Глава девятая. 14 сентября, понедельник

14 сентября, понедельник.

В перчатках мышей не ловят.

Вычесывая кошек утром, Квиллер одновременно проводил с ними отвлекающую и расслабляющую беседу.

– Согласно календарю, – говорил он, – сегодня понедельник. Но вам‑то это, конечно, все равно. Для вас все дни одинаковы. У вас не бывает свиданий по субботам и черных понедельников, вы не ждете обещанного после дождичка в четверг.

Коты любили, чтобы после причесывания им немного почитали вслух, Квиллер выбрал на этот раз рассказ Марка Твена о скачущей лягушке. Коко предпочел бы «Царя Эдипа», но Квиллер объяснил, что для нежных кошачьих ушей эта история слишком трагическая.

Рабочий день Квиллер начал с посещения библиотеки, где его приветствовали два живых талисмана, Мак и Кэти. Кошки знали, что он всегда носит с собой что‑нибудь хрустящее и вкусненькое. Полли в своей стеклянной клетке закусывала бутербродом с тунцом и морковными палочками.

– Хорошая новость! – сказала она. – К концу недели будет готова наша библиотека на колесах.

Машина под передвижную библиотеку была куплена на частные пожертвования; недостающую сумму добавил Фонд К. Изготовленная фирмой, выпускающей школьные автобусы, она выглядело точь‑в‑точь как эти транспортные средства, только не имела окон. Вместо сидений внутри установили книжные полки, и библиотека на колесах могла доставлять сотни томов в те места, где книжные фонды отсутствовали.

Правда, одно обстоятельство вызвало страшное недовольство публики: машина была окрашена в белый цвет. Во «Всякую всячину» приходили сотни писем, в которых читатели жаловались, что не смогут отличить передвижную библиотеку от молоковоза, кареты «скорой помощи» или фургона, развозящего белье из прачечной. Газета предложила читателям высказывать свои соображения.

Авторитетное жюри, в которое входила и Полли, рассмотрев читательские предложения, отобрало самое удачное, после чего машину отправили в студию промышленного дизайна в Локмастере на перекраску. Выбор жюри держался в глубокой тайне. И вот наконец закутанный в брезент транспорт возвратился в Пикакс и должен был торжественно появиться перед публикой в четверг.

– Ты не сообщишь мне по секрету, что там намалевали? – спросил Квиллер.

– На устах моих печать… – отвечала Полли с апломбом.

– Но я ведь могу потихоньку подкрасться и заглянуть под брезент. Или там выставили вооруженную охрану?

– Ты отказался войти в состав жюри? Теперь жди вместе со всеми рядовыми гражданами… Съешь лучше морковных палочек.

– Нет, спасибо.

– Они очень полезны.

– Потому и не хочется.

Следующим пунктом в маршруте Квиллера была редакция «Всякой всячины», где он вручил текст новой статьи молодому главному редактору Джуниору Гудвинтеру.

– Что случилось? – спросил Джуниор, привыкший к тому, что Квиллер сдает свои материалы в самый последний момент. Затем добавил: – Советую посмотреть сегодняшний выпуск. Вся первая страница посвящена горским играм – вращающийся в воздухе кейбер крупным планом и Кэмпбелл, которому вручают золотую медаль, а также Броуди с волынкой. На развороте – танцовщицы, скрипачи, марширующие оркестры и парочка дюжих шотландцев в национальных костюмах, поедающая «бридиз». На второй полосе наши поздравления Гомеру Тиббиту в связи с девяностовосьмилетием, а в колонке редактора ты найдешь довольно интересные письма читателей.

– Интересные, потому что ругательные?

– Сам увидишь.

– Кстати, Джуниор, тебе известно что‑нибудь о старой хижине на Чипмункской дороге недалеко от «Большой Б.»? Говорят, там ошивается молодежь.

– Её снесли в соответствии с программой благоустройства дорог. Но хижина пользовалась такой популярностью, что все доски распродали на аукционе. Об этом притоне ходит масса всяких историй.

– Не хочешь ли перекусить со мной в «Макинтоше»?

– Не могу. Арчи собирает в обеденный перерыв экстренное совещание.

– Что же, интересно, случилось? – спросил Квиллер. – Что‑то ужасное? Протек редакционный бойлер? Кто‑то из разгневанных читателей отказался от подписки?

– Топай‑топай! – рассердился Джуниор. – Я прослежу за тем, чтобы в завтрашнем выпуске твою фамилию напечатали неправильно.

