ГЛАВА 13. Неприметный мужчина в сером шерстяном пальто сидел за стойкой открытого бара аэровокзала и неторопливо листал журнал «Ньюсуик»

Неприметный мужчина в сером шерстяном пальто сидел за стойкой открытого бара аэровокзала и неторопливо листал журнал «Ньюсуик». Перед ним стоял недопитый бокал пива. На полу у его ног лежал пухлый темно‑синий портплед. Время от времени мужчина клал журнал на стойку и, чуть обернувшись на толпу пассажиров, обводил людей скучающим взглядом. Он явно никого не ждал и никого не высматривал в толпе. И никому не могло прийти в голову, что объектом его самого пристального интереса был благообразный высокий старик, чинно стоящий в очереди к стойке регистрации рейса «Эр Франс» в Париж.

Мужчина в сером пальто снова вспомнил о своем недопитом пиве, взял бокал и неторопливо осушил его до дна. Поставил бокал на стойку и опять как бы невзначай бросил взгляд на старика. Тот уже поставил свой чемодан на багажный транспортер и о чем‑то разговаривал с девушкой, оформлявшей ему билет. Мужчина в сером пальто усмехнулся: старик наверняка, как всегда, просил себе место в салоне для некурящих. Когда старик прошел мимо ограждения в зону паспортного и таможенного контроля, наблюдавший за ним мужчина резво соскочил с высокого табурета, подхватил пухлый портплед и стремительно зашагал к информационному бюро.

Наклонившись к окошку, он широко улыбнулся девушке‑информатору:

– Мисс, окажите мне услугу, пожалуйста. Я должен встретиться тут с женой. Мы улетаем в Европу. Что‑то она опаздывает, и я боюсь, как бы она что‑нибудь не перепутала. Не могли бы вы сейчас объявить, что мистер Локхид ожидает миссис Локхид у открытого бара рядом со стойкой регистрации рейса «Эр Франс» на Париж?

– Конечно, сэр, – улыбнулась девушка в ответ и, придвинув к губам микрофон, заученно‑томным голосом попросила миссис Локхид подойти к стойке регистрации парижского рейса «Эр Франс», где ее ожидает муж.

Мужчина в сером пальто поблагодарил девушку и отошел от информационного бюро. Подойдя к заметно укоротившейся очереди на рейс «Эр Франс», он встал в нескольких шагах от бара, где недавно сидел и пил пиво. Через несколько минут его легко ткнули в спину:

– Привет, муженек!

Он обернулся. Перед ним стоял улыбающийся толстяк в красной пуховой куртке. В руках у него был точно такой же темно‑синий портплед, что и у мужчины в сером пальто. Мистер Локхид кивнул ему в знак приветствия, но не улыбнулся. Он поставил портплед на пол, рядом с колонной. Толстяк в красном пуховике сделал то же самое.

– Билет, паспорт не забыл? – тихо спросил мистер Локхид. – В Париже встретишься с Патриком, передашь товар, потом можешь пару дней пошляться в городе и – назад. Как вернешься, сразу дай мне знать. – Мистер Локхид запустил правую руку во внутренний карман пальто и вытащил толстый конверт. – Здесь пять штук. Приедешь – получишь еще столько же. Как всегда.

Он смотрел, как улыбающийся толстяк засовывает конверт с деньгами в карман пуховика.

– Не потеряешь? – спросил насмешливо.

– Я‑то? За кого ты меня принимаешь, Бэзил? – Толстяк посерьезнел. – В этом месяце еще будет?

Мистер Локхид печально посмотрел на наркокурьера. Он работал с ним недавно, месяца три. Толстяк Вилли был жадный болван, но обладал каким‑то удивительным даром отводить от себя опасности. Хотя постоянно ходил по лезвию бритвы, доставляя героин в Европу в портпледе, который он сдавал в багаж. Правда, Вилли был гениальным химиком. Он пробил этот дерзкий вариант транспортировки наркотиков, потому что предложил заворачивать пакеты с героином в ткань с особой пропиткой. Такую «куклу» не могли распознать ни рентгеновские просветки таможенников, ни «наркоохотничьи» собаки.

Да, Вилли был гением, и терять его было жалко. Но игра шла по‑крупному, и надо было делать то, что велено. Мистер Локхид небрежно подхватил синий портплед Вилли, а Вилли взял его портплед.

– В махровой простыне, как всегда? – весело осведомился Вилли.

Мистер Локхид кивнул.

– Как всегда. Среди рубашек, носков и журналов…

– Ну, ладно. – Вилли махнул рукой и двинулся к стойке регистрации парижского рейса.

