Глава 35. Джондалар склонился к Эйле, скорчившейся на илистом берегу маленького ручья

Джондалар склонился к Эйле, скорчившейся на илистом берегу маленького ручья. Она почти распласталась около большого, лежащего на боку волка, поддерживая руками его голову. Рваное окровавленное ухо оставило кровавые следы на тыльной стороне ее ладони. Он пытался лизнуть ее в щеку.

– Наш Волк! Он ранен! – воскликнула Эйла. Слезы струились по ее лицу, оставляя белые полоски на испачканных речным илом щеках.

– Что же могло случиться с ним, как ты думаешь? – спросил Джондалар.

– Не знаю, но нам надо попытаться помочь ему, – сказала она, садясь рядом с раненым зверем. – Нужно соорудить носилки, чтобы перенести его в лагерь. – Волк попытался подняться, но не смог.

– Останься с ним, Эйла. Я как раз только что вырубил несколько крепких стволов для копий, сейчас сделаю из них носилки, – сказал Джондалар.

Когда они с Джондаларом притащили Волка в лагерь, несколько человек поспешили им на помощь. И Эйла поняла, что Волк уже завоевал симпатии многих людей.

– Пойду приготовлю для него место в доме, – быстро сказала Мартона, опережая их.

– Чем я могу помочь? – спросил Джохарран. Он только что вернулся в лагерь.

– Не мог бы ты выяснить, не осталось ли у Зеландони немного окопника и ноготков от лечения Матагана? По‑моему, Волк подрался с местными волками, а раны от их укусов могут быть очень опасными. Их нужно хорошенько обработать и промыть, – сказала Эйла.

– Наверное, надо вскипятить воду? – спросил Вилломар. Она кивнула. – Я разожгу костер. Хорошо, что мы принесли сейчас много топлива.

Когда Джохарран вернулся из Дома Жрецов, вместе с ним пришли Фолара и Пролева, а Зеландони сказала, что придет немного позже. Вскоре уже весь Летний Сход узнал, что волк Эйлы ранен, и большинство людей переживало за него.

Джондалар наблюдал, как она обследовала зверя, и по выражению ее лица понял, что ранения оказались серьезными. Она была уверена, что его атаковала целая стая, и удивилась, что он остался жив. Попросив у Пролевы кусок мяса зубра, она сделала что‑то вроде детского пюре, добавила туда растертый дурман и покормила Волка, чтобы он успокоился и уснул.

– Джондалар, принеси мне, пожалуйста, куски кожи того неродившегося теленка, что мы извлекли из убитой на последней охоте коровы. Мне нужен мягкий хорошо впитывающий материал для очистки его ран, – сказала Эйла.

Подождав, пока она закончит раскладывать какие‑то корешки и растертые в порошок травы по мискам с горячей водой, Мартона протянула ей какой‑то материал.

– Зеландони обычно пользуется такой тканью, – сказала она. Эйла взглянула на этот мягкий, но явно не кожаный материал.

Он походил скорее на плотно сплетенную из тонких нитей ткань, из которых была сшита длинная туника, подаренная ей Мартоной. Она погрузила лоскут в одну из мисок с водой. Ткань быстро намокла.

– Да, очень хорошо. Спасибо, Мартона – сказала Эйла.

Зеландони подошла в тот момент, когда Джондалар и Джохарран помогали ей перевернуть Волка на другой бок, чтобы она могла осмотреть оставшиеся раны. Верховная вместе с Эйлой занялась обработкой наиболее опасных ран, и наблюдавшие с удивлением увидели, как Эйла продела в костяную иглу тоненькую жилу и соединила с ее помощью края самых больших ран, завязав узелки на жилках в нескольких особых местах. Она уже показывала это оригинальное швейное приспособление, но никто никогда не видел, чтобы его использовали для сшивания живой кожи. Она зашила даже его порванное ухо, хотя краешек все равно остался неровным.

– Значит, вот так же ты зашивала и мои раны, – сказал Джондалар с мрачной улыбкой.

– Видимо, это помогает удержать вместе края раны, чтобы они хорошо срослись, – сказала Зеландони. – Этому тебя тоже научила целительница Клана? Сшивать раны?

– Нет. Иза делала не так. Они ничего не сшивали, но использовали другой способ соединения. Используя в качестве шильца тонкую оленью косточку, они проделывали две дырочки в коже и, продернув в них жилку с подсушенным твердым кончиком, завязывали на концах узелки. Подобным способом они закрепляли берестяные короба. Но раны Джондалара никак не хотели срастаться, несмотря на то, что я туго перевязывала их, и мне пришло в голову попробовать скрепить их несколькими жилками, чтобы удержать мышцы и края раны в нужном положении. Тогда я впервые и попробовала сшивать раны. Затея вроде бы удалась, но я не знала, скоро ли можно будет удалить жилки. Нельзя было допустить, чтобы края опять разошлись, но мне не хотелось также, чтобы жилки срослись с его кожей. Вероятно, я сняла их немного поздновато. И ему, наверное, было немного больно, когда я вытягивала их, – сказала Эйла.

– Ты имеешь в виду, что впервые тогда попробовала сшивать края раны? – уточнил Джондалар. – Ты решила опробовать на мне новый способ лечения, не зная, поможет ли он? – Он рассмеялся. – Я счастлив, что тебе удалось. Если бы не оставшиеся шрамы, то вряд ли кто‑то поверил бы, что меня покалечил лев.

