День рождения

Вам не хорошо — не плохо, не холодно — не жарко, потому что вы все, суки обторченные, давно уже сдохли и попали в рай...

Ian Schrager, владелец клуба «Studio 54», весна 1978

Остановив такси у «Кропоткинской», подбираю девушек, и мы подъезжаем к нужному нам дому на Остоженке. Находим второй подъезд, я набираю «18» на домофоне. После трех сигналов вызова пищит зуммер, и дверь открывается.

— А хозяевам что, неинтересно, кто к ним пришел? — спрашивает Катя.

— Да, действительно! — вторит ее подружка.

— Просто хозяева — очень гостеприимные люди, — улыбаюсь я. — Двери их дома всегда открыты!

Мы проходим мимо охраны, я называю фамилию владельца квартиры, и охранник с ухмылкой кивает. Перед тем как войти в лифт, Катя глядит на меня испуганно и спрашивает:

— Андрюш, а там безопасно?

— Что? — сначала я даже не врубаюсь в суть вопроса. — А! Да, конечно. Как в центральном офисе «Газпрома».

Видимо, удовлетворившись ответом, девушки робко входят в лифт.

На третьем этаже я звоню в дверь восемнадцатой квартиры. Один раз. Два. Три. Четыре звонка. Девушки перешептываются, косясь на меня.

— Музыка громко играет,— пытаюсь отшутиться я. — Не слышат.

Пятый звонок. Шестой. Седьмой. Я начинаю раздражаться. Достаю мобильник, чтобы набратьЛеху, но в этот момент дверь распахивается. На пороге стоит хозяин квартиры и сверлит меня остекленевшим взглядом. Из глубины апартаментов ухает Mattafix — «Big city life»:

Big city life

Me try fi get by,

Pressure nah, ease up no matter how hard me try

Big city life.

Here my heart have no base

And right now Babylon de pon me case.

— Мы на вечеринку, посвященную дню рождения Рыбалко,— официальным голосом говорю я.— Есть здесь такие?

— Есть, есть. Да далеко лезть, — смеется он.

— С днем рождения, — говорю я и представляю девушек. — Знакомься: это Катя, это Маша. Алексей, именинник.

— Очень приятно, — хором говорят они.

— Взаимно, — кивает Леха. Мы заходим в квартиру.

— Девушки, нам вперед, в гостиную. Первое время _от меня не отходите, квартира большая, двухэтажная, плохо спланированная. Можно заблудиться, — говорит ₀н скороговоркой. — Зато четыре туалета. Это очень удобно. А вы где учитесь? На втором в основном спаль-_нИ — не слыша ответа, продолжает он. — На первом — кухня, гостиная и еще какие-то комнаты. В половине я и сам не был. — Он чарующе улыбается. — Живу за городом в основном.Здесь тусую.

— Это удобно, — тут же делает на него стойку Маша. — Гостям ехать недалеко.

— Гостям как раз далеко,— гримасничает Леха. — Тут же почти все дачники. Селяне. Рублевские, одним словом...

— А-а-а, — кивает Маша, будто для нее подобные квартиры — обычное дело.

Мы заходим в огромную гостиную. Все пространство вдоль двух стен занимает коричневый угловой диван, на котором расположились гости, кто полулежа, кто полусидя. Человек восемь. Еще несколько человек сидят на полу, на больших квадратных кожаных подушках. Стереосистема затапливает гостиную киловаттами звука. На экране телевизора, стоящего в нише напротив дивана, транслируется фильм про животных. Видимо, «Discovery». В гостиной два огромных, в пол, французских окна. У одного из окон стоит длинный алюминиевый ^стол, уставленный закусками и выпивкой. У другого — Диджейский пульт с вертушками для компакт-дисков.

— Граждане отдыхающие! — повышает голос Леха, пытаясь перекричать музыку. — У нас пополнение. Маша, Даша и Андрюша! Практически готовые герои телесериала!

Некоторые из сидящих на диване приветственно машут руками, некоторые представляются в ответ. Большинство даже не оборачивается в нашу сторону.

— Катя, — робко подает голос моя студентка.

— Что? — переспрашивает Леха.

— Катя, а не Даша.

— Конечно, Катя, а я как сказал? — Леха потирает переносицу.

— Вы сказали — Даша. Маша, Даша и Андрюша.

— Да?! Странно! Ну, не будем ссориться по мелочам, правильно? — Он картинно протягивает руку Кате. — Если тебе нравится, можешь называть меня Сигизмунд. Или еще как-нибудь. Если тебе нравится.

— Я буду называть вас по имени, можно? — злится Катя. — И вы меня тоже, окей?

— Окей! — соглашается Леха. — Какая она у тебя строгая, Дрончик!

— Да уж, это тебе не нефтетрейдерство. Тут серьезные расклады,— смеюсь я. Маша смеется вместе со мной. Катя вспыхивает.

— Ну, девушки, располагайтесь, угощайтесь, будут обижать — звоните 911 или на мой сотовый, а мы с вашим спутником вернемся через минуту. —Леха картинно кланяется, обнимает меня за плечо, выводит из гостиной и заговорщицки шепчет: — Мы сейчас на кухню сходим, по жирной. А?

— Ага, — киваю я. — Слушай, Лех, спасибо тебе за десятку. Я тебе верну до конца недели. Очень ты меня выручил!

— Говно вопрос, брат! — улыбается он. — Я тя прошу, давай без базаров о деньгах.

— Слушай, я вот еще чего спросить хотел. А что это за аббревиатура на твоем пригласительном? «МБХ» — это чо, типа пати, посвященное Ходору?

— Нет, это значит малобюджетная хуйня. Для знающих — значит, на вечеринке никаких там салютов, частной перевозки гостей на «джете» в Монако и прочих понтов.

— Для тех, кто в теме. В дней пене, ночью в третьей смене — кого не увидишь никогда на измене, — с ходу импровизирую я, развожу в стороны мизинцы и указательные пальцы, затем скрещиваю указательные так, чтобы получилась буква «W». — Вест-Кост Лигалайз Бразерс ин да хауз.

— Да-да. Что-то типа того,— кивает Леха, изображая озабоченность. — Западное Дегунино Стайл!

