Лес Траан, Перш, июль 1306 года

Од де Нейра поднесла к носу тоненький квадратик линона,[12]надушенный розовой эссенцией. К отверстию в крыше, сделанной из хвороста и соломы, поднимался от очага, устроенного прямо на утоптанной земле, черный дымок. Черная курица с перерезанным горлом, подвешенная за лапы над огнем, перестала трепыхаться. Капли крови стекали на горящие головни и с шипением испарялись. Вокруг огня суетилась ведьма, порой подбрасывая щепотку порошка, тут же загоравшегося зеленоватым пламенем. Она что‑то бормотала, не переводя дыхания.

Постепенно Од де Нейра охватывало беспокойство. Она боролась с настойчивым желанием выйти из лачуги, чтобы глотнуть немного свежего воздуха. Сосредоточившись, ведьма вытащила из котелка горсть отвратительных внутренностей и бросила их в огонь. От едкого запаха, распространявшегося среди закопченных стен, к горлу Од де Нейра подступила тошнота.

Мадам де Нейра, душевный друг камерленго Бенедетти, его признательная должница, наконец, сообщница, удивлялась той настойчивости, с которой Гонорий советовал ей обратиться к этой ведьме. Неужели он действительно верит в могущество темных сил, он, который до сих пор прибегал к помощи только отравительниц, в том числе и к помощи Од де Нейра?

Из темного уголка лачуги послышался легкий вздох. Од повернула голову и, прищурившись, увидела маленькую девочку, сидевшую на земле с поджатыми ногами. Эта очаровательная девчушка встретила ее на пороге глубоким реверансом. Затем она стремглав убежала в темный угол, чтобы скрыться с глаз. Удивительный контраст между ведьмой, ее высохшим телом, длинными черными ногтями, толстыми и кривыми, как собачьи когти, грязными, редкими спутанными волосами, напоминавшими жалкую гриву, пропитанную салом и жиром, и этим белокурым ангелочком со светлыми, как прозрачная вода, глазами заинтриговал мадам де Нейра. По правде говоря, эта девчушка вполне могла бы сойти за ее собственную дочь, но уж никак не за отпрыска ведьмы. Неужели она была из тех детей, которых нищие родители оставляют умирать в лесу? Или одним из тех милых ангелочков, украденных из колыбели, которых затем учат просить милостыню у покупателей в базарные дни или у кумушек, судачащих на паперти? Но Од де Нейра быстро переключила все свое внимание на женщину, которой могло быть как тридцать, так и сто лет, и забыла про девчушку.

Еще один еле слышный вздох. Од махнула рукой в темноту. Потом раздался шелест. Девочка робко подошла к Од. С беспокойством взглянув на спину женщины, что‑то шептавшей огню, она скривилась от отвращения. Од нашла восхитительным сморщенный носик и улыбнулась, знаком подзывая девочку к себе. Од протянула ей свой надушенный платок. Девочка спрятала в нем свой хорошенький носик и от удовольствия закрыла глаза. Восхищение, которое Од прочитала в ее взгляде, принесло мадам де Нейра небольшое облегчение. Она даже на несколько секунд забыла об отвратительном запахе. Од показала рукой на пол рядом с колченогим табуретом, на котором сидела. Девочка поспешила удобно устроиться.

– Как дела? – неожиданно спросила мадам де Нейра с ноткой раздражения в голосе.

– О да… Я почти закончила, – ответила ведьма игривым тоном.

– Вы уверены в могуществе вашего… искусства, за которое я очень дорого плачу?

Ведьма резко повернулась и застыла от изумления, увидев девчушку, сидевшую у ног прекрасного создания, которое час назад вошло в ее зловонное жилище. Густые белокурые волосы окружали совершенный овал лица. Огромные изумрудные глаза, похожие на озера, вытянутые к вискам, смотрели на ведьму без малейшего страха. Напротив, в них читалось легкое презрение. Настроение ведьмы испортилось. Что она о себе возомнила, эта прекрасная донзела?[13]Что весь мир припадет к ее стопам? Но в таком случае это доказывало, что она не знает всю силу власти той, которую ей рекомендовали. Той, которую все боялись. Женщина прошипела:

– Отправляйся в свой угол, Анжелика. Если, конечно, не хочешь, чтобы я надрала тебе задницу.