– Значит, ты изобрела способ сшивания ран, – задумчиво произнесла Зеландони. – Придумать нечто подобное мог лишь очень искусный человек с природной одаренностью к целительству. Эйла, ты принадлежишь к очагу Зеландони.

Эйла огорченно посмотрела на нее.

– Но у меня нет призвания к служению, – возразила она. – Я… я очень признательна… то есть… только, пожалуйста, не пойми меня превратно… я очень ценю и почитаю всех служителей Великой Матери, но мне хочется жить обычной семьей с Джондаларом, растить его детей, стать порядочной женщиной Зеландонии. – Она избегала смотреть на жрицу.

– Ты, пожалуйста, тоже не пойми меня превратно, – сказала женщина. – Я же не приглашаю тебя в гости, вдруг проникшись к тебе легкой симпатией. Я сказала, что ты принадлежишь к очагу Зеландони. Я уже много думала об этом. Человеку, обладающему таким мастерством, необходимо общаться со своими единомышленниками. Тебе нравится быть целительницей, не так ли?

– Я знахарка. Я не в силах изменить этого, – сказала Эйла.

– Конечно, конечно, никто с этим не спорит, – сказала Верховная. – Но в племени Зеландонии все целители принадлежат очагу Зеландони. И люди с опаской будут относиться к целительнице, которая не является Зеландони. Больные не станут просить у тебя помощи, если ты не войдешь в союз жрецов. И ты не сможешь быть, как там ты себя назвала… да, не сможешь быть знахаркой. Почему ты так упорно отказываешься?

– Ты рассказала, как много надо всего выучить и как много времени отнимает это призвание. Как же я смогу быть хорошей женой Джондалару и заботиться о моих детях, если столько времени буду посвящать обучению на Зеландони? – сказала Эйла.

– Среди служительниц Великой Матери есть женщины, которые спокойно растят детей и живут в семьях. Ты сама рассказывала мне об одном жреце с несколькими детьми, который живет по другую сторону ледника, и ты уже познакомилась также со Второй Зеландони, – сказала женщина. – Есть и другие примеры.

– Но их мало, – упорствовала Эйла.

Верховная пристально взглянула на Эйлу и поняла, что она явно чего‑то недоговаривает. Она скрывает главную причину. Она уже стала отличной целительницей, обладает пытливым умом, быстро все схватывает и сама всячески стремится к знаниям. Она сможет заботиться и о муже, и о детях, а если иногда ей придется отсутствовать, то всегда найдутся люди, готовые помочь ей. Уж если на то пошло, то она была даже слишком заботливой. Она охотно помогает в любых общих делах и даже взваливает на себя больше, чем требуется, да еще успевает ухаживать за животными.

Верховную поразило, что, едва прибыв в их племя, Эйла сразу же призвала кормящих матерей на помощь Лорале, Ланоге и остальным детям. И также она помогла этому мальчику с недоразвитой рукой. Именно такими делами должен заниматься преданный служитель Матери. Сама того не сознавая, она уже давно идет по пути этого служения. Жрица решила, что постарается выяснить настоящую причину отказа. Так или иначе, но Верховная уже решила, что вынудит Эйлу стать одной из служительниц Великой Земной Матери. Если такая сведущая и одаренная женщина останется вне сферы их влияния, то может представлять слишком большую угрозу привычным устоям жизни всего племени.

Люди улыбались, глядя, как перевязанный полосами ткани и мягкой кожи Волк прихрамывает рядом с Эйлой по главному лагерю. Казалось, будто его нарядили в человеческую одежду, в которой четвероногий хищник выглядел очень смешно. Многие справлялись о его здоровье или говорили, что он неплохо выглядит. Но он все время держался рядом с Эйлой. Он так расстроился, когда она впервые оставила его ненадолго, что, поскулив немного, вырвался из дома и отправился искать ее. Некоторые сказители уже начали сочинять истории о любви волка к женщине.

Ей пришлось заново приучать его оставаться там, где она велела. И наконец, он стал послушно оставаться с Джондаларом, Мартоной или Фоларой, но продолжал яростно защищать территорию лагеря Девятой Пещеры, хотя пришлось вновь учить его не рычать на гостей. Тесно связанные с ними люди поражались, видя, с каким безграничным терпением занимается Эйла с этим животным, но они также видели и результаты занятий. Многие подумывали прежде, что неплохо было бы завести волка, который будет подчиняться их командам, но сейчас они уже сомневались, стоит ли тратить на это столько времени и сил. Правда, теперь они наконец поняли, что она не пользуется магией для общения с животными.

Эйла уже начала успокаиваться, считая, что он вновь стал нормально относиться к случайным гостям, пока однажды один юноша – Палидар из Одиннадцатой Пещеры – не зашел навестить ученика Вилломара, Тивонана. Подойдя к нему, Волк угрожающе зарычал и оскалил зубы. Ей пришлось силой удерживать его, но даже в ее руках он продолжал глухо рычать. Перепуганный юноша в страхе отступил, а ей пришлось долго извиняться. Вилломар и Тивонан, стоявшие в группе других соплеменников, очень удивились.