Мужчина в сером пальто внимательно смотрел, как он предъявил паспорт и билет, поставил портплед на ленту транспортера. Портплед медленно двинулся вниз, в черные недра багажного отделения аэропорта. Там его с тысячами чемоданов пропустят через короткий тоннель рентгеноскопа, и на белом экране высветятся невинные носки, рубашки и свернутый махровый халат…

Вилли прошел за турникет и бодро направился к окнам паспортного контроля.

Итак, этот тоже на месте, подумал мужчина в сером пальто. Он пошел в дальний конец аэровокзала, вошел в телефон‑автомат и набрал номер.

Соединение произошло не сразу – он звонил далеко. Наконец на другом конце провода сняли трубку и послышалось отрывистое: «Да».

Мужчина в сером пальто приложил ладонь к микрофону и тихо заговорил по‑русски:

– Валентин Семенович! Это Василий из Сан‑Франциско. Передайте, что старик благополучно прошел регистрацию. Мой человек с подарком – тоже. Рейс «Эр Франс» 2345, Сан‑Франциско – Париж. Это должно случиться над северной Канадой. Слушайте радио. Смотрите телевизор. Передайте немедленно.

Он, не прощаясь, повесил трубку и глубоко вздохнул. Вилли жалко. Толковый был курьер. Таких сейчас днем с огнем не сыщешь.

* * *

У Валентина Семеновича дрожали руки. Этот звонок из Сан‑Франциско совершенно выбил его из колеи. Он встал из‑за стола и нервно прошелся по кабинету. Подошел к окну и встал за тюлевой занавеской, точно опасался, что кто‑нибудь снизу, с улицы, его заметит. Он смотрел на знакомую площадь с дурацкой клумбой посередине, где когда‑то темнел гранитный памятник. Потом перевел взгляд на магазин детской игрушки. Огромная новогодняя елка сияла разноцветными огнями. От Нее к окнам тянулись гигантские гирлянды картонного лапника.

Он надеялся в глубине души, что этого звонка не будет, что там, в Америке, все сорвется. И от Него отстанут. Хотя бы сейчас, когда вообще ничего не понятно, не известно, «не прощупывается», как любил говорить его покойный босс. Сейчас, когда в Кремле все переполошились из‑за болезни «Деда», все было настолько хрупко, неустойчиво, что на что‑то надеяться, на что‑то рассчитывать мог только идиот. Или человек, который стоял вплотную к невидимым нитям, контролировавшим все телодвижения московских марионеток. Валентин Семенович вспомнил, как мудро он поступил тогда, в 1991‑м. Как он тихо отошел в сторонку, дав возможность другим кричать и принимать решения. Он остался в стороне и в октябре 1993‑го. И, как кое‑кто из дальновидных генералов, тоже сказал: «Мы вне политики». Потом ему это припомнили, но, во всяком случае, он не подрубил сук, на котором сидел, не сунул голову в самое пекло. И остался на свободе. Остался жив. А теперь его втянуло в страшный водоворот. Втянуло против его воли, но он был бессилен что‑либо сделать. Теперь оставаться в стороне было никак не возможно. И он отлично понимал, что ситуация тупиковая. Любой расклад ему выходил боком. Если «Дед» оклемается – на что надежда ничтожно мала, – ему припомнят все, и этот звонок из Сан‑Франциско тоже. Валентин Семенович ни секунды не сомневался в том, что у него на линии сидит «слухач». Он и сам был большой дока по этой части и в свое время кому только не понаставил «жучков» – да половине членов Политбюро…

А если «Дед» окочурится и придут эти, ему не простят того, что он, почитай, десять лет верой и правдой прислуживал Нестеренко и его команде. Многие ему, конечно, прислуживали, но в этом доме, на этом этаже он, Валентин Семенович, был единственной опорой старого академика в законе. И его не простят даже при том, что если бы не он, то не улетел бы старик в Америку и не летел бы сейчас рейсом «Эр Франс» из Сан‑Франциско…

Валентин Семенович снял трубку и приложил указательный палец к кнопкам с цифрами. Палец заметно дрожал. Он нажал семь кнопок.

– Алло, я только что получил сигнал… Оттуда… Наш старый знакомый сел в самолет. Все идет по плану. Подарок тоже находится на борту… – Он помолчал, внимательно слушая собеседника. – Да, это должно произойти примерно через час над северной Канадой. Вероятно, будут сообщения… и в прессе тоже… Не за что.

Он положил трубку и задумался.