Многолетняя война Квиллера с опечатками служила поводом для постоянных шуток в редакции. Как‑то в первоапрельском номере коллеги напихали в его колонку столько «блох», что это развеселило даже самого Квиллера.

Но до апреля было ещё далеко, а пока Квиллеру хотелось отметить четырнадцатое сентября, первый день рабочей недели, ланчем в приятной компании. Выходя из редакции, он нос к носу столкнулся с мощным жилистым человеком в фермерском комбинезоне и кепке. Это бы Сиг Датчер, окружной агент[21]. Квиллер часто встречал его в закусочной «Грозный пес», где фермеры собирались, чтобы выпить чашечку кофе, поболтать о погоде и урожае, перекинуться парой шуток.

– Сиг, жук ты навозный! Что заставило тебя выбраться из своей кучи?

– Надо было доставить в газету свежие новости с полей.

– У тебя есть время перекусить со мной у «Ренни»? Я угощаю.

– Время‑то есть, но пустят ли меня в таком виде?

– Конечно. Мы просто съедим в кафе по котлете.

Сиг впервые увидел отель после реставрации и был поражен, а белые стены вкупе с ярко‑голубыми и ярко‑зелеными столиками в кафе заставили его признать, что «Грозному псу» далеко до подобного великолепия.

– Что там, кстати, нового? – спросил Квиллер, когда они уселись за столик. – Я уже давно туда не заглядывал.

– Ну, что нового… Бенни перевернулся на тракторе и сломал ногу… У Кальвина пали две коровы… Дочь Дуга получила на ярмарке голубую ленту за то, что вырастила черномордую овцу… Жене Спенсера надо делать операцию, а срок медицинской страховки у них истек… Вот, пожалуй, и все. А как дела у тебя, Квилл? Судя по цветущему виду, ты исправно съедаешь по «макинтошу»[22]в день, чтобы не встречаться с докторами.

– Вообще говоря, я ничего не имею против представителей медицинского цеха – вполне достойные и приятные люди. Просто я люблю яблоки. «Макинтош» – самый мой любимый сорт после «уайнсепа».

– «Уайнсеп» в наших краях практически не выращивают, зато у нас есть сад, прославившийся на весь север своим «макинтошем». С этим, кстати, связана одна история, достойная упоминания в вашей газете. Тебе известно, что первые сортовые яблоки завезли в Америку переселенцы из Европы? До этого здесь росли только дички. А буквально все произрастающие у нас «макинтоши» произошли от деревца, обнаруженного в канадских лесах.

– А как оно туда попало? – спросил Квиллер.

– Непостижимая тайна! В тысяча восемьсот тридцать втором году один фермер в провинции Онтарио расчищал территорию под ферму и нашел его. Он пересадил дерево в сад, и оно лет тридцать плодоносило. А потом его сын научился делать прививки, и так оно и пошло.

– Да, эта история вполне достойна рубрики «Бойкое перо».

– Я уже давно хотел её тебе рассказать. Приходи к нам в окружной совет и получишь целую кучу всяких материалов по «макинтошу». Канадец, кстати, писал название сорта немного по‑другому: «мак‑интош».

В ожидании котлет они обсудили горские игры, вынашиваемый округом Биксби проект постройки казино, удивительные свойства шотландских овчарок и прогноз погоды.

– А как в «Грозном псе» насчёт новых анекдотов? – спросил Квиллер.

– Знаешь про двух быков?..

Его прервало появление официантки.

– Вы ничего не сказали насчёт гарнира, так что я принесла вам жареную картошку. Чем ещё могу быть полезна, джентльмены?

Сиг заказал перечный соус, а Квиллер попросил хрена.

– Надо же! – воскликнул окружной агент, когда официантка отошла. – Она назвала нас джентльменами!

– Да, их настоятельно попросили забыть обращение «мальчики». А что ты испытываешь, когда тебя называют джентльменом?

– Потрясение. Возможно, это отучит меня ставить локти на стол. Жена будет очень довольна.

– Как, кстати, твоя семья?

– Всё в порядке, спасибо. Парень увлекается футболом, дочка поступила в колледж. Хочет быть ветеринаром и лечить не иначе как очень крупных животных. Представляю, как это будет выглядеть… Сама‑то она крохотулька… Да, я не рассказал тебе самого интересного! Бекки подрабатывает в отеле помощницей горничной, и это она обнаружила труп в пятницу утром!

– Да‑а… Для первокурсницы, наверное, не самое слабое впечатление.

