К чему обязаны давшие одностороннее обещание, если обещание не получит одобрения; где сообщается об обязательстве кавдинском

XVI. 1. Торжественных обещаний по содержанию может быть столько же видов, сколько и договоров. Обещания и договоры различаются ведь лишь по степени власти лиц, которые к ним прибегают. Но имеется два вопроса, которые обычно возникают по поводу обещаний.

Во-первых, если обещание не будет одобрено царем или государством, то спрашивается, к чему обязываются давшие обещание - к тому ли, чтобы возместить причиненный ущерб, или же к восстановлению дел в том состоянии, в котором они находились до дачи обещания, или же к личной ответственности. Первое мнение, по-видимому, соответствует римскому цивильному праву; второе - справедливости, на чем настаивали народные трибуны Л. Ливии и Кв. Мелий в кавдинском споре; третье мнение освящено обычаем, как ясно из примера обоих знаменитых обещаний - кавдинского и нумантинского.

Но прежде всего нужно иметь в виду, что тот кому принадлежит верховная власть, ни в какой мере не связан такими обещаниями. Отлично ответил римлянам Постумий: "Вы ничего не пообещали врагу, не уполномочили никого из граждан давать обязательства от вашего имени. Следовательно, у вас не о чем толковать ни с нами ввиду того, что вы ничего нам не поручали, ни с самнитянами, с которыми вы не заключили никаких сделок". Одинаково превосходно он говорит: "Без согласия народа невозможно закончить какое-либо обязательство, связывающее народ". И еще не менее правильно сказано: "Если есть что-нибудь, к чему народ мог бы быть обязан, то он может быть обязан ко всему".

2. Следовательно, народ не нес ответственности ни по возмещению причиненного ущерба, ни по восстановлению чего-либо. Ибо если бы самнитяне имели намерение вступить с народом в сделку, то они должны были удержать войско свое близ Навдинского ущелья и отправить к римлянам послов для переговоров с сенатом и римским народом о мирном договоре и его условиях, предоставив им судить, насколько важно было сохранить войско в неприкосновенности. Тогда только, если бы было нарушено соглашение, они могли бы сказать то, что утверждали они и нумантинцы, согласно Веллею Патеркулу, а именно - что нарушение клятвенного обещания не следует смывать кровью одного лица.

3. С большим основанием можно было сказать, что все воины были связаны обязательством²⁵. И, конечно, это было бы справедливо, если бы обещание договаривающимися сторонами было сделано по повелению и от имени солдат, как это имелось в том договоре, который, как мы видели, был заключен Ганнибалом с македонянами. Но если самнитяне удовлетворились словами договаривающихся²⁶ и представлением шестисот заложников, которых они потребовали²⁷, то они могли вменить это лишь в вину себе самим.

Напротив, если бы договаривающиеся лица претендовали на обладание полномочиями для ведения переговоров от имени народа, то они были бы обязаны возместить злоумышленно причиненный ущерб. Если же оказалось бы, что злой умысел отсутствовал, то они обязаны были бы возместить ущерб, причиненный неутверждением сделки, согласно природе последней. В этом случае договаривающиеся несли бы не только личную, но и имущественную ответственность перед самнитянами, поскольку не было прямо предусмотрено, что наказание заменяет возмещение ущерба. Ибо относительно заложников было договорено, что они отвечают головой за несоблюдение договора. Было ли предусмотрено, что договаривающиеся лица подлежат такому же наказанию, осталось невыясненным. А такого рода оговорка о наказании приводит к тому, что если исполнение требуемого не может иметь места, то не остается никакого иного обязательства. Ибо тогда верное удовлетворение заступит место неопределенного возмещения. Ведь в те времена в самом деле господствовало общее убеждение, что даже жизнь тоже могла служить действительным залогом.

4. У нас же вследствие иных понятий, я полагаю, для такого обещания обеспечением причиненного ущерба служит сначала имущество, а затем - личная служба обязанного. Когда сенат отклонил соглашение, заключенное Фабием Максимом²⁸ с неприятелем, то последний продал свое имение за двести тысяч сестерций и тем оправдал доверие к его слову (автор жизнеописаний знаменитых людей, гл. XLIII; Плутарх, жизнеописание Фабия Максима). Самнитяне считали справедливой выдачу Брутула Папия²⁹ вместе с его имуществом как нарушителя перемирия (Ливии, кн. кн. VIII и IX).