Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Сталин или Троцкий?



Недостаточно выяснен вопрос: к какому съезду готовил Ленин свое «Завещание»? Мы помним, что оно начинается словами: «Я советовал бы очень предпринять на этом (разрядка моя. – Прим. Д.В.) съезде ряд перемен…» Можно предположить, что к XII съезду. Но прямо об этом нигде не сказано. В то же время в период работы самого съезда, в апреле 1923 года, состояние здоровья Ленина было столь тяжелым, что едва ли он мог настоять на том, чтобы «Письмо» было доведено до делегатов. Возникло положение, не предусмотренное в ленинских распоряжениях. Но есть свидетельства, что он завещал вскрыть конверты лишь после своей смерти. Не исключено, что «Письмо» адресовалось и к XII и к XIII съезду. Поскольку на XII съезде партии вопрос о генсеке не поднимался, он с новой силой встал перед ЦК после мартовского приступа болезни Ленина, в результате которого он потерял фактически возможность активно общаться.

После марта 1923 года Сталин, продолжая исполнять обязанности генсека, предпринял целый ряд мер по упрочению своего положения. Авторитет Сталина в определенной мере укрепился после XII съезда партии, на котором он выступил с организационным отчетом ЦК и с докладом о национальных моментах в партийном и государственном строительстве, а также с заключениями по этим докладам. Пожалуй, он больше всех был на виду у делегатов съезда. В доклады ЦК Сталин привнес немало личных моментов, и прежде всего ярко выраженный схематизм. Он всегда любил все раскладывать «по полочкам», выстраивать мысли по ранжиру. Это обычно производит впечатление, т. к. усиливает ясность, четкость, определенность идеи. Так, именно он ввел в оборот идею о «приводных ремнях», соединяющих партию с народом. Первым, основным «приводным ремнем» он назвал профсоюзы, где теперь, по его словам, «у нас сильных противников нет». Второй «ремень» – кооперативы: потребительские, сельскохозяйственные. Но здесь, признал Сталин, «мы все еще не в силах высвободить первичные кооперативы из‑под влияния враждебных нам сил», имея в виду кулака. Третьим «приводным ремнем», по мнению докладчика, являются союзы молодежи. Атаки противника в этой области особенно настойчивы. Далее он перечисляет, раскладывает по нишам другие «ремни»: женское движение, школа, армия, печать… При этом Сталин старается давать всем этим элементам свои, по‑своему крылатые выражения: печать – «язык партии», армия – «сборный пункт рабочих и крестьян» и т. д. Характерно, что генсек в своем докладе очень мало говорит собственно о содержании работы этих «приводных ремней», но зато очень много о том, какие враждебные силы «здесь нам противостоят». Бесспорно, классовая борьба продолжалась, но теперь уже больше в скрытых, неявных формах, однако Сталин по‑прежнему жил исключительно борьбой, схватками, противоборствами с явными и мнимыми противниками…

Еще несколько лет назад, в бурные дни Октября, в годы гражданской войны, он не мог и предположить, что обстоятельства сложатся таким образом, что он станет реально претендовать на самые высшие посты в партии и государстве. Судьба причудлива. Человек, у которого не было ни образования, ни профессии, ни обаяния или вулканической энергии революционера, неожиданно для всех оказался у самых вершин пирамиды власти. Вот здесь‑то он и показал потенциальным соперникам, что тонкий расчет, помноженный на умелое манипулирование аппаратом, значит очень много. Особенно если активно «защищать» ленинизм. Разумеется, так, как его понимал Сталин.