– Я не понимаю, что с ним случилось. Мне казалось, что он перестал так яростно реагировать на незнакомцев, появившихся на его территории. Обычно он так не ведет себя. Не понимаю, что могло его так встревожить, – сказала Эйла.

– Я слышал, что его покалечили, – сказал юноша.

Тут она заметила, что на шее у него висит ожерелье из волчьих зубов, а в руках сумка, отделанная волчьим мехом.

– А можно спросить, где ты раздобыл этот волчий мех?

– Ну… люди думают, что у меня была удачная охота на волков, но я скажу тебе правду. Я нашел их. Я правда нашел двух волков, они, должно быть, здорово подрались и умерли от ран. Неподалеку отсюда я наткнулся на трупы черной волчицы и обычного серого волка, самца. Сначала я взял только их зубы, а потом решил срезать пару кусков шкуры.

– И ты украсил этим серым мехом твою сумку, – сказала Эйла. – Теперь я, кажется, все поняла. Должно быть, наш Волк пострадал в той самой схватке. Я поняла, что он нашел себе подружку, вероятно, ту черную самку. Он еще подросток, и я не думаю, что он действительно уже готов к спариванию. Ему еще не исполнилось двух лет, но ему, видимо, захотелось познакомиться с ней поближе. Скорее всего она была одинокой волчицей, либо в местной стае у нее был самый низкий статус.

– Откуда ты знаешь? – спросил Тивонан. Вокруг них уже скапливались заинтересованные слушатели.

– Волки не любят, когда кто‑то из них выделяется. Я думаю, они лучше понимают друг друга, если у всех одинаковая окраска. Черные, белые или, к примеру, пятнистые волки, как правило, не принимаются в волчью стаю. Хотя Мамутои рассказывали, что на севере, где почти круглый год лежит снег, обитают только белые волки. Но черные волки считаются очень странными и обычно занимают самое низкое положение в стае, поэтому они, вероятно, уходят, предпочитая жить одиночками. Одинокие волки чаще всего обитают в пограничных областях, между территориями двух стай, выискивая себе безопасное место, и если они находят другого волка‑одиночку, то могут основать свою собственную стаю. По моим предположениям, окрестная стая защищала свою территорию от этих чужаков, – сказала Эйла. – И несмотря на свои крупные размеры, наш Волк оказался в невыгодном положении. Он знает только людей. Ему не пришлось воспитываться с волками. Кое‑что он, конечно, знает в силу своей волчьей природы, но он никогда не играл с братьями или сестрами, не общался с дядюшками и тетушками, и другими волками, чтобы научиться всем волчьим повадкам.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Палидар.

– Я много наблюдала за жизнью волчьих стай. Когда я училась охотиться, то убивала только хищников, не тех животных, которых мы употребляем в пищу. Мне хотелось попросить тебя об одолжении, Палидар, – сказала Эйла. – Можно я обменяю у тебя на что‑нибудь тот волчий мех? По‑моему, Волк угрожающе зарычал на тебя, потому что от тебя пахнет тем волком, с которым он подрался, по крайней мере, с одним из них, и он, вероятно, убил этого. Но они также убили его подругу и едва не убили его самого. Очень опасно носить такой мех у него перед носом. Я даже не представляю, что он может сделать, случайно встретив тебя с таким мехом.

– Уж лучше я просто так отдам его тебе, – сказал юноша. – Я просто хотел пришить один обрезок волчьей шкуры к моей сумке. Мне совсем не хочется прославиться в песнях и историях как мужчина, на которого напал волк, полюбивший женщину. А ничего, если я оставлю у себя зубы? Они имеют некоторую ценность.

– Да, зубы ты вполне можешь оставить, но я посоветовала бы тебе выдержать их несколько дней в крепком цветочном настое. А ты сможешь показать мне, где нашел этих волков?

Юноша отдал раздражающий кусок волчьего меха Эйле, и когда она отдала его Волку, он тут же набросился на него и начал терзать когтями и зубами, стремясь разорвать на части. Это было бы даже забавно, если бы наблюдавшие за ним люди не знали, как тяжело он сам был ранен и что его подругу загрызли до смерти. Они сочувствовали Волку, приписывая ему чувства, которые сами могли бы испытывать в подобной ситуации.

– Хорошо, что я еще не успел пришить его, – сказал Палидар.

Он и Эйла сговорились сходить позже в то место, где он обнаружил волчьи трупы, сейчас у них обоих были другие дела. Немного поразмыслив, зачем она обратилась к нему с такой просьбой, Эйла поняла, что хочет лишь узнать, как далеко пришлось ползти израненному Волку, и с улыбкой вспомнила, что о любви волка к женщине уже придумывают песни и истории.

Она побывала на стоянке Сказителей и Музыкантов. Их шатры были живописными, красочными, даже одежда их выделялась более яркими оттенками. Все они жили в разных местах, у них не было постоянного жилья под каменным сводом определенной пещеры, только дорожные палатки и шатры. Они вечно странствовали, останавливаясь на время то в одной, то в другой Пещере, но, очевидно, все они знали друг друга и чувствовали своеобразную родственную связь, основанную на общности интересов. Казалось, они шли по жизни, играя, как дети. На протяжении всего года они гостили в разных Пещерах, а во время Летнего Схода вообще редко ночевали на своей стоянке. Они уже устроили большое представление на поляне в честь Брачного ритуала перед зрителями, сидевшими на склонах холма.