На кухне, сияющей блеском стиля хай-тек, первым, что бросается в глаза, оказывается длинная барная стойка красного цвета, вокруг которой стоя курят несколько человек. Два практически одинаковых парня в чем-то рвано-джинсовом обсуждают, кажется, новинки автоиндустрии. За ними,прислонившись спиной к подоконнику, девушка в коротком розовом платье и высоких розовых сапогах. Молнии на сапогах почему-то расстегнуты, что рождает в моей голове два вопроса: у нее устали ноги (давно здесь?), или это последняя модная тенденция (неужели я что-то пропустил?). На голове у девушки большие диджейские наушники, а на поясе — i-Pod. Она качает головой в такт музыке и довольно громко подпевает. Хотя на кухне играет Mika, очевидно, девушка слушает другую мелодию. Вероятно, не особенно-то она доверяет музыкальным вкусам хозяина, раз приперлась со своим музыкальным центром. С другой стороны, возможно, в наушниках ничего и не играет, потому как глаза у девушки совершенно стеклянные, что говорит о том состоянии, когда музыка рождается непосредственно в голове индивидуума. Налицо технический прогресс XXI века: много легких наркотиков, и никаких проводов. «Drug Stereo: Play your own music!!!» — приходит мне в голову отличный слоган. Надо будет продать дилерам, которые барыжат МДМА.

У другой стороны стойки стоит Влад из журнала «Афиша», сутенер Сережа и дилер Стае. Я по очереди здороваюсь со всеми, подхожу к девушке представиться, и в ответ на мое «Андрей», она смотрит куда-то сквозь меня и говорит: «На стойке». Я переспрашиваю ее, и, понимая, что добиться вразумительного ответа не удастся, оборачиваюсь и смотрю на стойку. Во всю длину столешницы, ровными, как из азбуки, буквами выведено:

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!

И, в общем-то, ничего примечательного эта надпись из себя не представляет, если не принимать во внимание то, что от двух последних букв остались только контуры, а сама здравица написана... кокаином...

Леха, заметив мои округлившиеся глаза, подходит ко мне, кладет руку на плечо и запросто, словно речь идет о новом телевизоре, спрашивает:

— Нравится, Андрюх?

— Ну да...— выдавливаю я. — Ничего так у вас... чистенько. Аккуратненько. И кто автор полотна?

— Да вот, друзья постарались, оформители, — смеется Леха.

— У них хорошо получается, — продолжаю я. — Им бы буквари издавать или детские учебники орфографии и грамматики.

Леха заливисто хохочет. За ним начинают гоготать Влад и Сережа. Два джинсовых парня, услышав смех юбиляра, прерывают свои «майбахо-поршевые» темы и так же подобострастно смеются, поднимая бокалы. Только девушка продолжает подпевать и пританцовывать. Мне становится прикольно оттого, что моя шутка вызвала дружный смех коллектива, а главное — понравилась Лехе. Чтобы закрепить статус героя вечеринки и друга олигарха, развиваю тему:

— Интересно, где на такое учат? Отчего у некоторых такие таланты? Врожденное?

— «Отчего, сынок? Да оттого, что я жизнь учил не по учебникам, — поет в ответ Леха, — просто я работаю... Там-парам-парам-парам-пам. Просто я работаю волше-е-е-е-бни-ко-ом». Была такая песня в моем детстве, ты не помнишь, молодой еще.

— Типа рэп? — пытаюсь сострить я.

— Типа диско, — спокойно отвечает он. Затем делает сниф, передает мне свернутую трубочкой банкноту, смотрит на меня несколько усталым, но вместе с тем удивительно добрым взглядом и этак запросто говорит полувопросительно:

— Уберешь буковку?

В этот момент между нами идет обмен эмоциями. Мы оба настраиваемся на волну доверия друг к другу и бесконечного радушия. И я понимаю, что в этой волшебной атмосфере, принимая из его рук банкноту, мне, типа, нужно чего-то сказать в ответ. В голове вихрем проносятся варианты. От простого «С днем рождения» До усложненных «За процветание нефтяной отрасли», или «Молодое поколение готово принять эстафету у старших товарищей». Наконец, когда я почти уже собрался удачно сострить «Дай дорогу молодым», девушка у окна внезапно поднимает правую руку вверх, изгибает спину в очередной танцевальной позе, и с криком «she's a superstar» падает лицом вниз, как срубленная сосна. Внимание аудитории переключается на нее.

— Сногсшибательный звук! — только и остается мне выговорить. И сделать сниф.

— Круто...— говорит сутенер Сережа.

Еще пару секунд все рассматривают лежащую на полу, затем снова возвращаются к своим беседам. Кухонное пространство наполняется словами «Майбах», «выбрали всю российскую квоту», «переработка», «сырец», «сардиния», «телочки из Ростова», «форум в Лондоне» и «перелетели "джетом"».

— Пойду я к гостям, — вполголоса произносит Леха и выходит из кухни.

Я, Сережа и Влад следуем за ним. В коридоре я оборачиваюсь и вижу, как один из джинсовых парней переступает через лежащую девушку, чтобы налить себе воды из стоящего у подоконника аппарата. «Все-таки на кухне нужно побольше пространства», — отмечаю я про себя. Еще мне кажется, что трек «she's a superstar» играла на каком-то из фестивалей «Fortedance» симпатичная английская диджейка Lottie. «Дай дорогу молодым» я решаю запомнить, чтобы потом продать какому-нибудь клубу в качестве промо-слогана.

— Лех, а где у тебя тут туалет? — интересуюсь я.

— Зачем? Там же на кухне есть,— не понимает Леха.

— Туалет. В хорошем смысле этого слова, — повторяю я.

— А! — хлопает себя по лбу Леха. — До конца, потом за угол. В него и упрешься.

Я прохожу по коридору мимо комнаты с арочным входом. Из нее слышится «Lift me up» Moby и чей-то подпевающий голос. Стараясь не мешать уединившимся там людям, проскальзываю мимо, поворачиваю за угол и вижу дверь огромного совмещенного санузла.

Вернувшись в гостиную, я застаю Катю и Машу с бокалами шампанского в руках в окружении трех возрастных кексов и тюнингованной блондинки, которой хорошо за сорок. Один из кексов похож на Марата Сафина в пятьдесят три года (плюс живот, минус цепочки на шее и густые волосы). «Теннисист» что-то рассказывает, сопровождая свой прогон уморительной мимикой. Окружающие периодически разражаются взрывами хохота. Катя также подхихикивает и прикладывается к бокалу — видимо, уже освоилась.

— Ну как вы тут, девушки? — говорю я, ввинчиваясь в ряды хохотунов. — Привет всем, я — Андрей!

— Ринат,— протягивает мне руку «теннисист»,— очень приятно!