К слову сказать, нынешние оппоненты Сталина часто атакуют его за сокрытие положения дел. До конца 20‑х годов этого еще не было – ленинская традиция гласности умерла не сразу. В этом можно убедиться, взяв в руки общедоступные партийные документы, газеты тех лет. Так, в докладе на XII съезде партии Сталин с горечью говорил о голоде в 1922 году, его последствиях, «ужасающей депрессии промышленности», распылении рабочего класса и других горьких вещах. Что было, то было. Сталин тогда все это не скрывал. После мартовского приступа у Ленина Сталин стал проявлять повышенную активность, все реже советуясь с Зиновьевым, Каменевым, еще реже с Бухариным и крайне редко – с Троцким. Политический авторитет Сталина в партии стал медленно, но неуклонно расти, что прежде всего выразилось в усилении влияния генсека в Политбюро. А этого он добился путем постепенной изоляции Троцкого, чего, в свою очередь, нельзя было осуществить без поддержки Зиновьева и Каменева.

«Однажды на Политбюро, – рассказывал мне А.П. Балашов, старый большевик, работник секретариата Сталина, – вспыхнула перепалка между Зиновьевым и Троцким. Все поддержали точку зрения Зиновьева, который бросил Троцкому: «Разве вы не видите, что вы в «обруче»? Ваши фокусы не пройдут, вы в меньшинстве, единственном числе». Троцкий был взбешен, но Бухарин постарался все сгладить. Часто бывало, – продолжал Балашов, – когда до заседания Политбюро или какого‑то совещания у Сталина предварительно встречались Каменев и Зиновьев, видимо, согласуя свою позицию. Мы в секретариате между собой эти встречи троицы у Сталина так и называли – «обруч». В 20‑е годы у Сталина было всегда по два‑три помощника. В разные годы это были Назаретян, Каннер, Двинский, Мехлис, Бажанов… Все они знали о резко отрицательном отношении Сталина к Троцкому и действовали в аппарате соответственно…»

Сталину удалось привлечь Зиновьева и Каменева на свою сторону без особого труда, ибо и тот и другой, вынашивавшие весьма честолюбивые планы, особенно Зиновьев, больше опасались Троцкого, чем Сталина. Поэтому, когда 8 октября 1923 года Троцкий направил письмо членам ЦК, содержавшее резкую критику партийного руководства, Сталин не преминул этим воспользоваться, защищая то, что Троцкий справедливо назвал «секретарским бюрократизмом».

Троцкого поддержала группа большевиков, подписавших так называемое «Заявление 46‑ти». Среди них находились и такие известные в партии люди, как Преображенский, Пятаков, Косиор, Осинский, Сапронов, Рафаил и другие. В качестве главного упрека ЦК Троцкий выдвигает тезис о том, что «партия не имеет плана дальнейшего движения вперед». Вновь повторяет свои идеи «о жесткой концентрации промышленности», предусматривавшей закрытие ряда крупных заводов, «ужесточении политики в отношении крестьянства», вновь настаивает на политике «милитаризации труда». На этом стоит остановиться подробнее.

Еще на IX съезде РКП(б) в своей речи Троцкий провозгласил: «…рабочая масса не может быть бродячей Русью. Она должна быть перебрасываема, назначаема, командируема точно так же, как солдаты. Это есть основа милитаризации труда, и без этого ни о какой промышленности на новых основаниях серьезно говорить, в условиях разрухи и голода, мы не можем». Спустя три года Троцкий по‑прежнему будет считать, что в своей основе применение военных методов в промышленности и сельском хозяйстве не утратило своего значения. Будучи певцом «казарменного коммунизма», Троцкий часто противоречил себе: с одной стороны, любил говорить об отсутствии демократии в партии; с другой – настаивал на использовании методов милитаризации как универсальных в переходный период. Так или иначе, затеянная Троцким осенью 1923 года дискуссия по экономическим вопросам в условиях, когда Ленин был тяжело болен, в известной мере компрометировала политику ЦК по этим вопросам, но прежде всего Сталина как генсека. Но получилось все наоборот: авторитет Троцкого падал, влияние Сталина росло.

