Anxious

После концерта мы вернулись в автобус, который тут же сорвался с места, увозя наши уставшие тела в отель. Все, о чем я сейчас мечтал, это горячий душ, потому что гигиена и наш гастрольный автобус понятия явно несовместимые изначально.

Мы подъехали к отелю. До пяти звезд ему было далеко, но никто из нас и не думал жаловаться. Сегодня Джерард мой сосед по комнате.

- Я первый в душ!

Джерард показал мне язык и надул губы. Может быть, я бы позволил пойти ему первым, но я совсем не шутил, когда говорил, что душ лучше, чем секс.

- Почему ты первый? Так нечестно! – он проскулил таким обидчивым тоном как ребенок.

- Потому что ты пидаристичнее меня, забыл? - я засмеялся. Джерард хихикнул в ответ.

- Фрэнки, разве это имеет значение? К тому же, я, по сравнению с тобой, просто невинное дитя.

Я вздохнул, притворяясь, что обиделся.

- Джерард, мы уже это обсуждали. Даже Боб сказал, что не встречал более пидаристичного человека, чем ты. Прими это как факт, и двигайся дальше по жизни, – я говорил самым спокойным голосом, на который только был способен.

Он хихикнул, но ничего не ответил.

Как только мы вошли в номер, я прямиком направился в душ.

Прямо сейчас горячая вода смывает напряжение, накопившееся за последние дни. Я просто стоял под душем десять минут, позволяя струям делать свое дело.

Я рассматривал свои шрамы. Я так много раз причинял себе боль из-за него. Как хорошо, что он этого никогда не узнает.

Наконец я вышел из душа и понял, что оставил всю мою одежду в комнате. Такое могло случиться только со мной, видимо мою удачу удали хирургическим путем сразу после рождения.

Мне пришлось замотаться в полотенце чуть ли не по горло, чтобы скрыть свое шрамированное тело. Я приоткрыл дверь и направился в спальню.

Джерард лежал в постели и смотрел телевизор. Когда я вошел, он сел на кровати и присвистнул. Я, не обращая на него внимания, стал рыться в своей сумке в поисках чего-нибудь чистого. Судя по его виду, сейчас он будет шутить.

- Фрэнки, ты должен чаще так одеваться! Этот прикид так оттеняет твои глаза! – он засмеялся, как я и думал.

Хорошо, что в комнате был полумрак, и Джерард не смог увидеть мои шрамы и мое покрасневшее от смущения лицо.

Джерард отправился в душ, а я смог спокойно переодеться и лечь в постель. Усталость взяла надо мной верх, и я тут же провалился в сон. В самый странный сон в моей жизни.

Я бежал сквозь лабиринт гигантских резиновых лент. Я заблудился, но все еще пытался найти середину лабиринта, потому что там прятались мои шрамы. Я должен добраться до них раньше Джерарда, чтобы он не смог их увидеть. Гонка была нечестной, потому что Джерард мог летать, и перья на его крыльях нашептывали ему правильную дорогу.

Я пытался расслышать то, что перья говорили ему. Мне бы они ничего не сказали, потому что я был уродливым.

Я бежал и бежал, но резиновые стены растягивались, увеличивая размер лабиринта.

Я спросил у крыльев Джерарда, что могло бы сделать меня достаточно красивым, чтобы узнать правильный путь. Но они продолжали петь свою глупую песню: «Раз порез, два порез, нужно больше позарез».

Я так хотел нанести себе больше ран, врезаясь в резиновые стены. Но вместо этого я разорвал одну из них и оказался в центре лабиринта.

Там был Джерард. Он лежал на полу в позе эмбриона и плакал. Его крылья были оторваны из-за того, что у меня так много шрамов.

- Это твои, Фрэнки? – он показал на один самый длинный и кровоточащий порез на полу лабиринта.

Я кивнул.

- Ты делаешь их из-за меня? Это моя вина? – он плакал.

- Нет.

- Врешь! – он так громко крикнул, и его перья вторили ему, как тысячи разных голосов.

Я не знал, что мне делать.

- Покажи мне, как ты себя чувствуешь себя, Фрэнк, когда делаешь это, - сейчас он говорит как психиатр.

Я посмотрел на мое запястье, из глубокого пореза текла темная кровь. За спиной Джерарда я увидел зеркало, в котором вместо меня отражался скелет. У скелета не было глазниц, и он тоже был ранен.

- Продолжай, Фрэнк. Как ты себя чувствуешь?

Я подошел к зеркалу и провел запястьем по его поверхности. Я пытался нарисовать сердце своей кровью.

- Хочешь знать, что я чувствую, Фрэнки?

Я кивнул.

Внезапно его крылья вернулись на свое место, только теперь на них не было белых перьев, теперь они почернели и были похожи на крылья летучей мыши.

Злобная гримаса, полная ярости и злобы, исказила его лицо, когда он взял меня за горло и взлетел высоко над лабиринтом, туда, где небо становится пурпурно-черным.

- Я ненавижу тебя, Фрэнк! – он закричал мне в лицо, прежде чем вновь опуститься на землю и впечатать меня в зеркало, на котором я нарисовал свое сердце.

Теперь кровь из моих рук текла водопадом. Ее было так много, что я мог утонуть. Я молил Джерарда о помощи, но он не мог меня услышать, потому что перья все громче пели свою песню.

Внезапно мои глаза открылись, я проснулся.

- Больно…

По щекам текли настоящие слезы, я содрогался в рыданиях.

- Что болит, Фрэнк? – я слышу его голос. До меня медленно доходит, что я лежу, свернувшись калачиком, у Джерарда на руках, он качает меня как младенца вперед-назад и пытается успокоить.

- Мне больно! – все, что я могу ему сказать.

- Фрэнки, умоляю, скажи, что у тебя болит?

- Блядь, Джи, ты не поймешь!

- Что?!

- ВСЕ! У меня болит каждая ебанная клетка моего организма! – мой плач превращается в истерику.

Он только крепче прижимает меня к себе, по его лицу тоже начинают бежать слезы.

- Почему так вышло, Фрэнк?

Я продолжаю рыдать, он продолжает держать меня в руках, успокаивающе поглаживая по спине.

Мне не понятно, осознает ли он, что дело не в физической боли.

Этот сон я увидел неслучайно. Страх, что Джерард когда-нибудь увидит мои шрамы, не оставляет ни на минуту. Он бы возненавидел меня. А я уже себя ненавижу за то, что постоянно что-то скрываю от него.

- Все хорошо, Фрэнки, - он шептал мне на ухо снова и снова, - все хорошо.

Вот бы всегда засыпать в его объятиях, слушая такой нежный шепот, и совсем не видеть снов.