– Ещё бы! Бекки к такому не привыкла… Она должна была убирать номера триста один и триста один «а» каждое утро между половиной восьмого и половиной девятого, пока постояльцы завтракают в кафе. Бекки, как всегда, постучала и открыла дверь ключом, но та оказалась заперта на цепочку. Тогда она прошла в соседний номер… Полиция велела никому об этом не рассказывать, но я знаю, что дальше тебя это не пойдёт…

– Не беспокойся.

– Прежде всего она обратила внимание на то, что постель секретарши не разобрана, как будто никто не ложился. Она открыла дверь в соседний номер: там‑то на постели лежали, но с подушкой на лице. Бекки выскочила из номера, сообщила обо всем горничной, потом полицейским и ответила на их вопросы – всё как полагается. А уже после этого с ней случилась истерика, и пришлось отправить её домой.

– Да, Бекки досталось! Но она держалась молодцом.

– Как ты думаешь, Квилл, чьих рук это дело?

– Судя по всему, кого‑то из Центра.

– Вот и ребята в «Грозном псе» того же мнения, – кивнул Сиг.

Перед тем как покинуть отель, Квиллер купил в киоске свежий выпуск газеты, сел в уголке Стикли и стал просматривать номер, фыркая в усы – то одобрительно, то с возмущением. Одобрил он освещение горских игр в целом и поздравление Гомеру Тиббиту. А не понравились ему, во‑первых, фотография Тиббита, которую за тридцать лет можно было бы и обновить, а во‑вторых, непомерное восхваление юного победителя в состязаниях. Чрезмерная похвала легко могла вскружить голову неискушенному Бозу. А главное, было непонятно, к чему давать в номер снимок «двух неизвестных шотландцев, поедающих „бридиз“». Одна подпись чего стоила… Вряд ли кто‑нибудь в целом округе Мускаунти не знал в лицо Квиллера и Мак‑Вэннела Нет бы уделить побольше места Эндрю Броуди с его волынкой! А про танцора совсем забыли. Даже редакторская статья о золотом медалисте показалась Квиллеру чересчур сентиментальной, если не сказать слащавой. Вполне ординарная история: молодой человек был лишен семейного тепла, но настойчиво пробивал себе дорогу, неустанно занимался, посещал тренировки, работал… Ну да ладно. В конце концов, ведущий колонку не указывает главному редактору, как ему писать. Квиллер пробежал письма читателей.

На носу ноябрь и новые выборы … на которые избиратели, как водится, не пойдут. И знаете почему? Потому что они привыкли, что на всех общественных мероприятиях – на митингах, выставках, презентациях, церковных собраниях и похоронах – всегда предлагают какое‑нибудь угощение. Если хотите, чтобы явка избирателей была максимальной, напечатайте объявление: «Все на выборы! Бесплатная закуска!» И требуется‑то всего по глотку пунша с какой‑нибудь булочкой.

С приветом, Герберт Уоттс

Округ Биксби объявил, что собирается открыть «казино с развлечениями и играми», чтобы дать толчок развитию своей экономики и обеспечить работой граждан. У всех нормальных людей «казино с развлечениями» называется игорным домом. Но что бы они там ни собирались открывать, построят они это заведение на самой границе с нашим округом. А поскольку в Мускаунти азартные игры запрещены, то наши охотники за удачей, ясное дело, непременно протопчут туда дорожку, и в результате Биксби будет поднимать свою экономику на наши деньги.

Неплохо придумано!

Митч Кэмпбелл

Мне сорок лет, а я только что научилась читать и писать. Это такое необыкновенное чувство! Надеюсь, что теперь я смогу найти работу получше. Я всегда скрывала от всех, что неграмотная, и даже замуж не вышла из страха, что муж узнает мой секрет. Хочу сказать огромное спасибо своей учительнице, которая была так добра и научила меня грамоте.

(Без подписи)

Последней в списке дел, намеченных Квиллером на понедельник, значилась поездка в деревню пенсионеров «Уголок на Иттибиттивасси» с ежегодным визитом к самому старому и одному из самых выдающихся жителей округа. Деревня располагалась не на берегу реки, как можно было бы предположить, а на невысоком гребне между Чипмункской дорогой и Кровавым ручьем, но ни то, ни другое название как‑то не вдохновляло долгожителей. Главное здание деревни было четырехэтажным, с высокой остроконечной крышей, и напоминало санаторий где‑нибудь в Швейцарии или в Скалистых горах.

Гомер Тиббит и его жена Рода переехали сюда, чтобы в случае чего помощь была под рукой. Когда Квиллер поднялся к ним, Рода, которой было под девяносто, о чем не давали забыть белые волосы и слуховой аппарат, приветствовала его теплой улыбкой:

– Без вашего визита, Квилл, это был бы не день рождения. Гомер ждет вас в своей берлоге. – В доказательство сего в соседней комнате чихнули.