В октябре 1923 года объединенный Пленум ЦК и ЦКК РКП(б) осудил Троцкого. Его поддержали лишь два человека из 114 участвовавших в заседании. Фактически еще до начала борьбы за место лидера в партии Троцкий оказался в одиночестве. Поражение Троцкого было полное. Одно время он хотел опереться на армию, где еще имел немалый авторитет. С помощью начальника ПУРа Антонова‑Овсеенко, своего давнего сторонника, Троцкий намеревался использовать вооруженные силы для демонстрации несогласия с линией ЦК. Однако и коммунисты армии и флота, за небольшим исключением, не поддержали Троцкого. Итоги дискуссии подвела XIII партконференция (январь 1924 г.), не только осудившая Троцкого, но и принявшая ряд важных решений в области экономической политики. Впоследствии Троцкий писал, что атаки на ЦК, дискуссии, затеваемые им, имели цель не допустить «термидора». Однако бросается в глаза, что каждую свою дискуссию Троцкий начинал в крайне неудачный для себя момент, практически заранее зная, что его ждет поражение. Троцкий, переоценивая свое интеллектуальное влияние, явно недооценил «хватку» Сталина, его умение вести политическую борьбу с использованием любых средств.

Символично, что именно тогда, когда Троцкий разжег в октябре 1923 года междоусобный костер борьбы в партии, Ленин последний раз посетил Москву. Как будто чувствуя, что его опасения в отношении раскола в руководстве партии могут стать реальностью, он вопреки воле врачей 18 октября приезжает на автомобиле в столицу. Глядя на здание ЦК, Совнаркома, Ленин, вероятно, думает, что октябрьский выпад Троцкого – это новый этап борьбы за лидерство в партии. Почему у этих людей столь сильные личные амбиции? Что питает их властолюбие? Неужели они не понимают, что революция может победить, лишь уняв цезаристские мотивы?.. На следующий день он внимательным взором последний раз, из автомобиля, окинул площадь и соборы Кремля, улицы Москвы, павильоны Сельхозвыставки. Вернувшись в Кремль, Ленин отобрал в библиотеке книги и возвратился в Горки. Встреч с соратниками не было. Его безмолвное и полутайное посещение Москвы, Кремля было как бы прощанием вождя со столицей, со всем тем, что его связывало с этим беспокойным и смятенным миром…

Правомочно спросить, каково политическое лицо Троцкого, человека, претендовавшего после смерти Ленина на самую первую роль? Известно, что со II съезда партии он примкнул к меньшевикам. В июле 1917 года Троцкий в составе т. н. «межрайонцев» (около 4 тыс. человек) на VI съезде партии был принят в ее ряды и сразу же избран в состав ЦК. В дни Октября, будучи Председателем Петроградского Совета, Троцкий проделал большую работу. Это отмечал и Сталин. В своей речи на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС «Троцкизм или ленинизм?» он подчеркнул, что «далек от того, чтобы отрицать несомненно важную роль Троцкого в восстании… Да, это верно, тов. Троцкий действительно хорошо дрался в период Октября. Но в период Октября хорошо дрался не только тов. Троцкий…».

Действительно, Троцкий в революции, в гражданской войне быстро завоевал себе большую популярность благодаря незаурядным организаторским и ораторским качествам, мастерству публициста. Известна высокая оценка, которую дал Троцкому Ленин осенью 1917 года. Говоря о выдвижении кандидатов партии в Учредительное собрание, Ленин сказал, что «никто не оспорил бы такой, например, кандидатуры, как Троцкого, ибо, во‑первых, Троцкий сразу по приезде занял позицию интернационалиста; во‑вторых, боролся среди межрайонцев за слияние; в‑третьих, в тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи и преданным сторонником партии революционного пролетариата».

