Или когда вводится в заблуждение тот, к кому речь не обращена или кого дозволено обманывать. не прибегая к словам

XIII. 1. Во-вторых, всякий раз, когда речь обращается к тому, кто не поддается на обман, если третье лицо черпает отсюда ложное убеждение, то здесь нет никакого обмана. Heт тут обмана для того лица, к которому обращена речь, потому что свобода его остается неприкосновенной. Положение такого лица сходно с положением тех, кто понимает басни, которые рассказываются, или тех, к кому обращаются с фигуральной речью, так сказать "иронически" или "гиперболически" подобная фигура, по словам Сенеки, ведет к истине путем обмана ("О благодеяниях", кн. VII, гл. 23)²⁹, а у Квинтилиана соответствующий вымысел называется преувеличением. Нет тут обмана и для такого лица, которое слышит речь мимоходом, потому что к нему речь не обращена, с ним не ведется разговор, и оттого по отношению к нему у говорящего нет обязательства. Действительно, если лицо само составляет себе мнение о том, что говорится не ему, а другому, то оно должно вменять это мнение самому себе, а не другому. Коль скоро мы намерены судить правильно, то для него такая речь не есть речь, но представляет собой нечто, что может означать что угодно.

2. Следовательно, ни в чем не погрешили ни цензор Катон, ложно обещавший союзникам помощь (Тит Ливии, кн. XXXIV), ни Флакк, который рассказал другим, будто город взят штурмом Эмилием (Аппиан, "Война в Испании"), хотя в обоих случаях неприятель был этим введен в заблуждение. Нечто подобное сообщает Плутарх об Агесилае. Ведь тут врагам ничего не сказано; вред же, проистекший отсюда, есть нечто привходящее извне; его не воспрещено ни желать, ни причинять.

К такого рода речам Златоуст и Иероним³⁰ отнесли слова ап. Павла, сказанные им в Антиохии, в которых он порицает ап. Петра за чрезмерную склонность к иудейству. Полагают, Петру было понятно, что это было сказано не серьезно, но в виде снисхождения к слабости присутствующих.