Общественно-политические движения первой половины XIX в

Но общественная жизнь не подверглась апатии вместе с царем. В 1816 г. возникла тайная офицерская организация, названная “Союзом спасения”. Ее возглавил полковник Генерального штаба Александр Муравьев. В число основателей входили князь Сергей Трубецкой, Никита Муравьев, Матвей и Сергей Муравьевы-Апостолы, Иван Якушкин. Главной целью общества было введение конституции и гражданских свобод. Обсуждался в обществе и вопрос об отмене крепостного права. Вставал вопрос о цареубийстве. Но стало известно, что Александр готовится освободить крестьян и ввести конституцию. Поэтому было решено сосредоточить силы на подготовке общественного мнения к предстоящим реформам, на пропаганде конституционных и освободительных идей.

«В 1818 г. вместо “Союза спасения” был основан “Союз благоденствия”. Во главе его стояли те же лица, что и в прежней организации»[1]. Новый “Союз” носил более открытый характер. В нем состояло около 200 человек. Одной из главных своих целей “Союз” считал развитие благотворительности, смягчение и гуманизацию нравов. Его члены должны были делать достоянием гласности факты жестокого обращения с крепостными, “истреблять” продажу их поодиночке и без земли. Следовало добиваться устранения из армейской жизни произвола, жестоких наказаний, рукоприкладства. Но за короткое время своего существования “Союз благоденствия” успел сделать очень немногое из того, что было намечено. В 1821 г. тайный съезд “Союза благоденствия” в Москве объявил организацию распущенной. Но возникло (1821) два новых общества: Северное—в Петербурге и Южное — в армейских частях, расквартированных на Украине. Они поддерживали связь между собой, стремились к объединению, но пошли во многом разными путями.

Северное общество возглавила Дума, в которую входили Сергей Трубецкой, Никита Муравьев и Евгений Оболенский. Программным документом общества стала “Конституция”, разработанная Н. М. Муравьевым. По содержанию проект Муравьева перекликался с проектом Новосильцева — Вяземского. Вяземский поддерживал близкие отношения со многими членами общества и, конечно, ознакомил их с проектом. Сходство двух проектов заключалось в сохранении монархии, введении федеративного устройства и создании двухпалатного представительного органа, избираемого на основе имущественного ценза. Правда, по сравнению с проектом Новосильцова — Вяземского права представительного органа были значительно расширены, а монарха—ограничены. Россия должна была стать конституционной монархией. Но самое глубокое отличие состояло в том, что Муравьев не мыслил введения конституции без отмены крепостного права.

Программным документом Южного общества стала написанная Пестелем “Русская правда”. Россия в ней провозглашалась единой и неделимой республикой с однопалатным парламентом (Народным вечем). Избирательным правом наделялись все лица, достигшие 18 лет. Исполнительная власть передавалась Державной думе, состоящей из пяти человек. Каждый год из нее выбывал один человек и один избирался. Президентская власть вручалась тому, кто находился в Думе последний год.

Крепостное право отменялось, сословия ликвидировались. К освобожденным крестьянам переходила половина всего земельного фонда. Другая половина оставалась в частной собственности помещиков и иных лиц, пожелавших приобрести землю.

Аграрная часть “Русской правды” отличалась продуманным подходом к проблеме. Впоследствии, когда готовилось освобождение крестьян была использована идея Пестеля о разделении земель частновладельческих и крестьянских.

В целом нужно отметить, что проект Муравьева был более реалистичным чем Пестеля. Но, к сожалению правительство и царь не хотело реформ общественного развития страны.

Именно на расхождении понимания пути и предназначения России и ее связи с Западом строилась борьба двух других наиболее ярких течений общественной мысли того времени, которые предлагали свои пути развития России.

Основным объектом теоретических дискуссий становится вопрос о том, каковы пути развития России, могут ли они быть просто воспроизведением путей Западной Европы или Россия имеет особенную самобытную судьбу. Формируются два течения: “славянофилы” и “западники”.

Славянофилы А. Хомяков, К. Аксаков, И. Аксаков, И. Киреевский исходили из того, что у России свой особый путь, определяемый ее историей, положением в мире, огромностью территории и численности населения, географическим положением и особенно своеобразными чертами русского национального характера, русской “души”. К этим чертам они относили: ориентацию на духовные (религиозные), а не материальные ценности, примат веры над рациональностью, первенствующее значение мотивов коллективизма — “соборности”, готовность личности добровольно включать свою деятельность в деятельность целого — община, государство. Тремя основами особого исторического пути России славянофилы считали православие, самодержавие и народность, но понимали их иначе, чем официальная правительственная идеология. Во-первых, из этих трех основ главной считалось православие, а не самодержавие (как в официальной правительственной идеологии). Во-вторых, и это важно, над “самодержавием” понималась некая образцовая самодержавная монархия — совокупность идеальных принципов, на которых должно базироваться государство. Эти идеальные принципы, по мнению славянофилов, отнюдь не адекватно, а в ряде отношений уродливо воплотились в российской действительности, но их можно и должно исправить. Также и под “православием” понималось основное содержание православной религии — воплощение вечных истин добра, справедливости, милосердия, человеколюбия. Это содержание не отождествлялось с “официальным” православием, тем более с практикой православной церкви. Славянофилы отнюдь не были теми реакционерами, которыми их часто изображают. Они были скорее своеобразными утопистами. Свой идеал они видели в своеобразной от всякой вещной зависимости высоконравственной личности. Свобода личности предполагает, как независимость от рациональности мышления, так и независимость от какого-либо авторитета. Личность сама познает нравственную истину и познает ее не только разумом, а прежде всего чувствами, верой, интуитивно. Свобода личности не может быть понята как произвол, ибо эта свобода подчинена нравственной необходимости, выраженной в религиозных ценностях. Личность не может быть противопоставлена и обществу. Свободу личности, противопоставившей себя обществу, славянофилы сравнивали со свободой, которую “смерть дает органическим элементам разлагающегося тела”. Исходную ячейку нравственных отношений в обществе они видели в семейных отношениях. По принципу этих отношений должна строится община и государство. «Славянофилы любили также сравнивать должные социальные отношения с отношениями певцов в хоре»[2]. С позиций сконструированного ими идеала, славянофилы резко критиковали реальность, как европейскую, так и российскую. Главную задачу они видели в том, чтобы лучшие ценности русской культуры реализовались в жизни полнее. Славянофилы не отрицали достижений европейской культуры в сфере естественных наук, образования, культуры поведения. «Однако они считали, что эти положительные моменты не есть главное в западной культуре, и что в ходе развития на первый план все более выходят негативные стороны: материализм, атеизм, обрядность, приоритет форм духовной и социальной жизни над содержанием, утилитаризм и узкий рационализм, индивидуализм, питающие эгоизм и мещанство.»[3]Славянофилы смотрели на мир широко, в основе из воззрений лежало хорошее знакомство с Западом; они видели, с одной стороны, невозможность исторически и духовно обособить от него Россию, а с другой стороны, утверждали русское своеобразие, существенную самобытность русского народа. Бесспорна заслуга славянофилов в развитии русского самосознания.

“Западники” П. Чаадаев, А. Герцен и др. считали, что у России не может быть противоположного западноевропейскому пути развития, обеспечивающего процесс и общества, и личности. Они резко критиковали не только российскую действительность (это делали и славянофилы), но и также основы социальной и духовной жизни России того времени, как самодержавие и православие. Главную задачу они видели в просвещении народа, в развитии демократических начал, в достижении большей социальной и политической свободы личности. Ориентация на западноевропейскую цивилизацию, критика православной церкви, обоснование приоритета личностного начала над коллективным четко просматривается уже у П. Чаадаева. Вместе с тем, критикуя церковь, П. Чаадаев считал необходимым сохранить христианскую религию, как основу духовности личности. А А. Герцен больше склонялся к материализму и атеизму. При всем отличии западников и славянофилов, у них было много общего. И этим общим у них была любовь к свободе, любовь к России, гуманизм. На первое место на шкале ценностей они ставили духовные ценности, были глубоко озабочены проблемой нравственного роста личности, ненавидели мещанство. Из всей системы западноевропейских ценностей, западники по существу хотели взять только ориентацию на разум, науку, рациональное осмысление мира. Западники также считали, что Россия не станет, не должна слепо копировать западноевропейский опыт. Взяв у Западной Европы ее основные достижения, Россия не повторит отрицательных сторон западноевропейской практики и явит миру более высокие, более совершенные образцы социальной и духовной жизни. Идеал нравственной личности у западников и славянофилов имеет ряд общих основных черт: нравственной признается личность, ориентированная на высокие моральные ценности и нормы, подчиняющая им свое поведение на основе свободного волеизъявления, без какого-либо внешнего принуждения. Но как только от общих, абстрактных характеристик идеальных общества и личности переходили к их конкретным социальным, политическим и культурным характеристикам различия между западниками и славянофилами становились резкими, порой превращались в противоположность. Различия взглядов относились, прежде всего, к таким вопросам: какой должна быть форма правления, законы; нужны ли правовые гарантии свободы личности; каковы оптимальные пределы автономии личности; какое место должна занимать религия; каково значение национальных элементов культуры, традиций, обычаев, обрядов.