Видимо, будет исторической правдой сказать, что на определенном этапе, накануне и после Октябрьского восстания, в ходе гражданской войны и сразу после нее – Троцкий по популярности уступал только Ленину. Это был один из самых известных вождей Октября. При перечислениях фамилии тогда не пользовались алфавитным принципом, и Троцкий всегда (или почти всегда) шел вторым после Ленина. В протоколах пленумов ЦК за 1918–1921 годы присутствовавшие на них члены руководящего партийного органа, как правило, перечислялись следующим образом: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сталин, Рудзутак, Томский, Рыков, Преображенский, Бухарин, Калинин, Крестинский, Дзержинский, Радек, Андреев… Так были перечислены, например, члены ЦК на заседании Пленума ЦК РКП(б) от 20–31 ноября 1920 года. Но популярность Троцкого не выражалась в большом количестве его личных сторонников. Складывалась парадоксальная картина: Сталин, не будучи лично популярным, олицетворял линию партии. Троцкий, заметно более популярный деятель, рано приобрел печать «фракционера», что не могло серьезно прибавить ему единомышленников. К тому же, как писал И. Дейчер, «Троцкий был настолько уверен в своем положении в партии и в стране, в своем превосходстве над противником, что долго не хотел ввязываться в открытую борьбу за преемственность». Он был убежден, что после Ленина партия обязательно остановит выбор на нем.

Однако при внимательном анализе работ Троцкого видно, что многие идеи Ленина он понимал весьма своеобразно. Например, в своей борьбе со Сталиным, вспыхнувшей после смерти Ленина, он пытался взять на вооружение идеи социалистической демократии, оставаясь приверженцем авторитарных методов. Складывалось впечатление, что он ближе стоял к бонапартизму, цезаризму, левому радикализму, чем к идее подлинного народовластия. Они были ровесниками со Сталиным (оба родились в 1879 г. с интервалом в полтора месяца). Но интеллект Троцкого был более мощным, более ярким и богатым. Ему были свойственны, как свидетельствуют люди, знавшие его, и многочисленные биографы Троцкого, живость мысли, солидная европейская культура, неукротимая энергия, широкая эрудиция, блестящая манера оратора. Но, переоценивая значимость своей персоны, Троцкий был со всеми (за исключением Ленина) высокомерен, заносчив, авторитарен, категоричен, нетерпим к другим мнениям. А за это люди, естественно, недолюбливали его. Троцкий оказался слабым политиком и далеко не всегда глубоким теоретиком. Отсутствие широкой поддержки в партии сделало его «героем момента», наивным пророком, несостоявшимся «первым вождем».

Сталин постепенно нащупал слабые пункты натуры Троцкого и с максимальной последовательностью использовал их в борьбе с ним. Троцкий не очень заботился о «причесанности» и взвешенности своих многочисленных выступлений, замечаний, высказываний, думая больше об их афористичности, парадоксальности и образности. Однажды в разговоре с Лениным Троцкий бросил «крылатую фразу», которая стала известна Сталину: «Кукушка скоро прокукует смерть Советской Республике». Другой раз, в беседе с делегатами конгресса Коминтерна, он заметил, что если не вспыхнет революция в Европе или Азии, то «может погаснуть факел в России». Отныне у Сталина появился «железный» аргумент для обвинения Троцкого в неверии и капитулянтстве. И чем больше впоследствии оправдывался Троцкий, тем больше он в глазах других обвинял себя. Сталин уже тогда проявил себя исключительно цепким и изощренным бойцом, устоять против которого политическому или идеологическому противнику было очень непросто.

Если практическая деятельность Троцкого в годы революции и гражданской войны сыграла огромную роль, то в политическом отношении этот «выдающийся вождь» часто преследовал лишь леворадикальные цели. Это был сторонник жестких методов, репрессий и смертной казни на фронте. В своих мемуарах он так излагает свое кредо: «Нельзя армию строить без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. Надо ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади».

В.И. Ленин, как и многие другие руководители партии, отмечая большие организаторские и литературные способности, крайнее честолюбие Троцкого, поддерживал его радикализм, заключавшийся в левацком понимании многих основных идей марксизма. С особой силой это выразилось в известной работе Троцкого «Перманентная революция».

А.М. Горький вспоминает, что он был удивлен высокой оценкой, которую дал Ленин организаторским способностям Троцкого: «Заметив мое удивление, Владимир Ильич добавил:

– Да, я знаю, о моих отношениях с ним что‑то врут. Но – что есть – есть, а чего нет – нет, это я тоже знаю. Он вот сумел организовать военных специалистов.

