Глава 3 Уединенный уголок

Ленч был изумительный. Райс Уильямс оправдал доверие. Тони Таттертон превратил обычную трапезу в Целое мероприятие. Столовая заполнилась слугами, которые вырастали будто из-под земли. Я ощутила атмосферу дорогого и изысканного ресторана.

Стол был сервирован уникальным фарфором, который, как пояснил Тони, достался в наследство от деда. Мы заняли только один угол стола: я и Трой сидели слева от хозяина, мама справа. У каждого прибора стоял бокал, даже у Троя. Тони подмигнул мне, наливая ему символическую каплю вина. Мальчик между тем держался по-взрослому. Видно было, что он привык к такому порядку. Брат был для него примером во всем. Так же, как он, Трой брал салфетку, небрежно бросал ее на колени, поднимал бокал и непринужденно откидывался на спинку стула.

Всю середину стола занимала хрустальная ваза для фруктов, где каждый плод был изукрашен причудливой «резьбой». Подавали вкуснейший салат из неведомых мне ингредиентов, некоторые даже напоминали лепестки свежих роз; королевские креветки на «подушке» из пряного риса, а на десерт Райс Уильямс приготовил персики в сиропе. Каждое блюдо было шедевром. Я объелась. Спасти меня могла только прогулка по берегу.

– Ли, а почему бы вам с Троем не подождать меня на улице? Я выйду через пару минут. Нам нужно только кое-что обсудить с твоей мамой, перед тем как она продолжит роспись, – сказал Тони.

– Идем, Ли!

Трой выскочил из-за стола. Я посмотрела на маму. Она сидела, изящно опершись подбородком на сцепленные руки. На лице ее мелькала тень довольной улыбки. Среди всей этой красоты она выглядит как настоящая сказочная королева, подумала я.

– Мне еще надо переодеться, – тихо промолвила она.

Я догнала Троя у дверей.

– Куда ты бежишь, Трой?

А он уже мчался к ближайшим зарослям кустарника, из гущи которого вскоре извлек маленькое ведерко и совок.

– Оставил вчера, когда помогал Борису, – пояснил он деловито. – На берегу пригодится.

– О да, конечно.

– Ну, пошли. Тони догонит.

– Пожалуй, надо его подождать.

– Опять ждать, ждать, ждать! – проворчал малыш, насупился и бухнулся прямо на траву, скрестив на груди тонкие ручки.

– Я думаю, он скоро выйдет, – попыталась я утешить его.

– Он вообще не выйдет, если твоя мама собирается рисовать, – выпалил Трой.

Странные вещи он говорит, удивилась я. Не стоял же Тони у мамы за спиной все время, пока она расписывала салон! У него самого столько дел, да и мама не выносит, когда за ее работой наблюдают.

Трой вдруг с подозрением прищурился.

– А где твой папа? – спросил он. – Он что, тоже умер и ангелы унесли его на небо?

– Нет, что ты! Он работает. Я хотела, чтобы сегодня он приехал с нами, но папа не смог, – объяснила я.

Но Трой продолжал смотреть на меня с пытливым любопытством. Вдруг он заметил движение у дома.

– Э-эй! – издали прокричал нам Тони. – Пошли!

Трой вскочил и тут же помчался вперед.

– Ты часто бываешь на берегу океана. Ли? – поинтересовался Тони, когда мы ступили на тропинку.

– Я довольно часто бываю на папиных причалах. К тому же несколько раз мы ходили в плавание.

Неожиданно для себя я жутко разнервничалась без мамы. Я боялась сделать или сказать что-нибудь не то и огорчить ее. А Тони, как всегда, был спокоен и уверен в себе. Еще бы, с таким богатством, с таким процветающим бизнесом ему приходится держать марку. Мне, конечно, до этого далеко, несмотря на большой опыт общения с людьми, которого я набиралась, благодаря папе, во время круизов и экскурсий.

– Действительно! Зачем же я спрашиваю. Ну а летом тебе приходилось бывать на море?

– Почти нет. Мама не очень любит пляж. Она не выносит песок, который всюду набивается. Зато у моей подружки, Мишель Элмстед, есть бассейн. Там мы купаемся.

– Понятно. – Тони кивнул.

Трой бежал впереди, деловито размахивая ведерком.

– Он такой милый, – сказала я.

– Да, – печально отозвался Тони. – Однако ему досталось в жизни. В младенчестве он ужасно болел. Временами мы думали, что потеряем его.