«Практически Марат», —думаю я. У Рината приятный бархатный голос и немного влажная ладонь.

— Лера! — подставляет мне щеку для поцелуя «возрастная». — А вы тот самый знаток ночной жизни? Молодой гений, как вас описывает Алешка? Взяли бы меня как-нибудь покататься!

«Спасибо, я не ебу животных», — я целую ее в щеку.

— Непременно возьмем. А то мы как школьники, вдвоем катаемся.

— Да, действительно, — продолжает она, но ее перебивает мужик, стоящий рядом с Ринатом:

— Виктор,— представляется он, поправляя очки.

Отдаленно он напоминает Вуди Алена. Очень отдаленно.

Третий, накачанный лысый тип с мясистым носом и пронзительным, колючим взглядом, руки не протягивает.

— Антон, — говорит он, чуть разжимая губы, и кивает.

«Тоже мне, индюк», — киваю я ответно.

— А что дальше было? — встревает Маша. — Вы занимались нефтью, а вы — лесом. Или наоборот? Впрочем, это не имеет значения. Что-то вы меня запутали совсем. — Она прыскает со смеху.

«Не торопись, тебя еще не запутали», — ухмыляюсь я.

Маша удивительно быстро накидалась. Или в закосе под бухую? Какие стремительные теперь студентки!

— Я тогда только начал заниматься нефтью, — продолжает Ринат, — а Витя приехал ко мне в офис контракт оформлять. Была зима, а он в белом костюме. Ну чистый курортник. Только шляпы не хватало.

Все снова смеются.

— Пойдем покурим? — предлагаю я Кате на ухо.

— А здесь нельзя? — Катя поднимает на меня удивленные глаза.

— Здесь и так накурено, и потом, тут не поговоришь, все галдят. — Я делаю повторный заход. — Заодно дом посмотрим!

— Подожди, сейчас Ринат закончит, он так интересно рассказывает, — отвечает она шепотом. — И потом, Леша сказал, что вы с ним сейчас играть будете.

— Играть? На чем? — не врубаюсь я. — На пустых стаканах?

— Почему? На вертушках,— уверенно говорит

Катя.

— А-а-а... только и остается...

— Шепчетесь, — подходит к нам сзади Леха. — Чего-то тебя долго не было. На кухню ходил?

— Не-а. В туалет.

— Ясно. Тогда пошли покурим, а потом поиграем? — предлагаетЛеха.

— Пошли! — Я поворачиваюсь к Кате: — Я сейчас вернусь.

— Ага, — кивает она.

Выходя из комнаты, я замечаю появление новых действующих лиц. На кухне уже нет девушки в розовом, джинсовых парней и Влада, зато присутствуют мои старые знакомые, промоутеры Игорь и Костя:

— Сто лет тебя не видел, чувачок, — обнимается со мной Игорь.

— Жора, где ты был? — хлопает меня по плечу Костя.

— Менты прихватили, я все слил! — смеюсь я. — А вы давно здесь?

— Да уже часа два, — отвечают они хором.

— А чего я вас не видел, хотя уже полчаса как приехал? — недоверчиво спрашиваю я. — Может, вы, чу-вачки, потерялись во времени?

— Лех, скажи, что мы давно здесь, чего он тупит! — призывает Костя.

— Они на втором этаже чего-то жрали, — меланхолично замечает Леха.

— А вам кухни мало? — Я обвожу рукой барную стойку. — Или западло со шведского стола?

— Мы не по этой теме. Мы потом в «Гауди» поедем, на танцульки,— поясняет Игорь.— «Хочешь, я отдам весь "Первый", для тебя отдам весь "Первый" я», — пародирует он Земфиру.

Я внимательно оглядываю этих пациентов — почти одинаковые ядовито-зеленые спортивные костюмы, кроссовки на липучках, Игорь в плотно связанной шапке с надписью «I'm clean». Как я ее сразу не заметил?

— А труп убрали? — интересуюсь я.

— Владку-то? На втором этаже отдыхает, — поясняет Игорь. — Главное — не будить, а то бычить начнет.

— Ну что, молодежь? — Леха пытается сгрести нас всех в охапку. — По жирной, и в школу не пойдем?

Первым убирает хозяин, потом передает мне, я передаю Игорю.

— За тех, кто не дожил! — говорит он, перед тем как принять сниф.

— За тех, кто не должен! — поправляет его Костя. «Это точно», — мысленно присоединяюсь я.

— А вы ща играть пойдете? — спрашивает Игорь, оторвавшись от стойки.

— Ага. Сначала я, потом Дрончик. У-у-у-х-х, — Леха выкатывает глаза и замирает. — Хороший стафф все-таки.

— А ты чего играть будешь? — продолжает приставать с расспросами Игорь. — Опять попсу?

— Нет, жесткое минимал-техно. Питерское. Ща знакомые бутиратов подгонят, для полноты картины, и свистков.

— Для чего? — не понимает Леха.

— Чтобы свистеть. На рейвах всегда все прыгают и свистят! — Я делаю идиотское лицо, высовываю язык, приставляю к ушам растопыренные пальцы и прыгаю в танце, изображая объебоса.

Все начинают дико хохотать, видимо, каждый вспоминает свое. На меня накатывает сентиментальная волна позитива. Хочется со всеми обниматься и всех любить...

— Дрончик, может, первым отыграешь? — предлагает Леха.

.— Говно вопрос,— улыбаюсь я.

— Дамы и господа! — кричит Леха с порога гостиной. — Объявляется перерыв на танцы! Я только что уговорил восходящую звезду мировой музыки гражданина Миркина исполнить свой зажигательный сет!

Народ начинает свистеть, топать ногами и всячески выражать одобрение. Краем глаза я вижу, что Катя стоит в той же компании. «С ней через полчаса начнем»,— решаю я. Меня переполняют чувства, как если бы я выходил играть сет на открытии клуба «Мост». Прет, одним словом.

Я подхожу к вертушкам, поднимаю с пола коробку с дисками, минут десять копаюсь, пытаясь понять, в какой последовательности возюкать. Отбираю штук двадцать— первым лежит русская попса восьмидесятых, вторым Глория Гейнор. Я заряжаю вертушки, наливаю стакан «Dewars», отрубаю музыкальный центр и медленно вывожу первый трек, импровизируя по ходу:

— Рома Жуков— «Первый»... в смысле, «первый снег», — присутствующие понимающе смеются. — Дискотека в Доме культуры имени Рыбалко. Это вам не гов-носвалка! Все танцуют!