Помолчав, он добавил потише и невесело…

– Честолюбив. И есть в нем что‑то… нехорошее, от Лассаля».

Действительно, Троцкий с редкой настойчивостью проводил в жизнь верную идею об использовании старых специалистов в интересах революции. Именно он предложил на заседании ЦК 25 октября 1918 года освободить из‑под ареста всех офицеров, взятых в качестве заложников. Но в постановлении ЦК указывалось, что освобождаются только те, в отношении которых не будет обнаружена принадлежность к контрреволюционному движению. Они могут быть приняты в Красную Армию. Правда, здесь же было оговорено, что они «должны предоставить список своих семейств», и им указывается, что «семьи будут арестованы в случае их перехода к белогвардейцам». Сталин запомнил это заседание ЦК. Предложения Троцкого о бывших царских офицерах тогда в целом поддержали, а проект Сталина о привлечении к военному трибуналу командующего и члена Военного совета Южного фронта – отклонили. Сталин оба эти решения расценил как «интеллигентский либерализм», особенно в отношении бывших офицеров.

Карл Радек в первом издании своих «Портретов и памфлетов» в статье «Лев Троцкий» пишет, что ему «благодаря своей энергии удалось подчинить бывшее кадровое офицерство… Он сумел завоевать себе доверие лучших элементов специалистов и превратить их из врагов Советской России в ее убежденных сторонников. Я помню ночь, когда пришел ко мне в комнату покойный адмирал Альтфатер, один из первых офицеров старой армии, который начал не за страх, а за совесть помогать Советской России, и сказал мне просто: «Я приехал сюда потому, что был принужден. Я вам не верил, теперь буду помогать вам и делать свое дело, как никогда я этого не делал, в глубоком убеждении, что служу родине».

Троцкий, пишет Радек, был беспощадным человеком. Когда возникла смертельная опасность для Советской России, Троцкий не останавливался ни перед какими экономическими, материальными и людскими жертвами. В этом он был похож на Сталина. Троцкий, вспоминает Радек, сказал парадоксальную фразу: «Мы ограбили всю Россию, чтобы победить белых». В своем очерке Радек идеализирует Троцкого, приписывает ему много из того, что отличало не только его. Но сегодня ясно, что Ленин, видя ум и большие организаторские и пропагандистские способности Троцкого, долго пытался «довернуть» его в нужную сторону. И наверняка, живи дольше Ленин, судьба Троцкого была бы иной.

Почти по всем основным вопросам Троцкий расходился со Сталиным, иногда и с партией. Как пишет известный американский историк С. Коэн, Троцкий, например, в «нэпе увидел первый признак вырождения большевизма и утраты радикального характера русской революцией». Его предложения о «диктатуре промышленности», развертывании «трудовых армий», необходимости «крови и нервов» для достижения цели при внешнем левачестве были крайне опасны. Троцкий, продолжает С. Коэн, «почувствовал, что, когда гражданская война закончилась, завершилась и кульминационная точка его судьбы».

Задним числом, уже в эмиграции, Троцкий будет усиленно распространять версию, что Ленин хотел привлечь его в «блок» против Сталина и вместе с ним, Троцким, сместить генсека на XII съезде партии. В книге «Моя жизнь» Троцкий пишет: «…Ленин систематически и настойчиво ведет дело к тому, чтобы нанести на XII съезде, в лице Сталина, жесточайший удар бюрократизму, круговой поруке чиновников, самоуправству, произволу и грубости… Ленин успел в сущности только объявить войну Сталину и его союзникам, причем и об этом узнали лишь непосредственно заинтересованные, но не партия». Зачем понадобились эти, не лишенные здравого смысла, откровения Троцкому? А прежде всего затем, чтобы заявить: Ленин видел его, Троцкого, своим преемником. С этой целью он по‑своему комментирует ленинское «Письмо к съезду» и делает вывод: бесспорная цель завещания – облегчить ему руководящую работу. Вот в этих словах весь потаенный (да и потаенный ли?) смысл долгой борьбы Троцкого. Он никогда не сможет смириться с горечью личного краха. Ведь он уже видел себя лидером, вождем.