Эйла знала, что сказители уже рассказывали истории о животных Девятой Пещеры. В них упоминалось о пользе послушных животных, о том, как лошади перевозят тяжелые грузы, а Волк помогает женщине охотиться на тетеревов. Уже появилась новая история о том, как Волк помог найти белую пещеру, и сказители склонны были придавать своим историям некий сверхъестественный или магический смысл. В их историях Волк помогал людям охотиться не потому, что его научили, но потому что обладал особым даром понимания, что в общем‑то было правдой, хотя причины совместной охоты указывались неверно. История о волке, полюбившем женщину, уже превратилась в сказку о том, что один мужчина, посетивший мир Духов, стал волком, а вернувшись в земной мир, забыл, как превратиться обратно в человека.

Истории о животных уже обросли множеством затейливых подробностей, проходя традиционный путь к сферам легенд и преданий племени Зеландонии. Порой в придуманных сказителями историях животные охраняли людей, а порой персонажи в итоге менялись местами, и уже люди начинали охранять или почитать священными каких‑то животных. Иногда дух легендарных животных помогал людям. Вероятно, такие легенды все‑таки донесут до следующих поколений новую мысль о том, что с животными можно подружиться.

– Не волнуйся, Волк отлично проведет время с Фоларой, – сказал Джондалар. – Он уже хорошо ведет себя с гостями, да и гости стали осмотрительно предупреждать, что собираются навестить нас. Он не станет понапрасну бросаться на людей, ведь мы знаем, почему он так рычал на Палидара. Тяжелое испытание наложило на него свой отпечаток, но, в сущности, он остался все тем же Волком, которого ты полюбила и начала воспитывать еще крошечным щенком. Однако я не думаю, что нам надо брать его на это собрание. Ты же понимаешь, что споры могут быть очень бурными. Волк не любит, когда люди кричат или устраивают скандалы, особенно если ты находишься среди них, и он думает, что тебе угрожает опасность.

– А кто там будет? – спросила Эйла.

– В основном вожди и жрецы, да те люди, которые выступили против Экозара, – сказал Джондалар.

– То есть Брукевал, Ларамар и Марона, – сказала Эйла. – Все они настроены враждебно.

– Бери выше, – заметил Джондалар, – к ним еще примкнули Зеландони Пятой Пещеры и Мадроман, его ученик, которого уж точно не назовешь моим лучшим другом. И Денанна из Двадцать Девятой Пещеры, хотя мне не понятны причины ее возражений.

– По‑моему, ей не нравится то, что животные живут вместе с людьми. Вспомни, как мы зашли к ним по пути сюда, и она не захотела, чтобы наши животные поднялись к их жилищам, – сказала Эйла. – Правда, я‑то как раз была только рада, что мы разбили лагерь на лугу.

Когда они подошли к шатру жрецов, входной занавес приветливо открылся перед ними, пропуская их внутрь. Эйла удивленно подумала, что в этом доме как будто всегда знают о ее подходе, даже если она случайно решила заглянуть туда.

– Ты уже познакомилась с новым членом Девятой Пещеры? – спросила Зеландони. Она обращалась к миловидной, дружелюбно улыбающейся женщине, в которой Эйла почувствовала скрытую внутреннюю силу.

– Ее представили всем нам, конечно, во время Брачного ритуала, но мне пока не выпадала возможность познакомиться с ней лично, – ответила женщина.

– Тогда я вас познакомлю. Это Эйла из Девятой Пещеры Зеландонии, жена Джондалара, сына Мартоны, бывшего вождя Девятой Пещеры, ранее известная как Эйла из племени Мамутои, член Львиного стойбища, дочь очага Мамонта, избранная Духом Пещерного Льва, охраняемая Пещерным Медведем, – сказала Зеландони, делая церемонное представление. – Эйла, познакомься с Зеландони Двадцать Девятой Пещеры.

Обменявшись с женщиной ритуальным рукопожатием, она удивилась краткости ее имени. Однако оно включало все необходимое. Ведь, став Зеландони, она отказалась от всех личных связей и стала символическим воплощением всей Двадцать Девятой Пещеры Зеландонии, хотя если бы она пожелала, то представление могло быть дополнено всеми ее бывшими личными связями и именами. Но в большинстве случаев это казалось излишним, поскольку она уже стала другим человеком.

Эйла подумала о своих недавно приобретенных связях и поименованиях. Ей понравилось, как представила ее Зеландони, Она стала Эйлой из Зеландонии и женой Джондалара – и это было главным, – но осталась также Эйлой из Мамутои, не потеряла связи с теми, кто очень много значил для нее. И также она осталась «избранной Духом Пещерного Льва, охраняемой Пещерным Медведем». Ее порадовало, что сохранилась ее связь с тотемом и с Кланом.

Впервые столкнувшись с такими долгими перечислениями поименований и родственных связей во время ритуальных представлений Зеландонии, Эйла с удивлением размышляла, зачем они устраивают эти пространные, почти бесконечные представления, полные незнакомых ей названий, имен и родственных связей. Почему бы не упростить этот ритуал, называя просто имена людей, как их называют в обычной жизни, – Джондалар, Мартона, Пролева. Однако сейчас она с радостью услышала, что упомянули все ее привычные связи, и уже не сомневалась в важном значении ритуальных приветствий Зеландонии. Не так уж давно она считала себя Эйлой из Неведомого племени, жившей только в обществе лошади и льва. А сейчас она уже связана со многими людьми, у нее есть муж, и она ждет ребенка.