Через сорок минут комната наполняется смесью запахов алкоголя, различных парфюмов, пота и похоти. Одним словом — пахнет клубом. Вся компания дрыгается, не попадая в такт под Гейнор, «Кровос-ток», Mika, Madonna, «ABBA», Benassi, Элвиса Пресли, «Basement Jaxx», «Putp», разбавленный откровенным говном типа «Виа-Гры», Димы Билана и «Блестящих». Я с удовлетворением отмечаю, что Катя потрясающе двигается, выделяясь на фоне окружающего мяса. Еще я замечаю, что эта падла Ринат начинает откровенно подкатывать к ней, но ему, по счастью, мешают трясущиеся Игорь с Костей, танцующие между ним и Катей. Маша пытается выдавать соблазнительное (в ее понимании) латино на пару с Витей. Выглядит это довольно пошло, но в целом Маша тоже ничего. Смесь алкоголя и наркотиков делает меня чрезмерно отважным, поэтому я решаю «дать мачо» и обломать мазу Ринату. Я подзываю Леху, который меняет меня за пультом, и подхожу к Кате сзади. Я прижимаюсь к ней, обнимаю за талию и начинаю двигаться в такт ее телу, исподлобья бросая косяка в сторону Рината. Тот отворачивается и начинает танцевать с возрастной Лерой.

— Ты потрясающе двигаешься, — шепчу я Кате на ухо, одновременно целуя ее.

— А ты так играешь! — Она поворачивается ко мне, обнимает меня за шею и разворачивает в противоположную от Рината сторону.

— Я хочу тебя, — шепчу я Кате.

Она прикладывает палец к моим губам, глядя на кого-то поверх моего плеча.

— Пойдем наверх? — Я притягиваю ее ближе.

— Давай еще потанцуем? — Она отстраняется, и я на какую-то секунду чувствую себя абсолютно потерянным. Брошенным один на один с намечающейся эрекцией.

— Я от тебя с ума схожу, заика! — говорю я ей.

— Здесь так весело, правда? — отвечает она.

— Издеваешься? — Я опускаю руки ниже ее талии. — Вы часто такие вечеринки устраиваете? — улыбается она.

— Я тебя умоляю! Я только ради тебя это устро-_ил1 — я тянусь к ней губами. — Ты у меня в крови.

— О, моя любимая песня! — Она поднимает руки вверх, закрывает глаза и начинает подпевать: «0-о-о-о, зеленоглазое такси». — Ее в «Дягилеве» часто ставят.

— Пойдем на кухню, проветримся! — умоляю я.

— Ой, пять сек, эсэмэсочку проверю,— хихикает она, хватаясь за передний карман джинсов.

В это время музыка внезапно умолкает, и я вижу, что Леху кто-то сменяет за пультом, а Катя отходит к дивану, где пересекается с Машей, и они вдвоем утыкаются в экран Катькиного мобильника.

Я, злой как черт, залпом хлопаю виски, отваливаю к окну и смотрю вниз, на редкие машины, проносящиеся по Остоженке.

— Сначала по одной, потом по половинке, — раздается шепот сзади.

— По «круглой» — и на танцпол, чувачок! — вторит Другой голос.

Обернувшись, вижу Игоря и Костю с расплывшимися, словно пластилиновыми, лицами.

— Демоны, вы все еще тут? — хмыкаю я. — Вы же Должны были в клуб отвалить!

— Кто?! Мы?!— хором удивляются они.— В какой?

— Нет, я,— передразниваю я этих клоунов. — Вы же на кухне трещали, что собираетесь в «Гауди»!

— Да? — Игорь вопросительно смотрит на друга. — Костян, мы разве собирались?

— Ну... ну, в принципе могли...— таращится на него Костя. — Дрон, и как ты все запоминаешь?

— Профессия — репортер,— тупо отшучиваюсь я, глядя мимо них на Катьку, уже без мобильника и Машки, зато с Ринатом. Сука, это она так со мной кокетничает, типа?

— А ты тут с кем? — интересуется Игорь.

— С девушкой, — показываю я на Катьку.

— Хорошая,— соглашается Игорь.

— Красивая, — подтверждает Костя.

— Ага, спасибо, — натянуто улыбаюсь я.

— А мы вообще-то решили не ехать. Чего в «Гауди» зря время палить? — говорит Костя, глядя на Игоря.

— А мы вообще-то еще не решили, оставаться тут или нет, — согласно кивает Игорь.

— Вы бы определились уже, братцы! — Я раздраженно раздвигаю этих обдолбанных баранов в стороны, стараясь пройти. — Хотя бы между собой!

— Не, точно не поедем, — отрицательно мотает головой Игорь.

— Не поедем ни за что! Чо мы, студентки, что ли? — поддакивает ему Костя. — Останемся здесь. В тихом домашнем уюте.

— Какие молодцы! — Я понимаю, что в данный момент с ними лучше говорить как с четырехлетними детьми. — Просто хорошие ребята. В тихом уюте. Действительно. И почему говорят, что наркоманы — отбросы общества, ума не приложу. Правда, чуваки?

— Ага!

— Ну чего, по «круглой»?

Где чья реплика, мне уже неясно. Протиснувшись между ними, я решаю пойти умыться, а потом увезти Катьку отсюда.

Дверь ванной комнаты заперта. Дернув пару раз ручку, я прислоняюсь к стене, достаю сигарету и закуриваю. Вдруг мое внимание привлекает странное поскрипывание или сопение. Осмотревшись, обнаруживаю неприметную дверь справа от туалета, там, где заканчивается коридор. Решив, что это скрытая спальня хозяина, я подхожу ближе, чтобы послушать, кто из знакомых там исполняет? Приложив ухо к двери, понимаю, что в комнате кто-то всхлипывает, причем довольно громко. Тихонько толкнув дверь от себя, смотрю в щелку и вижу, что в комнате, за столом, сидит мужик. Он обхватил голову руками, его спина сотрясается от рыданий, а на столе перед ним бутылка и стакан. Сомнений нет — Леха.

— Брат, ты чего? — я прикрываю дверь, подхожу к нему и сажусь рядом на свободный стул.

— А? — Леха оборачивается. Он выглядит то ли абсолютно пьяным, то ли абсолютно удолбанным. Слезы текут по его щекам, в общем, он себя мало контролирует. — Дрон? Ты чего... ты чего здесь делаешь?

— Я услышал, что кто-то плачет, и... зашел, — тихо говорю я.