О сомнительности версии Троцкого говорят сами ленинские строки. Ленину совсем ни к чему был «блок» с Троцким для смещения Сталина. Авторитет Ленина был непререкаемым. Другое дело, что иногда в силу разных «высот» интеллектов его не понимали. Когда Владимир Ильич заболел, это непонимание кое‑кто пробовал объяснить последствиями болезни, трудностью общения, оторванностью вождя от жизни. Однако не вызывает сомнений: если бы Владимир Ильич был здоров, одно его личное предложение о замене генсека на заседании Политбюро, подкрепленное имеющимися аргументами, сделало бы свое дело. Ленин счел неудачной фигуру Сталина на посту генсека, но, видимо, не менее неудачной была бы и кандидатура Троцкого. Оба «выдающихся вождя» не должны были подниматься на капитанский мостик гигантского российского корабля.

До смерти Ленина отношения Сталина с Троцким были сложными. Сталин вначале даже внутренне восхищался «трибуном», но впоследствии довольно быстро понял, что «форма» Троцкого еще не отражает всей глубины его вождистского содержания. Сталин, возможно, раньше других, не считая, разумеется, Ленина, почувствовал, понял, что Троцкий замахнулся на роль преемника вождя. Постепенно внутренняя неприязнь Сталина к Троцкому усилилась, а затем вылилась в тщательно скрываемую (до поры до времени) ненависть. Для себя Сталин своего врага мысленно называл «авантюристом», «жуликом», перефразируя ленинские слова о «жульничании» бывшего меньшевика Троцкого. Сталин, обладая отличной памятью, нанизывал многочисленные ошибки, зигзаги, повороты, авантюры Троцкого на нить своих будущих аргументов, разоблачений, критики, осуждения… Он не забыл «революционной» фразы Троцкого во время Бреста; помнил, как Троцкий отдал приказ расстрелять большую группу политработников Восточного фронта за измену нескольких военспецов (трагедию удалось предотвратить лишь благодаря вмешательству Ленина); держал в уме левацкое предложение Троцкого о посылке корпуса кавалерии в Индию для инициирования революции; памятовал о «кукушке» Троцкого, которая была готова куковать конец Советской власти…

Сталина до сих пор возмущало поведение Троцкого как наркомвоенмора, разъезжавшего в гражданскую войну по фронтам в специальном поезде в сопровождении одного, а то и двух бронепоездов, заполненных затянутыми в кожу молодыми приверженцами «пролетарского вождя». Не нравилось генсеку, да и не только ему, что вскоре после революции Троцкий окружил себя большим штатом помощников и секретарей. Глазман, Бутов, Сермукс, Познанский, другие «оруженосцы» помогали Троцкому вести большой архив, переписку, готовить тезисы и материалы к бесчисленным статьям и выступлениям, давали ему нередко и творческие импульсы. Троцкий в этом отношении предвосхитил роль интеллектуального окружения политических деятелей конца XX века, которые нередко просто беспомощны без такого аппарата.

Генсек был убежден, что Троцкий в революции, гражданской войне, в первые годы перехода на мирные рельсы смотрел на все многочисленные проблемы России в немалой мере лишь через призму своих узкокарьеристских, эгоистических, властолюбивых интересов, не учитывал всей сложности сложившейся социально‑политической ситуации. Вскоре их отношения характеризовались уже глубокой взаимной неприязнью. К слову сказать, у Троцкого сложились плохие отношения не только со Сталиным. Не скрывая обычно своего превосходства над другими, он фактически никогда не имел в руководстве близких сторонников. Даже кратковременный союз с Зиновьевым и Каменевым, который возникнет позже, будет «склеен» на откровенно антисталинской основе. Но, надо сказать прямо, Троцкий сильно недооценил Сталина, эту «выдающуюся посредственность», как он стал говорить открыто после того, как его вывели в 1926 году из состава Политбюро.