У нее мелькнула еще одна мысль, вернувшая ее внимание к собравшимся здесь людям. Ей хотелось бы, чтобы к ее родственным связям добавили слова «Мать Дарка из Клана Пещерного Медведя», но, учитывая причину этого собрания и вспомнив протесты на празднике их бракосочетания, вызванные происхождением Экозара, она усомнилась, что сможет когда‑либо рассказать Зеландонии о своем сыне, Дарке.

Когда Верховная заняла свое место в центре жилища, все быстро успокоились.

– Я хочу начать с того, что наше собрание ничего не изменит. Джоплая и Экозар уже стали мужем и женой, и это положение может измениться только по их собственной воле или произволению Матери. Но тайные недоброжелатели, видимо, продолжают распространять о них отвратительные слухи и прочие несправедливо обидные замечания, которые, я считаю, позорят все наше племя. И я не смогу, как прежде, гордиться племенем Зеландонии, пока есть среди нас люди, способные на такое жестокое и немилосердное отношение к двум молодым людям, решившим соединить свои судьбы. Даланар, мужчина очага Джоплаи, и я решили вынести этот вопрос на общее обсуждение. Если у кого‑то из присутствующих здесь людей имеются справедливые причины для недовольства, то сейчас самое время открыто рассказать о них, – сказала жрица.

Кое‑кто из собравшихся смущенно переглядывался или прятал глаза. Очевидно, слова Зеландони смутили в основном тех, кто с жадностью внимал, а возможно, и передавал отдельные злобные сплетни. Мирские и духовные лидеры не лишены человеческих слабостей. Никому, похоже, не хотелось обсуждать это дело или даже вспоминать о таких глупостях, и Верховная уже собралась перейти к основной теме собрания.

Ларамар понял, что может упустить момент и лишиться права высказать все свои протесты.

– Разве не правда, что мать Экозара была плоскоголовой? – сказал он.

Взгляд, которым смерила его Верховная, выражал одновременно презрение и раздражение.

– Он никогда не отрицал этого, – сказала она.

– Это означает, что он ребенок смешанных духов, а тот, в ком смешались духи, является выродком. Значит, он тоже выродок, – сказал Ларамар.

– Кто сказал тебе, что ребенок смешанных духов является выродком? – спросила Верховная служительница.

Ларамар нахмурился и окинул взглядом собравшихся.

– Это всем известно.

– И как же все узнали об этом? – спросила жрица.

– Так люди говорят, – сказал он.

– Какие люди? – настаивала она.

– Все, – сказал он.

– Если все скажут, что солнце не взойдет завтра утром, то окажется ли это справедливым? – спросила она.

– Ну, нет, конечно. Но люди всегда говорили о выродках, – сказал Ларамар.

– Мне кажется, я слышала это от кого‑то из очага Зеландони, – сказал один из оппонентов.

Оглянувшись, Верховная взглянула на сказавшую; она узнала Марону по голосу.

– Ты имеешь в виду, Марона, что жрецы учат вас тому, что ребенок смешанных духов является выродком?

– В общем, да, – вызывающе сказала она. – Я уверена, что слышала это от жрецов.

– Известно ли тебе, Марона, что даже красивая женщина выглядит отвратительной, когда лжет? – сказала Верховная.

Марона вспыхнула и бросила на Верховную злобный взгляд. Несколько человек обернулись посмотреть на нее, решив выяснить, верны ли слова жрицы, и некоторые из них согласились, что злобное выражение сделало некрасивой эту признанную красотку. Она опустила глаза, но пробормотала:

– Откуда тебе знать, жирная старая толстуха!

Кое‑кто из ее соседей потрясенно ахнул, услышав, какое оскорбление та посмела нанести Верховной служительнице Великой Земной Матери. Сидевшая напротив нее Эйла также потрясенно замерла, ее слух сейчас был почти сверхъестественно острым. Еще несколько человек услышали Марону, включая саму Верховную, тоже обладавшую отличным слухом.

– Посмотри внимательно, Марона, на эту жирную старую толстуху и вспомни, что, как и ты, она когда‑то считалась самой красивой женщиной на Летнем Сходе. Красота – самый скоротечный дар. Используй его разумно, молодая красавица, ведь когда он исчезнет, ты будешь очень несчастна, если у тебя не появится других преимуществ. Я никогда не жалела об утраченной красоте, поскольку приобретенные мной знания и опыт дарят мне значительно большее удовлетворение, – сказала Верховная жрица. Потом она продолжила, обратившись ко всем присутствующим: – Марона сказала, а Ларамар подразумевал, что жрецы говорят о том, что дети, рожденные в результате смешения духов одного из нас с духами тех, кого мы называли плоскоголовыми, являются выродками. Последние дни я много медитировала и, углубившись в нашу историю, древние легенды и известные лишь очагу Зеландони традиции, попыталась выяснить происхождение этих идей, поскольку Ларамар прав в одном отношении. Они привычны для нашего понимания. – Она умолкла и обвела взглядом всех собравшихся. – Но служители Матери никогда не утверждали таких идей.