– Заходите в библиотеку, – раздался высокий дребезжащий голос, – если только у вас нет аллергии на пыль.

Сухопарый и угловатый, Гомер, подобно восточному владыке, восседал в гнезде из подушек, со всех сторон подпиравших его костлявую фигуру. Морщины и складки на коже выдавали возраст, но дух старика был ещё крепок. Гомер всю жизнь прожил холостяком и проработал директором школы; уйдя на пенсию, он стал официальным историком округа Мускаунти, а сравнительно недавно женился на бывшей учительнице, лет на десять лет моложе его.

– Польстился на то, что у меня ещё не были просрочены водительские права, – с улыбкой говорила Рода.

– А она вышла за меня потому, что верила в моё блестящее будущее, – добавлял Гомер. – В свои неполные восемьдесят два она была ещё сущей сорвиголовой. Мне стоило немалых трудов обуздать её буйный нрав.

– Я приготовлю чай? – улыбнулась Рода. Когда она вышла, Квиллер поставил на стол диктофон.

– Итак, Гомер, – произнес он, – надеюсь, у вас есть что поведать в этот торжественный день потомкам? Что‑нибудь глубокомысленное и пригодное для печати…

Гомер старательно прокашлялся.

– Хорошо, что вы об этом спросили. Я тут недавно наткнулся на свою первую чековую книжку, которую завел ещё мальчишкой, и это дотянуло за собой целую цепочку воспоминаний. Я родился в местечке с говорящим названием Литл‑Хоуп – Безнадега, – но очень надеялся со временем разбогатеть и приобрести собственную лошадь с седлом. Отец давал мне карманные деньги – десять центов в неделю. Я тут же отправлялся в магазин и покупал на один цент недельный запас леденцов, а остальные клал в чугунную копилку. Она была похожа на яблоко, с пробкой в днище, и дважды в неделю я вытаскивал пробку, чтобы пересчитать свои сбережения. Когда у меня накапливалось пятьдесят центов, я относил их в банк и клал на свой счет. Кассир подводил итог в правой колонке, так что я всегда мог сразу определить размер своего состояния. Время от времени банк добавлял к этой сумме набегавшие проценты. Меня всегда поражал и радовал тот факт, что я получаю что‑то задаром.

– И удалось вам скопить денег на лошадь? – спросил Квилл.

– На лошадь – нет, но я купил в рассрочку двухколесный велик. Когда мне сказали, что можно сразу, ещё не выплатив всю сумму, взять его домой, я просто не мог поверить своему счастью! Мне это представлялось необыкновенной щедростью.

Рода разлила чай и сказала:

– Помолчи немного и выпей чая, пока горячий.

– Как она меня тиранит с этим своим горячим чаем! Хочет, чтобы я ошпарил внутренности.

– Он забывает его выпить, а потом жалуется, что чай холодный, – сообщила Рода. – О, если бы я знала о всех его странностях и сумасбродствах, когда доверила ему свою жизнь!

– Ну‑ну… Всё ты прекрасно знала. Недаром годами гонялась за мной.

– Не слишком‑то ты и убегал, дорогой. Квиллеру эта перепалка была знакома – он слышал её всякий раз, когда приезжал с визитом.

– В те времена, наверное, ещё не платили подоходного налога? – спросил он.

– Нет, его ввели позже, когда я пошел работать в свою первую школу, которая умещалась в одной комнате с толстопузой печкой. Зарплата была весьма скромная, а в конце года правительство отбирало у меня целых четыре доллара. Они называли это взиманием подоходного налога, а я считал бессовестным грабежом. А теперь, когда из Вашингтона только и слышишь: семьдесят миллионов… двенадцать миллиардов… шесть триллионов, кажется, что тебе рассказывают сказку о золотой рыбке. Вам, по молодости лет, она, конечно, неизвестна.

– Гомер, вам пора писать автобиографию, – посоветовал Квиллер.

– Рановато ещё, – ворчливо ответил старик. – Вот доживу до того дня, когда этого жулика вышвырнут из кресла мэра…

– В таком случае ты будешь жить вечно, дорогой! – ввернула Рода. – Мистера Блайта всякий раз переизбирают на новый срок, – объяснила она Квиллеру, – только потому, что его мать была из Гудвинтеров. – Прихлебывая время от времени чай, она вырезала что‑то миниатюрными ножницами из листка черной бумаги.

