История экономического анализа преступности - от Мандевиля до наших дней

Понятие и экономика организованной преступности

Те неоинституциональные концепции, которые уже приобрели известность среди отечественных экономистов, - теория общественного выбора и теория прав собственности - изучают влияние правовых норм на развитие легального, официального бизнеса. В отличие от них экономическая теория преступлений и наказаний (economics of crime and punishment) исследует экономическое “подполье" - мир за рамками “общественного договора”, мир, где действуют преступники и борющиеся с ними стражи порядка. Экономический подход к анализу преступной и правоохранительной деятельности в России практически совершенно неизвестен, хотя актуальность этого направления научного поиска для нашей страны гораздо выше, чем для развитых стран Запада, где родилась эта теория.

История экономического анализа преступности - от Мандевиля до наших дней

Предшественник, который не стал основоположником. Хотя преступность есть столь же древнее явление, как и цивилизованное общество, экономический подход к ее изучению стал складываться совсем недавно. До этого при изучении преступности преобладала кажущаяся самоочевидной точка зрения, что преступная деятельность есть отклонение от общепринятой нормы, которое несет обществу лишь ущерб. Экономическая теория преступлений и наказаний возникает там и тогда, где и когда преступность начинает рассматриваться не как отклонение от нормы, а как специфическое ее проявление, как девиация в границах нормы.

Предтечей экономики преступлений и наказаний является английский публицист Бернард Мандевиль, один из второстепенных мыслителей эпохи Просвещения. В 1705 г. вышло первое издание написанной им в стихах “Басни о пчелах, или Пороки частных лиц - блага для общества” [1], которая очень быстро завоевала в глазах современников скандальную известность. Главная мысль этого произведения так же проста, как и неожиданна: преступная (и шире - аморальная) деятельность отдельных индивидов служит благосостоянию общества в целом. Для доказательства этой идеи, которая получила название “парадокса Мандевиля”, автор поставил мысленный эксперимент, используя доказательство от противного. В своей басне он сначала в сатирическом ключе изобразил современное ему общество (“улей”), подчеркивая нечестность купцов, продажность чиновников и т.д.

Однако - удивительное дело! -

Пороком улей был снедаем,

Но в целом он являлся раем.

Когда же осознавшие свои грехи люди (“пчелы”) стали вести нравственный и законопослушный образ жизни, то от былого экономического процветания не осталось и следа. Без честолюбия, без эгоистической жажды наживы рыночное хозяйство в мысленном эксперименте Б. Мандевиля оказалось нежизнеспособным, обреченным на упадок. Автор “Басни о пчелах” приходит, таким образом, к выводу, что преступная жажда наживы и нормальное рыночное хозяйство вырастают, в сущности, из одного корня, а потому искоренение преступности невозможно без подрыва экономики.

Б. Мандевилю не повезло: он высказал свою гениальную догадку о принципиальном единстве преступной и обычной деятельности не вовремя, и потому заслужил от “высоконравственных" современников в основном упреки. Характерна в этом смысле позиция его младшего современника Адама Смита, знаменитого основоположника английской классической политической экономии: как экономист, он в “Богатстве народов" (1776 г.) сформулировал “моральный парадокс” [2], но как философ-этик осудил Мандевиля в “Теории нравственных чувств” (1759 г.), назвав его философско-этическую концепцию “безнравственной”. “Парадокс Мандевиля" на долгое время оказался забыт.

Рождение научной школы. “Второе рождение” экономики преступлений и наказаний произошло в 60-е гг. нынешнего века. Оно связано прежде всего с именем знаменитого американского экономиста Гэри Беккера, который в своем научном творчестве целенаправленно выступает за расширение круга объектов экономического анализа (за что был в 1992 г. удостоен премии им. А. Нобеля по экономике с формулировкой “за расширение области применения микроэкономического анализа к широкому кругу проблем человеческого поведения и взаимодействия, включая поведение вне рыночной сферы”). Помимо трудов по проблемам теории человеческого капитала, экономики семьи, теории общественного выбора из-под его пера вышел ряд фундаментальных исследований, касающихся именно преступной и правоохранительной деятельности. Датой рождения экономики преступлений и наказаний как одного из направлений неоинститционализма можно считать 1968 г., когда была опубликована программная статья Г. Беккера, название которой напоминает знаменитый роман Ф.М. Достоевского, - “Преступление и наказание: экономический подход” [3].

Эта статья как будто открыла плотину: новое направление научного поиска быстро завоевало широкую популярность среди западных экономистов. Достаточно упомянуть, что проблемами экономики преступлений и наказаний занимались в той или иной степени такие корифеи современной экономической теории как М. Фридмен (лауреат премии А. Нобеля по экономике 1976 г.), Д. Стиглер (лауреат 1982 г.), Дж.М. Бьюкенен (лауреат 1986 г.), не говоря уже о многих менее “титулованных" экономистах (В. Ландс, П. Рубин, М. Олсон, Г. Таллок, Л. Туроу, Д. Фридмен и др.). Во многих западных университетах читаются специальные курсы по экономике преступлений и наказаний (или по отдельным ее направлениям) [4]. Таким образом, в наши дни экономика преступлений и наказаний стала одним из приоритетных направлений научного поиска, внимание к которому тем выше, чем сильнее волнуют общество проблемы криминогенности.

Поскольку современная экономическая теория использует в качестве измерителя затрат и выгод исключительно стоимостные (денежные) показатели, то точно так же поступают и криминологи-неоинституционалисты, абстрагируясь, например, от этических оценок, если они никак не влияют на показатели доходов и расходов. Как и при анализе обычной экономической деятельности, экономисты не утверждают, будто все преступники действуют рационально. Чтобы предложенная неоинституционалистами модель рационального преступного поведения была признана корректной, вполне достаточно, если рационально ведет себя (или, по крайней мере, стремится вести) большая часть правонарушителей.

Конечно, экономическая теория преступлений и наказаний развита пока несколько слабее, чем некоторые другие направления неоинституционализма (как, например, теория прав собственности и экономика права). Сами экономисты-криминологи отмечают заметный “зазор” между экономической теорией и криминологической практикой. Развитие теории осложняется, в частности, тем, что отсутствует достоверная информация о многих конкретных экономико-криминологических показателях: занятые повседневной рутиной криминологи не замечают важных долгосрочных тенденций, а лишенные конкретной информации экономисты вынуждены ограничиваться общими моделями высокой степени абстрактности. Прочный творческий союз экономистов и криминологов формируется на наших глазах, но уже созревшие плоды этого формирующегося союза довольно многообещающи.