Перевернутая история

История, преподаваемая алжирцам, как можно себе представить, отличается от той истории Магриба, которую учат французы. Прежде всего, французы унаследовали римскую традицию, продолжателями которой они себя считали. И тут, возможно, единственное совпадение: алжирцы иногда называют французов «руми». Но что касается общего понимания истории, то книга «Я знаю Алжир» (V, 31) дает детям не просто отличное от европейского видение прошлого, но прямо противоположное ему.

Уже во введении внимание акцентируется на тысячелетнем существовании трех африканских государств. В книге вспоминаются финикийцы, которые еще до прихода римлян высадились в Северной Африке и завели там торговлю. В тот момент и в период войн между Римом и Карфагеном остальная территория Северной Африки делилась на три царства: царство мавров (Мавритания) на западе, границей которого была река Малуя, царство масесилов на Тафне и царство массилов на востоке, в Нумидии. Его столицей стала Цитра. Царь Масинисса[41]правил с 203 по 148 г. до н. э.; он воевал за земли Карфагена под девизом «Африка – африканцам», провел в стране реформы, поощряя земледелие и развитие городов».

«После смерти Масиниссы Рим, который аннексировал Карфаген, делает попытку подчинить царства Магриба (…). Югурта[42]устраняет своих двоюродных братьев, «слишком склонных подчиняться Риму», «овладевает нумидийским троном». Он отказывается склониться перед волей Рима и в течение семи лет ведет войну, используя тактику быстрых переходов, засад, преследования по пятам (…). В 105 г. из‑за предательства царя Мавритании (т. е. Марокко) он попадает в плен к римлянам (…).

Римские легионеры постоянно сталкиваются с сопротивлением враждебно настроенного населения Магриба. Со II в. н. э. восстания следуют одно за другим, и, наконец, в 428 г. нашествие вандалов выметает отсюда «остатки клонящейся к упадку Римской империи» (…). Период вандалов – это время тиранической оккупации. «Однако ее ужасная репутация, по‑видимому, преувеличена, так как она создана их врагами». Конец господству вандалов был положен в 533 г. полководцем Велизарием, отвоевавшим эти земли по приказу византийского императора. Византийцы очень жестоко эксплуатировали страну; это время отмечено мятежами и волнениями, которые провоцировало угнетение. Это был период упадка» (V. 31).

«Арабское средневековье было периодом процветания»

Так называется глава, которая начинается с арабского «завоевания» (а не «освобождения», как в иракских и египетских учебниках). Его осуществляет арабский военачальник Окба Бен Нафи, основавший в 670 г. Кайруан.

«Царица берберов Ореса Кахина (Нумидия), возглавив свои войска, выступила против арабов. Сначала она одерживает победу на берегах Мескианы и отбрасывает их в Триполитанию (…). Но противостоя все новым и новым атакам, она в 702 г. терпит поражение от внушительной армии под предводительством халифа. Накануне последнего боя она приказала своим сыновьям перейти на сторону врага».

Затем наступил «период бурной и подчас смутной истории, когда царства и династии, сильные или совсем хрупкие, возникают и исчезают одни за другими. Это был также период бурного экономического и культурного развития, когда расцветали искусства и науки.

В 776 г. перс Абд ар‑Рахман ибн Рустем основывает в Тахерте (Тиаре) царство хариджитов, отколовшихся от господствующего течения в исламе. Это королевство процветало до 909 г., когда оно было повержено египетскими Фатимидами и преемники Абд ар‑Рахмана были вынуждены бежать на юг, где они основывали города в области Мзаб.

Зириды и Хаммадиты положили начало двум династиям, которые оспаривают друг у друга страну, вступая в союз то с Каиром, то с Багдадом (…). Им удается держать в своих руках власть на местах и даже пережить нашествие воинственного племени бани хилаль в XI в.

Затем Северную Африку вплоть до Алжира завоевали Альморавиды, пришедшие из мавританской пустыни; они господствовали и в мусульманской Испании, где защищались от христианских королей.

В XII в. в Испании и в Северной Африке целое столетие господствуют Альмохады.

В 1235 г. Абд ал‑Вадиты из Тлемсена основывают независимое государство и новую династию, которая, несмотря на нападения султанов Маринидов из Феса (…), не прерывается в течение примерно трех веков – до 1554 г.

Столица государства Тлемсен – это процветающий город и самый значительный экономический центр Магриба, расположенный на перекрестке хорошо налаженных торговых путей, соединяющих Европу с Суданом, откуда идут слоновая кость, пряности, рабы, а главное – золото. Тогда, по‑видимому, зародился тлемсенский обычай украшать голову новобрачной многочисленными золотыми побрякушками».

В этом изложении с первых слов заметно отмежевание от западного видения событий, восходящего к Саллюстию и Титу Ливию. Этих комментаторов интересовала история Рима в Африке, а не история самого Магриба, поэтому если почитать их, так в Ифрикийи только и существовали сторонники пунийцев и сторонники римлян. В текстах же, предназначенных для юных алжирцев, сами берберы являются предметом истории, излагается их прошлое.