– Позвольте узнать, что вы делаете? – спросил Квиллер.

– Вырезаю ваш силуэт. Меня научила этому бабушка. В викторианскую эпоху это занятие было очень популярным. У бабушки был силуэт с подписью самого Эдуарте. Теперь за него дали бы кругленькую сумму. Бабушка обещала оставить силуэт мне, а в результате его получил мой кузен из Огайо.

– Вот если кто и сведет меня преждевременно в могилу, так это Рода со своими негодяями родственниками! – пожаловался Гомер.

– А у меня совсем нет родственников, и я был бы рад даже парочке негодяев, – вздохнул Квиллер.

– Так одолжите у Роды, Квилл! В первую очередь – тех, из Огайо.

– А как же… ваша тетя Фанни, которая оставила вам наследство? – спросила Рода.

– На самом деле она не была мне тёткой – только подругой матери.

– Как поживает милая Полли? Я не видела её с тех самых пор, как мы переехали сюда. Раньше я ежедневно возила Гомера в библиотеку, и мы всегда перебрасывались с ней парой слов.

– А здесь вам не скучно?

– О нет! У нас есть Кружок любителей чтения, мы слушаем лекции, организуем дискуссии. На прошлой неделе к нам приезжал лектор из Общества по борьбе с безграмотностью. Оказывается, взрослых учить грамоте легче, чем детей. С возрастом вырабатываются определенные навыки и умения, и человек реалистичнее всё воспринимает.

Гомера явно клонило в сон, и Квиллер решил, что пора ехать. Рода подала ему силуэт в конверте:

– Поместите его в рамку и подарите Полли. Она с удовольствием будет держать его у себя на столе в библиотеке. У вас очень красивая голова.

Как только Квиллер дошел до машины, он открыл конверт. Силуэт был не больше почтовой марки, но сходство с оригиналом угадывалось. Только усы вышли почему‑то слишком большими. Возможно, настала пора их подстричь. Голова показалась ему чуть приплюснутой, но в целом он и вправду остался доволен. Приехав в город, он остановился возле универмага Ланспиков и купил в отделе сувениров небольшую рамку.

Вечером, когда Квиллер готовил кошкам ужин, Коко вдруг что‑то проворчал и, вспрыгнув на стол, уставился в окно. Пару минут спустя из лесу выкатил красный автомобильчик Селии Робинсон. Но Коко всегда приветствовал её приезд мурлыканьем, а не ворчанием.

Выйдя навстречу, Квиллер увидел за рулём незнакомую женщину. Опустив стекло, она произнесла:

– Мистер Квиллер? Селия Робинсон попросила меня кое‑что вам отвезти. Сама она очень занята. – Женщина передала ему три картонки, лежавшие рядом с ней на сиденье.

– Очень ей признателен. А вы её новая помощница?

– Да, сэр.

Женщина была крепкой на вид, но не слишком интересной; она носила очки, волосы были стянуты в тугой узел на затылке.

– Простите, как вас зовут? – спросил Квиллер.

– Нора, сэр.

– Благодарю вас, Нора… Если вы повернёте вон за тем деревом направо, то окажетесь прямо на Главной улице.

– Понятно, сэр. Спасибо.

Поставив картонки в холодильник, Квиллер сразу позвонил Селии поблагодарить за внимание и заботу.

– Я не в силах оторваться от большого ланча, который готовлю на завтра, и решила послать сегодня Нору. Какое она произвела на вас впечатление?

– Ну, какое может быть впечатление? Аккуратная, вежливая.

– Да, с манерами у неё всё в порядке. Она много лет работала прислугой у Спренклов, помогала кухарке. Это её я обучаю грамоте.

– Так это она написала письмо в газету?

– Значит, его опубликовали? Она будет потрясена.

– Вы помогали ей писать, Селия?

– Только исправила кое‑какие грамматические ошибки… Вы ещё не открывали картонки? Салат из тунца – для бутербродов. Хлебный пудинг я полила шоколадным соусом, а ещё положила очень симпатичный окорок.

– А чем отличается очень симпатичный окорок от не очень симпатичного?

Селия так пронзительно рассмеялась, что Квиллеру пришлось на время отодвинуть трубку от уха.

– Не буду вас больше задерживать, Селия. Возвращайтесь к своему королевскому цыпленку.

Разбирая доставленные продукты, Квиллер не думал ни о хлебном пудинге, ни о симпатичном окороке. Его мучил неразрешимый вопрос: каким образом кот почувствовал, что в машине не Селия, а другая женщина?