– О Боже! А что случилось с…

– С нашими родителями? Мать умерла всего через полтора года после рождения Троя. Она страдала неизлечимой болезнью крови. Отец скончался год назад. Инфаркт. – Глаза мужчины из небесно-голубых стали прозрачно-ледяными. Он вспомнил трагедию. – Это случилось в лабиринте.

– В лабиринте! – ахнула я.

– Да, и, к сожалению, тогда рядом с ним был Трой.

– Нет-нет! – вскрикнула я.

– Они шли сквозь лабиринт, к дальнему выходу. Там у нас хижина. Никто в ней не живет. Она такая причудливая, своеобразная, что мы сохраняем ее. А Трой думает, что это «заколдованное место» из детских сказок. Знаешь, он ведь научился читать уже в два с половиной года. Его няня, миссис Хэбершем, очаровательная пожилая женщина, часами занималась с ним чтением. Трой для своего возраста слишком развит. И такой яркий ум!

– Должно быть, он страшно переживал, когда это случилось. Да еще в лабиринте. Как он все перенес?

– Удивительно, но в панику он не впал. Другой ребенок сидел бы около упавшего отца, рыдал, кричал, пока его не обнаружили бы. Но Трой сразу сообразил, что с папой случилась беда, и побежал за помощью. Выход из лабиринта нашел самостоятельно. Я до сих пор помню его крик, с которым он ворвался в дом… Мы помчались к отцу, но было уже поздно.

– Какое несчастье. Простите меня, – пробормотала я, с ужасом представив кончину своего отца.

– Мальчику сейчас приходится несладко. Даже самая опытная и заботливая няня не в состоянии заменить мать. И как бы я ни лез из кожи, утрату отца не смогу восполнить и посвящать ему столько времени, сколько нужно.

– А миссис Хэбершем до сих пор с вами?

– Нет, она нездорова. Ей пришлось вернуться на родину, в Лондон. Сейчас у нас работает миссис Хэстингс – няня, гувернантка и учительница в одном лице. Теперь вот сюда, на пригорок, – сказал Тони. – Трой, наверное, уже на берегу.

Преодолев маленький склон, мы увидели океан. Какое чудо: делаешь один шаг – и перед тобой Атлантика! Трой уже сосредоточенно копался в песке. Пляж довольно однообразной полосой тянулся вправо и влево.

– Это все ваши владения? – воскликнула я.

– Да. Чуть подальше есть небольшая бухта. Воистину самый уединенный уголок на свете. Я люблю приходить туда, когда хочу побыть наедине с собой.

– Здорово!

– Ну что, нравится тебе здесь, Ли? – спросил Тони, обжигая меня пристальным взглядом.

– Очень нравится.

– Я рад, – промолвил он и улыбнулся. В глазах его было столько искреннего тепла, что я содрогнулась. Сколько же ему лет? Он иногда такой многословный, церемонный, умудренный жизнью, а иногда – просто мальчишка-старшеклассник.

– Это удивительное место, наш Фарти, – произнес Тони. – В семь лет отец отправил меня в Англию, в Итон, ибо считал, что традиционное английское образование дисциплинирует человека. Он был прав – Итон дал мне многое. Но как же я мечтал вернуться в Фартинггейл. – Он прикрыл глаза и глухо продолжал: – Едва начиналась тоска по дому – а случалось это очень часто, – я закрывал вот так глаза и представлял, что вдыхаю горьковато-пряный аромат хвои, ощущаю соленый вкус моря, чувствую прохладную утреннюю дымку на лице, влагу на волосах… Домой хотелось жутко, до слез, до боли.

Я слушала его затаив дыхание. Никогда я не встречала человека, который бы так вдохновенно говорил о своем доме. Тони Таттертон способен на глубокую и сильную страсть, поняла я, и меня пробрала дрожь. Тони открыл глаза внезапно, будто его шлепнули по щеке.

– Это огромная ответственность – содержать такое поместье и одновременно вести бизнес, который так стремительно растет. И все на одних плечах. Плюс маленький ребенок.

– Молодой справится, – выпалила я и тут же прикусила язык.

Тони засмеялся.

– А сколько же мне, по-твоему?

– Не знаю… Лет двадцать?

– Двадцать три.

Двадцать три, мысленно ахнула я. Мама чуть ли не в два раза старше его, а кажется почти ровесницей.