Прежде чем уйти, девчушка с ужасом посмотрела на мадам де Нейра, которой начала надоедать эта ведьма. Ведьма сразу же смягчилась и заставила себя быть любезной с такой богатой посетительницей. Кошелек, который вручила ей эта женщина, был набит до отказа. Там было гораздо больше, чем платили ей окрестные вилланки, просившие избавить их от бородавки или, наоборот, наслать бородавку на лицо соперницы, молившие ее помочь зачать мальчика или же освободиться от плода так, чтобы никто ничего не заметил. Ведьма объяснила:

– Я не принадлежу к тем жалким заклинателям судьбы, которые продают свои смехотворные зелья наивным простакам, или к знахарям, утверждающим, что умеют обращаться с животами женщин и животных.

– Это успокаивает меня, – жеманно пропела мадам де Нейра. – Кстати, совсем забыла… Вы достали то, что я… хотела?

– Да.

Женщина засунула руку в свою грязную бесформенную котту[14]и вытащила маленький холщовый мешочек. Од соизволила встать, чтобы взять мешочек, потом снова грациозно опустилась на табурет. Из мешочка она вытащила маленькую тростинку с жемчужно‑серым кольцом. Од повертела в руках тростинку, задумчиво глядя на нее. Ведьма начала оправдываться:

– Я неукоснительно следовала вашим распоряжениям. Не так‑то легко было ее достать!

Пристально глядя на мадам де Нейра своими черными как смоль глазами, она прошептала:

– Несмотря на ваше роскошное платье, манеру держаться и ангельское лицо, за которым я вижу бездну, я знаю, что могу сказать вам правду. Другие не в состоянии ее понять, они даже не сумеют выдержать ее… Но мы разделяем ее, не так ли? Надо всегда платить за то, чего больше всего желаешь. Некоторые цены кажутся трусам неприемлемыми. Но не нам. Я права?

Мадам де Нейра не соизволила ответить, лишь кивнула головой в знак согласия. Ведьма продолжала таким же спокойным, почти равнодушным тоном:

– Я хотела быть выше всех. Чтобы добиться этого, мне потребовалось заключить… договор с могущественными союзниками. Могущественными, но жестокими и безжалостными…

И она своими когтями показала на утоптанную землю.

– Деньги их не интересуют, слава и благодарность – тем более. Лишь души неукротимо манят их. И я предложила им свою душу. Совершенно осознанно. Я ни о чем не жалею. Я видела, поняла, прочувствовала столько странных и сказочных вещей. Я проникла в окружающие нас тайны. Я читаю души других как открытую книгу. – Ведьма закрыла глаза, и вдруг искренняя печаль омрачила ее лицо, сделав его на мгновение менее отталкивающим. – Так вот, мадам, знайте. Души тех, кто приходит сюда, или тех, кого я встречаю на своем пути, дурно пахнут. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, ибо мои… могущественные союзники отдали предпочтение моей душе. Она была чистой. Готова спорить, что и ваша душа некогда была чистой. Раньше. Это было раньше.

Воспоминания, столько воспоминаний! Словно прилив, они затопили рассудок Од де Нейра. Она рано узнала, какой суровой бывает жизнь. Но лишь чудом эта жизнь не оставила на ней физических следов. Впрочем, люди сами создают себе судьбу. И та словно грабитель набрасывается на слабых и старается подмять их под себя. Рано осиротевшую девочку отдали на воспитание стареющему дядюшке, который быстро начал путать родственное милосердие и кровосмешение. Но мерзавец недолго пользовался прелестями племянницы. Острые боли в животе быстро уложили его в постель. Он умер после бесконечной мучительной агонии, при которой, как того требовало благочестие, присутствовала его протеже. В двенадцать лет Од осознала, что ее талант ко всему, что касалось ядов, убийств и лжи, мог сравниться лишь с ее красотой и умом. За распутным дядюшкой в мир иной, который Од считала для них лучшим, отправились тетушка, два кузена‑наследника, обращавшиеся с ней с высокомерием тех, кому никогда не приходилось вести борьбу за выживание, потом сварливый больной муж.

У мадам де Нейра кружилась голова. Она предавала, обманывала, плела заговоры, убивала. Господи Ты Боже мой! В своей бесконечной мудрости признает ли Господь Бог, что лишь обстоятельства толкали ее на преступления? Разумеется, нет. Од заставила себя успокоиться, пристально глядя на плохо выделанные волчьи шкуры, свисавшие с низкого потолка. Вдруг ей в голову пришла неуместная мысль, что это была браконьерская добыча, которая могла бы стоить женщине жизни. Но неужели ведьму так боялись, что даже ее непосредственный сеньор не посмел совершить правосудие? И Од де Нейра уверовала в могущество ведьмы.