После мартовского приступа болезни Владимира Ильича Сталин внутренне считал себя просто обязанным не допустить Троцкого к руководству партией. Поражение последнего в развязанной его сторонниками дискуссии заметно уменьшило шансы Троцкого, независимо от того, какое решение принял бы съезд по ленинскому «Письму». Сталин был убежден, о чем он впоследствии не раз говорил в узком кругу (возможно, для своего оправдания), что, приди к руководству партией Троцкий, революционным завоеваниям угрожала бы смертельная опасность.

Троцкий не только недооценил волю и изощренный ум Сталина, но и своими бесконечными выпадами, дискуссиями, полемическими статьями невольно поднял авторитет Сталина, который в этих условиях уже выступал как защитник ленинского наследия, хранитель единства партии. Чем больше «наскакивал» Троцкий на Сталина, тем сильнее падала его популярность. И дело здесь не в Сталине, а в сложившемся общественном мнении о том, что Троцкий атакует линию партии. По существу, Троцкий сам помог Сталину укрепить его политические позиции. Сталин в глазах членов партии как будто ни разу не «качнулся» вправо или влево, проявляя гибкость» (а порой и изощренную хитрость), опираясь в борьбе с Троцким на своих будущих противников – Зиновьева и Каменева.

Январь 1924 года останется для советских людей памятным временем. Еще 19 января М.И. Калинин докладывал на Политбюро, что врачи, которые лечат, наблюдают за здоровьем Ленина, выражают определенный оптимизм, что он сможет постепенно вернуться к политической деятельности. Он ходит, ему читают материалы, появились проблески надежды… Но все надежды рухнули в одночасье…

Кому нужно в полуразрушенной стране вечно спорящее руководство? Именно об этом парадоксе напомнила XIII партконференция, которая состоялась в середине января 1924 года. Она обсудила очередные задачи экономической политики и дала политическую оценку троцкистской оппозиции.

19 и 20 января Н.К. Крупская постепенно, «дозами», читала В.И. Ленину материалы партконференции. Когда в субботу, вспоминала позднее Надежда Константиновна, во время моего чтения Владимир Ильич стал волноваться, я сказала ему, что резолюции приняты единогласно. Обсуждение вопроса об оппозиции шло остро. Зиновьев и Каменев, будущие союзники Троцкого, требовали на конференции его вывода из состава Политбюро и ЦК. Возможно, Ленин увидел в этом факте признаки раскола, истоки усиления одной личности? Нетрудно представить, как было тяжело Ленину, находясь на протяжении многих месяцев в полной ясности сознания, не принимать активного участия в партийных делах! Все видеть, слышать, понимать, много думать и быть бессильным … Могучая мысль была в немом заточении… Можно только догадываться о глубине духовной трагедии вождя. Ленин понимал, что его предположения о возможности обострения фракционной борьбы в партийном руководстве – грозная реальность.

Днем 21‑го произошло резкое ухудшение в состоянии здоровья В.И. Ленина.

Евдокия Смирнова, работница швейной фабрики, которая со дня мартовского приступа Ленина помогала Надежде Константиновне ухаживать за больным Лениным, вспоминала:

– Утром, как всегда, подала я ему кофе, а он поклонился приветливо и прошел мимо стола, а пить не стал, ушел к себе в комнату и лег. Я ждала его до 4 часов с горячим кофе, все думала, проснется, выпьет. А уж ему плохо стало. Спросили у меня горячие бутылки… Пока их наливали да принесли, они уж не нужны ему были…

Вечером, в 18.50, Ленина не стало. Патологоанатомическое исследование подтвердило диагноз врачей, что основой болезни явился резко выраженный склероз сосудов мозга от чрезмерно напряженной умственной деятельности, а непосредственной причиной смерти – кровоизлияние в мозг. Троцкий, находившийся на юге, не прибыл на похороны, дезинформированный Сталиным об их сроках. С Тифлисского вокзала 22 января он передал по телеграфу в «Правду» коротенькую статью. В ней есть такие строки:

«И вот нет Ильича. Партия осиротела. Осиротел рабочий класс. Именно это чувство порождается прежде всего вестью о смерти учителя, вождя.