Перед лицом карфагенян, пришедших из Финикии, как и перед лицом римлян здесь провозглашается: «Африка – африканцам!» Берберы по очереди борются с пунийцами и римлянами, византийцами и арабами, а затем с французами. В царствах, существовавших до прихода римлян, воплощается самобытная сущность берберов; она подкрепляется возрождением после арабского завоевания государств, которые существовали несколько веков, несмотря на опасности и нашествия. В моменты особенно грозные местные жители вынуждены были уходить во внутренние районы, оставляя захватчикам лишь побережье. В случае, если завоевание было продолжительным, последним убежищем служила пустыня. Как только вторгался новый завоеватель, жители Магриба были тут как тут и помогали прогнать прежнего угнетателя. Вместе с римлянами они прогоняли карфагенян; вместе с вандалами (которым в тексте учебника даются мягкие характеристики) изгоняли римлян; вместе с арабами – византийцев. Сопротивление власти завоевателей принимало религиозные формы. Сначала это была борьба против религии римлян. При вандалах появилось арианство, во времена ислама – хариджизм. И вновь преследуемые Фатимидами хариджиты нашли себе убежище в городах Южного оазиса, в долине Мзаб.

Итак, кочевой образ жизни связывается в первую очередь не с жизнью в пустыне и грабежом, как во французской традиции, но с городской торговлей и свободой.

Точно так же сильная местная власть на уровне племени или деревни – это не примитивная стадия политической организации, выше которой никогда не поднялась Берберия (как это подразумевает или утверждает история, написанная колонизаторами), но именно форма приспособления местных учреждений к условиям чужеземного завоевания, как повествует история подлинная. Оба эти положения великолепно разработаны магрибским историком Абдаллахом Ларуи (V. 9).

Таким образом, европейское представление, согласно которому «темными веками» называется период, когда исламский Магриб переживал свое величие, а периодами «мира и прогресса» – те, когда этот регион находился под иноземным господством, оказывается полностью перевернутым. Местная государственная организация предстает естественной и лишь разрушенной захватчиками, а затем восстановленной после их изгнания с оружием в руках. Речь идет о таком видении истории, которое отвергает идею «запаздывания» Магриба, его «неспособности» сформировать государство, идею «проклятия», поражавшего Магриб во времена нашествий вандалов, арабов, племени бани хилаль и расцвета в периоды римских легионеров или колонизаторов.

«Французский Алжир»

«Французский» период занимает две главы: одна – про завоевание, вторая – про «ноябрьскую революцию 1954 г.», как будто между ними была пустота: ни алжирских французов, ни колонизации, ни развития страны.

«Французская колонизация начинается в 1830 г. и утверждается после жестоких сражений. Французские войска высадились в Сиди Феррухе. Им оказал сопротивление Абд ал‑Кадер[43], затем было восстание под руководством шейха ал‑Мохрани. Вот эпизоды этой истории. Шейх ал‑Мохрани 5 мая 1871 г. погиб на поле битвы, но борьба продолжалась и после этого еще около года (…). Она завершилась кровавым подавлением, массовыми казнями, сожженными деревнями, уничтоженными посевами, уведенным скотом. Обширные земли были захвачены (…). Алжирцы, лишенные своего имущества, были отброшены в горы, в бесплодные пустыни. С 1920 г. алжирское движение возрождается. Основанная в 1926 г. и запрещенная в 1937 г. партия «Звезда Северной Африки» становится партией алжирского народа и провозглашает национальные требования. Активно действует основанное в 1931 г. под руководством шейха Бен Бадиса движение улемов за становление национального самосознания и культуры. Организации Демократический союз Манифеста Алжира и Движение трудящихся за демократическую свободу ведут пропаганду и участвуют в выборах. Но они терпят поражение, и Движение трудящихся за демократическую свободу основывает секретную организацию для подготовки к борьбе» (V. 31).

Итак, между завоеванием и освобождением нет переходного периода. «У алжирцев нет родины, потому что они получают в качестве таковой Францию раньше, чем могут задуматься о другой», – говорил Ф. Аббас, основатель Демократического союза Манифеста Алжира. Так что же говорить об этой пустоте? И действительно, ни слова об основателях партий – о нем самом или о Мессали Хадже, организовавшем Движение трудящихся за демократическую свободу, – ни об алжирских профсоюзах или алжирской коммунистической партии, ни о Насере или исламе… Из алжирских деятелей упоминаются лишь те, кто погиб во время «революции».

И, разумеется, никаких следов французов[44].

О них вспоминается лишь раз, в связи с конвенцией 1830 г., гарантировавшей свободу и собственность алжирцев. «Но она не соблюдалась». Говорится, конечно, о французских войсках, пришедших в 1830 г., о сопротивлении, о борьбе с французскими военными. Говорится о полутора миллионах погибших, о сотнях тысяч беженцев, о ставших непроходимыми пограничных районах, о том, что страна была разорена и разрушена. «Такова была тяжелая плата алжирского народа за независимость и свободу».

Конечно, ни слова о том, что привнесено французами. «Что мне до того, что в моем доме есть электричество, если мой дом не принадлежит мне», – говорил Ф. Аббас.

Но ни слова также и о «французском присутствии», ни малейшего намека на то, что в течение целого века миллион французов жили в этой стране, что они рожали там детей, трудились, процветали, «пренебрегая правами и честью арабов», подвергавшихся насмешкам и унижениям и в конце концов прогнавших французов в ходе очень жестокой войны.

Но детям не следует знать ни об этом наказании, ни об этом насилии.

6. Персидский и турецкий варианты Арабо‑мусульманский мир и Иран