А ведьма смотрела на Од с суровым видом, ожидая ответа, который подтвердил бы, что они, несмотря на все различия, принадлежат к одной и той же породе. Од де Нейра прямо сидела на табурете. Ведьма спросила:

– Должен ли вместе с матерью умереть и ребенок?

Мадам де Нейра ответила с иронией в голосе:

– Черт возьми, нет, бедный херувим. Ведь мы же не чудовища. Тем более что наследник мужского пола нам не мешает. Как… как будут развиваться события?

– Как нельзя лучше, и я, как всегда, забуду о вашем существовании.

– Мне было бы интересно узнать некоторые подробности, – продолжала настаивать мадам де Нейра.

– Вялость, первые симптомы которой появятся вскоре после того, как приготовленный мною мешочек окажется рядом с ней, например, в ее спальне под кроватью. Как правило, это быстро приводит к желаемому эффекту. Она потеряет аппетит и будет чахнуть до тех пор, пока не умрет. – Поколебавшись несколько минут, ведьма добавила: – Тем более что такая болезнь не вызовет удивления у окружающих. Все расценят ее как проклятие дам д’Отон. Сначала первая графиня, потом мадам Аньес де Суарси, вторая супруга. Трагическая последовательность.

В мадам де Нейра проснулось любопытство, и она спросила:

– Вы были одной из тех, кто оказался причастен к смерти первой графини д’Отон и ее сына?

Ведьма бросила на Од косой взгляд и уклонилась от прямого ответа:

– Есть секреты, которыми я никогда не делюсь.

– Предусмотрительная женщина. Будет ли мадам Аньес страдать, я это хочу спросить?

– Нет, просто ее жизнь перестанет бить ключом. Вы огорчены?

Од де Нейра фыркнула:

– Да что вы такое вообразили? Я хочу избавиться от этой… несносной женщины, только и всего. Я никому не желаю страданий. По правде говоря, она меня не интересует. Мне нужно нанести весьма глубокую обиду, чтобы я захотела доставить страдания.

Только однажды Од с упоением причиняла боль, продлив последний вздох дядюшки, который подминал ее под себя, когда ему хотелось, дергал за волосы, заставляя открывать рот, хлестал по щекам, когда она противилась или плакала. Она могла бы ускорить его агонию. Но она, напротив, решила продлить ее. Все то время, когда она омывала руки старика свежей водой, вытирала лоб носовым платком, а губы – салфеткой, смоченной в яде, она наслаждалась пиршеством смерти.

– Что в этом мешочке?

– Действенные ингредиенты, которые я держу в секрете. Чем ближе он окажется к даме, тем скорее она распрощается с жизнью.

– Вы уже придумали, как подобраться к ней?

– Не беспокойтесь. Я нашла способ. Впрочем, вы мне за это платите.

– Когда она воссоединится с Создателем? – спросила мадам де Нейра тоном светской дамы, пришедшей с визитом вежливости.

– Через три‑пять месяцев, в зависимости от состояния здоровья. Это необходимо, чтобы никто не заподозрил отравление.

– Беременность осложнит дело. По словам повитухи из замка Отон, которой с удовольствием подносят стаканчик‑другой в близлежащих тавернах, мадам де Суарси просто создана для того, чтобы рожать детей. А если она уже тяжелая…

Ведьма предложила нерешительным тоном:

– Ах… Я могла бы сделать ее бесплодной. Это легко. Ведь речь идет об этом, не так ли? Она больше не должна рожать? Смерть – слишком серьезная штука, чтобы причинять ее по недомыслию.

– А вы не только рассудительная, но и прозорливая, – пошутила Од де Нейра. – У нас нет времени. Время полумер прошло. Она должна умереть. Как можно скорее.

– Все будет сделано так, как вам угодно. Вы платите.

– Мы закончили?

– Сегодня и здесь – да, – ответила женщина, вынимая из‑под грязного шенса черный холщовый мешочек.

Она приоткрыла его с блуждающей улыбкой на губах, вырвала у зарезанной курицы шесть перьев и воткнула их в мешочек.

– Жребий брошен, – сказала она. – Как только этот мешочек окажется на своем месте, остальное произойдет без нашего участия.

– Какая радостная перспектива! – с восторгом воскликнула Од де Нейра. – Я ненавижу этот уголок земли. Постоянные туманы, поднимающиеся по утрам и исчезающие лишь во второй половине дня… Создается впечатление, что солнце показывается только после упорной борьбы. Я жажду вернуться в мой феод на юге королевства. Пусть будет проклят дождь, от которого ломит кости и наступает преждевременная старость.