– Пойдем прогуляемся вдоль берега, послушаем шум океанского прибоя. Домой еще рано, а то помешаем нашей художнице. Ты же знаешь, какой это народ – ранимый, непостоянный, – сказал он и засмеялся.

Время пролетело незаметно. Тони поделился своими планами относительно расширения производства, расспросил меня о школе, о друзьях, о жизни в Бостоне. Потом мы с Троем искали в песке ракушки, а Тони лежал на песке, закрыв глаза и положив руки под голову.

Когда мы вернулись в дом, мама уже умылась и переоделась. А на потолке сияли красотой «новенькие» купола воздушного замка.

– Работы осталось примерно на день, – сообщила она. – А сейчас нам пора. Хочу засветло вернуться в Бостон.

Трой понуро опустил голову.

– Ли приедет снова. Не принято так вести себя с гостями, – наставительно проговорил Тони, обращаясь к мальчику, который со слезами на глазах глядел на меня. – Надо поблагодарить гостей за визит и пожелать им счастливого пути.

– Спасибо. Счастливого пути, – послушно повторил малыш.

– И тебе спасибо, Трой, – ласково отозвалась я.

– Майлс сейчас подгонит машину, – сказал Тони.

– Может, мы сами пройдемся, – предложила я Трою, но он лишь печально покачал головой.

Прощаясь, я наклонилась к нему и поцеловала в щеку. Он тронул щеку рукой, будто удерживая поцелуй, потом неловко клюнул меня в лицо, резко повернулся и побежал к дому. Куртис предупредительно распахнул двери, но малыш, помедлив на пороге, снова оглянулся на нас.

Тони и мама тихо беседовали у машины. Потом мама села за руль.

– Всего хорошего, Ли, – произнес Тони. Казалось, он видит меня насквозь и даже читает мои мысли. – Надеюсь, тебе понравился наш Фарти и ты еще вернешься сюда.

Я отвернулась, уповая на то, что мама не заметит этого.

– До свидания, и еще раз спасибо за кулон, – пробормотала я, глядя в сторону.

– Это было мне только в удовольствие.

Он отступил назад. Машина тронулась. Обернувшись, я увидела, что Трой машет рукой, по-прежнему стоя в дверях. На глаза навернулись слезы.

Мы проехали по тенистой дороге через лесопарк, миновали причудливые ворота и… сказка кончилась. Мы покинули королевство чудес и радости, где счастье и покой живут рядом с тайнами и печалью. Створки ворот закрылись, как закрываются страницы волшебной книги.

– Замечательный человек Тони, правда? – спросила мама, когда мы выезжали на шоссе. – И как мило с его стороны, что он вспомнил о твоем дне рождения, да еще и подарок преподнес! А ведь я только вскользь говорила, что приближается твое двенадцатилетие. Совершенно не предполагала, что он решит приобрести для тебя что-нибудь!

– Да, это очень приятно, – сказала я, а про себя добавила, что это еще и необычно: малознакомый мужчина, как бы ни был он богат, дарит девочке-подростку дорогие украшения…

– Ну, неплохо мы прогулялись в Фартинггейле? Правда, все оказалось так, как я обещала? – продолжала оживленно расспрашивать мама.

– О да! А Трой такой милый, верно?

– Милый-то милый, но Тони портит его. Ему предстоит еще немало трудностей с этим милым ребенком.

Меня поразило, как строго, даже жестко произнесла мама эти слова.

– Тони жалеет его. Ведь он совсем крошкой остался без родителей. Наверное, дело в этом. – Я ждала ее ответа, но она молчала. И вдруг рассмеялась:

– Тони уверяет, что мы скорее похожи на сестер, чем на мать и дочь. Все потому, что я так тщательно ухаживаю за кожей. Я употребляю много жидкости, не ем жирного, сладкого, жареного, всегда встаю из-за стола с легким чувством голода. Никогда не наедайся до отвала, Ли. Это неженственно и некрасиво, я уж не говорю о последствиях для фигуры.

– Я знаю, мама, ты говорила.

– И повторю. Посмотри на меня. Разве я не доказательство того, что это правильно?

Она покрутилась, сидя за рулем, будто перед зеркалом.

– Конечно, мама.

– У кого из твоих подруг мама выглядит так, как я? – требовательно спросила она.

– Ни у кого.

Уже не в первый раз у нас с ней возникал подобный разговор. Я не понимала, почему должна неустанно твердить, как она молода и красива.

– Я вообще не намерена терять молодость, – решительно заявила она.

– Но ты же не можешь сохранить возраст, правда?