Как пойдем вперед, найдем ли дорогу, не собьемся ли?..

Наши сердца потому поражены сейчас такой безмерной скорбью, что мы все, великой милостью истории, родились современниками Ленина, работали рядом с ним, учились у него…

Как пойдем вперед? – С фонарем ленинизма в руках…»

Было бы кощунственно ставить под сомнение искренность скорбных слов Троцкого. Перед Лениным не мог не преклоняться и Троцкий.

Ночью 22‑го состоялся экстренный Пленум ЦК, а 27 января гроб с телом Ильича был установлен в Мавзолее на Красной площади. На II Всесоюзном съезде Советов, открывшемся 26 января, были приняты решения об увековечении памяти В.И. Ленина. Траурное заседание II съезда Советов проходило в затянутом в креп Большом театре.

В 6 часов 20 минут вечера Председатель ЦИК СССР М.И. Калинин обращается с предложением к членам Президиума ЦИК СССР и членам ЦК РКП(б) занять места за столом президиума. В нашей литературе до недавнего времени дело изображалось так, будто на заседании выступал один Сталин со своей «клятвой». Но все было иначе. Первым выступил Калинин, затем Крупская, Зиновьев. Председатель Исполкома Коминтерна Зиновьев прямо спросил присутствующих: «…сумеем ли мы провести нашу страну дальше, в тот край обетованный, который предносился (так в тексте. – Прим. Д.В.) духовному взору Владимира Ильича? Сумеем ли мы, хотя бы с грехом пополам, напрягая все силы коллективного разума и коллективной организованности, выполнить то, чему учил нас Владимир Ильич?» Выступали Бухарин, Клара Цеткин, Томский, Ша‑Абдурасулев, Краюшкин, Сергеев, Нариманов, Зверева, Каменев. В выступлении последнего была выражена интересная мысль: «Он никогда не боялся остаться один, и мы знаем великие поворотные моменты в истории человечества, когда этот вождь, призванный руководить человеческими массами, был одинок, когда вокруг него не было не только армии, но и группы единомышленников… Единственно, что не оставляло его никогда, – это вера в творчество подлинных народных масс». Держали слово на заседании Ольденбург, Ворошилов, Смородин, Рыков. Сталин выступал четвертым, после Зиновьева.

Речь Сталина (как обычно, текст готовил он сам, с последующим ознакомлением с ней членов Политбюро) была выдержана в патетической манере клятвы. «Катехизисное» мышление и здесь дало себя знать. Все разложено по «полочкам». Призвал создать «царство труда на земле, а не на небе». Но в его речи было и нечто такое, что всегда, до последних дней его жизни будет присуще ему, Сталину, – гимн силе, готовности к жертвам: «мы не пощадим сил», «отражая бесчисленные удары», «сила нашей страны», «в этом наша сила», «не пощадим своей жизни». Сталин от имени партии клялся хранить звание члена партии, ее единство, укреплять диктатуру пролетариата, крепить союз рабочих и крестьян, укреплять союз братских республик, верность интернационализму. В речи не было упомянуто ни о народовластии, ни о социалистической демократии, ни о свободе. Возможно, они подразумевались в русле упрочения диктатуры пролетариата? Ведь она имеет не только насильственную сторону! Однако, скорее всего, Сталин просто в этих «тонкостях» не нуждался.

Начиналась новая глава истории. Преемником Ленина на посту Председателя Совнаркома стал А.И. Рыков, на пост Председателя Совета Труда и Обороны был выдвинут Л.Б. Каменев. Сталин, оставаясь генсеком, стал ждать решения ХIII съезда партии, где согласно воле умершего Ленина должны были зачитать его «Письмо к съезду». Но знал ли он об этом «Письме»? На этот счет были разноречивые свидетельства. Но сегодня известно: он знал и готовился к нейтрализации «Завещания».





Дата публикования: 2015-01-10; Прочитано: 244 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.011 с)...