Все жрецы с молчаливым почтением наблюдали за ее недавними отстраненными медитациями; знаком углубленных размышлений служила перевернутая нагрудная бляха, ее оборотная, неукрашенная, сторона означала, что жрице нельзя мешать. Теперь им стала понятна причина ее отстраненности.

Из смутного гула голосов выделилось несколько замечаний: «Но они же животные. Они не принадлежат к человеческому роду. Их предками были медведи».

Зеландони Четырнадцатой Пещеры вступила в разговор:

– Великую Мать возмущает смешение инородных духов.

– Они выродки, – заявила Денанна, вождь Двадцать Девятой Пещеры. – Это всем известно.

Мадроман прошептал жрецу Пятой Пещеры:

– Денанна права. Они наполовину люди, наполовину звери.

Верховная подождала, пока все выскажутся.

– Подумайте о том, где вы слышали подобные высказывания. Попытайтесь вспомнить хоть один пример из традиционных сказаний Зеландонии или из истории и древних легенд, где упоминается, что дети смешанных духов являются выродками, или даже то, что плоскоголовые – животные. Я говорю не о косвенных намеках или домыслах, но о точных цитатах, – сказала она. Дав им немного подумать, она продолжила: – В сущности, если вы хорошенько поразмыслите, то поймете, что Мать никогда не возмущалась ими и не хотела, чтобы мы считали их выродками. Они такие же дети Матери, как и мы. В конце концов, кто выбирает дух мужчины, чтобы смешать его с духом женщины? Такое случается редко, мы ведь не часто общаемся с плоскоголовыми, но если Мать порой решает дать начало новой жизни, смешав елан плоскоголового с еланом Зеландонии, то Она Сама делает такой выбор. И мы, Ее дети, должны уважать Ее выбор, признавая достоинства всех Ее творений. Великая Земная Мать решила сотворить их, и, вероятно, у Нее была на то особая причина. Экозар не выродок. Он рожден женщиной, как каждый из нас. И то, что его родила женщина Клана, не означает, что Мать любит его меньше. С благословения Дони он и Джоплая выбрали друг друга, и всем нам также следует одобрить их выбор.

Ее слова вновь были встречены тихим взволнованным ропотом, но Верховная не услышала ни одного явного возражения и решила продолжить:

– Другая причина для организации нашего собрания заключается в том, что Джохарран считает необходимым поговорить о тех, кого мы называем плоскоголовыми, но для начала, я полагаю, вам следует побольше узнать о них от человека, который прожил с ними достаточно долго. Эйлу вырастили люди, которых мы называем плоскоголовыми, но она знает их как людей Клана. Эйла, подойди сюда и расскажи нам о них.

Эйла встала и подошла к Верховной. Ее слегка подташнивало от волнения, и во рту вдруг все пересохло. Она не привыкла выступать на собраниях и, не зная, с чего начать, решила не мучиться и начать с того, что первое всплыло у нее в памяти.

– Насколько я поняла, мне было пять лет, когда я потеряла семью, в которой родилась. У меня сохранились лишь смутные воспоминания о раннем детстве, но я думаю, что мои родители погибли во время землетрясения. Иногда мне снятся страшные сны о тех событиях. Наверное, какое‑то время я блуждала одна, не зная, куда мне идти и что делать. И не знаю, долго ли я блуждала до того, как за мной погнался пещерный лев. Тогда, видимо, я и спряталась в маленькую пещеру, очень маленькую, поскольку пещерный лев не смог пролезть туда и лишь поранил лапой мою ногу. У меня до сих пор сохранились шрамы от четырех его когтей. Первое, что я помню четко, – это как я открываю глаза и вижу Изу, женщину из племени тех, кого вы привыкли называть плоскоголовыми. Я помню, что заплакала, увидев ее. Но она держала меня на руках, пока я не успокоилась.

Людей сразу захватила история осиротевшей пятилетней девочки. Она рассказала, что жилище нашедшего ее Клана разрушило землетрясение и люди подыскивали новую пещеру, когда наткнулись на нее. Они поняли, что она не принадлежит племени Клана, но является одной из Других, таким словом они называли людей ее вида. Эйла рассказала, что ее удочерила целительница по имени Иза из Клана Брана, а ее брат Креб был там великим Мог‑уром, как Зеландони. Увлекшись воспоминаниями, она забыла о своем волнении и просто эмоционально и искренне рассказывала о ее жизни с людьми, которые называли себя Кланом Пещерного Медведя.

Она ничего не утаивала: ни огорчений, которые причинял ей Бруд, сын жены вождя Брана, ни радости обучения целительному искусству Изы. Рассказала, как сильно привязалась к Изе и Кребу, и к своей сводной сестре Убе, и с каким интересом она впервые тайно взяла в руки пращу. Рассказала, как сама научилась пользоваться ею и какую пользу в дальнейшей жизни принесло ей такое умение. Она заколебалась, только когда дело дошло до ее сына. Несмотря на все разумные и возвышенные доводы Верховной, свидетельствующие о том, что люди Клана также являются детьми Матери, Эйла заметила по выражению лиц, по жестам и позам собравшихся – особенно противников брака Экозара и Джоплаи, – что их привычное мнение не изменилось. Они просто решили, что лучше пока держать его при себе. И она подумала, что ей тоже пока лучше воздержаться от этих воспоминаний.