— Зачем? Зачем ты зашел? — Он захлебывается в Рыданиях и почти хрипит. — Какого черта ты тут делаешь?! Тебя сюда звали?! Тебе кто-то сказал, что ты здесь «ужен?!

— Брат, все окей, — пытаюсь я остановить эту немотивированную агрессию, — если хочешь, я уйду. Просто я подумал, что... ну, типа, тебе нужна помощь...

— Мне не нужна... понимаешь... ик... — Леха смотрит на меня широченными зрачками, а я сижу и думаю, что надо бы резко валить, иначе этот рыдающий лось забьет меня насмерть. Да еще и отмажется потом, сославшись на психическое расстройство. Внезапно он опускает свои красные веки и продолжает:

— Мне не нужно ничего. Все. Плохо все. До тошноты плохо.

— Что случилось-то? — спрашиваю я миролюбиво.

— Да ничего... все... все они... — он резко притягивает меня за шею, наклоняется к моему уху и начинает жарко шептать, обдавая парами алкоголя и химии: — Ты понимаешь, что все они здесь пидорасы? Мрази конченые, твари, ублюдки, шлюхи, скоты, сволочи! В квартире нет ни одного нормального человека. НИ ОДНОГО, ВРУБИСЬ!

Я врубаюсь в то, что он сошел с ума, и сейчас придушит меня своими стальными ручищами.

— Лех...

— Молчи! Молчи, я тебе говорю! — Он слегка ослабляет хватку. — Слушай меня! Мне сегодня тридцать девять, и на моем дне рождения нет ни одного друга! Ты представляешь?! За тридцать девять лет я заработал денег, создал несколько бизнесов, приобрел дома, машины, квартиры — И НИ ОДНОГО ДРУГА. Их нет, понимаешь?! Одни пришли сюда, потому что со мной работают, другие — потому что от меня зависят, третьи — потому что боятся. С кем-то я просто тусуюсь, с кем-то пью, этот продает мне наркотики, тот подгоняет телок. Они пришли, навалили мне кучу барахла — пошлые часы, какие-то мудацкие картины, уродские вазы, ручки, которыми _не пишу, компьютеры, которые я даже не знаю как включать. Они пришли и исполнили, понимаешь? Засвидетельствовали¹. Даже те, кто меня ненавидят, пришли, потому что зассали не прийти. Прикинь?!

— Угу, — мычу я, стараясь не вдыхать Лехиных испарений, дабы не усугублять собственное состояние.

— Тебе выпить налить?

_- Нет, мне хватит уже, наверное.

— Значит, налить! — Он наливает водку в свой стакан и дает мне. — Пей, потом я...

Я послушно делаю пару глотков. Водка, которую я в обычной жизни не пью, резко обжигает гортань.

— Нет, ты подумай! —Леха допивает стакан. — Они все с собой принесли: наркотики, бухло, подарки, цветы, даже телок привели, «за уважуху»!

Это я, что ли? Я вообще-то с двумя только пришел, одна из которых моя.

— Лех, ну чего ты так все воспринимаешь? — Мне наконец-то удается выскользнуть из его могучего зажима. — Может, люди от чистого сердца хотят тебе праздник устроить?

— КТО?! ЭТИ?! ПРАЗДНИК?! Ты их рожи видел?

— А что? Девушек тебе привели, знают, что ты холостой, может, познакомить хотят. Вдруг ты влюбишься, женишься? — Я понимаю, что он скорее всего прав, но тем не менее стараюсь сгладить ситуацию и поскорее отчалить из комнаты.

— Ха-ха-ха! На ком? На одной из этих тварей? — Леха сплевывает на ковер густую, абсолютно белую слю-^НУ. — Я должен влюбиться в одну из тех, кого привели? А потом жениться? Я те ща расскажу за брак, пять сек!

Он идет к шкафу, долго роется в нем, а я думаю о том, что фразу про «пять сек» только что говорила Катя. Интересно, этот ублюдок Ринат от нее отстал? Лежа возвращается и бухает об стол тремя альбомами.

— На, посмотри! — Из альбомов выпадают какие-то женские фотографии, анкеты. — Полюбуйся на этих телок. Красавицы! Богини! Кино можно снимать, «Девча-та-2».

— Красивые девушки,— говорю я, перелистывая страницы альбома. На каждой по три-четыре профессиональные фотографии очень красивых женщин. — Да тут модельное агентство можно открывать!

— Агентство, ага. Точно, — Леха наливает себе еще стакан. — Я год назад решил жену себе найти. Зарядил пару московских агентств, одно украинское. Даже Лис-термана подключил. Каждому объявил сотку гонорара и по десять тысяч аванса отдал. Они мне этих богинь каждую неделю по паре штук присылали. На первый взгляд, девушки потрясающие. Не шлюхи, не модели — я просил только из провинции и только из интеллигентных семей, но чтобы красивых.

С одной такой скромницей проведешь красивый уикенд, потом начинаешь по своим каналам пробивать — оказывается,у тебя пол-Москвы молочных братьев. И эта скромная дочь учительницы из Брянска в свои двадцать три года уже прилетала в Москву и к этому, и к тому, и еще бог знает к кому. Паша ей подарил «Land Rover», Саша — кольцо, Гриша — квартиру. И на самом деле ниоткуда она не прилетала. Она в своем Брянске последний раз пять лет назад была, а из Москвы дальше Франции не выезжает.

— То есть все шлюхи? — Я отпиваю из его стакана, уже ощущая его проблему своей. Удивительно, как быстро передается на таких вечеринках чувство братства. — Лех, тебе в метро надо ездить. Или в Киев переехать. Я там был в прошлом году, там еще не все ссучились.

— Киев? — Леха разражается истеричным хохотом. — Киев — это да! Мать городов русских! Там-то, конечно, все другие.

— А чего, нет?

— Последнее агентство как раз было из Киева. Приехала ко мне его владелица, мы с ней до четырех утра анкету с требованиями составляли. Я думал, у меня всего пятнадцать пунктов требований к будущей жене, а оказалось — тридцать семь. — Леха снова разражается нездоровым смехом. — К утру уже до резус-фактора дошли. Какой у моей жены он должен быть? Во вопрос, да?

— Это важно на самом деле, — серьезно говорю я. — С отрицательным аборты нельзя делать.

— Не суть. Эта баба мне и говорит в шутку: «Да сдались вам такие девки, еще и деньги на них тратить! Вот у меня дочь растет, 19 лет. Тихая, скромная, красивая!» В общем, пошутили и разошлись.