Од де Нейра грациозно встала, опустила подол карминового бархатного платья с рукавами, пристегнутыми аграфами, и с вызовом спросила:

– Сколько за Анжелику?

– Она не продается, – ответила ведьма, вновь став желчной.

– Почему? Все продается, нужно лишь назначить хорошую цену. Вы это знаете так же хорошо, как и я. Сто фунтов[15]за девчонку. Это хорошая цена за сироту, каких в этом краю найдется двадцать, сто или тысяча. Тем более что она сама уйдет от вас, как только сможет. Было бы глупо поступить иначе.

– Она не продается, – твердым тоном повторила женщина.

– Но ведь вы ее украли, разве не так?

– И что? Если я ее украла, значит, она моя.

– Сто пятьдесят фунтов. Подумайте… Вы сможете купить половину соседней деревни Сетон. Замечательный обмен!

– Уходите. Я дала вам то, что вы хотели получить. Теперь уходите.

– Двести фунтов, женщина. Это моя последняя цена.

– А мой последний ответ – нет.

– Вы совершаете большую ошибку, – пропела Од. – Я всегда добиваюсь желаемого. Так или иначе.

– Осторожно, я знаю грозные тайны.

Од закрыла глаза. Очаровательная улыбка озарила ее лицо. Она прошептала:

– Они мне не страшны. Сколько людей хотели, чтобы я умерла или испытала жестокие мучения! Могу поклясться, что некоторые из них щедро платили таким, как вы, чтобы достичь своей цели. Но я, как видите, жива и здорова. Я пришла к выводу, что я никогда не умру и не познаю, что такое старческие недуги. Вы не внушаете мне страха…

Од открыла глаза. Зеленый взгляд глубоких как озера глаз устремился на ведьму. Суровый, твердый голос продолжал:

– И я получу Анжелику. Это каприз и обещание. Я охотно уступаю своим капризам и всегда сдерживаю обещания.

Лицо Од помрачнело. Два года назад она впервые в своей жизни не выполнила данное слово. Она обещала камерленго Гонорию Бенедетти жизнь мадам де Суарси, ныне графини д’Отон, и три манускрипта, спрятанных в аббатстве Клэре. Но ей пришлось познать горечь поражения. Она оправдывала себя тем, что ей попалась негодная подручная, монахиня, завербованная прелатом. Жалкое оправдание. Она собственными руками убила эту Жанну д’Амблен. Зловредные существа с когтистыми лапами, должно быть, устроили пир, обглодав эту подлую душу, у которой было так много на дебете и так мало на кредите.

А она сама, чем она могла гордиться? Каким кредитом она обладала? Честь. Это единственное, что осталось у нее нетронутым. Странная честь, приспособившаяся ко лжи и убийствам. Честь, правила которой придумала она сама. Слишком легкая гиря на чаше весов, неспособная уравновесить другую, чашу дебета. Анжелика. Анжелика не была прихотью холеной женщины. Уже час назад Од убедила себя, что очаровательная девочка с предопределенным именем была той самой гирей, которой ей не хватало, чтобы погасить часть долга. Она получит Анжелику. Она воспитает девочку как родную дочь, даст ей то, что этот мир предоставил ей самой только после упорной борьбы. В конце концов, если она вернет Богу одного из его ангелов, Он, несомненно, проявит к ней милосердие.

Как вырвать девочку из когтей ведьмы, которая, вероятно, ей еще понадобится, чтобы погубить незаконнорожденную дворяночку? Ждать, предвидеть. Терпение было одним из самых надежных видов оружия женщин. Они превосходно владели им. Тем более что мадам де Нейра, будучи осмотрительной особой, с трудом верила во всемогущество ведьм, какими бы грозными они ни были. Она считала махинации и яды более верным, в каком‑то смысле реальным средством. Ба, если кто‑то может больше, значит, он может и меньше!

Мадам де Нейра удобно устроилась в крытых ломовых дрогах, ждавших ее в десяти туазах от лачуги. Ее план постепенно претворялся в жизнь. Накануне Од получила от камерленго Гонория Бенедетти известие, которого ждала с нетерпением вот уже несколько недель. Название другого женского аббатства, расположенного в Шампани. На этот раз подручные Гонория хорошо поработали. Разумеется, дорога будет долгой и утомительной, но Од де Нейра уже наслаждалась своей будущей победой.