Она рассказала о том, как ее вынудили покинуть Клан, когда Бруд стал вождем, и хотя она пыталась объяснить, что такое смертное проклятие, но сомневалась, что Зеландонии способны сейчас осознать, насколько велико воздействие такого ритуала. Оно буквально обрекало члена Клана на смерть, поскольку ему некуда было пойти, и все, включая ближайших родственников и друзей, отказывались признавать даже само его существование. Совсем коротко вспомнив о том, как жила одна в долине, Эйла более подробно остановилась на истории Ридага, ребенка смешанных духов, которого усыновила Неззи, жена вождя Львиного стойбища.

– В отличие от Экозара ему не передалась сила Клана, и у него была внутренняя слабость, но его речевые способности, как и у людей Клана, были ограниченными. Я научила его и Неззи, а потом и остальных членов Львиного стойбища, и Джондалара разговаривать на языке жестов. И Неззи была просто счастлива, когда он впервые назвал ее мамой, – закончила Эйла.

После нее вышел Джондалар и рассказал историю о том, как он и его брат, Тонолан, встретились с несколькими мужчинами Клана в восточном нагорье после спуска с ледника. Рассказал и забавную историю о том, как ему удалось поймать половину рыбы, поскольку пришлось поделиться второй половиной с юношей Клана. Он также объяснил обстоятельства дела, вынудившего их с Эйлой провести несколько дней в компании с Губаном и Йоргой, семьей Клана, рассказав и о том, как он «разговаривал» с ними на знаковом языке, которому его научила Эйла.

– За время моего Путешествия я точно убедился лишь в одном, – сказал Джондалар, – что те, кого мы привыкли называть плоскоголовыми, являются людьми, умными и знающими людьми. Они относятся к миру животных так же, как мы с вами. Их жизненный уклад отличается от нашего, и даже их умственные способности, возможно, не такие, как у нас, но не менее развитые. Они просто своеобразные. Мы умеем делать какие‑то вещи, которые они не умеют, но есть также и такие вещи, которые умеют делать они, а мы не умеем.

Потом выступил Джохарран, рассказав о своих опасениях и о необходимости налаживания с Кланом новых отношений. В заключение Вилломар рассказал о возможностях установления с ними торговых отношений. Все это вызвало множество вопросов и довольно долгое обсуждение. Это было откровением почти для всех вождей и Зеландони. Некоторые говорили, что в это трудно поверить, но большинство проявило более разумную восприимчивость. Казалось очевидным, что Эйла рассказала правдивую историю; даже сказитель не смог бы придумать историю, прозвучавшую настолько убедительно. Она доказывала, что в Клане живут люди, даже если кому‑то не верилось, что они принадлежали к человеческому роду. Никто не собирался пока делать окончательные выводы, но каждый получил пищу для размышлений.

Потом встала Верховная, решив закончить совещание.

– Я полагаю, что все мы сегодня узнали много важных вещей, – сказала она. – Я благодарю Эйлу за то, что она согласилась прийти сюда и так откровенно рассказать нам о ее удивительных личных испытаниях. Она дала нам редкую возможность приобщиться к жизни этих людей, которые, возможно, кажутся нам странными, но которые согласились принять ребенка, рожденного Другими, и вырастить его как своего собственного. Некоторые из нас испытывают страх, случайно увидев плоскоголового во время охоты или сбора плодов. Но очевидно, что наш страх неуместен, раз они способны на сочувствие и доброту, способны приютить потерявшегося одинокого человека из чуждого им племени.

– Ты думаешь, что они могли принять к себе ту женщину из Девятой Пещеры, что потерялась несколько лет назад? – спросила седовласая Зеландони из Девятнадцатой Пещеры. – Если я правильно помню, она была беременна, когда вернулась. Пока она жила с плоскоголовыми, Мать, возможно, решила осчастливить ее зарождением новой жизни, воспользовавшись духом одного из них, чтобы…

– Нет! Это неправда! Моя мать не была выродком! – выкрикнул Брукевал.

– Это верно. Твоя мать не была выродком, – сказала Эйла. – Именно это мы и пытаемся доказать. Никто из людей смешанных духов не является выродком.

– Моя мать родилась не от смешанных духов, – запальчиво возразил он. – И именно поэтому она не является выродком. – Его взгляд пылал такой ненавистью, что Эйла невольно отвела глаза. И, не сказав больше ни слова, Брукевал гордо удалился.

Обсуждение на этом закончилось. Люди начали расходиться. По пути к выходу Зеландони заметила Марону, бросившую на нее наглый и дерзкий взгляд, и услышала разговор Ларамара с Пятым Зеландони и его учеником Мадроманом.

– Как же может быть очаг Джондалара среди первых? – спросил он. – Может, она и имела высокий статус среди Мамутои, но мы‑то считали, что она родилась у них, а оказалось, что она вообще безродная. И раз уж ее вырастили плоскоголовые, то она скорее относится к плоскоголовым, чем к Мамутои. Скажи мне, какой статус может иметь плоскоголовый? Ей следовало быть последней, а сейчас она среди первых. Не думаю, что это справедливо.

После долгого и утомительного обсуждения, закончившегося вспышкой ненависти, Эйла чувствовала себя очень скверно. Она предполагала, что люди встревожатся, узнав вдруг, что создания, которых они считали животными, являются на самом деле умными и добрыми людьми. Осознание этого могло круто изменить привычный им мир, а изменения никогда не проходят легко, но реакция Брукевала была начисто лишена здравого смысла, и Эйлу испугал его взгляд, исполненный бешеной ненависти.

