно, – вдруг отпустил его Варяг, – не хочу терять больше времени. Даю тебе на обдумывание ровно минуту. Если за это время не поумнеешь, вышибу тебе остаток мозгов. – Варяг взял в руки пистолет, щелкнул предохранителем и посмотрел на часы. – Твое время пошло…

– Мне нечего сказать…

– Двадцать секунд прошло.

– Варяг, давай, в конце концов, поговорим. Ты не там копаешь. Моя смерть тебе ничего не даст.

– У тебя осталось тридцать секунд, Пузырь. Потом твои же собственные мальчики вывезут тебя на пустырь и по моему приказу зароют, как собаку. У тебя осталось пятнадцать секунд.

Варяг опустил «Беретту» и ткнул стволом в лицо Пузырю, тот вздрогнул от прикосновения холодного металла, ствол зарылся в его мясистой щеке. Пузырь затих, покорно ожидая смерти от руки своего смотрящего. Варяг для Пузыря был высшей властью. Пусть будет, как будет. Но выстрела не последовало. Тяжело дыша, Варяг убрал ствол в карман и хрипло сказал Пузырю:

– Встань, Миша. Наверное, ты говоришь мне правду. Но тогда кто в Питере затеял гоняться за моей смертью? Подумай.

Пузырь, едва переводя дыхание, благодарил судьбу за то, что она даровала ему жизнь. Он приходил в себя и, поднявшись с пола, рухнул в» кресло, схватил со столика бутылку с водкой и прямо из горлышка стал пить крупными глотками.

Через полчаса Варяг с Пузырем мирно беседовали на кухне, уплетая, как ни в чем не бывало, огромную яичницу из двадцати, никак не меньше, яиц.

– Ты знаешь, Варяг, если вот так порассуждать, то, может быть, это и Шрам. У нас с ним был как‑то разговор о нашем бизнесе. Появились кое‑какие совместные проекты, и он однажды обмолвился о том, что рукопожатие Варяга больше смахивает на удавку на шее.

– Очень любопытно, продолжай, что еще говорил Шрам?

– Я не придал этому значения, но он также вскользь сказал о том, что было бы совсем неплохо, если бы Варяг больше занимался западными делами.

– Ладно, Миша. Со Шрамом нужно поговорить по‑серьезному. А жаль все же, если это он, из него мог бы получиться очень солидный вор. Впрочем, если разобраться обстоятельно, то в его перерождении и нет ничего странного. Чего можно было ожидать от болезненного честолюбца, не терпящего над собой ни малейшего покровительства? Он наверняка стал примерять на себя шапку смотрящего еще тогда, когда был организатором последних воровских сходняков. К власти привыкают быстро – это такая же зараза, как наркота: вдохнул однажды, а потом без сладкого состояния повелевать людишками прожить уже не в силах.

Варяг вспомнил, что Шрам особенно укрепил свои позиции, когда сходняк поручил ему выявить шерстяных. Теперь лишь Варяг стал понимать, что слишком часто начали тогда засвечиваться катраны, накрываться малины, да и смерть многих законных представлялась теперь далеко не случайной. Чувствовалось, что за всеми громкими неожиданностями стояло всевидящее око. А ведь это именно Шрам вел едва ли не на каждого вора особое досье, якобы для выявления и наказания ссученных. А уж отыскав жертву, Шрам принимался за отстрел с азартом опытного охотника.

Шрам, конечно, мог заиграться: такое поведение было в его характере. Он желал быть центровым. Впрочем, для того, чтобы быть первым, у него было все: твердость характера, ум, воля и даже настоящий шрам – совсем не лишний козырь, позволяющий убедить оппонента в своей правоте.

Варяг вполне допускал такую возможность, что Шрам, стремясь к власти и деньгам, мог сойтись с людьми из ФСБ и сдать нынешнего смотрящего за гарантию всесторонней поддержки, личной безопасности или за какие‑то еще особые льготы – как ни смотри, а теоретически такая сделка могла состояться, как и знаменитая сделка за тридцать сребреников. А в случае успеха, когда Варяг погибает, легко предположить последующие действия Шрама: на ближайшем сходе группа воров предложит его в качестве смотрящего России, а он, проявив скромность, будет отпираться ровно минуту, а потом милостиво примет корону.

Варяг, доедая яичницу и запивая ее горячим чаем, наблюдал за движениями и глазами Пузыря Теперь Варяг понимал, что погорячился: неразумно подозревать того в измене, – не тот у парня характер! Он больше сгодился бы для шумных веселых застолий, где нескончаемое пиво, где голые девки танцуют среди бутылок шампанского; он хорош в драке или в перестрелке, где удаль молодецкая хлещет через край и звонко трещат поломанные челюсти и черепа. Пузырь привык чувствовать себя своим в многолюдье, он был полубог хаоса и герой свадеб и, если вдуматься, вряд ли был способен на общероссийский уровень.

Пузырь осторожно притронулся ладонью к челюсти. Она заметно припухла.

– И как я теперь оправдаюсь перед пехотой, – голос Михаила прозвучал как‑то обиженно и очень по‑детски.

– Скажи, что хотел навестить кралю, а вместо нее тебя встретил на пороге ревнивый муженек, – не сдержал улыбки Варяг, взглянув на перекошенную физиономию парня. – Вот что, Пузырь, мне нужен Шрам, и немедленно. Где он сейчас?

– Сейчас он здесь, в Питере. Хотя буквально на днях он был в разъездах, в Москве, в Нижнем Новгороде.

– И по каким же делам?

– Понятия не имею. Приехал позавчера взмыленный, будто загнанный Савраска. Толком так ничего и не объяснил, сказал, что у него есть срочные дела, и свалил куда‑то за город.

– Ты знаешь, где он обычно останавливается?

– Как же не знать? У него здесь совершенно роскошная усадьба. Он ведь предпочитает все самое лучшее.

– Он не удивится, если ты ему позвонишь? И попросишь приехать?

– Позвонить я могу. Я звоню ему в любое время дня и ночи. Но вот приехать сюда, это вряд ли. Не приедет.

– Почему же?

– Я такого за ним не помню. Шрам небезразличен к своему особому положению.

– Ну что же: если Магомет не идет к горе, то гора пойдет к Магомету. – Варяг ненадолго задумался. – Дай‑ка мне телефон, Миша. – Он посмотрел на Пузыря и криво улыбнулся: – И пойди умойся. Составишь мне компанию.