– Я не могу остановить годы, но в состоянии задержать внешнее старение, – похвасталась мать. – Ну-ка, сколько лет ты мне дашь? Скажи!

– Да я и так знаю, сколько тебе лет, мама. Когда мы сегодня говорили с Тони…

– Что?! Но ты не сказала ему мой возраст? – встрепенулась она, обжигая меня взглядом, в котором был ужас. – Не сказала? – повысила она голос.

– Нет. Просто он сказал, сколько ему лет.

– Хорошо. Вот это хорошо, – отозвалась мама с нескрываемым облегчением. – Он же думает, что мне всего двадцать восемь.

– Двадцать восемь! Мама, но мне-то двенадцать! Тони это известно. Получается, что ты родила меня в шестнадцать!

– Ну и что? – пожала она плечами. – На Юге, особенно в Техасе, это случается сплошь и рядом. Девушки очень рано выходят замуж. Я знаю нескольких, которые в твоем возрасте уже имели детей!

– Не может быть! – изумилась я и попыталась представить себя замужней. Какая серьезная ответственность – иметь мужа, не говоря уж о том, чтобы иметь еще и детей, то есть полноценную семью. Что же будет представлять из себя мой муж, начала размышлять я, каким он будет? Конечно, я и раньше предавалась романтическим фантазиям, но никогда не задумывалась о конкретной жизни с конкретным человеком. Естественно, мне хотелось, чтобы мой муж был таким же любящим и заботливым, как папа. Но я бы не хотела, чтобы мужу приходилось так изнурительно работать, как моему отцу. Если бы мы жили небогато, я бы не стала постоянно требовать подарков, как это делает мама. Но будь у нас много денег, я бы все делала, как она!

Мой муж должен быть жизнерадостным и одновременно утонченным, вроде Тони Таттертона, и непременно таким же красивым. Хотелось бы, чтобы он любил детей, как люблю всех малышей я. И не обязательно ему быть кинозвездой или важным предпринимателем! Главное, он будет любить меня больше жизни.

А я? Буду ли любить его я так, как подобает жене любить мужа? Способна ли я вообще на большое чувство? Эти мысли еще не занимали меня. Пока я училась в школе и собиралась поступить в колледж. Моей мечтой было стать учительницей. День, проведенный с Троем, подтвердил эти намерения. Я обожала маленьких детей, их любознательность и непосредственность. А сколько неожиданных, даже каверзных вопросов они задают! Дети – самые удивительные создания на свете!

– Я долго не выйду замуж, – объявила я.

– Как это? Почему? – вскинулась мама, будто я, по меньшей мере, сообщила, что хочу быть безбожницей.

– Потому что думаю об учебе в колледже. Я собираюсь стать школьной учительницей, – отважно сказала я.

Огорчение на мамином лице не только не исчезло, как я надеялась, но даже усугубилось.

– Ты говоришь глупости, Ли. Ты же знаешь, кто идет в учительницы – старые девы или бесцветные дурнушки вроде моих сестриц. Разве можно представить в роли учительницы такую женщину, как я? Нет, конечно! Большей несправедливости и придумать невозможно. И к тебе это относится, потому что ты обещаешь стать настоящей красавицей. Твой дебют уже близко. Ты закончишь одно из престижных учебных заведений и встретишь богатого молодого аристократа, и начнется новая жизнь, например, в усадьбе, подобной Фартинггейлу. По правилам, и мне надлежит жить в таких местах, – со зловещими нотками в голосе закончила она.

– Но, мама, я люблю возиться с детьми. Мне было так хорошо сегодня с Троем.

– Любить детей – это одно дело. Я тоже люблю детей… особенно когда есть условия для этого – время, просторный дом, деньги. И совсем другое дело жертвовать своей личной жизнью ради возни с ними, прозябать в пыльных школьных стенах, где невозможно встретить достойного человека из приличного общества, – бр-р-р! – Мама содрогнулась, качая головой, будто ей предлагали работу в шахте. – Маленькие дети беспрестанно болеют. Они кашляют и чихают на тебя. Поэтому все школьные учителя всегда такие бледные и анемичные.

Я лихорадочно начала вспоминать учителей из своей школы. Они не казались мне ни болезненными, ни бледными. Миссис Уилсон, например, была красивая молодая женщина с длинными каштановыми волосами и веселыми зелеными глазами. Мне так нравилась ее лучезарная улыбка! Она имела спокойный нрав, никогда не срывалась, даже если мальчишки хулиганили на уроках.