Джондалар предложил прогуляться на лошадях, уехать подальше от всех, чтобы успокоиться после этого бурного собрания. Эйла обрадовалась, увидев, что Волк уже может сопровождать их, с него сняли повязки, хотя он еще не совсем поправился.

– Я старалась не показывать, как сильно рассердилась на противников Экозара, – сказала Эйла. – Конечно, хорошо, что Зеландони и Даланар устроили по этому поводу собрание, но я думаю, что оно мало что изменило. Во время Брачного ритуала я думала, что возражения связаны только с тем, что они оба не принадлежат племени Зеландонии. Они называют себя Ланзадонии, правда, мне непонятно, чем они отличаются от вас, Джондалар?

– В определенном смысле Зеландонии просто означает, что мы, Люди, дети Великой Земной Матери, такие же, как Ланзадонии. Исходное значение Зеландонии можно перевести, как «дети Земли Юго‑Западной», а Ланзадонии – «дети Земли Северо‑Восточной», – пояснил Джондалар.

– А почему Даланар выбрал новое название, а не просто основал новую Пещеру Зеландонии с очередным счетным словом? – спросила Эйла.

– Не знаю. Никогда не спрашивал его об этом. Может быть, потому, что они живут очень далеко. Ведь никто не сможет добраться туда за день или даже за два. Я думаю, он понимает, что, несмотря на наши исходные родственные связи, когда‑нибудь они станут другими людьми. Теперь у них даже есть своя Зеландони, вернее Ланзадони, и у него будет еще меньше причин отправляться в такое долгое путешествие на наш Летний Сход. Вероятно, их жрецы еще будут какое‑то время обучаться у наших Зеландони, но потом они начнут воспитывать их сами.

– Они будут как Лосадунаи, – сказала Эйла. – Ведь по языку и традициям они очень похожи на Зеландонии, должно быть, когда‑то они жили единым племенем.

– Наверное, ты права, и, возможно, именно поэтому мы до сих пор поддерживаем с ними такие добрые дружеские отношения. Сейчас мы не причисляем их к нашим поименованиям и связям, но, возможно, в давние времена причисляли.

– Интересно, как давно это было? У них уже накопилось много языковых отличий, отличаются даже многие слова в их Песне Матери, – сказала Эйла. Они проехали немного в молчании. – Если Зеландонии и Ланзадонии принадлежат к одному племени, то почему же те, кто вначале выступил против Экозара, в итоге смирились? Ведь их название просто означает, что они живут на северо‑востоке. Бессмысленно. Но с другой стороны, сами их возражения были бессмысленными.

– А ты вспомни, кто был в числе противников, – заметил Джондалар. – Ларамар! Зачем он пытался устроить скандал? Ты не сделала ему ничего плохого, наоборот, старалась помочь его семье. Ланога обожает тебя, и я сомневаюсь, что Лорала вообще осталась бы в живых, если бы не твоя помощь. Интересно, волнует ли его этот вопрос на самом деле, или ему просто хочется привлечь к себе внимание? Я не думаю, что его вообще когда‑нибудь пригласили бы на встречу людей, занимающих такое высокое положение, включая Верховную, а тут ему и его сторонникам представился случай покрасоваться в высшем обществе. Похоже, Ларамар вошел во вкус, и я боюсь, он будет продолжать создавать сложности, просто чтобы быть в центре внимания. Но вот кого я совсем не понимаю, так это Брукевала. Он ведь знает Даланара и Джоплаю, у него есть с ними даже родственные связи.

– А знаешь, мать Матагана рассказала мне, что Брукевал еще до Брачного ритуала заходил в лагерь Пятой Пещеры и пытался подговорить нескольких человек высказаться против брака Джоплаи и Экозара, – сказала Эйла. – Он очень сильно настроен против Клана, но внешне слишком явно похож на Экозара. В чертах его лица определенно проглядывает наследственность Клана, не так сильно, как у Экозара, но все‑таки она заметна. По‑моему, он ненавидит меня за то, что я сказала, что его мать была рождена от смешанных духов, но я лишь пыталась объяснить, что люди смешанных духов вовсе не уроды, и уж тем более не выродки.

– Должно быть, нам не удалось убедить его. Именно поэтому он так яростно отрицает это. Наверное, ужасно ненавидеть самого себя, – задумчиво сказал Джондалар. – Но тут уж ничего не поделаешь. Даже забавно. Экозар тоже ненавидит Клан. Почему же они не любят людей, которые, в сущности, являются их родственниками?

– Возможно, потому, что из‑за такого родства люди часто обижали их, а они не могут скрыть его, потому что действительно выглядят по‑другому, – сказала Эйла. – Но перед уходом Брукевал взглянул на меня с такой ненавистью, что я даже испугалась. Он слегка напомнил мне Аттароа, словно в нем есть какое‑то помешательство. Нечто странное или искаженное, как у Ланидара с его рукой, но только внутри.

– Может, в нем поселился какой‑то злой дух, или кто‑то испортил его елан, – сказал Джондалар. – Не уверен, но все‑таки тебе лучше остерегаться Брукевала, Эйла. Он может попытаться навредить тебе.