— Невест-то присылает? — переспрашиваю я.

— Присылает... присылает. — Леха замолкает и закуривает сигарету. Я повторяю маневр. Некоторое время сидим молча.

— А месяца три назад меня друзья познакомили в Киеве с девушкой,— снова оживает Леха.— Молоденькая, чистенькая, умная, учится в институте. Не меркантильная. Я влюбился как мальчишка — всю Европу с ней объехал, засыпал ее подарками — она каждый раз краснеет, отказывается, еле уговаривал. Хотел ей квартиру в Киеве купить.

— А чего не купил? Типа рано?

— Типа поздно ы-ы-ы-кхы-ых-х! — Леха сильно закашливается, я стучу его по спине, он отстраняется.— Этоалкашка на сигареты наложилась, сейчас выдохну... уф. В общем, звонит мне однажды эта баба, владелица агентства, и начинает истерить: «Алексей, оставь мою дочь, я тогда неудачно пошутила». Говорю: «Какую еще дочь?» Она мне: «Алину мою. Я, мол, знаю, ты с ней три месяца встречаешься». Я и говорю: «Да я ж не знал, что это твоя дочь! Я в нее влюбился, буду ей предложение делать!» А эта стерва не унимается: «Ты — плейбой, загуляешь от нее, и она в твоей Москве будет сидеть, как в золотой клетке, ждать, пока ты нагуляешься. А ты не нагуляешься никогда! Я же... она же... не знает... я же... тоже... она бедная девушка... ты сделаешь ее несчастной!» Короче, такой бред гонит!

— Фантастика! — честно удивляюсь я. — Бывает же такое совпадение!

— Ага. Не знала она, какой я. Как телок мне подгонять по десятке, это она знала. Их я, значит, несчастными не сделаю, а ее дочь непременно сделаю!

— Ну, она, типа, мать, — предполагаю я.

— Именно что «типа». В общем, лечу на прошлой неделе в Киев, встречаюсь с Алиной и во всем ей признаюсь. Что искал жену в агентстве ее матери, что теперь мать узнала о наших отношениях, я не знал, что она — дочь, и прочее. Люблю, трамвай куплю, хочу жениться, и непременно чтобы сразу детей. Много.

— А ты до самого звонка этой бабы ничего не знал? Не пробивал, что ли? — сомневаюсь я.

— Нет, конечно! Я ж тебе говорю — влюбился! ВЛЮБИЛСЯ! В общем, я ей начинаю рассказывать, а она так внимательно на меня смотрит (куда только робость делась) и говорит: «Леш, ты не парься, я знаю, что мать в курсе, не обращай внимания, она просто в долю хочет упасть!»

— В смысле?! — не понимаю я.

— В ПРЯМОМ! Сука-мать хочет упасть в долю на квартиру к суке-дочери! — Леха отпивает водки прямо из горла. — Алина мне говорит: «Ты же в своем репертуаре, да? Ты же — "кальмар"?»

— Это кто?

— Мужик, который одновременно поддерживает отношения с несколькими девушками без серьезных намерений.

— А...

— «Ну, ты же не жениться на мне собрался, правда? Пока кольца и поездки шли, мать молчала, а как квартира всплыла, решила выступить, чтоб цену набить. Не обращай внимания. Она просто жадная очень!» — И все это сообщает мне любимая девушка, моя будущая жена...

— Ужас, — тихо говорю я.

— Ужас,— кивает Леха.— Раньше женщины пиз-дой брали города, а теперь— квартиры. Чувствуешь разницу?

Он снова начинает плакать.

— Андрюша, кругом одна падаль, такие дела! Любви нет, ничего нет, бабы стали телками, а мужики — кальмарами. Все фальшь, кидалово...

— Левый расчет, — дополняю я строчкой КАЧ.

— Левый расчет... послушай, что я тебе скажу,— всхлипывает Леха, — послушай меня. Ты эту девушку, с которой пришел, уводи отсюда. Вставай прямо сейчас и уводи. И никогда не появляйся с ней в местах, в которых мы с тобой обычно тусуемся. Не показывай ей все это. Она молодая, хорошая, у нее еще есть шанс. Главное — не испортить. Ты молодой еще, ты ничего не понимаешь. Береги любовь, если она есть. Не говори о ней никому. Спрячь за пазуху. Держи все в тайне, всем ври, рассказывай, что ты такой же ублюдок, как и остальные. Иначе они разорвут твои чувства. Растащат, превратят в свое обычное блядство. ИХ ВЫВОРАЧИВАЕТ, ЕСЛИ КТО-ТО НЕ ПОХОЖ НА НИХ! Им страшно становится оттого, что они когда-то были другими, но все просрали... беги... беги отсюда. Бери ее и беги...

Леха снова таращит на меня безумные глаза, и мне реально становится страшно. Я встаю, киваю и начинаю пятиться назад. Упершись в дверь, словно выдавливаю ее спиной и вываливаюсь в коридор...

Ошеломленный и подавленный, возвращаюсь в гостиную. Здесь народу заметно поубавилось. Я рыскаю взглядом по комнате в поисках Кати, но ее нигде не видно! Нет и ее гребаной подруги! В смятении бегу на кухню, но нахожу там только Игоря с Костей.

Они полулежат на диване и кажутся спящими. Только их дергающиеся в такт музыке ноги свидетельствуют о том, что на самом деле они не спят. Хотя то, как они выглядят, трудно назвать бодрствованием. По жизни, причем. Я подхожу к ним. Останавливаюсь и смотрю сверху вниз. Так проходит минуты три, затем Игорь приоткрывает левый глаз, фокусирует взгляд на мне и поднимает два пальца вверх. Они одновременно перестают дрыгать ногами, и Костя, не открывая глаз, спрашивает:

— Потерял чего? — после этой фразы они начинают глупо подхихикивать.

— Любовь, чуваки. Любовь потерял. Вы не находили?

— В смысле? — переспрашивает Костя.

— ГДЕ КАТЯ?!

— Да кто это? — говорят они хором.

— Моя любимая девушка, с которой я пришел сюда. Я вам ее показывал час назад! ГДЕ ОНА?! — ору я на них, понимая, что Катя, конечно, не выдержала нахождения в этом бардаке и свалила. Чертов Леша с его соплями! Вот так и просираешь шансы, которые тебе дает Судьба!

— Зачем тебе любовь, чувак? — говорит Игорь. — Она слишком сентиментальная. Сожри «Феррари», пойди потанцуй.

— Вы точно придурки! Мне не нужно экстази, мне нужны чувства, врубаетесь?

— А... — тянет Игорь. — Ты про Катьку, что ли? Так она с Ринатом, наверху.

— С КЕМ??? ГДЕ???

— С Ринатом, с нефтяником, — вторит Костя.

— И это, по-вашему, нормально? Это такая офи-гительная норма теперь? Моя девушка наверху с этим козлом, а мои друзья совершенно спокойно мне об этом говорят!!!

— Твоя девушка... моя девушка... его девушка... какая разница? — устало ворчит Костя, не открывая глаз. — Подожди, Дрончик, скоро они спустятся, и будет опять твоя девушка.

И тут они снова начинают хихикать...

— Действительно, не век же им там сидеть, — говорит Игорь.

— Смотря на чем,— резонно замечает Костян,— смотря на чем, брат...

— Да пошли вы оба, свиньи!!! —ору я, чувствуя, как к горлу подступают слезы, разворачиваюсь и быстро иду наверх.

При слове «свиньи» мне вспоминается реклама на борту троллейбуса. Плакат изображал детскую передачу «Спокойной ночи, малыши!» со свиньей и зайцем. «Хрюша и Степашка, двадцать лет на "Первом"». Реально, сфотографировать бы сейчас этих обдолбанных кретинов да поместить на плакат антинаркотической кампании, снабдив тем же слоганом.

— Отлично выглядишь! — кричит мне в спину Костя.

Интересно, он все-таки открыл глаза или нет? Я оборачиваюсь и нахожу их в тех же позах, что и десять минут назад. Они снова кажутся спящими. И снова дрыгают ногами, пытаясь попасть в такт музыке.

На втором этаже три спальни, в каждой кто-то кряхтит, стонет, ойкает и хихикает. Я, как шпион или плохая горничная, поочередно обхожу все двери и прислушиваюсь к происходящему за ними. Мне безумно неловко, мерзко, стыдно, но самое главное — ужасно жалко себя. Я хлюпаю носом (от кокса или от слез — не знаю), вытираю рукавом глаза и подхожу к последней двери. Сомнений нет— из-за двери раздаются ублюдские «хи-хи» Машки и Катькин голос. Вот так...

Я закуриваю и, опустив голову, спускаюсь вниз по лестнице. Может, дверь им поджечь? Потом сломать о голову Рината стул? Или уебать вазой! Потом выволочь эту сучку Катю за волосы и избить ногами! А что это изменит? Кого, а главное, чему это научит? В следующий раз будет не Ринат, так уж точно Марат...

— Привет, красавчик, ты куда пропал? — вижу держащуюся за перила возрастную Леру. — А я думала, ты уехал! — Она игриво улыбается и постукивает по перилам длинными гелевыми ногтями.

Я настолько не в себе, настолько раздираем злобой и отчаянием, что просто говорю ей:

— Пошли в ванную, — и, ухватив за талию, тащу за собой.

В ванной Лера садится на унитаз. Пока она пытается расстегнуть мне молнию на джинсах, ее лягушачий рот округляется, как у человека, который хочет выпустить кольцо дыма, и она подается вперед. Несмотря на три попытки, молния не расстегивается, впрочем, рот Леры все еще остается открытым. Она настолько бухая, что ее мозг работает, как «подвисающий» компьютер — следующая операция накладывается на текущую, в результате чего ни одна из программ не выполняется. Ситуация настолько комична, что я прикладываю руку ко рту, чтобы не засмеяться. Воистину смех сквозь слезы! Я смотрю на себя в зеркало и... черт, не может быть! Я замечаю у себя на виске седой волос. Вот тебе и любовь-морковь!

Я делаю полшажка в сторону и тянусь поближе к зеркалу, чтобы получше разглядеть висок. Лера, держась обеими руками за замок молнии, тянется за мной. Рот ее все так же полуоткрыт. Гупия какая-то! Лера мычит, я нервно рассматриваю волосы на виске, и тут кто-то начинает настойчиво дергать ручку двери.

— Занто, — пьяно мычит Лера. — Пд-ди обртно, мне неубно! — (Это уже мне.)

— Показалось! — выпаливаю я, так и не обнаружив седины, и делаю полшага к унитазу.

Лера резко дергает замок молнии, потом еще раз. Молнию заклинило.

— Бли-и-и-ин, слмалсь, — гундосит она. Дверь продолжают дергать еще настойчивее.

— Да кому там неймется-то? — раздражаюсь я, вырываю замок молнии из цепких лап женщины-гупии, двигаю к двери и резким движением распахиваю ее.

На пороге качается один из джинсовых парней. «Girls want just sex and money», — влетают в ванную обрывки песни, орущей на всю квартиру.

— Але, ну сколько можно-то? — интересуется он.

— А чо, туалетов в доме мало? — наезжаю я в ответ.

— А чо все позанимали-то? Я уже третий обхожу, — неожиданно мирно продолжает парень.

— Я это... не один, врубаешься? — шепотом говорю я. Парень хватается за дверную коробку и наполовину втягивается в ванную комнату.

— 3-з-здрас-с-сте, — пьяно ухмыляется он, — па-а-а-р-р-дон. Абсдача вышла!

— Ну, все-все, — выталкиваю я его обратно.

— Не, ну ты бы так и сказал, — продолжает он лы-биться. — А чо сразу — занято, занято....

— Да-да, понятно, — я пытаюсь дернуть дверь на себя, но чувак вцепился в нее мертвой хваткой.

— Аэта... ик... как ее... ик... неважно... Она ничего, да, чувачок?

— Жесть просто, — согласно киваю я, снова пытаясь дернуть дверь на себя.

— Ну ты, это... расскажи потом. — Он наконец-то отпускает ручку двери, чтобы обеими ладонями обрисовать в воздухе женский силуэт. — Какая производительность, какие ресурсы, какой потенциал. Понимаешь?

— Понимаю, понимаю,— отвечаю я, закрывая дверь.

— Буэнос ночес! — из-за двери раздается пьяный ржач и удаляющиеся шаги.

Я выдыхаю и поворачиваюсь к Лере. Она сидит на унитазе, склонив голову набок и прислонившись спиной к стене. Ее глаза закрыты, дыхание ровное. Руки лежат на коленях, пальцы застыли так, словно она все еще пытается справиться с моей молнией. РотЛеры полуоткрыт.

Я плюю себе под ноги и валю из ванной. Возле двери почему-то сидит на корточках и что-то бубнит себе под нос джинсовый парень. Завидев меня, он поднимает голову и интересуется:

— Чо, все? Так быстро? Укатал до конца?

— Нет, — злобно бросаю я, — там еще осталось. Иди доеби!

Удивительно, но он послушно встает и двигается в сторону ванной. Такие дела...

На обратном пути я снова прохожу мимо комнаты с арочным входом. Там продолжает играть «Lift Me up» Moby, и кто-то подпевает. Судя по тому, что я прохожу мимо уже третий раз, мелодия играет на реверсе уже часа два, не меньше. Подпевающий, видимо, тоже на реверсе. Или еще на чем-то. Мне становится интересно, я делаю шаг в комнату и застываю на пороге. Во всей огромной комнате — только невероятных размеров Жидкокристаллический телевизор на стене и кресло. На экране — клип Moby. В кресле перед телевизором, спиной ко мне, сидит огромный мужик, которого я не видел в гостиной, и подпевает:

— Lift me up! Lift me up! Higher and higher!

Я разглядываю его шею, и отмечаю, что она толщиной с бревно. Вот бычьё-то! Заслышав движение, мужик прекращает подпевать и кричит, не оборачиваясь:

— Закройте дверь!

Я в ужасе осматриваюсь и врубаюсь, что тут нет двери, только арка.

— Закройте дверь! — снова кричит он. Мне становится страшно.

— Закройте дверь, дайте музыку послушать! — орет он еще громче и порывается встать. Я прячусь за угол. Мужик встает, подходит ко входу в комнату, осматривает арку, и, естественно, не находит двери.

— Блин, нет здесь никакой двери! — раздраженно говорит он и садится обратно. Берет пульт, нажимает на кнопку и ставит трек на начало...

Я проскальзываю мимо арки и иду по коридору до кухни. Там уже никого нет. Я собираю со стойки остатки здравицы и делаю две жирные дороги. Убрав их, подумываю поскрести еще, чтобы забрать остаток с собой, но, вспомнив про ментов, решаю ехать пустым.

Оказавшись на улице, я одновременно думаю о Кате, о плачущем Лехе, об унижении, о спящей Лере, об удол-банных Косте с Игорем, которые, скорее всего, и уничтожили добрую половину надписи на стойке, наврав всем, что это не их кайф. Еще я думаю о том, какой я несчастный, желаю Ринату скорейшей импотенции, Кате — всевозможных венерических болезней, а ее подруге (я все еще надеюсь, что именно Маша ее во все втянула, хотя какое теперь это имеет значение!) — бесплодия.

Сев в такси у ресторана «Ваниль», ловлю себя на мысли, что надо бы завтра узнать, чем же ширнули этого быка — фаната Moby?

Домой я приехал все еще в состоянии торча. Чтобы направить бушующую внутри энергию хоть в какое-нибудь русло, я начал перекладывать вещи в шкафу: джинсы, футболки, рубашки, пиджаки. Дойдя до свитеров, вспомнил про безвременно ушедший от меня свитер, отчего немедленно погрузился в глубочайшую депрессию. Даже на пол сел.

Отвратительно! Причем все из-за телок. Раздеваешься где попало, а потом тебе говорят, что никто твой свитер в глаза не видел. Реально, на меня накатывает такая истерика, что хоть выходи на улицу и бей морду первому встречному. Или вали в клуб догуливать... В итоге иду в ванную и безуспешно мастурбирую там минут двадцать, прокручивая в голове самые сногсшибательные образы — от групповухи ввосьмером до двух молоденьких студенток, похожих на Кайли Миноуг. Вместе с образами студенток в мои фантазии вторгается Катя, разбивая подступающий оргазм в мелкие осколки. Фак! Сволочь, стерва! Мало того что искромсала мое только родившееся чувство, она у меня еще и право на онанизм отнимает! Я хватаю с полки шампунь и запускаю им в стену. Пластиковый тюбик отскакивает от стенки и чуть-чуть не долетает до кончика моего носа. Я уворачиваюсь — и вижу в щели, между стиральной машиной и стеной, потерянный свитер. Выудив его оттуда, я обнаруживаю на рукаве огромную дырку с влажными ^кРаями. Отпускает.

Все сжимается и становится каким-то мимолетным, врубаетесь? Вещи, служившие годами, превращаются в труху в течение месяца, любовные истории, разворачивавшиеся прежде на протяжении многих месяцев, теперь стартуют, развиваются и сходят на нет за три дня, даже эффект от употребления кокаина свелся к минимуму. Теперь все укладывается в тридцать минут: и необъяснимая радость, и энергетический подъем, и отпускающая истерика, и даже депрессия, которая теперь возникает не на следующее утро, а сразу же по приезде домой. Все вдруг стало каким-то сильно разбодяженным и поддельным — и чувства, и наркотики, и даже свитера Etro. Фэйк, одним словом.

Я выхожу из ванной, иду в комнату, врубаю компьютер и начинаю агрессивно читать в микрофон текст, вызванный нахлынувшими чувствами:

Фэйк — татары, косящие под хип-хопперов и танцующие брейк! Фейк — левый тюнинг на «бэхе» в автосервисе у бара «Швейк»! Фейк — телка говорит, что любит, облизывая шоколадный кейк! Даже в ресторане стейк, поджаренный с кровью, и тот фейк! Джинсы за четыреста долларов, в бутике на Кузнецком, Кокос, вырубленный на улице Елецкой, Любовь... сводящая... нет, не то......девушка Катя, сука на Праде турецкой...

— нет, говно какое-то...

Иссякнув, я отключаю микрофон. Господи, как же плохо-то... где-то в закоулках сознания рождается мысль о том, что имидж лузера-бунтаря хорошо продается. От этого меня мутит. Я тянусь за бутылкой колы, нервным движением наполняю стакан, расплескав на пол и колени. Залпом выпиваю колу, и минут через пять _меня тошнит. Хорошо, что не на клавиатуру...

Упав на диван, я проваливаюсь в сон. Последнее, что _я помню, — это звонок мобильного. Рита без прелюдий выпаливает:

— Ну, что, ублюдок, натусовался?! Под утро решил телефон включить? Есть новости! Я получила результаты анализов — у меня СПИД! Спасибо тебе, мразь!

Я сознаю, что смесь алкоголя и наркотиков еще и не такое может породить, и отключаю телефон. Точнее, мне мнится, что я его отключаю.