– Выброси из головы этот вздор. Ты хочешь учиться музыке, живописи. Ты хочешь много путешествовать. Дальше ты, пожалуй, захочешь выучиться на инженера-кораблестроителя.

– Вообще-то у меня была мечта стать первой женщиной-капитаном, – призналась я. – Я даже папе сказала.

– Да? И что же ответил на это твой папочка?

– Он сказал, что такое вполне может случиться. Если есть теперь женщины-врачи, женщины-адвокаты, то почему не может быть женщины-капитана?

– Это в его стиле – поощрять подобный вздор. Он бы еще подбодрил тебя тем, что скоро появятся женщины-электрики, женщины-слесари, женщины-монтеры и так далее. Как они будут называться – электрички, слесарки? – Мама засмеялась, не дожидаясь моего ответа. – Честное слово, Ли, придется тебя как можно скорее удалить от стапелей и причалов и определить в достойную женскую школу. В конце концов, это вредно для здоровья – вечно вертеться в отцовской конторе или, не дай Бог, в машинном отделении, где полно грязных, потных, грубых мужиков. Посмотри, разве я веду себя так? Когда я последний раз переступала порог его норы? Что-то не припомню! А теперь давай поговорим о том, что скоро нас ждет прием по поводу открытия нового Карибского маршрута. Кстати, Тони Таттертона я уже пригласила.

– Как? Правда?

– Конечно. И собираюсь послать приглашения некоторым его влиятельным и состоятельным друзьям. Но прежде мне надо все хорошенько обдумать. Если за это возьмется твой папочка, у нас получится не шикарный прием, а поминки.

И до самого дома мама молчала, очевидно, мысленно проигрывая все мероприятие в подробностях.

А я думала над услышанным от нее и приходила к выводу, что согласна с мамой далеко не во всем. Может, она зря осуждает меня за то, что я не питаю страсти к тому, что дорого ей? Время покажет. И, судя по тому, как быстро я из ребенка превращалась в девушку, картина моего будущего прояснится очень скоро.

Торжественный прием по случаю отплытия решено было проводить на борту лайнера. Мама добилась от отца, чтобы на карибский маршрут он выделил новое, самое шикарное судно. Отец долго сопротивлялся, потому что это сказалось бы на ожидаемой прибыли. Корабль был слишком велик для круиза, требовал многочисленной команды, средств на содержание и так далее. Но мама настояла на своем.

– Учись вести дела широко, Клив, – назидательно говорила она. – В наше время важно произвести впечатление, ошарашить публику, а не трястись над каждой монетой. На приеме будет пресса, приглашены такие гости… Ты же показывал мне список. Твои траты восполнятся сторицей.

Папа сдался. Судно «Джиллиан» получило ход. Мама ежедневно отправлялась проведать «тезку»: она следила за подготовкой приемного зала, отрабатывала развлекательную программу, меню, проверяла все до мелочей. Список гостей впечатлял: приглашены были лучшие люди, в том числе те, кто не собирался ехать в круиз.

Чуть ли не в последний день маме пришла в голову потрясающая идея – пригласить на борт популярный эстрадный оркестр, который собирался на первые гастроли в Нью-Йорк и уже имел успех у критики и публики. Наша «Джиллиан» доставит музыкантов в Нью-Йорк, а они будут играть на приеме свои хиты!

Эта новость сразу попала на страницы газет и журналов. Пресса устроила нам блестящую рекламу.

Мы с мамой ходили в типографию, где печатались наши буклеты и приглашения, дизайн которых мама разработала сама. На обложке была изображена элегантная пара, стоящая на палубе и смотрящая в бархатную даль ночного океана. От этой картины веяло тропическим теплом и романтическим духом. Открыв первую страницу, клиент видел фрагмент рекламной публикации:

«ЗАВТРА… 1500 МИЛЬ ПО МОРЮ…

Каждый день круиза принесет вам новые открытия… Роскошь и комфорт обеспечивает ван Ворин… Завтрак в постели… прогулки, игры на палубах… танцы… развлечения… Время для настоящего отдыха… Время для размышлений… Наберитесь сил – и ваш бизнес расцветет.

Медовый месяц или десятилетие свадьбы проводите вы на борту, но вы получите прекрасный импульс на будущее: безмятежное море, синее небо – и наша «Джиллиан»!

СЧАСТЛИВОГО ПЛАВАНИЯ!»

На небольшой пригласительной карточке значилось: