Новая экономическая политика

Результаты реформирования торговой и экономической политики в 1980-е годы стали, по мнению некоторых индийских экономистов, «историческим прорывом в темпах экономического роста». Однако другие характеризовали их как «ускорение без адекватных изменений», которое невозможно поддерживать в течение долгого времени. Подтверждением второй точки зрения было то, что в начале 1990-х годов стали появляться негативные тенденции, которые выразились в антиэкспортном торговом режиме, жестком протекционизме национальной промышленности, сокращении государственных накоплений, росте финансового дефицита. Эти и другие трудности привели к росту внешнего долга Индии, который с 23 млрд. долл. в 1980/81 г. (12% ВВП) вырос до 82 млрд. долл. в 1990/91 г. (24% ВВП), а расходы по его обслуживанию за этот же период – с 10 до 30% текущих доходов[983].

Все это сопровождалось очередным нефтяным кризисом, который последовал за войной в Персидском заливе в начале 1991 г. В итоге в Индии разразился острый финансовый кризис – имевшиеся к июню 1991 г. валютные резервы Индии в 1 млрд. долл. были в состоянии покрыть только двухнедельный импорт товаров. Международные коммерческие банки отказались предоставлять стране новые кредиты, началось бегство капитала из Индии, которая могла получать кредиты только в обмен на золото, которое вывозилось за границу. Ситуация осложнялась из-за нехватки товаров первой необходимости, роста инфляции (до 16% в год). К тому же конец 1980-х – начало 1990-х годов были отмечены политической нестабильностью, связанной с частыми сменами правительств.

На повестку дня встал вопрос о корректировке экономического курса страны. По существу, весь корпоративный сектор, промышленники и их лоббисты выступили с позиций решительной активизации курса на либерализацию экономики и внешнеэкономических связей. Под этим имелись в виду прежде всего освобождение промышленности от государственного лицензирования и постоянного контроля со стороны правительства и приватизация государственной собственности. Многие деловые люди подчеркивали, что в такой либерализации особенно нуждаются мелкий и средний секторы экономики, и меньше – промышленные гиганты типа Бирлы или Таты, которые без проблем решают эти вопросы («лицензии им приносят на дом»).

Выступая за отмену контроля со стороны государства, предприниматели исходили из того, что государственно-административный механизм не в состоянии быстро и эффективно решать вопросы промышленного развития, а сложившаяся макроэкономическая система не может адекватно реагировать на происходящие изменения на рынке. Кроме того, промышленники настаивали на создании таких условий, при которых экономическое развитие не зависело бы от того, какая партия находится у власти.

Высказываясь в пользу экономической либерализации, многие индийские предприниматели видели и немалые трудности на этом пути. Поскольку либерализация неизбежно ведет к усилению конкуренции, неэффективные предприятия и производства будут вынуждены прекратить свою деятельность, выбросив на улицу тысячи безработных. Отсюда проблема политической нестабильности. Не случайно, что уже на начальном этапе реформ сами промышленники задавались вопросом: а какова будет их социальная цена, как на это отреагируют рабочие? Видимо, они не будут возражать, если либерализация приведет к повышению уровня их жизни, если цены снизятся, качество и количество товаров и услуг возрастет, коррупция уменьшится. Этот вопрос ставился с учетом опыта, накопленного с середины 1980-х годов, когда политика либерализации оказалась необеспеченной необходимыми мерами социальной защиты населения. В то время контроль государства над промышленностью был заметно ослаблен, увеличились производство промышленных товаров и доходы компаний, но одновременно произошел рост цен, инфляции, выросли государственные долги, образовался дефицит бюджета, уменьшились валютные запасы государства. Усилилась социальная напряженность, поскольку блага либерализации не дошли до широких масс населения[984].

Поэтому вновь возникла проблема: как сочетать либерализацию с интересами большинства населения. По сути, речь шла о целях реформ, о том, во имя кого они будут осуществляться. Поскольку реформы являются инструментами, обслуживающими задачи как экономического роста, так и социальной справедливости, то они, по мнению экономиста А. Сенгупты, «не могут считаться успешными, если в процессе реформ мы жертвуем целями развития»[985].

Вопрос о реакции населения на либерализацию рассматривался в политических кругах как один из важнейших. По мнению П. Мукерджи, министра финансов и одного из лидеров Конгресса, либерализация может оказать позитивное влияние на все слои общества в том случае, если вместе с ростом эффективности производства она будет обеспечивать социальную справедливость, что следует достичь при помощи государства[986].

Особенно остро стоял вопрос о малообеспеченных слоях общества, для которых даже незначительные негативные изменения в уровне жизни могли оказаться крайне болезненными, а потому и социально опасными. Не случайно один из идеологов правой Бхаратия джаната парти Джай Дубаши предупреждал, что если результаты либерализации не планируется довести до низов в первые же годы, то следует хотя бы сказать им об этом, чтобы у них не было завышенных ожиданий.

Промышленники еще на начальном этапе либерализации поднимали важный вопрос о государственном планировании. Одни считали, что пятилетнее планирование является анахронизмом и не отвечает задачам либерализации и свободного рынка, и требовали ликвидации Плановой комиссии, а также министерства промышленности и развития. Другие полагали, что полная ликвидация системы планирования может причинить немало вреда. До решения этого вопроса прежде всего следовало разработать и внедрить механизм, который обеспечил бы финансирование штатов и государственных предприятий.

В вопросе приватизации государственной собственности многие индийские промышленники исходили из того, что предприятия государственного сектора экономики неэффективны и поэтому их следует передать в частные руки, и чем меньше правительство будет вмешиваться в экономику, тем лучше для страны. Однако были и сторонники более взвешенного, диверсифицированного подхода. Так, бывший председатель крупной государственной организации Steel Authority of India В. Кришнамурти полагал, что государственные предприятия должны быть поделены на три категории. Первая – предприятия по производству продуктов питания, товаров повседневного спроса и длительного пользования (холодильники, велосипеды, мотороллеры и т.п.) – должны быть приватизированы. Вторая – государственные предприятия, которые успешно конкурировали с частным сектором. На них доля акций, принадлежащих государству, должна составлять менее 50%. Третья – предприятия, составляющие основу инфраструктуры: нефтехимическая промышленность, добыча угля и другие, связанные с эксплуатацией природных ресурсов страны. Они могут оставаться под контролем государства, но с участием частного капитала[987].

Сторонники подобного подхода полагали, что приватизацию нельзя проводить поспешно. Особенно следовало учитывать позицию профсоюзов, без участия которых приватизация вообще могла не состояться. Более того, при решении вопросов приватизации, подчеркивали они, не нужно делать различий между государственным и частным секторами, а вести разговор об эффективном и неэффективном секторах.

Таким образом, несмотря на видимую внезапность перехода к новой экономической политике в Индии, определенная политическая и идеологическая работа в этом направлении проводилась, хотя критики реформ считали, что крупной общенациональной дискуссии по этому важнейшему вопросу в стране не было. Именно это заметно ослабило позиции реформаторов.

Один из вопросов, который дискутировался индийскими политиками и учеными, состоял в том, отвечают ли они той модели развития, которая предусматривает экономический рост и социальную справедливость, или выходят за рамки этой парадигмы и противоречат ей.

Понятно было, что в ходе реформ должен реализоваться фундаментальный принцип, сформулированный в свое время М.К. Ганди. Он говорил: «Когда вас одолевает сомнение …используйте следующий тест: вспомните самого бедного, самого слабого человека, которого вам довелось встречать, и спросите себя, будет ли какая-нибудь польза для него от задуманного вами шага, получит ли он что-либо в результате этого?»[988]. Именно этот принцип, по их мнению, составил базу «человеческого развития», получившую свое выражение в восьмом пятилетнем плане (апрель 1992 – март 1997 гг.).

Экономические реформы и либерализация рынка, считали они, не самоцель, а средство для развития общества. В свою очередь, развитие состоит не только в увеличении ВВП на душу населения при эффективном использовании ресурсов, но и в социальной справедливости и уменьшении бедности. И если последняя задача не достигается рыночными реформами, то должны быть предприняты дополнительные меры[989].

Касаясь сути предстоявших реформ 1990-х годов, премьер-министр Н. Рао подчеркивал принципиальную важность коренных перемен в экономике. «Мы заняты переориентацией политики последних 45 лет, – говорил он, – и пытаемся создать экономику, которая направляется рынком, а также либеральный режим торговли, с целью преодолеть макроэкономический кризис. Одновременно мы пытаемся добиться того, чтобы основа индийской социальной пирамиды не была изолирована и лишена результатов этого великого преобразования. Мы заботимся и о том, чтобы сама суть индийского народа (indianess), его самобытность, его глубокие корни и его гордость за свою идентичность ни в коей мере не пострадали»[990].

В своем философско-идеологическом обосновании экономических реформ правительство Индии исходило из того, что, во-первых, они должны осуществляться по некоему среднему пути (между двумя «догмами» – командной и рыночной экономик), во-вторых, государство должно проявлять заботу об основании «индийской социальной пирамиды», то есть огромных массах бедняков, в-третьих, в ходе этих реформ не должна быть утрачена индийская самобытность. Очень важный нюанс состоял и в том, что речь шла не о чисто «рыночной экономике», а об экономике, «направляемой или ведомой рынком».

Проблема поиска и разработки срединного пути не была новой для Индии. В колониальный и постколониальный период модернизация общества сопровождалась столкновением с западными ценностями, а затем синтезом этих ценностей или их части. Такой синтез был возможен лишь на основе органического восприятия традиционным обществом новых ценностей, когда они становятся частью общественной жизни, вписываются в традиционную среду, не разрушают ее, а дополняют, усиливают тем лучшим, что было создано в процессе развития. Если же модернизация осуществляется путем механического заимствования, переноса чужеродного опыта на иную социально-культурную почву, то неизбежно наступает реакция отторжения.

В этом смысле Индия в период британского колониального господства накопила огромный, можно сказать уникальный, опыт взаимопроникновения ценностей индийского и западного обществ. В ходе длительного, временами весьма болезненного, а иногда даже насильственного процесса, происходила их своеобразная взаимная притирка. На каждом этапе достигался новый баланс между ценностями в области культуры, науки, технологии, производства. Главное состояло в том, что это был в основном эволюционный процесс, в ходе которого выявлялись как сильные черты традиционного общества, так и его слабости, а также те ценности западной цивилизации, которые положительно воспринимались индийским общественным мнением. Стремление опередить, ускорить естественный ход модернизации приводило к общественным взрывам и откатам.

Духовная и политическая элита Индии была главным двигателем модернизации страны. Однако этот двигатель тянул за собой огромный обоз из воловьих упряжек традиционного общества, и общая скорость продвижения вперед во многом определялась скоростью самой медленной упряжки. В этих условиях нельзя было игнорировать ни одну из социально-культурных групп населения, в том числе и самую отсталую. И когда скорость превышала какой-то допустимый предел, то происходил разрыв в цепи, связывавшей ведущих и ведомых, а затем и отчуждение последних, с соответствующими социально-экономическими и политическими последствиями и издержками.

Но благодаря своему многовековому опыту индийская элита как раз и отличалась тем, что достаточно хорошо чувствовала, какой должна быть скорость реформирования или модернизации, в какой сфере и как она должна происходить, насколько глубоко могут быть затронуты основы традиционного общества. Она сохраняла живую связь с обществом, в том числе с его огромным массивом социальных низов. Взяв курс на демократическое развитие страны, политическое руководство Индии не могло поступать иначе, ибо только это обеспечивало ему легитимность в общественном сознании и, соответственно, возможность оставаться у власти.

Учет реальных возможностей реформирования и модернизации индийского общества, ощущение той границы, за которой начинается отторжение западных ценностей, всегда были сильной чертой индийского политического истеблишмента.

Традиция сохранения тесных связей с народом, с его историко-культурными корнями продолжает оставаться важной частью политической культуры Индии, хотя и претерпевает существенные изменения, особенно в последние годы. В ней материальное благосостояние играет заметную роль, однако традиционные ценности до сих пор не утратили своего значения. Большинство успешных политических деятелей Индии – это те, кто смог идентифицировать себя, используя эти ценности. Но это не означает, что все индийские политики – традиционалисты или что им чужды новые веяния в сфере экономики, идеологии и политики. В силу исторически сложившихся связей индийской элиты, или, по крайней мере, значительной ее части, с Западом она открыта для влияния разных идей, но не заимствует их слепо, а «прилаживает» к условиям своей страны.